Глупые снежинки

С началом декабря московские парки заметно похорошели, украшенные многочисленными электрическими гирляндами и нарядными ёлками, которых изо дня в день становилось всё больше. Россияне готовились к своему главному и любимому празднику - новому году; атмосфера предпраздничной суеты витала везде - на улицах, в магазинах; даже на лицах прохожих, в их слегка рассеянных сверкающих взглядах, настроениях, легких полуулыбках, которые они дарили своим мыслям. Все ждали чего-то хорошего, некого чуда в наступающем году, чтобы оставить в уходящем все тревоги и сомнения. Я не ждал ничего. Не от того, что в Корее новый год наступает позже, не от того, что этот праздник был чужим, нет. Наверное, я бы с радостью присоединился к горожанам в их трогательном веселии, посидел в уютных кафешках за чашкой горячего шоколада, прошёлся по магазинам в поисках подарков, но мне не с кем было разделить это веселье: я всё ещё был один. С того случая прошёл почти месяц, но Чимин так ни разу мне и не позвонил. Я не особо надеялся, но мне всё же хотелось бы снова услышать его голос, узнать, как у него дела. Не мог он или был занят - этого знать мне было не дано; я допускал также возможность того, что он утратил номер моего телефона, и даже несколько раз порывался позвонить ему сам, но в итоге меня каждый раз что-то останавливало. Скорее всего я боялся того, чего боится любой другой человек в мире - быть отверженным; ведь набраться смелости и решиться позвонить, чтобы узнать, что тебя не рады слышать, не хочется никому. С другой стороны, о чем бы мы с ним говорили? О нашей, такой яркой для меня, мимолётной встрече, о которой я вспоминал не переставая, о латте, который я почему-то теперь пил почти каждый день? Я сижу, уткнувшись в учебник, и уже в третий раз перечитываю одну и ту же страницу с самого начала. Мне стоит тщательнее готовиться к своей первой зимней сессии; получать поблажки от преподавателей лишь за то, что я являюсь иностранцем, я себе не позволю: не за этим я преодолел такое расстояние. Однако сконцентрироваться никак не получается, и я делаю перерыв, чтобы немного разобраться в своих сумбурных мыслях, которых в последнее время стало слишком много. Накинув пуховик, я вышел на открытый балкон, выдыхая клубы пара в морозный вечерний воздух. Внизу, у ворот нашего общежития, громко переговаривались между собой студенты, покуривая сигареты. Я снова подумал о Чимине и зачем-то о его мягких и тёплых губах, что лишь однажды мимолётно коснулись моих, но накрепко засели в памяти. Нравился ли он мне? Я не знал, ведь мы пробыли вместе всего ничего, но его образ упрямо не желал уходить из моей головы, а может, я и сам не хотел его отпускать. Вернувшись в комнату, я потер мгновенно замёрзшие ладони, и скинув пуховик на койку, сел за стол, чтобы вернуться к учёбе. Краем глаза я заметил горящий на дисплее телефона индикатор, и проведя пальцем по экрану, невольно замер. 1 пропущенный вызов: Пак Чимин. Вдохнув и выдохнув несколько раз, я прочистил пересохшее горло и нажал кнопку вызова. Долгие гудки жестоко отдаляли его от меня всё больше, и я уже почти потерял надежду на то, что когда-нибудь ещё услышу его голос, когда из трубки послышалось весёлое: - Привет, Чонгук! - Привет, - услышав улыбку в его голосе, я не смог не улыбнуться в ответ. - Не отвлекаю? - Нет, совсем нет! - соврал я, извиняющимся взглядом скользя по учебникам. - Отлично. Давай встретимся! - Когда и где? - спросил я, стараясь унять волнение. - Прямо сейчас, на Красной площади! - Хорошо, - ответил я, поднимаясь и тут же забывая обо всём остальном. Времени до сессии ещё было много, а звонок от Чимина - первый, и кто знает, возможно, единственный. - Тогда через час встречаемся там, - сказал он. Я для чего-то кивнул, и ответил: - Договорились. Одевайся потеплее. Чимин негромко рассмеялся и сбросил вызов, а я растерянно посмотрел на мобильник в своих руках. Не стоило мне произносить последнюю фразу, Чимин ведь не ребёнок, и сам лучше других знает, что ему делать и как одеваться. Проявление заботы было бы крайне глупым, ведь мы никто друг другу. Рассчитав расстояние от общежития до нужного места, я понял, что на общественном транспорте за час добраться туда не успею, поэтому вызвав такси, я стал быстро собираться, вынимая из шкафа с одеждой самые тёплые вещи. Немного подумав, я всё же взял с собой лишнюю пару перчаток на всякий случай; пусть руки Чимина и были тёплыми, мне не хотелось, чтобы они замёрзли, если он вдруг позабудет надеть свои. Из-за пробок на дорогах я задержался на десять минут и переживал, что Чимин ушёл, не дождавшись, потому что он не отвечал на мои звонки. Простояв на улице добрых двадцать минут, я решил, что дожидаться его в метро, всё же, будет теплее, и встал у самого выхода, чтобы как только и если Чимин перезвонит, тут же встретить его. Прошло ещё полчаса, что я провёл переминаясь с ноги на ногу и бросая растерянные взгляды на всех проходивших мимо людей. Розовых волос было много, но ни одни не принадлежали тому, кого я ждал. Чимин всё не брал трубку, и я уже подумал, что он, возможно, разыграл меня, позвав сюда, как вдруг из моего кармана раздался рингтон, и я торопливо ответил на звонок. - Я на месте. Ты где? - голос его был беззаботный и радостный. - Выхожу из метро, - сказал я, толкая дверь перед собой, - я в красном пуховике, - добавил я, боясь, что он упустит меня в потоке людей. Чимин вдруг сбросил вызов, и я остановился, оглядываясь по сторонам и едва не натыкаясь на прохожих. Сердце немного ускорило толчки, когда на мои глаза опустились тёплые ладони. - Угадай, кто! - воскликнул он, смеясь. - Чимин, - я выдохнул с облегчением от того, что всё же дождался его. Я быстро развернулся к нему, встречаясь с хитрыми глазами и милой улыбкой. - Здравствуй, - сказал я, и опешил, потому что он вдруг бросился вперёд, обнимая меня изо всех сил. - Я скучал, - сказал он всё с той же беззаботной интонацией. Меня окончательно застали врасплох, и пока я соображал, что мне следует ответить и стоит ли обнимать Чимина в ответ, как он уже отстранился и взяв меня за руку, повёл к Кремлю. Я посмотрел на него украдкой. Он совсем не изменился, ведь прошёл лишь месяц. Я был рад тому, что он, как и я, был в пуховике, только синего цвета, всё было лучше, чем та его коротенькая кожаная курточка. Мы гуляли по Красной площади больше часа, держась за руки, делали много фотографий, совместных в том числе. Чимину очевидно нравилось фотографироваться, я же был слишком скован, но не стал портить ему вечер. Мы выпили по стаканчику кофе, на этот раз Чимин заказал для нас банановый раф, и я понял, что мне теперь нравится не только латте, но и этот напиток тоже. Отойдя в сторонку, Чимин достал пачку сигарет и вытянул одну зубами, протягивая пачку мне. Я стоял в нерешительности, мне не хотелось снова закашляться перед ним, но всё же кивнул и тоже достал для себя сигарету. Всё, что делал Чимин, мне нравилось, с ним я чувствовал такую легкость, что мне неосознанно хотелось подражать ему, чтобы стать таким же жизнерадостным, как и он. Прикурив сигарету, я подавил короткий глухой кашель, и принялся наполнять лёгкие никотином. С каждой новой затяжкой голова кружилась всё больше, и я невольно тронул Чимина за плечо, чтобы не упасть. Он посмотрел на меня с улыбкой и перехватив мою ладонь, снова сплел наши пальцы, как и тогда. Он приблизился ко мне и потянулся к моим губам, а я сделал то же самое. Это был лёгкий и нежный поцелуй, пропитанный табаком и ароматным кофе. Мы просто соприкоснулись губами и не отстранялись несколько мгновений. Я совсем забыл о том, где мы находимся и что вокруг нас толпы народа. Мне не хотелось думать о таком сейчас, я прикрыл глаза и едва дышал, боясь испортить момент. Я потянулся за перчатками, когда Чимин отстранился: мои пальцы одеревенели. Ему я их предлагать не стал, он, казалось, вообще не чувствовал холода: ни намёка на зимний румянец на белоснежном лице. - Снова снег, - произнес он, запрокинув голову вверх, отчего капюшон немного съехал с его головы, выпуская наружу чёрные пряди. - Ты перекрасился? - спросил я, подаваясь лицом вперёд, чтобы лучше разглядеть. На тёмные волосы падали хрупкие снежные фигурки, которые на Чимине смотрелись как-то по особому трогательно. Он лишь улыбнулся в ответ, продолжая глядеть в небо. - Хочу быть снежинкой, - вдруг сказал он, подставляя ладонь белым хлопьям, - прожить вот так, стремительно, ни о чем не думая, и умереть, кружа в танце. Мне показалось, что за этим красивым сравнением скрывается нечто большее, чем просто слова, но расспрашивать я не стал, ибо сам не особо люблю распространяться о наболевшем. - Обними меня, - негромко попросил он, и едва услышав его просьбу, я тут же заключил его в свои объятия. Таким маленьким он был сейчас в моих руках, таким хрупким, совсем как снежинки, об участи которых он, якобы, мечтал. - Ничего, что мы обнимаемся на Красной площади? - спросил я в его макушку, - Здесь это позволено? - Это Москва, детка, - рассмеялся он, выбираясь из моих объятий, - здесь позволено всё. Я усмехнулся. Сдержанность корейской культуры, с самого момента моего рождения впитавшаяся в кровь, давала о себе знать: я много чего не понимал в чужой стране или боялся, даже если хотел что-то сделать. Но здесь сами люди были другими: свободными от ненужных рамок, лишёнными стереотипов и предрассудков; интересовались собой, не вмешиваясь в чужие дела. Чимин прав, здесь право позволять себе что-то или нет, стояло за каждым индивидуально, без выраженного давления со стороны общества и устаревших традиционных установок. - Мне пора, - неожиданно сказал Чимин, махая рукой перед моим лицом, - увидимся ещё. Я не успел ни толком попрощаться, ни узнать примерную дату, когда мы "увидимся ещё". Чимин быстро ушёл, не оборачиваясь, оставляя меня наедине с моими догадками, что были глупы и растеряны не меньше меня самого. Увидев у входа в метро компанию молодых людей, я попросил у них огня и сигарету, и крепко затянувшись, посмотрел на резные башни Кремля. В первый раз мне отчаянно захотелось никотина, будто он мог помочь мне разобраться в себе и в том, что происходит между мной и Чимином.