Глупые снежинки

Двери вагона открываются на очередной станции, и я сильнее затягиваю на себе шарф, прячась от пронизывающего ветра. В этом городе, этой стране, итак слишком холодно для меня, дитя юга, но ещё холоднее становится от осознания того, что я здесь совсем один. Я прилетел в Москву в середине августа, выиграв квоту на обучение по обмену в России. Прежде мне казалось, что это именно то, чего я хотел; я грезил этой загадочной страной, изучал язык, мечтая не просто побывать здесь, а пожить, вдохнуть всей грудью удивительную русскую историю и культуру. Теперь же я всё чаще ловил себя на мысли о том, что, возможно, и не стоило уезжать, покидать привычный мне быт и семью на столь долгое время. Я "тепличный ребёнок", как меня часто называет мама, домашний и усидчивый. Мне чужды шумные компании, спонтанность и беспечность. Моя жизнь протекает скрупулезно и неспеша, в размеренном, давно налаженном ритме; и приезд в чужую страну в одиночку стал, наверное, самым большим "безумием", на которое мне когда-либо хватало смелости решиться. Я скучал по дому, скучал по моим родным и немногочисленным друзьям, которых оставил в Корее; несколько раз даже позволял себе слезы, но бросить всё и вернуться обратно я не мог: слишком много времени было потрачено на достижение этой моей цели, пусть она оказалась не так радужна, как я себе представлял. Здесь, в чужой столице, я так ни с кем и не подружился, проводя все свободные от занятий долгие часы наедине с собой. Не по моему желанию, просто мне всегда было нелегко знакомиться, преодолевать барьер с чужими людьми, завязывать непринуждённое общение, не говоря о том, чтобы самому сделать первый шаг. И вот уже три месяца я сам составляю себе компанию на прогулках по городу, посещаю музеи, выставки и парки. А сейчас я направляюсь домой, в студенческое общежитие, устав после насыщенного и неизменно одинокого дня, и по дороге всё время кутаюсь в заботливо связанный мамой тёплый шарф, что вновь возвращает мои мысли и сердце на родину. Мне нравится передвигаться по наземному метро, наблюдать за прохожими через широкие окна, любоваться неторопливо сменяющими друг друга пейзажами. Здесь много света и обычно гораздо просторнее, чем в тёмных узеньких вагонах подземки, где слишком много суеты, сквозняков и неприятных запахов, и оттого слишком неуютно. Я вижу, как к стеклу с внешней стороны прижимается крохотная белесая точка, и мгновенно исчезает. Это уже далеко не первый снег здесь этой осенью, но для меня наблюдать его в начале ноября всё ещё непривычно, пусть он и тает сразу в эту слишком тёплую для него, но не для меня, погоду. Следующая объявленная станция будет моей, и я поднимаюсь с сиденья, по привычке оправляя на себе тяжелое пальто - самую тёплую вещь, что имеется в моём гардеробе, но даже в нем я мёрзну. Глупо было полагать, что я привыкну к российской стуже, а ведь морозы ещё даже толком не начались. Мысленно рассуждая о том, где бы я мог прикупить себе что-то получше моего пальто, чтобы пережить предстоящую зиму, я подхожу к автоматическим дверям, ожидая полной остановки поезда, чтобы выйти. - Ты кореец? - внезапно слышу я родную речь, и даже не сразу соображаю, что это корейский. Я оборачиваюсь и вижу молодого, примерно одного со мной возраста, парня, что широко улыбается, озорно щурясь из-за фиолетовых пятиугольных стёкол изящных декоративных очков. Невольно я внутренне задаюсь вопросом, к чему очки в ноябре, если солнечных дней в последнее время почти не бывает, но тут же понимаю, что аксессуар нужен лишь для полноты образа. - Да, - отвечаю я дважды, вначале по-русски, по привычке, а затем - на своём языке. Незнакомец негромко и мелодично посмеивается над моей неловкостью, чуть закинув голову назад и прикрывая полные губы ладонью, а вторую протягивает мне и произносит: - Я Пак Чимин. - Чон Чонгук, - называю я своё имя и едва успеваю пожать аккуратную маленькую руку, как меня выталкивают наружу другие сходящие на станции пассажиры. Споткнувшись, я с трудом удерживаюсь от падения и бросаю себе под ноги быстрый взгляд, а когда поднимаю голову, вижу впереди знакомую яркую макушку парня. Он стоит у лестниц, лучезарно улыбается глядя в мою сторону, и похоже, ждёт меня. Я подхожу, невольно оглядывая его с головы до ног. Прямые нежно-розовые волосы, эти цветные очки на тонком лице, расстегнутая нараспашку кожаная куртка, пуловер под которой не прикрывает ни ключиц, ни даже маленького пупка; рваные узкие джинсы, оголяющие изящные лодыжки, и сияющая улыбка. Парень выглядит как лето, похоже, ему совершенно не холодно, ведь он даже не ёжится под ветром, в отличие от меня. - Чонгук, значит? - он склоняет голову набок, - Ты из Сеула? Я киваю в ответ и тут же озвучиваю единственный вопрос, который крутится в голове: - Тебе не холодно? Чимин снова тихонько смеётся и снова протягивает свою ладонь, но не для рукопожатия, а для того, чтобы взять мою руку и увлекая за собой, сорваться с места. Я замечаю только сейчас, что пальцы его очень тёплые, словно стужа этому парню совсем нипочём. - Пошли, - весело говорит он, поспешно утягивая меня вниз по лестнице. Мы сбегаем по бетонным ступенькам, и на миг останавливаемся. Я хочу спросить, куда мы идём, но смотрю в его улыбающиеся глаза и понимаю, что совершенно забыл все нужные слова. Он переплетает свои пальцы с моими и продолжает вести за собой, изредка поглядывая на меня через плечо. И я не знаю, зачем и почему следую за ним: это так не похоже на меня - делать нечто подобное с абсолютно незнакомым мне человеком, но продолжаю идти. Мне внезапно нестерпимо хочется знать, что же будет в конце этого пути. Покинув здание, сопровождаемые порывом ветра, разметавшим волосы на наших головах, мы почти бегом бросаемся в кофейню у обочины дороги. - Какой кофе ты пьешь? - спрашивает Чимин, когда мы проходим к барной стойке, и я чувствую, как его рука осторожно обхватывает мою под локоть. Я пожимаю плечами, ведь я не особо привередлив. Мне нравится обычный сладкий кофе, а иногда такой же, но со сливками; я не особо разбираюсь, потому что не часто пью этот напиток, но Чимину, которого совсем не знаю, мне сложно сказать все эти слова вслух. Я осматриваюсь, смущённый прикосновениями руки парня, но сидящим в зале посетителям, как и персоналу, всё равно, на нас никто не обращает внимания, и я немного успокаиваюсь. - Поджалуста, два больших латте, - с небольшим акцентом произносит Чимин по-русски, заказывая для нас кофе, - С собой. Пока мы ждём заказ, он всё время смотрит на меня с улыбкой, и мы оба молчим. Расплатившись, мы выходим на улицу и останавливаемся на углу здания. Сжимая стаканчик кофе извечно ледяными пальцами, я не могу дождаться, когда напиток станет чуть менее обжигающим, чтобы я сделал, наконец, глоток, и немного согрелся. Мы могли бы остаться в тёплой кофейне, но Чимин пожелал иначе, и в следующую секунду я понял причину. Он опустил руку в карман своей кожанки и выудил оттуда пачку сигарет с зажигалкой. - Хочешь? - предлагает он, откидывая бумажную крышку. - Не курю, - я отрицательно качаю головой, - спасибо. Чимин закуривает и цедит, одновременно со словами выпуская сквозь зубы сизый дым: - Здоровый образ жизни? - Я просто не пробовал никогда, - отвечаю я, - мне это не нравится. Чимин усмехается и смотрит на меня заинтересованно. - Откуда тебе знать, нравится или нет, если ты даже не пробовал? - спрашивает он, и протягивает мне зажженную сигарету, сняв прямо со своих губ, - На, попробуй. В любой другой ситуации я ни за что бы не согласился, но этот день был совсем непохож на все остальные; он перевернулся с ног на голову из-за этого необычного парня, и я потянулся свободной рукой к никотиновой палочке, неумело перехватывая её из чужих пальцев. - Что нужно делать? - спрашиваю я, видимо, слишком серьёзным тоном, потому что мой собеседник снова выдаёт смешок. - Вдохни в рот, как вдыхаешь воздух, - поясняет Чимин, - и пропусти глубже, в лёгкие, - он касается ладонью своей груди, будто указывая, куда именно нужно пропускать дым. Я подношу тёплый фильтр к губам и неуверенно тяну сквозь него воздух, тут же заходясь в кашле от противного едкого дыма; глаза слезятся, горло саднит, а в груди всё отдаётся разъедающей внутренности болью. Тут же вернув сигарету владельцу, я делаю глоток кофе, с трудом откашливаясь. - У тебя тут пенка, - вдруг говорит Чимин, и мягко касается большим пальцем моей нижней губы, отирая влагу. Вздрогнув от прикосновения, я смотрю на него в смущении, и отчего-то всё не могу отвести взгляд. - Ты неправильно затянулся, - говорит он, и делает ко мне шаг, подходя совсем близко - поэтому и закашлялся. Я покажу, как надо. Чимин шумно затягивается, и неожиданно взяв в руки моё лицо, быстро прижимается ко мне губами, выдыхая в мой полураскрытый рот горячий дым. Он так же быстро отстраняется и с долгим шипением вдыхает воздух, жестом показывая, что мне необходимо сделать то же самое. Не помня себя от произошедшего, я тем не менее, послушно втягиваю глубоко в лёгкие никотин, и выдыхаю, чувствуя лёгкое головокружение. Я смотрю на Чимина немного затуманенным взглядом и, наверное, жду объяснений, но он ничего не собирается объяснять, а я не намерен настаивать. Мы просто стоим посреди улицы глядя друг другу в глаза, и я даже забываю о том, что мне было нестерпимо холодно. - Дай свой мобильный, - просит Чимин, погасив окурок. Я протягиваю ему телефон, и он быстро вбивает цифры своего номера, тут же коротко отзвонившись себе. - Я позвоню, - говорит он, и с улыбкой помахав рукой, быстро идёт к метро. Я стою и смотрю ему вслед ещё несколько минут, и меня едва не сносит резким порывом ледяного ветра. Запахнув пальто и даже не застегивая пуговиц, я спешу к остановке, чтобы на автобусе добраться до общежития. Всё ещё не до конца осознавая, что со мной сегодня произошло, я сижу, откинувшись на сиденьи, и по привычке смотрю в окна, пока автобус, слегка покачиваясь, везёт меня домой; но перед глазами всё продолжает мелькать розовая макушка, обладатель которой давно уехал, скрывшись в одном из тесных вагонов метро.