Один — два — три
Но он отмахивается от этих мыслей, заставляя себя сосредоточиться на предшествующем разговоре. Внутри него жила дурацкая надежда на то, что Добрачёва успокоит его и уверит в том, что происходящее между ним и Арсом — это нормально. Но уже после её первого взгляда на синяки на шее иллюзий у него не осталось. И весь оставшийся диалог только подтвердил жёсткость её позиции.Двадцать пять — двадцать шесть — двадцать семь
Этот эпизод с удушением — как ёбанная тумбочка около кровати, о которую Антон каждое утро спотыкался в бабушкином доме. Но, чёрт возьми, легче её игнорировать, чем пытаться выяснить, откуда она здесь взялась и куда её теперь деть. Шаст выходит под грузное тёмное небо, которое сразу же пришпиливает его к мокрому асфальту. Парень идёт с его тяжестью на плечах, которая множится на сложный характер Арса и слагается к его собственному дерьмовому настроению. Но все эти переменные и сказуемые, в каких бы там операциях они не участвовали, совсем не помогают ему понять, куда двигаться дальше.Неужели между нами реально всё кончено?
Эта мысль пронзает его остриём насквозь, но, даже истекая кровью, он продолжает делать вид, что всё нормально. Они ещё смогут всё починить. Сто процентов. Антон залезает в машину, и Мыша коротко и приветственно цокает. Блядь, ему нужно заняться хоть чем-то. Например, смотаться в Структуру? Конечно, с некоторой долей вероятности может оказаться, что у них в кабинете не поменяли замки и подойдёт его старый ключ. Но чуйка подсказывает Шасту, что Ляся распорядилась поменять их сразу после случившегося, чтобы предотвратить ведение самостоятельного расследования, которое захочет начать Антон. Но он — или полный долбоёб, или умудрённый опытом стратег — съебался на три летних месяца на дачу, даже не думая к Арсу приближаться. На улице заряжает дождь, и Мыша выглядывает из-под пледа. Она следит за скатывающимися по стеклу каплями, иногда коротко треща. Наверное, для неё смотреть на дождь, как для людей на огонь — знаешь, что опасно, но завораживает, что пиздец. Ещё несколько минут Антон пялится на расплывающуюся картинку в лобовом стекле, а потом включает дворники. Какой-то сверхгениальный вариант того, в какую сторону вести дальше расследование к нему не приходит, и он решает всё же испытать удачу. Дороги превращаются в реки за считанные минуты. На пути в Структуру Антон не перестаёт сочувствовать людям, которые вышли на улицу в чуть облачный день, а попали в этот пиздецкий ливень. Проезжая мимо остановок общественного транспорта, он даже думает остановиться и подсадить кого-то, но каждый раз одёргивает себя. «Добрый день, присаживайтесь, я Антон, а сзади там — Мыша. Она Объект, но вы не бойтесь. Кстати, что Вы знаете о Хаосе?» На парковке Структуры всего несколько автомобилей — это те несчастные, которые дежурят по выходным. Антон без всякого зазрения совести паркуется на местах для руководителей, самом близком ко входу. — Побудь здесь, — кидает он Мыше, перед тем как выйти. Когда Антон захлопывает дверь, ему слышится тихое согласное мурчание. Ливень царапает его всего несколькими каплями, прежде чем он ныряет под козырёк входа. Охранник по сложившейся традиции игнорирует его, и Шаст спокойно проходит мимо неработающей вертушки турникета. Доска с объявлением о пропаже кошки — кабинет Кати — их собственный кабинет. Антон застывает перед дверью, боясь притронуться к ручке. Как будто открывшись она может выпустить лавину воспоминаний, которая похоронит его под своей тяжестью. Когда его ладонь, наконец, сжимается на ручке, он дёргает её и… ничего не происходит. Дверь неприступной преградой продолжает стоять на месте. Что и требовалось доказать. М-да. Шаст разворачивается и медленно бредёт обратно по коридору. Логично было бы спросить про ключи у охранника, но вряд ли тот проявит такую же степень похуизма в отношении ключей от кабинета. Лясину машину около входа он не видел, Димы тоже тут нет… может, Серёжа? Нет уж, Шаст скорее поверит в то, что тот уволился, выйти в выходные — точно не про него. На поверку у него оказывается не так уж много знакомых. А что, если?.. Антон минует турникетов и сворачивает на лестницу на минус первый этаж. На ступеньках Шаст всё ещё видит несмываемые капельки крови, сочившейся из ран того следователя из их Отдела. Что с ним тогда случилось? Правда ли его ранил Объект? Или свои подстрелили за невыполнение приказа? А может, он тоже был агентом Хаоса? И у него тоже был напарник, который после его смерти так и не смог собрать себя по частям. Но эти капельки крови — разбрызганные по ступенькам, стенам и потолку — теперь не беспокоят его и на сотую долю так сильно, как раньше. Для него теперь все коридоры Структуры насквозь пронизаны нитями, впивающимися в кожу каждый раз, стоит ему подумать об Арсе. А думает о нём Антон примерно всегда. Парень не позволяет себе замереть у металлической двери, пасуя, и толкает её, оказываясь внутри тёплого помещения. Из-за одного из стеллажей доносится шорох и звяканье, и Шаст застывает на пороге, ожидая, пока Воля соизволит выйти к нему. — Народная мудрость, — голос Паши птичкой мечется между металлическими коробочками, Контейнерами и прочей ерундой, которой заставлены стеллажи. — Если во взрослом возрасте Вы панически боитесь воды, значит, плавать Вас учил батя. Сначала Шаст слышит тихий смех, а потом появляется его обладатель. У Паши взъерошенные волосы, а в руках он держит что-то, подозрительно похожее на перфоратор. — Ну привет, — кидает Антон, рассматривая предмет в руках мужчины. — На портрете ты получше выглядишь, — усмехается Паша в ответ. Шаста колет это замечание, но он от этого чувства отмахивается: — Чего в выходной здесь? — «Павел Алексеевич, не могли бы Вы выключить перфоратор, над вами ещё два отдела»? А то, что я, — мужчина раздражённо опускает перфоратор на одну из каталок, на которую сгружают большие Объекты. — Делаю это всё по просьбе этих отделов, — он пожимает плечами. — Всем похуй. Представляешь, — он усмехается. — По-хуй. Как мяснику прикажите без инструмента работать? Звучит жутковато. Но виду Шаст не подаёт и садится на стул рядом с рабочим столом. Паша склоняет голову набок, изучая его: — Но ты не ко мне приходил, да? Антон даже не пытается отнекиваться и качает головой: — Нет. Хотел в нашем бывшем кабинете доки забрать, а там… замки сменили. Воля понимающе кивает: — Тебе взломать? — Э-э, — тянет парень, удивлённый таким предложением. — Я просто заеду к Лясе за ключами в будний день. Не хватало ещё, чтобы Антона потом уличили во взломе собственного кабинета. — Конечно, — кивает Паша. — Можно и так. Как там Арс? Память не вернулась? Ого, Воля знает? Хотя сплетни наверняка расползлись по отделу в первые же дни после случившегося. Не зря же у него самого разрывался корпоративный чат. — Нет, — качает головой Шаст. — И не факт, что вернётся. — А голова сильно болит? — Эм, не знаю. Вопрос, по меньшей мере, странный. В смысле, конечно, Антон не забыл тот приступ с мигренью в больнице, но Воле-то о нём откуда знать? — Понятно, значит, не такие сильные, хоть это хорошо, — тянет Паша. — Но всё равно вырвать руки тому, кто Адентацию проводил. Что. Дима ему рассказал? Но почему именно Паше? Разве они были так близки с Арсом? Понятно дело, он мог бы поделиться с Серёжей, но… — Откуда ты?.. — но мужчина не даёт ему закончить вопрос. — Да что мне, сложно что ли два и два сложить? — фыркает Паша. — Работникам Хаоса её намного чаще, чем структурным делают. Может, после Ляси и перестали. Вон три года прошло, а она всё с головными болями… — Так, стоп, — выпаливает Антон, останавливая поток сознания мужчины. — Ты откуда всё это знаешь? Ему не сложно поверить в то, что он сумасшедший (особенно после абсолютно всратой мудрости, которой он его поприветствовал), но тогда… откуда в его речи правдивые, хоть и дохуя невероятные факты? — Жучки, — пожимает плечами Паша, как будто это что-то само собой разумеющееся. — Я всё здесь знаю. Серьёзно? Серьёзно, блядь? Антон проводит раскрытой ладонью по лицу. Ещё один человек, которому он теперь хер знает, как верить. И какие открытия его ещё впереди ждут? Что Арс на самом деле путешественник во времени? Или у него в роду были русалки? Или… — Так, — констатирует Антон, только чтобы прервать свой поток мыслей. — Так. Но поток несёт его всё дальше и дальше. И вот уже представляет, что Арса на самом деле никогда не существовало, и Структуры никогда не существовало, и вообще он лежит в психушке в комнате с мягкими стенами. — Спроси, есть ли они в вашем кабинете, — мягко улыбается Воля. Так подсказывает терпеливый учитель не слишком сообразительному ученику. — Жучки есть… — послушно повторяет Антон: — в нашем кабинете? Что было в день взрыва? — тут же понимает, к чему клонит Паша, и дополняет парень. — Есть. Но там случился выброс аномального излучения, который их отключил. — И нафига мне тогда эта информация? — огрызается Антон. — До этого я и сам мог дойти. Мужчина разражается неожиданно громким смехом. — А ты больше думай и меньше повторяй вопросы, которые тебе навязывают. Шаст раздражённо выдыхает. Раньше ему казалось, что у Воли и Арса примерно один уровень странности, но теперь он отчётливо видит, что Попов таким невменяемо-весёлым никогда не был. — Ладно, — сдаётся Воля, видимо, под тяжестью погрустневшего взгляда Шаста. — Давай так. Я повторяю предложение, а ты придумываешь правильный вопрос. Шаст с трудом удерживается от того, чтобы не закатить глаза, когда Паша показно прокашливается и, выпятив вперёд грудь, начинает декламировать: — «Три года прошло, а Ляся всё с головными болями». Ну, теперь понял? — заговорщицки подмигивает он. — Ей делали Адентацию? Это удивляет, но… как будто не особо важно. Ну делали, и делали. Мали ли какой Объект её цапнул. — И… что? — продолжает допытываться Антон. — Я так понял, частичную Адентацию иногда делают в Структуре. — Значит, она точно знает симптомы побочных эффектов от процедуры, так? — терпеливо поясняет Воля. Винтики в голове у Шаста поворачиваться отказываются, но он насильно крутит их вручную. — Наверное. Подожди. Ты к тому, что она могла легко распознать в Арсе такие симптомы? — Ко-неч-но, — радостно скандирует Паша. — И она наверняка поделилась с тобой этими подозрениями, правда? Антон поджимает губы. Нет. Никакой информации. Может, конечно, эта была её изощрённая попытка защитить его от попыток вернуть Арсу память, но он ведь… имел право знать. И про Хаос она ему рассказала, а про причину потери памяти, даже если она просто предполагаемая, — нет. — Ещё вопросы? — уточняет Воля. Шаст внимательно раздумывает. Он чувствует себя главным героем видеоигры, говорящим с NPC, единственная цель которого — раскрыть ЛОР игры в трёх предложениях и выдать квест. — А ты кто вообще? — раздражённо кидает Шаст. — Ты, как Арс, двойной агент? — Или тройной? Как тройник, — эта шутка неожиданно смешит Волю, и Антон ждёт, пока тот успокоится. — Ничей я не агент, — отмахивается мужчина, успокоившись. — Кто информацию спрашивает, тому даю. Но никто сюда обычно не заходит. Что правда, то правда. Сам Шаст за все годы работы был в Сервисной от силы раз пять. И то, один из них — с толпой зевак, пришедших поглазеть на забрызганный кровью пол, а второй — с Арсом. — Арс заходил, — продолжает Паша, и в его голосе не слышно грусти, только констатация. — И пара таких же одиноких. Странно, что ты не заходил, — между делом замечает он. Паша не хочет его уличить или задеть, но Антон всё равно чувствует, как его горло сковывает проволокой.Таких же одиноких
— Пошёл я, короче, — выдыхает Шаст, поднимаясь со стула. — Спасибо за инфу. Воля пожимает плечами, будто для него их разговор не имел какого-то особого значения, и надевает пластиковые защитные очки. Чем бы он тут с Объектами не занимался, Шаст определённо не хочет этого видеть. — Арсу привет, — последнее, что слышит Антон, перед тем как захлопнуть дверь. Капли крови на ступеньках подсохли, и Шаст сцарапывает своими подошвами их уродливые корочки. Тишина Структуры давит на него намного сильнее, чем размеренный гул голосов, и парень спешит побыстрее из неё свалить. Только в уюте своего «Рено» Антон немного расслабляется. Значит, Паша знает, что Арс из Хаоса. Но узнал он эту инфу лично от Арса? Или из одного из подслушанных разговоров? И какое это вообще всё имеет отношение к текущей ситуации? Шаст устало выдыхает и откидывается на сиденье. Его взгляд утыкается в потолок, и скользит по ободранной и грязной обшивке автомобиля. Интересно, а Арс помнит своё общение с Волей? Или утаил это так же, как и тысячи фактов о своём прошлом. И так же, как Ляся сокрыла от Шаста признаки Адентации, из каких бы то ни было побуждений. Антон уже сам не знает, где он вообще, нахуй, находится. Приехал, чтобы найти документы по делу, которое — хер знает — было на самом деле или нет. Арс вполне мог это дело вы-ду-мать, просто чтобы проводить больше времени с Шастом и завербовать его. И вообще… отдельный вопрос насчёт этой дурацкой вербовки. Нахер он вообще Хаосу сдался? В нём из необычного только шрам на пол-лица, да и тот появился только в последние полгода. Антон поднимает кисть и подушечками пальцем скользит по шраму — от виска, через крыло носа и к уголку губ. Интересно, будет мешать целоваться? От такой глупой мысли Шаст фыркает и выпрямляется. Это он с Арсом целоваться собрался, что ли? С Арсом, который не доверяет ему настолько, что говорит с ним исключительно полунамёками? Не говоря уже об оставленных им на шее Антона синяках, расцветающих всеми оттенками лилового. Дождь за окном унимается, и Шаст отчётливо видит окно их кабинета, но уродливая чёрная решётка не даёт рассмотреть внутренности. Он эту решётку даже собственноручно красил несколько раз. А сейчас бы с удовольствием собственноручно содрал. Но вместо этого Антон снимается с ручника и выезжает с парковки. Он пробирается сквозь лужи на дорогах, сам до конца не понимая, куда направляется. Мыша сзади цокает, когда он проваливается в особо глубокие ямы или слишком резко тормозит. В остальном же настроение у неё такое же сонное, как и раньше. Если не акцентировать внимание на её общение с Арсом. Но тут Шасту впору и самому шипеть и цокать. Антон не удивляется, когда его автомобиль сворачивает под окна Попова. Даже упуская тот факт, что это был его привычный маршрут в течение двух недель, все его вопросы сейчас сводятся к этому человеку. Зачем тебе каждый год проводили Адентацию? Что ты делал в Хаосе параллельно с работой в Структуре? Ты правда вербовал меня или… Окончание вопроса Шаст от себя гонит. Тонкости сослагательного наклонения разорвут его душу так же легко, как лист бумаги вспарывает нежную кожу на подушечках пальцев. Конечно, вопросы эти должны быть адресованы не этому Арсу, а его Арсу, но… вряд ли у него теперь когда-нибудь будет возможность с ним поговорить, как бы он не продолжал убеждать себя в обратном. Антон тянется к смартфону и стучит по дисплею ногтями.Ты дома?
13:43
Он мог бы просто дойти до подъезда и позвонить в домофон, но пусть это будет реверансом в сторону уважения личной жизни Арса. Вдруг он дома не один. Или один, но дрочит. Или снова оставляет шрамы на запястьях. Бр-р. Пиздец у тебя машина грязная Заходи 13:43 Ну конечно, Арс — и не приебаться к чему-то, как так. — Давай не будем вас нервировать, я буквально на несколько минут, ладно? — кидает он Мыше. Та сонно клацает и копошится в пледе. И, только перепрыгивая через лужи во дворе, Шаст думает, что он так по-дурацки и в одно мгновенье отказался от Мыши, его главной защитницы. Остаётся надеяться только на то, что между ними установилась какая-нибудь аномальная ментальная связь. И, если Арс вдруг опять слетит с катушек, Объект найдёт способ к нему пробраться. На четвёртый этаж. Предварительно вскрыв подъездную и квартирную двери. Домофон коротко пищит, и Шаст заходит в подъезд. Тот встречает его привычными уныло-зелёными стенами. Цвет, который мгновенно отпечатывается на сетчатке, пропуская через уродливый болотный фильтр всё окружение. Когда приехавший лифт распахивает двери, свет в нём тоже кажется Антону зеленоватого оттенка. Антон осторожно переступает лужу, от которой пасёт чем-то отвратительным, жалея, что вообще решил зачем-то поехать, а не пойти пешком. Шаст вжимает кнопку четвёртого этажа, и кабина со скрежетом закрывает двери. Лифт ползёт медленно и скрипуче, как будто даже выполнять эту свою единственную функцию ему капец как сложно. Бам. Кабина дёргается и вдруг останавливается. Бам-бам. Судя по звукам, механизмы прокручивают тросы, но лифт не едет. Да ну, серьёзно, блин. Это какой-то сюр. Может, он был бы не против застрять в лифте с Арсом, со всеми тропами в виде выключенного света, тесного пространства и отсутствия посторонних глаз. Но сейчас компанию Шасту составляют только вонючая лужа на полу и надпись «Никита — долбоящер» на двери прямо на уровне его глаз. Кабина перестаёт грохотать, но так никуда и не двигается. Не то чтобы Шаст представлял, что лифт сейчас начнёт бесоёбить по всей шахте вверх-вниз, но он, блядь, и что лифт может застрять, не представлял. Антон рассматривает кнопки и очеркивает подушечкой пальца красную, квадратную. Интересно, работает, нет? Надпись «вызов диспетчера» на ней стёрлась, а края подпалены. И что за мания у всяких долбоёбов кнопки поджигать? — Серьёзно? Застрял в лифте? Шаст вздрагивает и делает шаг назад, чуть не наступая в лужу. Голос Арса звучит совсем близко. Значит, лифт всё-таки доехал до четвёртого этажа, просто не открыл двери. — Да не, просто решил здесь потусить, — огрызается Антон. — Лучше вызови диспетчера, или кого там в таких случаях обычно вызывают? — Уже, — хмыкает Арс. — Классно, блядь, — ворчит Шаст обращаясь к болтающейся на проводе лампочке над собой. — Собирался же пешком идти. — Ну в следующий раз слушай своё чутьё. Интересно, Арс помнит, что Антон использовал это слово или… — Так чё пришёл? — как ни в чём не бывало продолжает мужчина, будто разговаривать с кем-то через двери лифта вполне будничная ситуация. — Мы прям тут будем говорить? — фыркает Шаст по направлению голоса. — А ты думаешь, в шахте кто-то сидит и подслушивает? Нет. Но после сегодняшнего разговора с Пашей в пору бы думать, что да. — Ездил с утра в Структуру, говорил с Волей. Помнишь его? — М-гм, вроде бы. — Короче, у него жучки по всем углам. Он сказал, что у нас в кабинете был типа… выброс аномального излучения. — Ладно, и что? Антон сверлит взглядом двери лифта, и ему кажется, даже сквозь них он видит, как Арс пожимает плечами. — Вот и мне не особо что-то дала эта инфа. Ну и… ещё он сказал, что Лясе делали Адентацию. Шаст замолкает, предоставляя Попову право самому решить, как на это реагировать. Вдруг он и эту часть своей жизни забыл? Но Арс своей позиции или осведомлённости не выдаёт, отделываясь кратким: — И? — Ну у неё память вроде не отшибало, как у тебя, — продолжает допытываться Антон. Бамс. Кабина коротко лязгает, но двери так и не открываются. — Ну значит, у неё были не криворукие врачи, — фыркает Арсений. Значит, помнит, что ему делали процедуру. — Или ей не делали полный цикл, как тебе и… — Не лезь в мою жизнь, ясно? — обрывает его Арс. Его слова кинжалами врезается в двери с той стороны кабины. Шаст коротко поджимает губы и продолжает мягче: — Я не пытаюсь задеть тебя или лезть куда-то, ладно? Я просто… распутываю дело. И этот грёбаный клубок фактов приводит меня к тебе… и твоей потере памяти. Мы же договорились действовать вместе, — делает акцент на последнем слове парень. Попов на его речь ничего не отвечает. Антон в это время очерчивает надпись про Никиту на двери подушечкой пальца. Перманентный чёрный маркер полустёрт, будто кто-то пытался её свести. Но доподлинно известно, что написанное на стенах лифта и подъездов никогда не умирает. — Как договорились, так и разговоримся. Ты, судя по всему, копаешь охуеть как не в ту сторону. Шаст мысленно считает до десяти и представляет, как достаёт из кармана маркер, зачёркивая «Никита» и приписывая «Арс». — Слушай, если у тебя опять это пиздецкое настроение… — Нет никакого настроения, ясно? — не даёт ему закончить Попов. — Есть только отсутствующая часть воспоминаний в моей голове, которая мне нахер не сдалась, и в которую ты всё время пытаешься… — Серьёзно, Арс? Ты, блядь, серьёзно? — перебивает его Шаст. Если бы Арсений сейчас стоял рядом с ним, Антон был бы не прочь сомкнуть руки вокруг его шеи, и… — Я не… — Нет уж, заткнись и послушай, — раздражённо кидает парень. — Великолепно узнать, что эти воспоминания нахуй тебе не нужны! А мне вот, блядь, нужны! Но у меня ты не спрашивал, прежде чем их стереть! И в последнюю, сука, очередь они для меня важны из-за связи с этим ёбаным делом, потому что… — Шаст поджимает губы, силясь удержать в себе рвущиеся слова, но их уже не остановить. — Потому что я этим блядским делом не заткну дырку, которая у меня вместо тебя в сердце, ясно? Антон замолкает, пытаясь одышаться, сразу же жалея о сказанном. Кто ему этот человек за дверью, чтобы открывать ему душу? Даже не друг. Бамс. Кабина коротко дёргается, и двери с протяжным гудением разъезжаются. В самый неподходящий в мире момент. Антон делает шаг из кабинеты, но ничего не говорит. Он и дышит-то через раз, как будто уверен в том, что, вдохни он чуть громче, Попов на него накинется. Но мужчина стоит напротив кабины и изучает его спокойным и заинтересованным взглядом. Он поджимает губы и коротко резюмирует: — Я не стирал себе память до этого. Шаст удивлённо вскидывает брови. — По крайней мере, я этого… не помню, — разводит руками Арс и хмыкает. — Но Адентацию тебе проводили? — уточняет Антон. — Да. — Полную? — Я не знаю, Шаст, я не особо в них секу, окей? Обычную какую-то проводили каждый год. Чтобы Арс и доверил кому-то делать процедуру, не особо про неё узнавая? Но продолжать задавать вопросы Антон не решается. Арсений и так сказал на редкость много, и парень боится его неожиданную открытость спугнуть. Вместо этого он решает поделиться частью информации, которую до этого от Попова скрывал. — Ладно, — кивает Антон. — Короче… когда я пролез к тебе в дом, я вырвал несколько страниц из твоей карты… или что-то там про состояния, она называлась. И закинул под кровать. Когда мы были у тебя дома в последний раз, её там уже не было. — Охуеть. И ты решил щас мне признаться? — присвистывает Арс. — Хотел, когда ты меня душил, но говорить было трудновато. Попов меряет его раздражённым взглядом. — Я к чему, — продолжает Антон. — Мне надо поговорить с Лясей, а ты можешь найти эту карту? Очевидно, она у того, кто у тебя дома бывает. Арсений кивает: — Логично. — Встретимся на той неделе, ладно? Хоть с какой-то инфой. Мужчина неуверенно кивает, и Шаст зеркалит кивок. Антон проходит мимо Арса к лестнице, усердно разглядывая прилипшие к полу жвачки. Ещё хотя бы крупица новой информации, и его мозг взорвётся. Сразу после сердца. — Только на лифте не едь, — смешливо кидает Попов ему в спину. Шаст показывает ему «фак» не оборачиваясь. В груди у Антона снова расцветает это дурацкое чувство надежды, а на шее неприятно саднят, не давая забыть о себе, жёлтые лепестки кровоподтёков.