Скоро будем
14:17
Хер знает, на какой ответ он рассчитывает, Арс ведь так и не прислал ему ни одного СМС. Есть небольшая вероятность, что Попов ещё вчера вечером упал со своей шикарной лестницы и сейчас лежит без сознания, но скорее всего, он просто упрямая козлина. Когда со всех сторон их начинают обступать красивые дома, голова начинает кружиться, а в горле застревают рвотные позывы. Только бы не заблевать Диме машину. Силуэт Арса он видит издалека — полы его плаща, как всегда, пафосно развеваются на ветру. Интересно, Мыша спрятана в его подкладке или осталась дома? Дима аккуратно въезжает в открытые ворота, филигранно паркуясь во внутреннем дворе. Арс сияет дежурной вежливой улыбкой и кратко сжимает в объятьях каждого, выходящего из машины. Мужчина ни на секунду не задумывается, и когда очередь доходит до Шаста, — коротко хлопает его по плечу, как делают приятели. Что ж, для начала неплохо, ведь вчера он отрицал даже то, что они напарники. Дима с Арсением забирают пакеты с напитками и продуктами и уносят в дом, а Антон остаётся перевести дыхание на улице. Шаст рассматривает нежно-бежевый фасад, цепляясь взглядом за небольшие дефекты краски. — Не дом, а домище! — он оборачивается на голос Кати, которая оглядывает масштабы дома, задрав голову вверх. — Пиздец пафосный, да? — улыбается Шаст. — Есть такое, — фыркает Добрачёва. — По-моему, в нём есть что-то от Арса, — дразнится она, и Антон коротко хмыкает. Дом уже не кажется ему такой огромной и загадочной громадиной, как в прошлый раз. — Пойдём в дом, кот, — девушка приобнимает его за плечо. — Сегодня твой праздник, и Арс будет хорошим мальчиком, отвечаю. — Рот на двор и всё такое? — уточняет Антон. Катя закатывает глаза: — Боже, это мой лучший друг или гопарь с района? Шаст толкает её в плечо, и она толкает его в ответ. Шутливо препираясь друг с другом, они так и заваливаются в дом. Внутри Катя продолжает сыпать междометиями, обалдевая от интерьера, а Антон только отмечает, что время тут как будто застыло. Всё в таком же идеальном порядке, какой он запомнил, уходя отсюда в прошлый раз. Может, задумка отца Арса со всеми этими странными картинами и вычурными интерьерами несёт в себе какой-то смысл? Парень ловит свой обеспокоенный взгляд в витражном зеркале справа от входа и поспешно отводит глаза. Когда они проходят на кухню, Арс и Дима уже нарезают овощи, о чём-то переговариваясь. — Чего помочь? — тут же вызывается Катя, но Позов мягко останавливает её на небольшом расстоянии от стола. — У вас с именинником особое задание — вы выбираете еду, которую закажем, — Дима кивает на телефон рядом с собой. — Возьмите мой, там «Премиум» на доставке. — Не мужчина, а мечта, — Добрачёва на секунду прижимается губами к виску Димы, и Шаст поспешно отводит глаза. Он бы не смог так легко и между делом поцеловать любимого человека. Наверное. С другой стороны, Арс же целовал его на глазах у Серёжи и ещё десятка оперов и сотрудников срочных служб. Против воли он стреляет глазами на Попова, но тот не поднимает глаза от овощей, продолжая нарезать огурцы ровными слайсами. Ну да, конечно, куда Антону соревноваться с овощами. Катя тянет его за руку в сторону холла, и Шаст послушно следует за ней. В гостиной девушка продолжает удивляться вычурному интерьеру: — Пиздец, здесь не хватает только статуй Арса, — закатывает глаза она, изучая статуэтки в углах комнаты. — Ага, знаешь как все эти Давиды и Апполоны голые. — Ну-у, тебе лучше знать, как Арс выглядит без одежды, — подкалывает его Катя, за что получает тычок под рёбра. Шаст плюхается в бежевое кресло и закидывает ноги на журнальный столик. Точно также он сидел в прошлый раз рядом с Арсом. Вспышками перед ним появляются картины того вечера — монотонное гудение телевизора, треск Мыши (которую он тогда ещё не знал) и откровенные слова, которые он выпалил тогда Арсу, будучи подозрительно пьяным после одной баночки пива. Боже, каким внимательным и чутким взглядом Попов тогда смотрел на него. Катя устраивается на диване, изучая варианты заказа еды. Шаст изредка вставляет свои замечания о том, что где-то слишком долго готовят; где-то очевидно говнокачество, а в других местах от цен хочется откреститься. Когда они, наконец, останавливают свой выбор на бургерах и всяких закусках, Антона начинает клонить в сон от мягкости кресла. Он рассматривает сломанные часы, которые висят на одной из стен — всё также показывают двенадцать. Странно, что у его дотошного напарника они уже месяц как не работают. Неожиданно в дверь звонят, и Антон удивлённо смотрит на Катю. Не могли же так быстро привезти? Когда они выходят в коридор, Матвиенко уже скидывает куртку и хлопает Арса по плечу. — Эй, именинник, с днём рождения, — кидает он Шасту и кивает Позу, вышедшему из кухни. — Кто-то выйти хочет, свежим воздухом там подышать или покурить? — спрашивает Дима, накидывая куртку. Антон мотает головой, а Катя неожиданно соглашается: — Только если не будешь в мою сторону вонять. Ну да, ему-то она даже на балконе не даёт курить, чтобы в её сторону не пасло. Но Шаст молчит в тряпочку, потому что он нихуя не лучше. Он бы за Арсом пошёл не только на улицу, а спустился бы даже в самый жуткий подвал со скрипящей дверью. Но Арс никуда не идёт и просто продолжает делать вид, что едва знаком с Антоном. И это пиздец как неприятно. Когда через пару минут Дима и Катя выходят, а Арс с Матвиенко возвращаются на кухню, Шаст остаётся один посреди холла. Он опять залипает на этих дурацких чёрно-белых картинах и видит на одной из них зебру. Только ног у неё получается три, а головы две, тьфу ты. Антон переводит взгляд на вверх лестницы. Арс его туда не приглашал, но с другой стороны — и не запрещал. Парень делает шаг на первую мраморную ступеньку и замирает, будто ожидая, что сработает сигнализация. Но тишина вокруг по-прежнему нарушается лишь негромким разговором ребят на кухне. Тогда Шаст спокойно делает следующий шаг и поднимается по лестнице, скользя кончиками пальцев по лакированному дереву перил. Как только он оказывается на площадке второго этажа, его кожу трогает фантомное касание, и сердце делает радостный кульбит. — Эй, привет, — Шаст осматривается: с обеих сторон от него несколько дверей. Очевидно, что Мыша за одной из них, но… за какой именно? Наугад он делает шаг в левую сторону. Его ступни вязнут в ворсе персикового ковра, а покалывание на коже становится чуть интенсивнее. Шаст останавливается перед первой дверью, но ощущения не настолько чёткие, чтобы делать какие-то однозначные выводы. Тогда он делает несколько шагов к следующей двери. Мурашки вдруг начинают кусать его в районе кисти и постепенно двигаются выше, оседая на предплечье. Вот оно. Шаст поворачивает округлую ручку, и дверь поддаётся. Как только он переступает порог, он слышит громкое клацанье клавиш. Мыша прыгает на его икру, обвивая щиколотку проводом. Огоньки на её корпусе играют красными и синими всполохами. — Да, я тоже рад, — улыбается Антон. Объект перемещается выше, обвивая хвостиком его колено, икру, мышцы бедра, потом щекочет грудную клетку и вспрыгивает на плечо. — Батя закрыл, да? — усмехается Шаст, осматривая помещение. Небольшая часть комнаты срезана покатой крышей, и, утыкаясь взглядом в круглое окно, Антон догадывается — он уже разглядывал его с улицы в свой прошлый визит. По периметру потолка наклеена РГБ-лента, которая сейчас сияет ровным голубым цветом. На стенах нет постеров или хотя бы полок; они выдержаны в одном светлом тоне, но из-за свечения ленты нельзя точно сказать в каком. Шаст кидает взгляд на кровать, на которой разбросаны бумаги, но решает их не разглядывать. Очевидно, что это комната Арса, и он бы не хотел узнать его тайны вот так. Вдруг он обменивается бумажными сообщениями с другом по переписке там или другими агентами Хаоса? Слева от входа Антон замечает шкаф и делает несколько шагов к нему, чтобы рассмотреть содержимое. Сначала ему кажется, что он уставлен книгами, но потом парень присматривается внимательнее и… часть полок отведена под коллекционные фигурки персонажей из разных фильмов. Точно, кто-то же говорил ему, что Арс их собирает. У Шаста их не то чтобы много: вот та сова, которую подарила Катя… Блин, сова! Она же… Дверь за ним тихо скрипит, и парень оборачивается. — Шаст, я специально закрыл комнату, чтобы Мыша не выбежала, — устало кидает Арс, и Объект начинает стучать клавишами. — Так, не ругайся, мы договаривались, — осаждает её Попов. Мыша в один прыжок спускается с плеча Антона, приземляясь на кровать. Бумаги, разбросанные на постели, тихо шуршат под ней, а Объект тут же юркает на пол и скрывается в темноте под кроватью, где и положено прятаться монстрам. — Да… прости, — мнётся Шаст. — Я просто… слушай, из-под завалов достали мой рюкзак? Там фигурка была, которую Катя подарила. — Спроси с Серёжи, — кивает Попов в сторону лестницы. — Пойдём как раз вниз и… — Нет, подожди, — прерывает его Антон. — Давай поговорим. Но Арс игнорирует его и выходит из комнаты. Да блин, куда ж ты опять сбегаешь, козлина. Шаст аккуратно притворяет за собой дверь и нагоняет мужчину на середине лестницы. — Арс, — он хватает мужчину за запястье, вынуждая того остановиться. — Отпусти, — тихо и твёрдо чеканит Попов. — Или что? — просто спрашивает Антон. — Скинешь меня с лестницы? — Может, и скину, — цедит Арс, но продолжить не успевает. Дверь внизу распахивается и вваливаются Катя с Димой. У девушки немного зарумянились щёки, и Позов держит её ладони в своих, будто согревая. Антон отпускает напарника, чем тот мгновенно пользуется, сбегая вниз по лестнице. — На кухне ещё нужна помощь? — вкидывает Дима, галантно снимая верхнюю одежду с Добрачёвой и вешая рядом со своей. — Нет, — откликается Арс. — Ща Серёня салаты принесёт, — и уходит на кухню. Шаст спускается по лестнице и идёт в гостиную за ребятами. Дима садится на диван, и тянет за собой Катю. Они о чём-то переговариваются, но Антон, кажется, разучился различать слова. В его голове зацикливается только:ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ
Оно маленькой птичкой с острым клювиком бьётся в его грудной клетке, пытаясь процарапать выход наружу через кости, мышцы и кожу. — … пока еду ждём, да? Шаст вскидывает голову и утыкается в вопрошающий взгляд Кати. Парень вопросительно подёргивает плечами, и она фыркает: — Короче, ты рвёшь бумагу на ровные кусочки. «Шляпа», понятно, мог бы и сам догадаться. У Добрачёвой любовь только к одной игре. На журнальном столе перед ним красуется белый лист, и Шаст тянется за ним. Он кропотливо складывает его надвое, начетверо, навосьмеро, а дальше он складываться отказывается. Антон проводит по ровным линиям ногтём, потом ещё раз. А Попов так и не появляется, оставаясь с Серёжей на кухне. Блядь, сорваться бы и устроить истерику. Арс бы точно так и сделал. Рычал бы тут на Антона у всех на глазах. И пусть рычит, сука. Только бы не игнорил. Но и когда перед Шастом оседает неровная стопка белых бумажек, Попов не приходит. И когда Катя тянет первое слово. И когда с кухни возвращается Серёжа с салатом. И даже когда Антон объясняет уже третье слово. Когда в дверь звонит курьер, Шаст подрывается с небрежным «я открою» и вылетает в холл. Часть пакетов уже забрал Арс, и парень выхватывает оставшиеся у курьера. Попов снова даже не кидает на него взгляд и быстрым шагом проходит в комнату. Шаст в секунде от того, чтобы бросить бумажные пакеты на пол, но он…ВЫДЫХАЕТ
и
ВДЫХАЕТ.
А потом ещё раз. И только после этого проходит в гостиную с пакетами. Серёжа вызывается достать напитки из холодильника, и толкает Арса на диван, когда тот подрывается рвануть за ним. Антон перетаскивает кресло и ставит его прямо напротив Попова. Тот больше не сможет игнорить его так просто. По нему проходится секундный режущий взгляд, а потом Катя толкает его напарника в плечо: — Ты берёшь штрафные три слова. Арс хмыкает, но послушно тянется рукой в пакет-аналог шляпы. Шаст следит, как он медленно разворачивает листочек и читает реакцию на его лице — лёгкое слово. — Сейчас объясняем предложениями, — уточняет Добрачёва. — Один из четырёх, со львом. — Понятно, Арс, — закатывает глаза Дима. — Может тогда… — Гриффиндор, — отбивает Шаст, перебивая Поза. Лицо Попова — как разбитая вдребезги тарелка — на нём столько эмоций, что невозможно собрать их во что-то цельное. Но потом он берёт себя в руки, возвращает маску спокойствия, кивает и откидывает бумажку в сторону, вытаскивая новую. — Большое и нуждающееся в укреплении строение… — Войско, — вкидывает Серёжа, входя с напитками. Катя тут же поднимается, чтобы помочь мужчине. — Ты вообще слушаешь, блин? — цокает Дима. — Войско, ага, — фыркает он. — Заброшенный дом? — полуспрашивает Шаст, особо ни на что не надеясь. На этот раз Арс кидает на него раздражённый взгляд и выкидывает бумажку себе за плечо. Антон, затаив дыхание, наблюдает за тем, как Попов вытаскивает последнее штрафное задание и кратко проходится кончиком языка по губам, просматривая его. — Бархатное постельное бельё. Арс поднимает глаза, и смотрит прямо на Шаста. Взгляд у него безумно холодный и вызывающий — эндотермический огонь, в котором Антон не против замёрзнуть насмерть. Но даже этот, покрытый коркой льда, взгляд, не может заставить его развидеть другой. Тот, которым Арс смотрел на него в доме его бабушки. И Антон выпаливает быстрее, чем успевает себя остановить: — Нежности? В первую секунду ему хочется провалиться под пол. Во вторую тоже. В третью Арс разворачивает к нему бумажку — на ней ровным Катиным почерком написано: «Нежность». В комнате оседает тяжёлое молчание, рассеять которое труднее, чем разбить каплю Руперта. — Охуеть, — комментирует Дима. — С вами двумя я больше не играю. — Никто больше не играет, еда пришла, — Серёжа забирает пакет с бумажками у Арса и ставит упаковки с едой на стол. Пока комната тонет в шуршании обёрток и скрипе пластиковых контейнеров, Шаст отчаянно кусает губу, а его ступня начинает отбивать какой-то ритм против его воли. Он, блядь, читает Арса на каком-то космическом уровне. Его ассоциации идут по следам мышления Попова, в котором Шаст так до конца и не разобрался, но, видимо, начинает интуитивно понимать. И этот человек игнорит любые его попытки во взаимодействие, если оно — чуть большее, чем вежливые ответы. Он охуел? Бургер, который суёт ему в руки Катя, Шаст съедает абсолютно автоматически. Он не чувствует его текстуры или вкуса — так и до пищевого расстройства недалеко. Но что ещё ему делать, если у его напарника расстройство психическое? Банка пива холодит ладони, и Антон сильно сжимает её, делая мелкие глотки, только чтобы заставить свои руки не дрожать от злости. Дима рассказывает какую-то наполовину душную историю про работу Научного Отдела, потом его сменяет Серёжа с рассказом про недавней выезд, а Арс только участливо кивает и смеётся в нужных местах. Он, сука, отлично это умеет — подыгрывать. Ребята включают телевизор, чтобы залипнуть в детектив. Тот же самый сериал, который Антон смотрел в больничной палате. В больничной палате, в которой Попов так же классно его игнорировал, как и сейчас. Катя садится на подлокотник его кресла, частично перекрывая обзор на Арса. Он, конечно, и так не пялится. Только бросает совсем не подозрительные взгляды. По короткому успокаивающему поглаживанию по кудряшкам Шаст читает, — Катя тоже видит эти взгляды. Но он не может заставить себя поднять на неё глаза, и утыкается в телевизор, пробуя хотя бы изобразить заинтересованность. Когда банка пива заканчивается, он вдруг одномоментно чувствует, что это была максимально глупая идея с вечеринкой. Шаст не может узнавать ближе Диму или Серёжу, когда единственный человек, который его интересует, забивает на него хуй. Антон сглатывает извинения, медленно и тихо выдыхая. Он точно сейчас набросится на Арсения. Сначала разобьёт ему лицо, а потом искусает шею. Сука. От вспыхнувшего перед глазами образа — Арс запрокидывает голову назад, а на его коже видны сиреневато-серые отпечатки — в грудной клетке у Шаста стремительно вырастает ком тепла, проваливаясь в живот и оседая в паху. Шаст молится всем языческим богам, чтобы оно не продолжило нарастать, но не может придумать на что отвлечься, поэтому поднявшийся со своего места Серёжа — почти благословение. Матвиенко мьютит телевизор, чем вызывает возмущения Димы, который следил за сюжетом, и демонстрирует небольшую стопку карт: — «Я никогда не». Только на интерес, не на алкашку. Катя поднимается с подлокотника Шаста и пересаживается обратно на диван. Арс пододвигается, освобождая девушке место. Антон ловит на себе его короткий взгляд, но тот тут же пропадает где-то за его спиной. Конечно, ведь рассматривать стену в собственном доме намного интереснее! Он бы толкнул Арса в эту стену так сильно, чтобы у того зазвенело в ушах от удара. Прижал бы его за шею, чтобы тот не смог рыпаться, а потом… — Так, первая карточка, — тянет Матвиенко, открывая баночку с колой и присаживаясь на подлокотник дивана. — «У меня никогда не было секса на одну ночь». Пф, придётся пить до дна, — фыркает тот. В голове у Шаста — Попов хрипит и задыхается под его руками, а перед глазами — сидит, уткнувшись взглядом в стеклянный столик. И вопрос он слышит постольку поскольку может лавировать между этой двойственностью образов. Голова почти не плывёт, и от этого Антону становится не по себе. Это образы его трезвого сознания. — Эй, а вы типа святые, да? — фыркает Серёжа. — У вас секс только по любви? Шаст тянется к новой баночке колы, открывает её лёгким движением и делает небольшой глоток. Катя тут же отзывается мгновенным хмыканьем: — У этого молодого человека была такая яркая молодость, что он щас всю колу выпьет. Шаст помнит эти ночи. Ночи, когда желание трахаться перекрывало любые другие переживания и чувства. И когда за секунды оргазма ты платишь истерикой из-за того, что даже не успел узнать имя человека. Блядь. Воспоминания оседают горьким привкусом на языке. Матвиенко тянется за следующей карточкой: — «Я никогда не врал о себе, чтобы затащить кого-то в постель», — Серёжа перекладывает её вниз колоды. — Не, это не про меня, сорян. Шасту кажется, что взгляд Арса проходится по нему, когда тот делает глоток. — Блин, ладно, и про меня, — выдыхает Дима и отпивает колу. Катя шутливо бьёт его в плечо, а Позов начинает рассказывать какую-то историю из своей молодости. У Арса же тоже это может быть история из молодости или… Так некстати вспоминаются прикосновения к его бедру на этом диване. Хотел ли Попов тогда его соблазнить? Мог ли он реально этого хотеть? Матвиенко читает следующую карточку, но Шаст не слышит её содержание и просто делает глоток. Пусть Арс хоть всю голову себе сломает, узнавая о нём факты, которые сам Антон не слушает. Отпивая колу в рандомные моменты, он ловит в глазах Арса секундное удивление, раздражение или даже тепло. Но этого недостаточно. Ему недостаточно этого внимания от Арсения. Он вдруг чётко осознаёт это, слушая истории о молодости ребят или фыркая, когда кто-то пьёт на неожиданный факт. Ничего из этого в его голове не отпечатывается, кромеМНЕ НЕ НУЖЕН ТАКОЙ ДРУГ
Друзья не видят на шее друг друга мишень для поцелуев и укусов. От дружеских объятий нихуя не прошивает мурашками через всё тело. И друзей не переёбывает, когда им уделяют меньше внимания, чем обычно. — «Я никогда не влюблялся в своего друга или подругу», — буднично читает Серёжа. — Унылое говно, а не вопросы. Шаст отпивает колу и отбрасывает все свои надежды. Если до сегодняшнего дня в нём ещё таилось желание остаться с Арсом друзьями без каких-либо намёков на глубокие чувства, то теперь они умирают прямо у него на руках. Никто так не прикасался к нему как Арс. И никому он не может позволить так прикасаться к Арсу. Матвиенко откладывает стопку карт в сторону, а Шаст поднимается с дивана. Он даже не бросает обманчивое: «Я покурить», а просто вылетает из комнаты. С собой у него, как всегда, никакой верхней одежды, и он знает, что пожалеет об этом через секунду после того, как окажется на улице. Но оставаться в доме ещё больнее. Улица встречает его режущим холодом сумерек, но он отмахивается от него как от назойливой весенней мухи. Нахуй он себя обманывал. Нахуй пытался убедить себя, что чувство в животе — это про дружбу. Это осознание режет как ножом. Шаст быстро минует тропинку и выскальзывает за калитку. Он знает только одну дорогу — ту, по которой водил его Арсений — и ныряет в чащу леса справа от дома. Лысые ветви кустарников, которые сразу же обступают его со всех сторон, уже не утопают в снегу и лужах, какими он их запомнил. Теперь кое-где на кончиках ветвей проступают набухшие почки, которые Шаст едва может разглядеть в темноте. Он размеренно шагает вперёд, пытаясь устаканить мысли. Арс поцеловал его сразу после освобождения из-под завалов. Шаг. Злился на него в больничной палате. Шаг. Потом узнал, что Антон скрывал от него разговор с Лясей. Шаг. И стал его игнорировать. Шаг. И где, сука, логика? Или опять есть какая-то составляющая, которую он упускает. Когда Шаст выходит к полю, его мысли окончательно запутываются, и он забрасывает их клубок подальше на задворки сознания. Сумерки лежат над равниной, зацепившись за холм, который нависает всего в нескольких десятков метров над Шастом. За ним — кладбище, на котором похоронен Объект. Антон быстрым шагом пересекает поле — открытое пространство удивительным образом кажется ему более давящим, чем сомкнувшиеся над головой ветви леса, и взбегает на холм. С возвышения он рассматривает статуи, которые уже видел при дневном свете — ангел с распростёртыми объятиями, девочка и собака. Шаст осторожно минует скользкий спуск и ступает на каменную кладку тропинки. Он, как и в прошлый раз, проходит к статуе пса — та не выглядит устрашающей даже под навесом сумерек. Антон тянется к ней и аккуратно очерчивает кончиками пальцев крылья. Будь у настоящих псов крылья, псы бы были в восторге, когда их нежат. Парень осматривается и замечает скамейку около одного из надгробий. Он надеется, что похороненное здесь существо будет не против его компании. Интересно, Арс сюда часто ходит? Он потирает ладони друг об друга, но те, конечно, не согреваются. И даже сигарет у него с собой нет. Шаст вздыхает и продолжает бесплодные попытки. Сумерки медленно сгущаются, с причмокиванием поглощая статуи и всё окружение. Антон в неожиданном порыве поднимает голову к небу. Сначала его ослепляет полумесяц, красиво лежащий на боку. Потом парень вдруг заметил самую яркую звезду и, уцепившись за неё, одномоментно видит сотни других. Голова кружится от их обилия. Он точно также влюбился в Арса. Вдруг — и полностью. Но его сейчас здесь нет. Есть только Шаст, его душевные метания и космос. Наверное, Антон мог бы стать астрономом. Работать в одной из удалённых обсерваторий, которые находятся на труднодоступных вершинах гор, и каждый день затаивать дыхание в надежде открыть новое космическое тело. Может у него бы был напарник, но только не бесячий. Не такой, который начинает игнорить тебя, стоит только… — Эй? Шаст подпрыгивает от звука голоса, так близко он звучит. Правда, кто может забрести сюда, кроме одного конкретного человека? Человека, которого Шаст совершенно точно не хочет и пиздец как желает увидеть. — Серёжа послал? — всё, на что его хватает. Антон опускает голову и видит напротив себя силуэт. — Тебе ли не похер? — фыркает Арс, включая фонарик на телефоне. Свет вырывает из темноты полы его пальто. — Похер. Пиздуй отсюда. — Это вообще-то моё место, — возмущается Попов и плюхается рядом с парнем. — Понятно, — кивает Антон. А что он может ему сказать? — Шаст, — выдыхает он: — пойдём в дом. — Чтобы что? Чтобы ты продолжил делать вид, что меня нет? — рыкает парень и подскакивает с лавочки. Сидеть вдруг кажется просто невозможным. — Сейчас же я с тобой говорю, — констатирует Арс, как будто объясняя что-то ребёнку. Какой же он упрямый козёл. Шаст, блин, целый день пытается с ним поговорить. И целый день Арс делает вид, что всё нормально, но не смотрит ему в глаза. Антону кажется, что ещё секунда, и он просто схватит его за подбородок и грохнет об ближайшую могилу. Спокойно разговаривать он просто больше не способен. — Хуй там! Ты по всему дому бегаешь от меня, лишь бы не остаться наедине. — Слушай, ты преувеличиваешь… — А когда я прихожу в себя после того, как пролежал хуй знает сколько времени под завалами, а ты делаешь вид, что не знаешь меня? Это я тоже преувеличиваю? — А тебе надо, чтобы я тебе в рот заглядывал каждую секунду? — повышает голос Арс и тоже подскакивает с лавочки. — Это нихуя не в моём стиле, если ты вдруг не заметил. Антон выдыхает и рыкает себе расслабиться, но, конечно, безуспешно. — Конечно, блядь! — он тыкает в Попова указательным пальцем. — В твоём стиле свалить из города, чтобы мы больше никогда не виделись. Или в параллельную реальность с помощью какого-то Объекта. Даже в сумерках искорки в глазах Арса ярко мерцают. Шаст ещё раз толкает его в плечо и отходит, отворачиваясь к одному из надгробий. В темноте не видно гранёных букв, выбитых на камне, но там всегда написаны примерно одинаковые слова: «был хорошим человеком/питомцем/объектом, будем по нему скучать, пусть покоится с миром». — И надо было, — рыкает Арс ему в спину. — Раз наш формат общения тебя не устраивает. Формат общения. От Попова, который плюёт на всякие формальности службы, это слышать особенно отвратительно. Формат общения. Как будто этими словами Арс обнуляет всё то личное, что между ними было. Но Шаст не даст ему так просто откреститься от того, что между ними было. — А вчерашний формат общения, после того как меня вытащили из завалов, как назывался? — Антон поворачивается к мужчине, чтобы не упустить его реакцию. Всего на секунду на лице Попова застывает удивление, но потом тот возражает маску абсолютного спокойствия и цедит сквозь зубы: — Я был в шоке после случившегося. Шаст закатывает глаза: — Господи, какая же ты упрямая козлина! Ты можешь просто спокойно объяснить, что случилось, а не вести себя как ёбанный Загадочник? Несколько долгих секунд они сверлят друг друга взглядами, а потом Арс отворачивается, скользя взглядом вверх по холму, который скрывает от них поле. Поле, утыканное норками-чёрными дырами, которых в сумерках совсем не видно. — DC сосёт, — вдруг фыркает Арс и задирает голову наверх. — Как и я со своими попытками достучаться до тебя, — раздражённо кидает Антон. — В одну секунду мне кажется, я тебя понимаю, а в другую… ты стоишь весь такой загадочный, смотришь на звёзды и предлагаешь снова вернуться в дом, где ты продолжишь меня игнорить. Арсений опускает голову и запахивает пальто плотнее: — Шаст, — тихо начинает он. — Я стоял у той бетонной плиты, уверенный, что ты умер. А у меня в голове пульсировало только «это из-за тебя, всё из-за тебя». Когда мы рядом, ты всё время в опасности, и я… — Блядь, у этого игнора что, реально есть какая-то причина? — недоумённо спрашивает Антон. — Не перебивай, а, — фыркает Попов. — Ты же сам видишь, какая херня происходит, когда мы вместе. Вчерашний день наглядно продемонстрировал, что я нихера не могу защитить тебя и… — А хули меня защищать, Арс? — прерывает его Шаст. — Мне пять лет или я, может, какое-то исчезающее животное? Может, блядь, лучше заняться поиском того, кто устраивает всю эту хуйню? — Антон, ты не понимаешь, о чём говоришь, — выдыхает Попов. — А ты, типа, понимаешь? — закатывает глаза Антон. — Ты уже забыл, как я выдернул тебя за шиворот с лесов? Или отдёрнул тебя за секунду до того, как ты провалился на этаж ниже на заброшке? — Это всё были следствия моих решений, — упрямо продолжает Арсений. — А твоё отравление, взрыв парковки, хуй знает, может, и взрыв холла в Структуре, никак не зависели от… тебя. — Так и от тебя тоже! Почему ты так упрямо вцепился зубами в эту теорию? В теорию, что я в опасности из-за тебя. Что за фиксация? — Слушай, я не знаю, это правда или нет, — продолжает мужчина. — Но я бы хотел сделать всё, чтобы тебе не было больно, ясно? Арс спотыкается и замолкает. В эту паузу внутри у Шаста происходит целая революция. Попов поступил как долбоёб — этот постулат не оспаривается, но от мысли, что чувства Арса к нему никуда не исчезли, сердце радостно колотится. Шаст смягчается и окидывает взглядом силуэт напарника. Тот нервно стучит носком по промёрзшей земле, а свет фонарика гуляет туда-сюда, иногда выцепляя участки, на которых уже успела появиться молодая трава. Антон делает шаг к Арсу, чтобы видеть его лицо, и негромко предлагает то, что уже давно зажёванной лентой вертится у него в голове: — Кто бы это не подстраивал… Это точно связано с нашей деятельностью в Структуре, — начинает он. — И может… нам просто свалить из неё? Попов удивлённо хмурится, но тут же мотает головой: — А если тот, кто всё это устраивает… точит зуб прицельно на меня или на тебя? По закусанной губе и участившемуся дыханию Антон совершенно точно читает, — Попов что-то знает. И он снова не договаривает. Но в отсутствии этого знания об объективной обстановке Шаст сейчас не видит проблемы. Потому что он совершенно точно знает, что информация о субъективной обстановке верная — он нужен Арсу. И Арс хочет его защитить. Поэтому на все эти внешние обстоятельства и того (или тех), кто устраивает все эти диверсии ему так… — Похуй, — коротко кидает он. — Мы что-то придумаем. Шасту так хочется его коснуться. И пока Арс не успел придумать убедительные доводы, доказывающие, что им нужно разъехаться по разным странам и забыть имена друг друга, Антон делает к нему шаг. А потом ещё один — и раскрывает объятья. Это происходит так естественно, что он даже не успевает затормозить себя от этого порыва, но не смыкает руки за спиной Арса, давая тому выбор. Шаст предлагает ему отступить в последний раз, если он всё-таки что-то не так понял. Но Попов в то же мгновенье прижимается к нему, очерчивая бархатным воротом пальто подбородок Антона. Арс в его объятьях такой уязвимый и расплывшийся, что даже самые свирепые внешние обстоятельства никак не смогут отвлечь Шаста от их объятий. Мужчина прячет свои руки между их корпусами, и внутри у Шаста всё звенит от этого действия. — Видишь, мы вместе, но ничего не происходит, — тихо заключает Антон. Шаст слишком разомлел, чтобы контролировать себя, и ведёт кончиком носа по вихрам волос Арса. — Антон… — Мы придумаем что-нибудь, говорю же, — не даёт он договорить Арсению. — Только не веди себя как драма квин и не убегай в закат, ладно? Он молчит несколько долгих секунд, и Антону уже начинает казаться, вдруг он всё это придумал. И тот промозглый вечер, когда они встретились на стыке весны и зимы (такой, когда ещё непонятно, в этом году будет тепло или нет), и их совместные дела, и прогулки, и смех Арса, и… Шаст легко прижимается щекой к жёстким волосам мужчины, и тот шумно выдыхает ему в ключицу. Такой выдох он бы точно не придумал. — Пожалуйста? — ещё раз уточняет Антон, утыкаясь носом в его темечко. Шаст чувствует, как ходит кадык Попова, и как тот спешно кивает ему в шею. Он хочет Арса полностью: и сердце, и тело. И ему абсолютно точно похуй на всё, что может быть против этого. И поэтому шаг навстречу своим чувствам даётся с поразительной лёгкостью. Шаст опускается голову чуть ниже, задевая кончиком носа лоб Арса. Тот горячий, как грёбаный обогреватель, и Антон пару секунд греется о него, давая Попову возможность остановить его, если всё это — слишком. Но Арс только сжимает худи на его груди, а его дыхание оседает на шее частыми выдохами. От неловкости ситуации из Антона так и рвётся какая-нибудь шутка, но он сглатывает этот свой порыв, потому что знает, — Арс с лёгкостью отзовётся на неё, и момент испарится. А он так заебался играть в догонялки. Его сердце сейчас просто выпрыгнет из груди. Шаст ещё немного опускает голову и коротко прижимается губами к виску Арса: — Всё будет хорошо. Тихий всхлип царапает кожу на его шее, и Попов сжимает его худи ещё сильнее. Антон уже видел нежного и трепетного Арса, который прячется под активной, бешеной и сучьей масками. Но вот такой Арс — вжимающийся и цепляющийся за него, — перед ним впервые. Он вдруг понимает, о чем говорил Серёжа. Он, блядь, просто не может разбить ему сердце. Ему так много надо Арсу сказать, но он не находит в себе слов и только продолжает водить носом по вихрам его волос и крепче сжимает его в объятьях. Как он, блин, был без него всю свою жизнь. — Эй, там! Антон вздрагивает и разжимает объятья, а Попов тут же выныривает из них. Матвиенко стоит на вершине холма и кричит в их сторону: — Мы заебались вас ждать! Кто будет задувать свечи? Арс цокает, пытаясь придать своему голосу обычные интонации, но тот всё равно звучит чуть выше, чем всегда: — Уже нельзя провести время в нормальной компании. — Да идите нафиг, я тут вас ищу, шароёблюсь по этому лесу… — ворчит мужчина. — Да идём мы, Серёж, — миролюбиво тянет Шаст, закатывая глаза. — Вы бы ещё сюда все вместе припёрлись. — Ну да, не мне же одному вас всё время прерывать, — фыркает он в темноту и начинает спускаться к полю. Они одновременно прыскают с Арсом, и этот звук — самый охеренный звук в мире. Попов нежно касается пальцами ладони Антона, и тот сжимает их в ответ. Они так и идут до дома, не расцепляя рук.