Сейчас не исполняется, а если…
— Ты долбоёб? — честно интересуется Ляся и наконец поднимает глаза. — Арс взорвал холл Структуры, похитил десяток Объектов, тебя чуть не похоронил на этой парковке. Утяшева обрывает свой монолог, и взгляд её застывает на лице Шаста. В нём нет злости, только что-то похожее на разочарование, а ещё… переливы, подозрительно напоминающие жалость. Но Шасту эта жалость нахуй не нужна. — У тебя никаких доказательств, — чеканит парень. «Тыкать» Утяшевой оказывается на удивление легко и приятно. Может, начал бы раньше, и не выгорел бы к хуям на этой службе. — Как и у тебя в обратном. — У нас презумпция невиновности. — Если собираешься полностью норму цитировать, лучше выбери что-то покороче, у тебя осталось три минуты, — фыркает Ляся. — Арсу сделали Адентацию, — прямо заявляет Шаст. Нет смысла тянуть, пытаясь аккуратно выпытать подробности, часть фактов лучше выдать сразу, чтобы показать свою осведомлённость. — И что? — женщина хмыкает, перевязывая свой неаккуратный пучок. Ляся его желание прямого диалога не поддерживает. — И то, что ты видела его мигрени, — упорно продолжает Антон. — Ты говорила с врачом. И могла понять, что именно с ним произошло. — И? — устало повторяет Ляся. — Ну давай, Шастун, сделай какой-нибудь гениальный вывод. Или задай охуенно точный вопрос, ты же умеешь. Лучший, — ставит ударение женщина, — следователь отдела. Она Антона подначивает: ждёт, что тот кинется на неё, и можно будет наконец-то позвать охрану и запретить ему вход на территорию Структуры навсегда? Но у Шаста в багажнике опыт общения с Арсом, у него к подъёбам практически иммунитет. — Побочные эффекты от Адентации обратимы, — продолжает объяснения парень, чуть приукрашивая правду. — Ты могла бы вернуть Арсу память, а потом провести его главным подозреваемым по делу. Но ты даже пытаться не стала. Антон ходит на тоненького. Непонятно, что Лясе известно про Адентацию. Но в случае, если много, он всегда может пойти на попятную: тебе-то частичную делали, а Арсу полную, там всё совсем по-другому работает. — И не собираюсь, — неожиданно спокойно констатирует Утяшева, но в объяснения не вдаётся. Ясно. Самонадеянно было рассчитывать, что Ляся, которая, очевидно, подкована в манипуляциях (раз смогла обманывать самого бога обмана Арса), вдруг не заметит его попыток её обвести. — Тебе тоже делали Адентацию. Три года назад, — прямо заявляет Антон. Парень настолько внимательно следит за её мимикой, что, кажется, после выхода из кабинета сможет нарисовать её портрет по памяти. Хуёво и косо, но у них же все фотороботы такие. — Ты ничего не забыла? — продолжает допытываться Шаст до игнорирующей его Лясе. Он сам не знает, какой хочет услышать ответ. И почему вообще рассчитывает его услышать. Может, он вообще бьётся в глухую стену и идея прийти сюда… — Забыла. Какой ты доёбчивый забыла. Шаст, — выдыхает Ляйсан. — Слушай… Ты, твой Арс, всё это, — она взмахивает рукой, невидимо очерчивая перед собой всю сферу его интересов. — Это было полгода назад, ясно? Оно нам уже нахуй не сдалось. Пиздюлей раздали, награды тоже. Дело о взрыве закрыто за потерей памяти главного подозреваемого. Ну, а если Арсу вдруг вернётся память, приходи, — ухмыляется Ляся. — Я с удовольствием побеседую с ним в сопровождении парочки крепких оперов. А пока… отъебись, а? Исчерпывающе. Шаст закусывает губу, не зная, что ответить. Несмотря на то, что он догадывался, что Арса заочно обвинили во всех грехах, услышать это — совсем другое дело. Как будто до этого момента опасность уголовного преследования Арса не была такой… реальной. Где-то на одном краю света было уголовное дело и высшая мера, а на другом — он со своими отчаянными попытками вернуть Попову память. Внутри Шаста одновременно поднимается и злость на себя, и осознание важности установить ход случившегося, и сожаление. Сожаление бьёт под ребро заточкой и шепчет, прокручиваясь, что проёбано всё, что только можно проебать, и дальше будет только хуже. Антон встаёт со стула и проходит к двери. Когда его ладонь сжимается на ручке, Ляся окликает его: — И Шаст, — она мнётся, как будто сомневаясь, стоит ли заканчивать предложение. — Если хочешь знать, ты копаешь нихуя не в ту сторону. Да блядь, а та сторона вообще есть?! Антон громко хлопает дверью, надеясь, что у Утяшевой лопнут барабанные перепонки. Легко ей говорить, что это не та сторона, нихуя не опровергая и не подтверждая. Но ещё один вариант у него есть. Вариант, который он до этого не рассматривал всерьёз, но который теперь вдруг кажется самым логичным. Шаст пишет несколько коротких отрывистых сообщений, обещая рассказать подробности при встрече. В ответ он получает лаконичное «ок», и даже не сворачивает в Сервисную, чтобы ещё раз условиться лично. Да и теперь, когда он точно знает, что у стен есть уши, ему в этих стенах говорить боязно. По крайней мере днём. Шаст в полной мере понимает, что собирается сделать, только оказавшись в салоне своего автомобиля. Он просто взял и с нихуя договорился с Волей о пособничестве в незаконном проникновении. С человеком, с которым говорил пять раз за пять лет. Сука. Пальцы чешутся достать сигарету, но даже это желание не такое сильное, как свалить из этого места. Антон снимается с ручника, отжимает сцепление и газует. Дороги не успокаивают его и не раззадоривают. Он позволяет их полотну нести себя вперёд, поворачивая там, где поворачивается, и ускоряясь там, где ускоряется. Если бы в его жизни всё было так гармонично. Интересно, Мыша сейчас что делает? Может, Шаст вообще потерял весь страх, но она так лениво щёлкала клавишами сегодня с утра и так сердито фырчала, когда он пытался заставить её подняться с кровати. Самое ленивое существо на свете. Что такого в том, чтобы оставить её одну в квартире? В доме же она оставалась. Арсов подъезд предстаёт перед ним неизбежностью. Ну конечно, куда он ещё мог приехать.Ты где?
11:30
В равной степени бестактно и лаконично. Но Шаст уверен, что Арсу так и нравится — немного силы, граничащей с насилием. Нет, блядь. Он обрывает себя на половине мысли, и та пшиком испаряется в воздухе. Если боги смилостивятся над ними, и когда-нибудь… Антон выдыхает, заставляя себя успокоить сердцебиение. И когда-нибудь дело дойдёт до секса, Антон будет охуеть каким нежным. Нежным настолько, чтобы покрыть все годы боли, которые были у Арса до него. Хотя у Арса и с ним жизнь не охуеть какая счастливая. Шаст отвлекается на вибрацию телефона. На свидании с прекрасной девушкой Прямо сейчас снимаю с неё бюстгальтер Пока не могу расстегнуть крючок, пиши что хотел 11:32 Арсово настроение удивительно коррелирует с его собственными мыслями, но Шаст заставляет себя проигнорировать это. Как бы сильно такой стиль общения не флэшбэчил к их прошлому, того Арса больше нет. Антон заставляет шестерёнки в мозгу прокручиваться в другую сторону. В сторону дела, которое нахер никуда их не приведёт.Мне нужна будет вечером твоя помощь в Структуре
11:33
И, только отправив сообщение, Шаст задаётся вопросом: а нужна ли она реально. Да, у него накручен дохуя гениальный план пробраться и попытаться найти бумаги, но… точно ли ему там нужен Арс? У него вообще к Арсу есть хоть капля доверия или только слепая собачья вера (его придушили, а он и рад)? И даже если Арс там нужен… а сейчас-то сюда он нахрена приехал? Окей, время напиши 11:34 Шаст отправляет Арсу короткий ответ, и пытается отвлечься от происходящего. Он выдыхает и рассматривает мелкие капли дождя, оседающие на стекле. Осталось всего несколько недель, и на окнах будут появляться снежинки. Все эти фильмы, где люди радуются снегу, так откровенно пиздят. Когда Антон видит первый снег, ему хочется только удавиться. Ведь скоро их город опять, нахуй, утонет под слоями грязно-серого снега вместе со всеми жителями, его населяющими. Машина снова будет буксовать, пробки станут длиннее в несколько раз, а пешеходы нерасторопнее раз в десять. Шаст продолжает следить за каплями дождя на окне, но его мысли снова возвращаются к предстоящей вылазке. Если Воля его не подведёт, то сегодня у них на руках будет хоть какая-то информация, которая поможет… Ловушка Джокера.Поможет что?
Поможет понять, какого чёрта происходили все эти события вокруг них и замешан ли в них Арс? Поможет понять, кто устроил взрыв в их кабинете в тот день? Поможет понять, как вернуть Арсу память? И, как бы отчаянно Антону не хотелось именно последнего, этот пункт кажется наименее вероятным. Он уже знает об Арсении, что ему сделали Адентацию. И, судя по прощальной записке Арса, Попов дал на это согласие.Не пытайся вернуть память, это убьёт нас обоих
(А сам Шаст сейчас, типа, живее всех живых, да?)
Так вот. Полная Адентация или частичная — похуй. Вероятность возвращения памяти существует. Точка, баста и какие там ещё есть выражения? Он сам себе столько раз говорил, что надо, нахуй, остановиться. Но вот он снова находит себя у подъезда Арса. Чтобы в один день увидеть, как ему вернулась память, а в следующий — стать свидетелем его расстрела. Так получается? — Тук-тук. Шаст подскакивает и оборачивается к боковому стеклу. С той стороны на него смотрит Арс, вопросительно вскинув плечи и указывая на дверь. Видимо, он уже какое-то время пытается привлечь внимание. Антон чертыхается и разблокирует двери. От Арса пахнет сыростью и теплом одновременно. Такое вообще может быть? — Ты чего здесь? — просто спрашивает Попов. Без сарказма, подъёбов или даже иронии. Просто. Спрашивает. Шаст пожимает плечами. Да так, приехал под твоими окнами порефлексировать о своей жизни. — А ты же, типа… э-э-э, с девушкой, — бросает Шаст, кивая на телефон, будто там до сих открыта их переписка. Конечно, он знает, что это полная хуйня. Нахера Арс бы тогда сюда припёрся. Это он получается выглянул в окно и зачем-то… — Прикинь, так и не смог расстегнуть, — разочарованно выдыхает Арс и, видя вопросительный взгляд Антона, продолжает: — ну, лифчик. Шаст хмыкает. Это всё, на что у него хватает сил. «Никаких сказочных искорок» — напоминает он сам себе. Что бы Попов сейчас не сказал, Антон не может быть уверен, что это не из желания получить от него что-то. Или даже если не так… Его дружелюбный настрой может испариться секундой позже. И он снова кинется на него с рычанием и когтями. — Хочешь зайти ко мне?Да.
Но Шаст прикусывает губу, чтобы этот ответ не выпалить. Взгляд Арса открытый и без всякой хитринки. Но даже такому взгляду Антон верить не может. Или не хочет. Или боится. Пиздец какой-то. — Чтобы? — уточняет парень. — Чтобы, — тупо повторяет за ним Попов, — не знаю, чай выпить. И у тебя вон все волосы мокрые, высохнешь. Его аргументы — нихуя не аргументы. В какой-то их прошлой жизни, Шаст сёк в объективной стороне, а Арс — в субъективной. В этой жизни у Арсения не осталось своей личности, чтобы в чужих разбираться. Арсений неожиданно протягивает к его лицу открытую ладонь. Шаст закусывает губу, но не отшатывается. Он только внимательно следит за тем, как пальцы Арса аккуратно подхватывают кудряшку с его лба и накручивают на палец. Антон от этого жеста натурально охуевает. Ему только хочется у Арса узнать, здоров ли он или затемпературил, но ничего из этого он сказать не может. Поэтому он только наблюдает, как Попов, нахмурившись, накручивает прядку его чёлки на палец. Внимательный и рассредоточенный взгляд Арса дробит его на мелкие части, но Шаст склеивает себя нахуй клеем моментом и поднимает руку к ладони мужчины. Антон мягко, но твёрдо сжимает ладонь вокруг его запястья (змейки-шрамы на коже Арса шипят от его прикосновений): — Арс, увидимся вечером, ладно? Дела. Попов вздрагивает и тут же убирает руку. Он поджимает губы, ёрзает на сиденье и кивает: — Естественно, — и выныривает из машины. Шаст смотрит, как Арсений бежит до подъезда, и думает: «Может, это всё галлюцинации?». Может, вообще вся их история — одна продолжительная галлюцинация. В это ему верится намного легче, чем в то, что у их истории вообще мог случиться счастливый финал. Антон заводит машину и трогается с места, чтобы урвать дома несколько часов беспокойного сна в своём сбитом к хуям графике.***
Мыша будит его недовольным цоканьем. Шаст разлепляет глаза и пялится на дисплей смартфона. Не проспал, норм. Антон плетётся на кухню, засовывает в рот несколько сушек, только чтобы его желудок заткнулся, и жуёт их, пялясь на пейзаж за окном. Там, в моросящем дожде, рябят огоньки-окна, и, среди преобладающих жёлтых, оранжевых и белых, совсем не видно так любимых Шастом розовых. Сушки распадаются на противные крошки, и Антон запивает их холодной водой прям из чайника. Купить фильтр, что ли? В коридоре у порога его ждёт Мыша, она вопросительно щёлкает клавишами и бьёт хвостом. — А ты сама-то хочешь? — Антон натягивает кроссовки. Объект коротко фыркает. — Вот и я думаю, что сиди дома. Я всё равно недолго. Недовольный треск. — Что значит, ты всегда так говоришь? Так и чё, я хоть раз был долго, что ли? Мыша награждает его ещё одним недовольным цоканьем и спрыгивает на пол. Она скользит по полу в спальню, а её хвост широко машет из стороны в сторону. Если бы могла, точно бы показно захлопнула за собой дверь. Прямо как он в кабинете Ляси, м-да. Антон на автомате повторяет все привычные действия — закрыть квартиру, спуститься вниз, выйти из подъезда, добежать до машины, завестись. Но просыпается окончательно, всё равно, только подъезжая к Структуре. Шаст снова паркуется на «начальничьих» местах, испытывая по этому поводу дурацкую радость. Антон видит несколько одиноких светящихся окошек в противоположном от их отдела крыле, но они его мало волнуют. Вероятность того, что люди в час ночи заходят с нихуя сходить в Архив примерно такая же, как вероятность того, что Арсу одномоментно вернётся память. Парень выныривает в ночь и уже второй раз за день проходит ко входу. Охранник за трибуной спит. Зная его отношение к своим обязанностям, вряд ли это кого-то насторожит. Интересно, а он знает, что такая халатность в итоге приводит к тому, что тебя, всего испещрённого шрамами, вытаскивают на сцену в актовом зале, пытаясь убедить всех в том, насколько героически ты нёс службу? — Тоха! Шаст сдерживает порыв цыкнуть и протискивается мимо турникетов к машущему ему Воле. — Он точно того, — кивает Шаст на охранника. — Ну, не откинется? — Попросил бы подсыпать снотворное Диму, а не меня, раз не веришь в мои… — Да всё-всё, понял, — обрывает мужчину Антон. — Ща ещё придёт… Но договорить он не успевает, потому что в дверях появляется до бесячего пунктуальный Арс. — Лёгок на помине, — присвистывает Воля. Паша принимается махать рукой в три раза активнее, чем махал ему. Попов протискивается через турникет и подаёт руку Паше: — Это вам мы должны за обеспечение, — кивает на охранника: — достойных условий незаконного проникновения? Воля довольно хмыкает: — Арсений Сергеич, память потеряли, а любезности-то поприбавилось. — Ладно, ладно, — обрывает Антон этот поток социальных условностей. — Какой ключ от Архива? Воля перегибается через трибуну, бесцеремонно толкая охранника в плечо. Тот развалился на стуле и храпит, извергая из себя отвратительные хрипящие звуки. Как будто ему горло перерезали, и он булькает, задыхаясь от крови в горле. По пищеводу прокатывается рвотный позыв, и Антон отводит взгляд в сторону. На плечо ему неожиданно ложится ладонь Арса, но Шаст не успевает как следует удивиться, потому что Воля уже протягивает им ключ. — Но чуть запах гари, сразу в окно, — подмигивает Паша и кивает на лестницу. Арс на это замечание фыркает, никак его не комментируя. А Антон его из головы выбросить не может. Потому что его сразу же утягивает грёбаным контекстом. Этот контекст укутывает его удушающим дымом, пока они поднимаются по лестнице на второй этаж. Контекст десятилетней давности, который он не застал, но который преследует его памятной табличкой в одном из коридоров и портретами погибших в актовом зале. Пожар, который случился в Структуре десять лет назад, прогремел на всю страну. Сначала фактом гибели шести служащих, а потом и грандиозной суммой, выделенной на восстановление здания. Главная задача — обеспечить безопасность секретных бумаг без железных решёток. Ну, тех самых железных решёток, которые до сих пор есть в кабинете каждого следователя. И тех самых, которые в тот пожар помешали служащим выбраться из Архива. На втором этаже — даже десятилетие спустя — вычурно-пафосный ремонт. Но за всей этой дорогой отделкой Шаст видит отпечатки ладоней в саже. Сначала на высоте человеческого роста, а потом, когда надежды выбраться живым уже нет, всё ниже и ниже. Его коллеги сгорели в огне или задохнулись? Они знали, что умирают? — Шаст, ключ, — толькает его в плечо Попов. Антон кивает и прокручивает ключ в двери, ведущей в Архив. Та с лёгкостью поддаётся. Их встречает стена затхлого воздуха и несколько десятков металлических стеллажей. Они, как невозмутимые стражники, несут свой пост, укрывая в своих недрах тысячи грустных и болезненных историй. Тут каждое дело соткано из слёз, боли и давящей надежды на лучший исход, которого не случилось. — Ты искать-то знаешь… — но закончить Арс не успевает, Шаст проходит мимо него вглубь помещения. Каждый стеллаж — определённый год. Каждая полка — несколько букв по фамилиям подозреваемых или обвиняемых. Антон протискивается мимо полок, прогибающихся под тяжестью документов. Каждый том — не больше двухсот пятидесяти страниц. На каждой странице — не больше семи граммов страданий. Стеллаж за текущий год находится у окна. Его полки заполнены только на одну треть, но это дело наживное. Статистика — дело важное, и в целях достижения прошлогодних показателей не грех и сфабриковать несколько дел. Папка с фамилией Арса на корешке находится быстро, и Шаст тут же открывает её. — Ты какой-то дохера быстрый, — раздражённо ворчит Попов, пробираясь к нему. — Это то дело, которые мы расследовали или что? — Это расследование о случившемся в нашем кабинете двадцать третьего апреля, — Шаст поддевает ногтём верёвку на деле, пытаясь её разорвать, но та не поддаётся. Антон достаёт из кармана джинс ключи и пытается её расковырять. — Никогда не умел дела сшивать, — выдыхает Арс, облокачиваясь на один из стеллажей. Шаст сдерживается от порыва предупредить, чтобы он не свалил стеллаж на хуй, и пожимает плечами: — Чё там уметь? Три дырки сделал, в среднюю вставил сзади, впереди вывел, а дальше легко, — нитка поддаётся и с тихим хлопком разрывается. — Мастер-класс, может, дашь? Антон разделяет стопку листов на две части и протягивает одну Арсу. Тот меряет его смешливым взглядом, от которого у Шаста внутри неожиданно тепло. Но он это тепло от себя отгоняет, открывает окно, чтобы проветрить помещение, и садится на подоконник. Парень откладывает в сторону опись дела, несколько рапортов об обнаружении и вчитывается в первый протокол.ПРОТОКОЛ
допроса свидетеля
По существу уголовного дела могу показать следующее: 23 апреля 20XX года в Отделе обнаружения и фиксации проходила плановая проверка. Примерно в 12:30 я услышала какой-то хлопок, вышла из своего кабинета и собиралась отправиться в столовую. В коридоре было немного дымно, но дышать не было затруднительно. В коридоре уже находилось около пяти моих коллег, затрудняюсь вспомнить, кто именно. Меня удивило, как громко они разговаривали, и я решила задержаться около них. Из-за их спин я увидела, что дверь кабинета №5 распахнута, а на внутри лежат тела. Я подошла ближе, чтобы посмотреть, кто там лежит и увидела пострадавших. Пострадавшими были Шастун А.А. (далее пострадавший Ш) и Попов А.С. (далее пострадавший П). Меня очень удивило, что они лежат на полу в таком положении. На лице у пострадавшего Ш. я увидела повязку; кто наложил повязку я не знаю. Пострадавший Ш. «был в обычной какой-то толстовке, цвет не помню». Пострадавший П. был бледный, но я не придала этому значения, «он всегда какой-то бледный». Пострадавший П. «был в форме, она в некоторых местах будто подпалилась». Чего-то необычного, кроме двух моих коллег, лежащих на полу, я не заметила. По всему кабинету были разбросаны дела и Контейнеры, но я не знаю, насколько это необычное состояние для этого кабинета, я там никогда не была. Протокол прочитан лично. Замечания к изложенному отсутствуют. — Что-то интересное? — спрашивает Арс. В руках у него Антон замечает свидетельские опросы. Видимо, уже повторные или дополнительные. — Не особо, свидетельница говорит, что увидела нас на полу. И что на мне была повязка. — У меня тоже самое, — кивает Попов. — Ещё говорят, что суматоха была. Да и если честно… не особо похоже, что следователь вообще пытался найти того, кто там первый оказался. Вопросы наистандартнейшие. Антон кивает. Хороший следак знает, как вывести на детали. Если свидетель что-то не может вспомнить, копайся рядом. Не помнит, кто из коллег стоял в коридоре? Спроси, с кем обычно ходит на обед. Или кто работает в соседних кабинетах. Всё это аккуратно, без наводящих вопросов, а тут… будто Протокол для галочки. Шаст возвращается к документам и пролистывает несколько следующих допросов, убеждаясь в своих выводах.ПРОТОКОЛ осмотра места происшествия
В ходе осмотра установлено следующее: В 12 часов 20 минут в г. XXXXXXX по адресу: улица вторая Парковая, дом 5, кабинет №5 Отдела обнаружения и фиксации регионального отделения Структуры по XXXXXXX области были обнаружены потерпевшие. Факт обнаружения был зафиксирован сотрудниками учреждения старшим следователем XXXXXXXXXXX и следователем XXXXX. В документе приводится точное положение тел относительно стен и почему-то относительно стола. Хотя, несмотря на свою сомнительную образованность, даже Шаст знает, что замеры нужно осуществлять относительно недвижимых предметов. Но внутреннего доёбщика, который наверняка развился у Антона под влиянием Арса, Шаст выключает и отмечает важное: — Время. Нас обнаружили в начале первого, а у меня воспоминания только… не знаю, сразу после нашего приезда. Девять где-то было. Куда эти три часа-то делись? Попов кивает, но ничего не отвечает, и Антон опять погружается в чтение документа. В дальней от входа части кабинета присутствуют признаки взрывной активности. Причиной взрыва предположительно стала детонация Объекта с использованием неустановленного аномального свойства. Спектр аномальных волн указал на предположительную причастность к взрыву Объекта типа БУ-3101. — Херня какая-то, — Арс снова вскидывает на парня глаза, и тот поясняет. — Написано, что взорвался Объект типа Мыши. Но это… не складывается. Зачем ей взрываться в кабинете, где находятся они с Арсом? А кроме того, на её боках остались следы от взрыва. Но она ведь не может своими способностями себя повредить? Или было несколько взрывов? Но Антон заносит все эти вопросы в своё сознание «под галочку» и читает дальше. С места происшествия изъяты: 1. Тридцать пустых Контейнеров для Объектов; 2. Личное служебное оружие Попова А.С; 3. Дактилоскопия отпечатков пальцев, обнаруженных на дверной ручке, поверхности стола и стульях; 4. Пальто, предположительно принадлежащее Попову А.С. Пальто. Вот оно. Пальто изъяли, а вот это на Арсе… Бам. — Блядь, ребята, шухер, окно. Потрясающее в своей краткости и информативности сообщение заставляет их вскинуть головы. Воля влетает в Архив, врезаясь в стеллаж. Комната наполняется металлическим визгом, который и мёртвого разбудит. — Ну давайте, сука, быстрее, — Воля подталкивает их к открытому окну, не давая высказать им своё возмущение. — Ты хочешь, чтобы мы прыгнули, а если?.. — Если, хуй на кресле, прыгайте давайте, если не хотите в СИЗО сидеть. Шаст предпринимает дурацкую попытку собрать воедино все бумаги из дела, но Воля вырывает их у него из рук и цедит: — Ты же понимаешь, что твой дружок не отделается просто изолятором? Да когда ему уже перестанут угрожать Арсом! Антон распахивает окно шире, подтягивает ноги на подоконник и свешивает их с другой стороны под охреневающим взглядом Попова. — Что за?.. Но конец вопроса Шаст слушать не намерен, потому что спрыгивает вниз. Земля противно забивается под ногти, а лодыжки предательски хрустят. Антону требуется несколько десятков секунд, чтобы понять, что всё нормально — просто он долбаный дед с разваливающимися суставами. Сука, обещал же себе заняться спортом, а теперь… — Тебе какую-нибудь суспензию заварить или свалим отсюда уже? Антон оборачивается на раздражённый голос, и видит, что Арс уже приземлился рядом с ним и вскочил на ноги. Попов протягивает ему руку, которую Шаст не знает, как взять, поэтому поднимается сам. — Сюда, — кивает парень вправо, и они укрываются за углом здания. Они замирают и вслушиваются в тишину ночи. Моросящий дождь оседает на волосах и одежде, пропитывая её. Как же противно будет в этом ехать домой. — Как ты мог довериться человеку, который… — вдруг начинает Арс в тишине. — Да тихо ты, — шипит Шаст. Через открытое окно доносится невнятное бормотание, а потом чётче: — А как… так как ёпта? — судя по звуку, охранник высовывается из окна. — Охуеть, оно само открылось? Пиздец, тут всё в бумагах. Хорошо, что ты… — окончание фразы тонет за двойным стеклопакетом. Шаст, наконец, вдыхает полной грудью, и его лёгкие с благодарностью отзываются на такое привычное действие. — Пиздец, чуть не… — выдыхает Антон, но спотыкается о взгляд Арса. С таким взглядом можно анализировать картины или тома квантовой физики, но уж точно не рассматривать Шаста. В его радужках — расчёты, формулы и ещё «что-то». И это «что-то» невероятное сложное; сложное настолько, что Антон даже не может вычленить его составляющие. А ещё это «сложное» его нихуёво к себе тянет. Но Шаст не делает шаг вперёд, он замирает. Ничего угрожающего во взгляде Арса он не читает, но тот охуеть как парализует. Арсений делает шаг к нему и становится вплотную. Антон дёргается назад, просчитывая, что этот козёл собирается сделать, и чуть не врезается затылком в стену. Попов подаётся ещё ближе и… очерчивает шрам на его лице подушечкой пальца. — Сколько шрам болел и кровоточил? Под этим внимательным взглядом Шасту трудно собраться, но он справляется с собой: — Недели две. Может три. Арс чертит аккуратную линию, и повреждённая кожа под его прикосновениями дрожит. — В тот день ты мог получить шрам и в девять утра, и в двенадцать, но это… неважно, — Арс кивает сам себе. — Кто бы не нашёл тебя после взрыва, он бы не смог оказать первую помощь так быстро и точно. У тебя на лице — след от взрыва аномалии. И человек, который оказывал тебе помощь, точно знал от какой. И точно знал, как уменьшить последствия. Шасту бы фыркнуть: «Нихуя себе уменьшил». Но вместо этого он думает: «Нихуя себе у тебя синие глаза». — Это мог быть ты, Арс, — выдыхает Антон.Это всегда ты.
Это каждый. Грёбанный. Раз. Ты.
— Или я мог быть человеком, который Объект взорвал, — кивает Арс. — Или и тем, и тем, — соглашается Шаст. Арс застывает с ладонью на его затылке, и винтики в голове Антона прокручиваться отказываются. Видимо, Попов задел какую-то кнопку в его волосах. — Арс, — но свистящее «с» не успевает сорваться с его языка. Арсений врезается в его губы своими губами. Столкновение. Взрыв. Сила удара настолько сильная, что размозжила бы Антону голову о стену, если бы не ладонь на его затылке. В это время другая ладонь Арса бесцеремонно скользит под его худи. Попов его губы сминает и кусает, а его ногти впиваются в кожу на животе. Теперь и там останутся шрамы. У Шаста голова кружится от непонимания происходящего, от нехватки воздуха, но, главным образом, от желания. Тепло поднимается снизу живота и скручивает желудок. Антон вцепляется пальцами в плечи Арса и ведёт ими вверх по шее. По его пальцам скользят вихры волос мужчины. Писк. — Блядкая хуета, — рычит в его губы Арс, и мышцы его шеи каменеют под подушечками пальцев Шаста. Треск. Попов делает шаг назад, и всё в Антоне ноет от желания за ним шагнуть. Писк. — Да нахуя ты пищишь! — орёт Попов, но шокер даёт ещё один разряд, и Арс сгибается пополам. Что. Что происходит. Антон ощупывает свой затылок (на котором только что были пальцы Арса), ощупывает губы (на которых только что были губы Арса) и только потом в его голове запускается хоть какой-то мыслительный процесс. Но ни к каким выводам он не приходит. И, когда Арс разгибается, держась за голову, Шаст только и может, что выпалить: — Ты охуел? Что в его голове аналогично вопросу: «Ты что, вспомнил?». Но Арс смотрит на него зло и взволнованно — как будто это Антон только что его, блядь, поцеловал. — Просто проверял теорию, — кидает Попов. — Я напишу, — мужчина разворачивается (Шасту кажется, что его немного шатает), запахивает пальто и быстрым шагом уходит. Что это, нахуй, за теория? Он себе, блядь, не представляет. Но и никаких сил выяснять это, у него нет. Губы щиплет от укуса, а шрам от аккуратных нежных прикосновений.