Когда зажигается Искра

ЧТО ДЕЛАТЬ С ОБЪЕКТАМИ?

(от автора вместо вступления)

      Несмотря на то, что над этим вопросом на протяжении нескольких веков бьются лучшие умы мира (если исходить из верности основной Теории происхождения Объектов, которая будет подробно рассмотрена в первой главе), точного ответа на него нет.       Тщательный анализ поведения Объектов, эксперименты и тысячи написанных манускриптов очевидно указывают нам только на два неизменных факта, из которых мы можем исходить в попытках ответить на вопрос, вынесенный в заголовок.       Первый факт — Объекты наносят непоправимые повреждения имуществу и вред человеческому здоровью.       От этого факта нельзя отмахнуться, как от назойливого треска электронного прибора. Этот факт ярко предстаёт перед нами статистическими данными (с которыми вы познакомитесь в главе номер пять) и кричит об опасности Объектов для любого существа или вещи.       Второй факт — Объекты в разной степени разумны (вы убедитесь в этом после прочтения главы номер одиннадцать).       Аномальные инстинкты являются основным определяющим вектором поведения Объектов. Однако, несмотря на это, реакция Объектов на раздражители доказывает возможность формирования у них условных инстинктов. А по некоторым данным, вплоть до инстинктов пятнадцатого порядка.       Складываем два вышеприведённых факта и на выходе получаем существо, способное действовать, руководствуясь своей волей, чтобы нанести значительные повреждения как живым, так и неодушевлённым объектам.       Теперь вопрос, вынесенный в заголовок уже не кажется таким неоднозначным, да?       Объекты нужно истреблять.       Ну вот и всё.       Кажется, я лишил вас необходимости следовать за мной шестьсот страниц этого учебника. Или… вы всё ещё здесь?       Наверное, хотите узнать, почему эта книга про поведение Объектов вообще вышла в печать? Что ж, не буду затягивать, это всё из-за третьего факта.       Третий факт — это, в отличие от первых двух, не константа, которую можно в неизменном виде обнаружить в каждом рапорте о поведении Объекта при фиксации или отчёте об эксперименте.       Третий факт — скорее как камень преткновения, останавливающий очередную волну истребления Объектов, которая неизменно поднимается в обществе каждые несколько десятков лет.       Некоторые учёные застенчиво касаются лишь его краешка, другие — одержимо доказывают его первостепенную значимость в поведении Объектов. Ваш скромный слуга лишь укажет вам на сердцевину этого факта, с которой так по-разному обращаются исследователи.       Итак, третий факт.       Кажется, Объекты могут служить людям.       Что, не удивил?       Неудобно получилось. Очевидно, слишком завысил ожидания. Хорошо, что у меня будет ещё шестьсот страниц, чтобы извиниться и указать на влияние этого третьего факта на вашу службу.       Службу, которая состоит в фиксации Объектов (следуя Приказу «Об обращении с БУ-элементами Смотрящими»).       Фиксировать — отчасти и есть самый простой ответ на вопрос, вынесенный в заголовок, а теперь…       

Готовы услышать подробный ответ?

      Шаст захлопывает книгу и встаёт из-за стола, от чего Мыша беспокойно клацает клавишами и подскакивает за ним.       Антон идёт в гостиную, которая этим холодным июньским вечером тонет в холоде и влаге.       Парень комкает старую газету и закидывает в печь. Он щёлкает над ней зажигалкой, и заголовок первой полосы вспыхивает в свете искры и исчезают в разгорающемся пламени.       Шаст тонет взглядом в языках пламени и не отходит. Да и не то чтобы у него вообще были другие дела.       Больше нет дней, недель или месяцев, вместо них перед ним расстилается одно сплошное «времятечение». На этом полотне иногда вспыхивают моменты, в которых он сосредоточен на чтении или наблюдении за Мышей, но также быстро угасают, стоит ему только на секунду ослабить внимание. Время и пространство течёт сквозь него, как вода сквозь сито.       Это ощущение подкралось к Антону со спины и набросилось ещё в городе, а теперь, пригретое размеренной жизнью дачного общества, обустроилось в нём со всем комфортом.       Последний месяц весны, который он провёл, запершись в своей квартире, Шаст помнит только блеклыми вспышками:       

Сериал — доставка еды — курение — пятьсот уровней в Candy Crash — сериал — курение — доставка еды

      Решение приехать сюда вспыхнуло на месте одного из тире, где-то между сериалом и курением, а Антон не стал ему противиться. Побросал вещи в рюкзак, перекрыл воду и уехал из квартиры на самой ранней электричке в четыре утра.       Платформа станции, на которую вышел Шаст, тонула в зелени, и только теперь его ударило понимание того, что июнь уже полноправно вступил в свои владения. Пока Антон шёл мимо дачных домиков, он не переставал натыкаться на очевидные признаки возвращающегося к жизни посёлка — припаркованные машины, вытащенные на крыльцо мангалы и детские игрушки, разбросанные по участкам.        — Нет такого праздника, — холодно чеканит продавщица, когда он первый раз заходит в магазин.       Шаст тогда кивнул ей и пожал плечами.       Не говорить же ей, что и человека, который придумал этот праздник, больше нет.       В первый вечер в этом доме ему особенно тяжело.       Он старается не смотреть лишний раз по сторонам, чтобы не наткнуться на болезненное прошедшее или ещё более болезненное сослагательное, которое никогда не сбудется.       Чтобы хоть немного убежать от преследующих ассоциаций, Антон садится за письменный стол, за которым когда-то рисовал аляпистые картинки, и смотрит на пыльный тетрадный лист. Он рассматривает клеточки до тех пор, пока те не начинают прыгать у него перед глазами.       Никакого мысленного диалога у Шаста с листом не случается.       Все мысли в его голове вдруг пропадают, и в этой пустоте Антон ждёт, что на листе появится реплика, ответ на которую он должен будет придумать.       Но эта тонкая тетрадка в клеточку совершенно точно не дневник Тома Реддла, и спустя несколько десятков минут лист так и остаётся пустым.       Да и с чего бы Шасту на это надеяться, если Арс всё равно с Когтеврана?       Господи, даже эту чушь он в своей памяти сохранил. Наверняка при желании он вообще может достать из подсознания любой их диалог с Арсом с мельчайшими аспектами как вербальной, так и невербальной коммуникации.       В отличие от Арсения, который стёр его полностью.       Парень сердито выдыхает и смахивает с листа пыль. Он тянется за ручкой и несколько раз размашисто проводит по бумаге, пока на ней не появляются чёрные росчерки.       Очевидно, что записка, оставленная после себя Арсом, писалась не за несколько секунд. Значит, у него вполне было время позвать кого-то на помощь.       Так какого хера Арс оставался в их кабинете, выводя рифмованный текст?       Потому что он, блядь, опять решил всё за него. Не пытайся вернуть мне память, это убьёт нас обоих       И какая, нахуй, разница, что могло их теоретически убить, если по факту Арс сделал это своими руками. Запиской, в которой признался в своих чувствах, а потом отшвырнул от себя Антона читаемым «никогда» между строк.       И просто его забыл.       Шаст столько раз переживал последние секунды того дня.       Он отходил к Арсу, опасливо косясь на человека, вошедшего в кабинет.       Он открывал все Контейнеры, выпуская Объекты, только чтобы выиграть немного времени для них и сбежать.       Он вынимал табельное из кармана Арса (его собственное так и осталось погребённое под завалами) и стрелял вошедшему человеку прямо в грудь.       Но как бы близко он не подбирался к моменту, когда может спросить у Арса, что значит вся эта херня, неизменно просыпался. Как будто Попов даже во сне не хотел делиться своими тайнами.       И сейчас, сидя перед этим пустым листом, через который Арс не собирается с ним общаться, Шаст вдруг отчётливо видит свои попытки достучаться до первопричины случившегося глухими ударами о бронированную дверь.       Может, где-то за ней и есть Арс, но он совершенно точно не внемлет его просьбе, рискуя открыть настоящего себя.       Блядь. Неужели ему реально было легче позволить стереть себе память и нацарапать эту записку, чем поверить, что у них с Шастом всё получится?       Антон обессиленно стонет. Самое болезненное в его бесконечных размышлениях — то, что единственного человека, который мог бы подтвердить или опровергнуть его доводы, больше нет.       Осталось только его имя, крепко-накрепко вплетённое в его сердечную мышцу.       Мышцы на груди тут же отзываются болезненным спазмом, и Шаст чуть давит на пластырь, чтобы перекрыть боль тягучими ощущениями на лице.       И тогда он вдруг видит вспыхнувшие на листе слова. Он прикасается кончиком ручки к листу и просто обводит их.       

      Я отказываюсь помнить твоё имя

      Шаст выводит последнюю букву и застывает над листом.       Он представляет, как три сросшиеся друг с другом буквы вдруг разрываются и распадаются. Одна сразу выстреливает вверх и пропадает в воздухе небольшим облачком пара, другая блекнет и исчезает на листе, а третья скользит в правый угол стола, а там…       Антон натыкается взглядом на книгу. Её твёрдая синяя обложка полностью покрыта пылью, но на боку всё равно видны выгравированные золотом буквы.       

ТЕОРИЯ ПОВЕДЕНИЯ ОБЪЕКТОВ

Чернецов А.Г.

      Странно, с чего бы этому манускрипту здесь взяться?       Не XXX же её подкинул.       Но Шаст отодвигает этот вопрос на задний план и тянется к книге, открывая первую страничку.       С этого момента его «времятечение» заполняется чтением. Пока июнь подходит к своему зениту, Шаст выуживает из текста интересные детали, иногда примеряя их на Мышу. Которая, к его удивлению, ведёт себя довольно смирно (несколько мелких ожогов на руке не в счёт), несмотря на то, что её хозяин резко сменился.       Шаст продолжает читать книгу, даже когда понимает, почему этот предмет прошёл так мимо него в вузе. В каждом абзаце видно очевидно архаичный характер доктрин, идущих вразрез с общепринятой практикой. Если их вузовский учебник пропагандировал то же самое, то понятно, почему даже их преподаватель не относился к нему серьёзно.       На экзамене по этой самой теории Поведения, препод поставил автоматы всем, кто хоть раз появлялся на паре. Шаст тогда на вопрос «был ли он на парах», ответил утвердительно и тоже заслужил автомат. Хотя был он только на первой и, убедившись в том, что предмет халява, прогуливал все следующие в угоду тусовок с сомнительного качества алкоголем на трёх квадратных метрах.       Представленные в нашей стране криминалистические школы (да и что уж, по всему миру) не приходят к единству в вопросах о том, как следует обращаться с Объектами при близком контакте (при условии, что вы остались живы после первой секунды такого контакта).       Знаю, трудно в это поверить, когда читаете этот бесконечный учебник, но я тоже когда-то был молодым. Каждый раз после встречи с Объектами на моих руках расцветали синяки, ожоги и даже раны (только заживали одни и сразу появлялись другие, подобно тому, как стоит мне закрыть одни скобки, я сразу же открываю другие, заключая в них ещё одно излишнее уточнение). Я не был глупым — ну, если только совсем немножко — или бесстрашным, но я был дотошным в поисках способов установить с Объектами контакт.       Сейчас вы, наверное, фыркнули и припомнили мне, что существуют разбавители крови, способные притупить агрессию Объектов к конкретному человеку.       Но, во-первых, в этой книге вы не найдёте подробного описания их вызывающего сомнения механизма работы (а уж тем более этой ужасающей процедуры полного цикла переливания крови с добавлением раствора).       А во-вторых, дело тут в совершенно другой химической реакции. В той, что происходит под корпусом Объекта в момент вашей встречи, и которая неизменно находит отклик и в ваших невербальных сигналах.       Сигналах, которые Объекты прекрасно считывают.       Поэтому мой первый совет: научитесь себя контролировать.       Но даже с чтением дни тянутся бесконечно медленно. Скоро Шаст начинает скрашивать их курением дешёвых сигарет и вялотекущим ремонтом дома. Парень даже вскрывает одну из стен, чтобы проверить состояние проводки, и только постфактум понимает, что инструментов-то у него нет.       Тот день не начинается каким-то исключительным образом.       Раннее утро, а Антон теперь всегда просыпается этими дурацкими ранними утрами, предстаёт перед ним во всей своей отвратительной полноте возможностей.       В хорошие дни — он бегает, но сегодня определённо нехороший день. В такие дни Антон с утра читает, пробираясь через витиеватый слог автора, и выпускает вверх колечки дыма.              Ну вот, мы добрались до статистических данных, можете радоваться!       Никаких длинных рассуждений и отвлечений от темы с неизменными скобочками (вот такими).       Ладно, надеюсь, вы ещё не ненавидите меня ТАК сильно.       В Приложениях вы найдёте больше десяти схем (ненавижу, когда так пишут, неужели нельзя написать ТОЧНОЕ число), на которых отражены те или иные группы свойств Объектов. В рамках данной главы мы последовательно проанализируем их, чтобы определить наличие закономерностей в их появлении.       Звучит удивительно, но они действительно есть.       Например, несмотря на то, что документально засвидетельствованные факты активации Объектов появились не больше десяти лет назад (неужели и здесь нельзя написать ТОЧНОЕ число), названия для этого процесса разнятся не только на разных концах света (что было бы очевидно), но иногда даже в рамках одного государства.       Криминалистические школы нашей страны (известной своим холодным климатом) едины в использовании терминологии «появление/зажигание Искры», в то время как в более жарких регионах встречаются вариации «сковывается льдом».       Звучит парадоксально, но в процессе активации Объекта вообще больше вопросов, чем ответов. Надеюсь, через десяток (ОПЯТЬ это слово) лет, когда отечественная практика соберёт достаточное количество данных, вы будете держать книгу моего авторства с красноречивым названием «Когда зажигается Искра».       Но хватит мечтаний, вернёмся к статистике…              Мыша легко ударяет его током, и Шаст интуитивно дёргает рукой. Книга падает на живот и захлопывается.        — Ты вообще-то смертоносный Объект, знаешь? — закатывает глаза парень, потирая место удара. — А этот укол я даже не почувствовал.       Объект шелестит, прокручивая колёсико, и спрыгивает с кровати на пол, не поддаваясь на провокации. Антон тоже поднимается, недовольно ворча.       Он спотыкается о пыльную тумбочку, которую каждое утро клянётся отодвинуть от кровати, и чуть не приземляется носом на ковёр.       Мыша прыгает в проходе и клацает клавишами. Шасту кажется, что эта жопа смеётся над ним.       Антон выходит в холл и шарится в холодильнике, но еды там неожиданно нет.       Когда он вообще последний раз был в магазине?       Взлохматив волосы и окинув себя коротким взглядом — футболка с пятнами от кетчупа и шорты с прожжённой дыркой (последствия того, что он неосмотрительно наступил Мыше на хвост), парень плетётся на выход.       Улица встречает его ярким полуденным солнцем, и Шаст борется с желанием тут же юркнуть обратно в дом. Трава на участке уже доходит ему до колен, и в ней наверняка дохуя и больше клещей. Пробираясь через эти заросли, Антон мысленно шлёт клещей нахуй, но вряд ли это такой уж надёжный способ защиты. Надо бы купить что-то поэффективнее.       По дороге к магазину Шаст усталым взглядом скользит по участкам соседей, но ничего за месяц особенно не изменилось. Те, что были заброшены, лишь чуть гуще обросли травой. Хотя со стороны посмотреть, и его участок тоже нежилой.       Звоночек на входе в магазин звенит привычно раздражающе, а продавщица даже не поднимает на него голову, продолжая разгадывать сканворд.       Антон кидает привычный взгляд на витрину с булочками и вдруг видит… её.       У неё стройная талия, короткая юбка и светлые, завивающиеся ближе к кончикам, волосы. Шаст отмечает её чуть вздёрнутый носик, несколько родинок на шее и идеально ровную осанку. С такой осанкой только в гимнастки.       Она — отличный выбор для следователя в отставке с хорошим довольствованием (которое позволяет оплачивать съёмную квартиру, в которой он даже, сука, не живёт). Ну и пусть, что с уродливым шрамом через всё лицо. Типа, до свадьбы же заживёт, да?       И почему-то решающим фактором становится то, что эта девушка покупает булочки, которые они с Xxxxx так и не попробовали вместе, потому что…       

Так стоп, не об этом.

       — Привет, я Антон, — вылетает у него прежде, чем он успевает себя остановить.       Шаст почему-то не верит, что девушка откликнется. И, даже когда она оборачивается и в удивлении вздёргивает брови, Антон ждёт, что она просто закатит глаза и фыркнет.       Но девушка одаривает его заинтересованной и лёгкой улыбкой, несмотря на то, что первое, что она, очевидно, видит — его нелепый пластырь через всё лицо.        — Привет, я Оксана. Местный? — со смешком спрашивает девушка, оглядывая его одежду.       Антону неожиданно становится безумно неловко за свой внешний вид.       

Блядь, Xxx бы его точно обстебал, назвав…

       — Э-э-э, типа того, — спешит выпалить Шаст, чтобы оборвать свои мысли. — Следователь на отдыхе.        — Ого, коллеги, — усмехается девушка, забирая сдачу из лотка.        — Коллеги? — недоверчиво спрашивает её Шаст.       Он зарёкся заводить себе коллег, которые привлекают его хотя бы на одну сотую доли больше, чем яблоки.        — Молодые люди, вам тут не клуб по интересам, — фыркает продавщица.       Девушка цокает и цепляет Шаста под локоть, выводя из магазина.       Между ними не случается неловкой заминки, в которой Антон не решается проводить ей. Оксана просто поворачивает налево от главной дорожки, продолжая разговор, а Антон следует за ней.        — Эксперт ФЭС, — кидает она через плечо, пока Шаст нагоняет её.       Кажется, он что-то слышал про криминалистическую направленность этого учреждения, но ебёт, что там за подведомственность.        — Типа, с пробирками сидишь? — недоверчиво тянет парень.        — Типа, — передразнивает его Оксана, но не углубляется в объяснения. — А ты-то кто?        — Структурный следователь, — бурчит Шаст, интуитивно поправляя пластырь.       Эта служба хоть и считается одной из самых почётных, сейчас кажется ему абсолютной глупостью. Он должен ловить и обезвреживать все эти смертоносные Объекты, а в итоге один круглосуточно составляет ему компанию.       Девушка присвистывает и хмыкает:       — Ну ладно, структурный следователь на отдыхе, покажешь, что тут у вас в посёлке есть интересного?       Так Шаст почти забрасывает книгу по Поведению, лишь перед сном читая несколько страниц.       С лёгкой руки Оксаны он вдруг обнаруживает, что вне дома стоит тёплая и приятная погода, и даже вода в речке уже успела согреться, а на камнях приятно загорать. Несмотря на то, что все эти факты он когда-то знал, сейчас они будто заново открываются перед ним.              Что же, одну треть пути мы с вами осилили, и начинаем раздел о практическом использовании Объектов на службе. Знаю, заголовок выглядит так, будто после первых двухсот страниц я вдруг сошёл с ума и решил рассказать вам, что, вообще-то, Объекты классные друзья, но… нет.       В смысле, конечно, когда тебе переваливает за пятый десяток лет, ты начинаешь ловить себя на пугающих мыслях вроде: «а что будет, если в микроволновку засунуть яйцо» или «а что если сделать Объект напарником», но я не собираюсь продвигать такие радикальные идеи в учебнике (тем более, редакторская цензура бы всё равно это не пропустила).       Поэтому, прежде чем мы погрузимся в глубокие дебри учения о безопасном применении Объектов классов от «условно безопасен» до «безусловно безопасен», вот краткий свод правил предосторожности:       ● не предоставляйте Объекту полную свободу действий при использовании его аномальных способностей;       ● следите за тем, чтобы рядом ВСЕГДА было оборудование, которое позволит своевременно предотвратить предполагаемую аномальную реакцию;       ● используйте аномальные свойства Объектов только в случае, если потенциальный вред от их использования в два и больше раз меньше потенциальной пользы.       А теперь, рассмотрим каждое из правил подробнее…              Мыша не приходит в восторг от того, что Шаст больше не проводит целые дни дома. Его не сильно это волнует ровно до тех пор, пока одним вечером по возвращении домой она вдруг привычно не скачет к нему, радостно клацая клавишами. После короткого осмотра дома Антон находит её зарывшейся в кокон из одеяла. Когда он протягивает руку к её корпусу, Мыша шипит, а на её хвосте появляется ярко-фиолетовый разряд.       Вечер он проводит за придумыванием для неё развлечений в своё отсутствие. Шаст ограничен рамками её свойств, и быстро смиряется с тем, что их проявление — её главная радость.       Поэтому на следующий день перед уходом он выдаёт ей стопку старых газет и ветоши.        — Поджигаешь только в печи, окей? — серьёзно предупреждает он и показательно кидает в печь небольшой кусок газеты, чиркая около него зажигалкой.       Мыша завороженно смотрит на огонь, уперевшись хвостом в пол и приподняв корпус.       В первый день он нервничает так, как будто оставил дома ребёнка с зажигалкой и бензином. Вместо запланированного похода в лес они с Оксаной несколько часов проводят на речке, откуда он сбегает под каким-то надуманным предлогом.       Мышу он застаёт в точности выполняющей его инструкции, а на её боках расцветают радостные розовые переливы.       Когда через несколько недель таких игр дом не загорается, Шаст разрешает ей баловаться и с проводкой.       Так он выясняет, что Мыша умеет паять.       Но это открытие и на сотую долю не удивляет его так сильно, как-то, что он оказывается ещё способен что-то чувствовать.       Сначала Антон вдруг замечает, что Оксана очень интересно рассказывает.       Он не особо разбирается во всяких лабораторных штуках, которые используют криминалисты, и ФЭС, в том числе, но… тон девушки, интенсивность рассказа и огонёк в её глазах бьют под дых.       Потому что глаза у неё горят, как у человека, который бесконечно влюблён в своё занятие.       Как когда-то горели у Xрxx.       

Так, вообще не об этом.

      Потом Шаст вдруг отмечает, что у неё красивые ноги. Загорая на берегу, девушка вытягивает их, и под золотым солнцем её кожа отливает медью.       У Оксаны целая коллекция красивых мини-юбок, на которые заглядывается весь посёлок. Поэтому через неделю с ними здоровается уже каждый второй, предлагая зайти в гости.       Шаст даже в шутку предлагает Оксане остаться здесь — завести хозяйство, детей и отказаться от всяких гаджетов. Девушка шутит, что она питается электричеством, а здесь его категорически не достаёт. Он бы поспорил, но Мышу показывать в качестве аргумента не готов.       А потом в один из вечеров на восходе июля Шаст вдруг обнаруживает себя залипающим на подробный рассказ Оксаны о механизме работы силиконовых пластырей.       Песок на заброшенном пляже начинает остывать, и закатное солнце на прощание касается лучиками их лиц.       Девушка аккуратно подклеивает вечно отлепляющиеся края пластыря, почти не касаясь его кожи. Прядки её ярко-оранжевых на фоне закатного солнца волос ниспадают Шасту на лицо и легко щекочут. А потом свет вдруг надломляется и трескается в глазах девушки так, что они отдают синевой.       У Антона перехватывает дыхание, такую вдруг он видит в них глубину. В них расстилается полотно трескающегося весной льда, и у него одна только ассоциация, от которой отмахнуться решительно невозможно.       

Прямо как у Xxса.

      Этот цвет пронзает его насквозь, заставляя кровоточить сердце. Шаст втягивает в себя воздух и неожиданно накрывает её губы своими.       Антон прерывает её на полуслове. Оксана в удивлении застывает, но через несколько секунд всё же отвечает.       Пока он сминает её губы своими, внутри вдруг всё устаканивается и становится тихо. Он не находит в себе хоть сколько-нибудь яркого отклика, но и очевидного непринятия тоже нет.       Когда Антон отстраняется, щёки и кончики ушей у него горят, а кожа вдруг впервые за несколько месяцев щиплет мурашками от чужих прикосновений.              Давайте в завершении этой тяжёлой главы (по прочтению которой, я надеюсь, вы уяснили связь аномальных свойств Объектов и их поведения) я расскажу интересную историю.       В первые годы своей работы в качестве Смотрящего я зафиксировал Объект.       Аномальный механизм представлял собой ручку, главное свойство которой заключалось в том, что она могла менять цвет чернил. В ходе проведённых опытов было установлено, что цветом, который появляется чаще всего, является синий. Однако критериев, по которым чернила меняли цвет, выявлено не было.       В силу безопасности своих свойств и отсутствия необходимости обеспечивать специальные условия содержания, я оставил ручку себе. Она не взрывалась и не загоралась, не оказывала на людей какого-то физического или психического воздействия (да, она совершенно не причина моей чудаковатости), но я всё равно продолжал испытывать к ней невнятное подозрение. Я бы скорее поверил в то, что она копит силы для какого-то глобального выброса, чем в то, что у неё такие глупые аномальные свойства.       И, тем не менее, вопреки своей мнительности, я продолжал таскать её с собой в кармашках рубашек и подписывать разные рабочие документы.       Ручка писала синим девяносто процентов времени, а оставшиеся десять — чёрным. С годами чувство опасности притупилось, а чернил всё не становилось меньше. Я даже перестал покупать другие ручки, потому что знал, что у меня есть своеобразный напарник, который не подводит.       Что, уже разгадали конец истории?       Вот вам мизансцена.       Моё почётное награждение по случаю двадцатипятилетия службы. На кафедре генералы и полковники кидают на меня одобрительные взгляды. С прямой спиной и предательски дрожащими коленями я подхожу и получаю награду из рук Руководителя. Тот кивает мне на формальный документ, где нужно оставить подпись.       Я достаю свою, уже привычную, ручку и ставлю размашистую подпись на наградном листе.       Ярко-зелёного цвета.       Вот вам два вывода, которые я сделал из этой истории:       ● никогда не верьте, когда кто-то уверяет вас, что сейчас расскажет интересную историю;       ● кажется, у Объектов есть чувство юмора.              К концу июля у Шаст получается полностью абстрагироваться от неприятных пощипываний на коже.       Поэтому, когда Оксана скользит пальцами вверх по его бедру и упирается в пах, он не сопротивляется. Антон запускает пальцы ей в волосы и притягивает к себе. Мягкость её губ может посоревноваться с мягкостью этого летнего вечера.       Он целует её в щёку и приходится языком до мочки уха. Там, на шее, таится родинка прямо как у Аxсx. А если прикусить мочку, то выдох получится тяжёлым и надрывным, который при желании тоже можно принять за…       И Шаст целует и целует её раз за разом, и подозрения о том, что что-то идёт не так, всё громче звучат в нём.       Искусственный свет от лампочки накаливания над ними неожиданно ярко отражается от её глаз. И они совершенно точно не синие, а серо-зелёные, как у самого Антона.       Но после бутылки дешёвого вина, цвет глаз — последнее, что его заботит. Поэтому Антон мнёт и сжимает её податливую кожу губами. Он касается языком ореола её соска, а подушечками пальцев очерчивает грудь. Когда Шаст спускается ниже и коротко целует живот. Девушка вздрагивает, когда краешек пластыря задевает её тело.       Её кожа источает тонкий, еле слышимый аромат, но даже он сильно бьёт по ноздрям. Шаст старается не вдыхать его, потому что от него определённо тошнит.       Причём пиздец как тошнит.       Но он отмахивается от реакций своего организма, как от чего-то назойливого, и прикусывает кожу на её бедре.       Оксана коротко стонет и выгибается ему навстречу.       Тошнота — поцелуй — тошнота.       Мурашки вгрызаются в его кожу, вспыхивая болезненными очагами. Они крадутся от кистей по локтям и душат его, оседая на шее. А потом вверх по пищеводу ползёт горячий зловонный комок.       Шаст подскакивает и вылетает за дверь.       Он успевает перегнуться через порог, и его выворачивает.       Парень не выпрямляется, ожидая второй волны, но она не приходит.       Тогда он опускается на крыльцо, упираясь спиной о хлипкие перила. Хоть бы не обвалились под его весом.       Антон запрокидывает голову наверх и неожиданно упирается взглядом в звёздное небо. Там плетутся созвездия, названия которых он не знает. И названия которых точно знал Арx.       Только сейчас на Шаста ушатом выливается смысл случившегося.       Шаст пытался представить Xрса на месте Оксаны, чтобы переспать с ней. Это было ебанутой затеей от начала до самого конца. С чего он вообще взял, что это как-то связано, они же вообще не…       Перед ним вспыхивает яркая картинка.       Попов лежит перед ним с растрёпанными волосами и запрокидывает голову назад. Из его горла вырывается короткий стон и…        — Ты как?       Антон подскакивает от голоса девушки, но сразу же находится:        — Съел что-то не то.

ЛОЖЬ ЛОЖЬ ЛОЖЬ

      Оксана кивает, но Шаст знает, что она ему не поверила. Антон не вдавался в подробности случившегося с напарником, только вскользь упоминал его, рассказывая о совместных делах, не могла же она…

       — Смотри, ромашка не закрылась, — кивает девушка налево, туда, где крыльцо утопает в траве.       На Оксане тёплый бежевый халат, и ей приходится придерживать его на талии, чтобы тот не распахнулся.        — Гадать будешь? — осторожно кидает парень.       Он вообще-то не фанат таких штук, но с другой стороны, полгода назад он и фанатом Объектов не был.        — Да я и так знаю, Антош, — выдыхает она.       Парень кидает на неё короткий взгляд и поджимает губы:        — Прости.       Он не знает, за что точно извиняется. За то, что с самого начала знал, как всё это кончится, или за то, что позволил себе понадеяться на другой вариант.       Оксана кивает, улыбается ему на прощание и заходит в свой дом. Больше они не видятся.       Осталось всего несколько глав до того, как вы закинете эту книгу на полку, где она проваляется многие годы, пока вы не решите сжечь её на даче на каком-нибудь праздновании.       Но, пока вы ещё тут, есть несколько важных вещей, о которых мне нужно вам рассказать (не таких важных, как та поучительная история в главе номер восемь, но всё-таки).       Название этой главы снова может заставить вас усомниться в моём психическом здоровье (хотя я всего-то вынес в заголовок «НИКОМУ НЕ ДОВЕРЯЙТЕ», что в этом такого?), но давайте я сразу оговорюсь.       Никому не доверяйте.       Кроме себя.       Я уже мимолётно упоминал о том, что интуиция — это не вымысел (вы же не закатывали глаза на этих моментах, правда?), но теперь я хочу расширить это понятие от взаимодействий с Объектами до общения с людьми.       Вы будете служить в коллективе с такими же амбициозными (и не очень) молодыми парнями и девушками. С какими-то вы будете просто перебрасываться парой вежливых фраз, кто-то станет другом, а может, вы даже найдёте свою любовь (счастливчики!), но какой бы разговор вы не вели, всегда задавайте себе один-единственный вопрос.       Я хочу, чтобы вы отнеслись к написанному дальше со всей серьёзностью.       Это правда важно.       Вопрос звучит так:       Это моё место? Я должен быть именно здесь сейчас?       Не всегда ответ будет чистым и звенящим «да», это и неважно. Людские отношения – это вообще кошмар, пострашнее Объекта класса «Безусловно опасен» ночью.       Идея в том, чтобы сразу уйти, если вы вдруг услышите отчётливое «нет», и никогда больше не оборачиваться. Этот совет спасёт сотню сданных вовремя отчётов, десяток Объектов и может даже парочку жизней.       Когда ваше подсознание кричит «нет» — бегите.       Что ж, простите автору это отвлечение и давайте подробно рассмотрим оперативно-розыскные приёмы, которые помогут вам в службе, если интуиции вдруг недостаточно…              Дни опять сливаются во «времятечение», которое он, на радость Мыше, коротает дома.       Их посёлок редеет вместе с постепенно желтеющими и опадающими листьями, и в доме начинает холодать. Старые доски, подобно суставам у стариков, завывают и стонут, пугая Антона по ночам. Он просыпается в абсолютной темноте с зашкаливающим сердцебиением и не может успокоить дыхание.       Тогда в темноте около него коротко мелькает фиолетовый всплеск, и Мыша прыгает ему на одеяло. Он гладит дрожащими пальцами её корпус и каждый раз перед его глазами вспыхивает лицо человека, который её приручил.        На исходе лета, греясь в последних тёплых лучах, которые заливают письменный стол, Антон дочитывает книгу.       Шаст спотыкается о последний ироничный оборот автора, переворачивает последнюю страницу и поджимает губы. Его как будто в одночасье выдёргивает из иллюзорного мира, в котором жил автор каких-то там пятьдесят лет назад.       За окном в разгаре один из последних тёплых деньков, а у него неожиданно начинают мёрзнуть руки. Холод пробирается от кончиков пальцев вверх по запястьям, щекочет локти, кусает плечи и застывает на щеке, через которую протягивается шрам.       Неужели несколько десятков лет назад все эти доктрины реально применяли на практике?       Доктрины, считающие взаимодействие с Объектами чем-то нормальным.       Доктрины, продвигающие идею мирного сосуществования с ними.       Те доктрины, которыми руководствовался Арс, приручая Мышу.       Книга была последним оплотом постоянства, за который Антон цеплялся, когда с Оксаной видится они перестали, а теперь, когда последний абзац отпечатывается в его сознании… Перед Шастом вдруг вспыхивает имя, которое он зарёкся помнить.       Оно вдруг предстаёт перед парнем, налитое красками и воспоминаниями, и Антон уже не может отмахиваться от него, как от чего-то фонящего.       Парень отодвигает в сторону книгу и подтягивает к себе лист, который снова покрылся пылью за три летних месяца.       Имя вдруг плетётся витиеватыми узорами строчкой ниже предложения, которое он здесь оставил.

Я отказываюсь помнить твоё имя

Арс       Как будто Попов на самом деле с ним разговаривает.       Как будто их история ещё не закончилось, и, какой бы корявый слог у него не был, Антон может продолжить её на этом чистом листе.       Шаст скользит подушечками пальцев по клеткам.       Так он мог вести по коже Арса.       Но вёл по коже Оксаны.       Неясное чувство тыкается ему в грудь, но Шаст не отмахивается от него, как делал все вечера до этого. Он стойко принимает удар и вдруг снова погружается в вечер, который хотел бы забыть.       Под его подушечками мягкая кожа Оксаны, под его губами её губы, а внутри шипящая и вспарывающая горло тошнота.       Антон будто видит это чувство с другой стороны, и оно вдруг оказывается не о попытках избежать касаний Оксаны, а о пиздецки ноющей нужде в других касаниях. Ноющей до такой степени, что перерастает в тошноту и боль в груди.       И, когда Шаст ещё раз смотрит на лист, он снова видит имя, от которого отрёкся целую маленькую жизнь назад, но которое так и не смог из себя вытравить.       Имя расцветает на бумаге переливающимся золотом. Петельки «а» и «р» ползут вниз, чтобы сделать последний крюк на «с».       

Ты всё ещё здесь, да?

      Хотя ответ он, конечно, знает. Он звучит внутри смехом Арса и переливающейся синевой его глаз. Пока Шаст считал, что разрывает их связь, она продолжала в нём крепнуть, прочнее вплетаясь в каждую его клеточку.

Откуда ты во мне?

      В начале лета он бы добавил сюда пару матерных слов и восклицательных знаков, а теперь просто замирает перед мыслью, пытаясь наполнить её хоть чем-то рациональным.       Мы были знакомы два месяца.       А три я не могу тебя из себя вытравить.       Что это значит?       Но на листе не плетутся новые буквы, тишину его дома не нарушает ни один звук, а у него самого чертовски плохо получается выцепить ответ в своём подсознании.       Оно не подкидывает ему хоть одной годной причины, почему он уехал из города. Все они вдруг кажутся надуманными и тонут в чувстве, которое он раньше в себе не видел.       Оно заливает Антона с пяток и до макушки, и он боится двигаться, чтобы его не расплескать. Парень рассматривает его также, как бывает останавливается взглядом на Мыше, когда та делает что-то необычное. Шаст осторожно касается его кончиками пальцев, и они вдруг согреваются.       Арс будто снова в его объятьях, жмётся к нему спиной после их первого поцелуя. И Антон притягивает его к себе, чтобы никогда от себя не отпускать.       Внутри него воедино сливается тот вечер и розовый свет из окон многоэтажек, вытесняя любую потенциальную возможность воззвать к рациональным доводам.       Это чувство вдруг почти ускользает от него, но он ставит ручку на бумагу и превращает его в слова.       

Я, кажется, люблю тебя

      Шаст испуганно таращится на лист, готовый подорваться с места и сжечь его, только чтобы никто никогда его не нашёл, а потом… вдруг сдаётся этому чувству.       Не бьётся и не сопротивляется, а позволяет ему заполнить себя.       И тогда оно вдруг вспыхивает в нём такой искренностью, что дыхание сбивается. Антон запускает правую руку в карман и коротко касается кончиками пальцев записки, с которой не расставался всё лето, и в голове у него повторяется одна-единственная строчка.        Мне стало казаться, что она на самом деле о любви