Всё по плану
13:25
Набирает Антон короткий ответ, прежде чем нырнуть в машину. Выезжая со двора, Шаст крутит в голове последнюю фразу. Может он поэтому так плохо и помнит май, что там планов особенно не было. Только неопределённость, в которой единственное, что ему нужно было делать — удовлетворять биологические потребности. С чем он, если честно, тоже не особенно справлялся, судя по тому, что джинсы летом без ремня он носить не мог. Солнечные лучи окутывают и пригревают, нашёптывая всякие глупости. Шаст даже позволяет себе открыть окно машины, чтобы ветер трепал его по коротко остриженным волосам. Салон сразу же наполняется едва заметным запахом бензина и газа, но Антон себе придумывает, что прелыми листьями и надвигающимися морозами. Арс стоит около своего подъезда и смотрит укоряюще. Такие взгляды Антон, бывало, случайно перехватывал, когда Попов сверлил ими таксистов. Мужчина кутается в своё пафосное чёрное пальто, о судьбе которого Антон так и не нашёл времени поразмышлять, и переминается с ноги на ногу. — Методичку прочитал? — начинает Арс, как только плюхается на сидение. Он окидывает Антона коротким взглядом, будто удостоверяясь в том, что часть «домашки» про макияж он выполнил исправно. У Шаста против воли рисуются образы Арсения-учителя — строгого, недоступного и охуенно красивого. Он бы его обязательно коряво рисовал в тетрадке, поджидал после уроков, только чтобы лишнюю минутку поболтать, и строил бы бесконечные воздушные замки о том, как они будут вместе после выпускного. Во время реальной учёбы в школе у Антона был выбор залипать на ещё не съехавшую с катушек, но стремительно в этом направлении движущуюся, историчку (которая рассказывала, что в Гитлера вселился Объект), или на физрука, который однажды на спор проглотил шнурок прямо на уроке. Чтобы надрачивать на таких персонажей, это надо быть совсем конченным, хотя если подумать, сейчас... — Чё залип? — зовёт его Арс. — Отвечать-то будешь? — Отвалите, Арсень Сергеич, — отмахивается Антон и снимается с ручника. — Я, не прям дрочил, в смысле, тьфу ты, учил, — поспешно поправляет себя он. — Но прочитал несколько раз, чё-то запомнилось. А ты-то почему не раскрашен? — переводит тему парень. — Надо же кому-то лицом светить, чтобы нас везде пропускали. — Так если меня везде пропустят с тобой, нахера я… — Так, всё, — коротко отрезает Арс с типичной учительской интонацией. — Давай, расскажи лучше, чё запомнилось-то? — не оставляет попыток проверить знания Попов. — Скажи лучше, куда ехать, — упорно отнекивается Антон. — Тот адрес, что ты скинул какой-то странный. Там же нет ничего. Но это неправда. Во-первых, по этому адресу находится кафе, где Арс просиживал задницу каждый день по несколько часов к ряду, когда Шаст за ним следил. Во-вторых, именно там они ели дешёвую пиццу (которая точь-в-точь как в школьной столовке), там Шаст впервые засомневался в честности дела Структуры (когда увидел мусорки-объекты, которые оставили прямо посреди людного парка), и там он прожил последние минуты, твёрдо уверенный в том, что его напарник — совершенно точно не агент Хаоса. Шаст усмехается. Оглядываясь на тот день, Шасту он кажется вдруг таким дурацким. После признания Арса он был уверен, что всё между ними кончилось, а тогда — всё только начиналось. — Ты норм? Антон выныривает из воспоминаний и тут же стирает со своего лица мечтательную рассеянность. — Говорил, что не любишь всякие тусовки, а теперь вон какой довольный, — тянет Попов, откидываясь на спинку сиденья. — Я не поэтому, — чувствует Шаст резкую потребность оправдаться за своё настроение. — Так чё, реально к парку «Пятидесятилетия» ехать? Он косит глазами на Арса — тот расслаблен и уголки его губ дрогают в почти-улыбке: — Реально-реально. У кафе там притормозишь. Перед Антоном вспыхивает блёклый образ: ободранная вывеска в ярких цветах. — Когда мы там последний раз были, я траванулся между прочим. Пиздёж № 375: отравился он не пиццей, а яблоком. Но кто его отравил, они так и не выяснили, а вдаваться в подробности своей прошлой жизни Шасту неохота. Перед ними и так хуллион разрозненных фактов, чтобы ещё и на этом задерживаться. У людей обычно прошлые жизни — это идеалистические представления о том, что они были птичками, лягушками или богачами, ни в чём не нуждающиеся. А у него прошлая жизнь — это ковёр из лоскутов, где с одного бока пришита их совместная с Арсом фотография, а с другого — надкусанное отравленное яблоко. — Мы были? — хмыкает Арс, неожиданно придавая этому факту какое-то значение. — Ну да, в той жизни, когда вместе работали. Это когда ты по Объектам фанател, а не я. И морщин у тебя было поменьше, — усмехается Шаст. — Иди в жопу, Шастун, — лениво отмахивается Арсений, и на его губах вдруг появляется лёгкая улыбка. — Нет у меня морщин, это свет так хуёво в твоей машине преломляется. У Шаста в груди — разливается тепло. Этот диалог — как будто ничего между ними никогда и не рушилось. Как будто они не только и делали, что царапались и шипели друг на друга последний месяц. В этом дне, предваряющем зиму, он вдруг констатирует в себе даже не предчувствие, а надежду. Реальную надежду построить будущее, а не вернуть прошлое. Антон сворачивает к кафе, паркуясь прямо около входа. Арс сразу же выскакивает из машины, а Шаст оборачивается назад, по привычке проверяя, как там Мыша. Но Объекта там нет: она отлично проводит время дома, создавая в ванной локальный огненный шторм, в котором должен сгинуть годовой запас макулатуры небольшой компании. За полгода внутри в кафе ничего не изменилось — низкие потолки, пыльные жёлтые стены и потрёпанные жизнью постеры. Белые пластмассовые столики всё также хандрят, и посетителей внутри нет. — Арс, только ты мог... — начинает Антон, но мужчина на него шикает. У Антона не очень хорошая память на лица, но кажется, за прилавком та же девушка, которая работала здесь в прошлый раз (надо же, ему всегда казалось, в таких забегаловках дикая текучка). Выцветшие розовые прядки и цепкий взгляд, которым она смиряет Шаста, игнорируя Арсения: — Выбрали что-нибудь? Хотя Антон ещё даже к прилавку не приблизился, и вообще понятия не имеет, зачем они здесь. — Он со мной, — коротко отрезает Арс. Девушка прищуривается и закусывает губу, как будто оценивая, может ли она словам Попова доверять. Он с ним что?.. — Поздравляю. А кто он такой-то? — Привязали стажёра с краевого центра. Поздоровайся, хоть, — толкает Арс в спину Шаста. Антон делает шаг вперёд, прямо в центр этого сюра, и протягивает руку. Девушка смиряет его недоверчивым взглядом, но руку пожимает — коротким стряхивающим движением: — Первый раз что ли? Парень кивает и неловко улыбается, решая не открывать рот так долго, как возможно. — Всё, пойдём, опаздываем, — прерывает неловкую паузу Арсений, таща его за локоть мимо прилавка. Девушка никак такую интервенцию не комментирует, только фыркает и снова отворачивается к небольшому чёрно-белому телевизору. Откуда только такой раритет? Арс подталкивает Шаста вперёд, и тот чуть не запутывается в шторке: — Да что, ты... Но договорить он не успевает. В небольшом помещении, в окружении нескольких пустых вёдер, облезлых веников и старых коробок, как кульминация происходящего сюра — стеклянная дверь. — А это?.. — уточняет Антон. — Нет, нет, — сразу же машет он головой в ответ на лукавую улыбку Попова, забывая о всякой безопасности. — Только не говори мне, что... — А ну, цыц, — коротко шикает на него Арс и коротко касается одной из её створок кончиками пальцев, будто нажимает кнопку. Под потолком маятником раскачивается лампочка. В её желтоватом свете стеклянные панели бликуют и будто дрожат. Попов находит на ней еле заметную кнопку и нажимает. Антону очень хочется вспомнить всех богов, но он их всех прямо в эту секунду забывает, слушая тихое приближающееся к ним громыханье. Что, блядь, оттуда появится? Огромный стеклянный червь? Гитлер, в которого вселился Объект и который все эти годы прятался в бункере? Дзыньк. Но из-за уровня пола, не торопясь и никуда не спеша, всего лишь выползает лифт. Самый, сука, обычный лифт в этом умирающем кафе. Стеклянные двери разъезжаются, и они с Арсом входят в стеклянную кабину, в которой Антон застывает с абсолютно такими же стеклянными глазами. Лифт закрывает двери и с кряхтением начинает движение. Швабры, вёдра и коробки уползают вверх, а они на несколько секунд погружаются в темноту, в которoй Антон успевает выдохнуть: — Я в ахуе. Арсений глухо смеётся: — Ну тогда даже не знаю, в чём ты будешь дальше. Вокруг вдруг снова становится светло, и Антон моргает, пытаясь привыкнуть. Когда к нему возвращается способность видеть, он вдруг забывает, как дышать. Через стеклянную кабину лифта ему открывается вид на десятки этажей с прозрачными ходами-коридорами. Шаст цепляется взглядом за бумаги, оборудование, клетки, — всё совершенно секретное и ничем не сокрытое одновременно — и перед глазами у него всё сливается в одно сплошное полотно впечатлений. — Это всё Хаос, — ухмыляется Арсений, довольный произведённым эффектом. Низкие коридоры Структуры по сравнению с этим гением инженерной мысли кажутся просто плевком. Здесь нет сложных узоров или переплетений — только огромное количество пространства, свет в котором скользит от одной прозрачной грани к другой. И Антону кажется, чем глубже они погружаются, тем больше тут света. На стеклянный пол кабины опускать глаза Шаст решительно отказывается, так и продолжая с открытым ртом рассматривать мелькающие этажи. — Охуеть, — резюмирует парень, когда кабина, наконец, замедляет ход. — Охуеть, Арс, — ещё раз повторяет он. У него в груди — всё плывёт и трепещет. Если стены Структуры давят и ужасают своей теснотой, то тут его пространство своими объёмами и открытостью просто разрывает на кусочки. И не поддаться ему очень сложно. Теперь, когда они опустились на самое дно этого стеклянного колодца, Шаст может осознать настоящий его размер. Он пытается быстро сосчитать, сколько стеклянных уровней-этажей уходит в высоту, но Арс уже тащит его за руку к толпе людей. Люди эти переговариваются и шутят, видимо, около праздничного стола. На некоторых из них макияж, похожий на шастов, но ни на одном нет той маски охуевания, которую Антон теперь дополнительно надел. — Стой здесь, щас приду. Ну или пообщайся там с кем-нибудь, — коротко наставляет его Арсений и тут же растворяется в толпе. Шаст пожимает плечами, но даже если бы он быстро нашёлся с ответом, озвучить его некому. Парень принимается рассматривать стол: шоколадные кексы с торчащими из них мармеладными червяками, мармеладные глаза с потёкшей начинкой-радужкой и мармеладные вампирские зубы. Мечта пирата из магазина с мармеладными бочками. — Держи, это то, что тебе нужно. Шаст вскидывает глаза — рядом с ним стоит девушка и протягивает ему пластиковый стаканчик. — Да не ссы, пунш. Она потряхивает головой, и прядки с чёлки падают на лоб, закрывая узор на гриме. Антон принимает стакан и делает маленький глоток. Похоже на компот. — А ты типа с Арсом, да? — уточняет девушка, внимательно его рассматривая. Взгляд у неё цепкий, но не злой. Таким изучают интересную зверушку. Или извивающийся в агонии Объект. Антон кивает, придерживаясь своей тактики улыбок. — И давно вы… ну знакомы? — девушка делает глоток из своего стаканчика и опирается о стол. — Не очень, — уклончиво ведёт Шаст, фиксируя, что все вокруг уже греют уши. — Просто интересно ну, как он? Антон давится пуншем, а девушка довольно хмыкает. — А ты забавный, — смеётся она и тут же добавляет. — Как он, в смысле, в плане общения. Типа... Не знала, что Арс вообще с кем-то общается. — Мы… по работе. — А, ну тогда не завидую, — фыркает она. — Он тот ещё любитель поорать. Ну ты, наверное, знаешь. У Шаста вброс про «а как насчёт постонать» сам собой формируется, и он его ногой отталкивает от себя подальше. Вот туда вот — за оградительную ленту, на его любимую территорию. И этот вброс на него оттуда укоризненно смотрит. — А ты? — меняет тему Антон. Девушка вскидывает голову, и её тёмные волосы отливают синим в ярком искусственном свете. — А ты что тут… ну делаешь? — Антон обводит взглядом стеклянные своды и отмечает. — Пиздец у вас тут пространства. — Пафос, да и только, — отмахивается девушка. — Ревизор «Удовлетворительно безопасных Объектов». Слежу за всякими ручками, степлерами и такими приколами. У меня не кабинет, а комната пятиклассника. Антон кивает, не зная, что ещё сказать. Он вообще себя сейчас поставил в максимально-дурацкое положение. Ответный вопрос о его должности уже притаился где-то в одном из стеклянных кабинетов, готовый выпрыгнуть на него и... — Шаст, — короткий рык. По крайней мере Антону кажется, что это именно рык. Парень оборачивается и ловит недовольный взгляд Арса. — Идём, давай, — шипит он, хватая его за руку. Шаст неловко пожимает плечами девушке на прощанье, когда Арс его утягивает в центр толпы. Та лишь понимающе хмыкает. — Ты же сказал общаться, в чём проблема-то? — пыхтит Антон, отчаянно стараясь не запутаться в ногах. — Общаться, а не... Ба-бах! Антон мотает головой, пытаясь понять, что это за звук, но его слепят снопы Искр. Арс же, игнорируя происходящее, продолжает его куда-то тащить. Они пробираются через людей, и Шаст пытается понять, почему все они так радостно вопят. Зал заполняет металлический лязг и стук отпираемых дверей, но источника шума Шаст не видит. Пространство заполняется дымом, который прорезают редкие разноцветные вспышки. И эти вспышки подозрительно похожи на всполохи на боках Мыши. Арс, наконец, останавливается около одной дверей и приваливается к ней, наблюдая за местом, где они только что были. На столе с едой, размахивая проводом, хлопает дверцой микроволновка. Внутри у неё Шаст видит зачинающееся пламя, а через секунду все кексы превращаются в угольки. Первый порыв — надеть средства безопасности, найти Контейнер. Шаст и забыл, как глубоко у него в мозг вщит этот простой алгоритм, но потом... Раздаются весёлые крики и улюлюканье. Люди сошли с ума. Шаст видит, как на противоположном конце стола пылесос-бочонок, из тех допотопных времён, когда они весили килограмм триста и были исключительно красного цвета, засасывает в себя мармеладные глаза. Один за одним они исчезают в его трубе под одобрительный свист окружающих. Антон пытается от происходящего абстрагироваться и окинуть всё происходящее одним взглядом. Объекты вокруг них — бегают, прыгают, взрываются. Шаст смотрит на Арса, надеясь найти в нём поддержку, но тот лишь снисходительно наблюдает за происходящей вакханалией. Антон пытается за это его спокойствие зацепиться, но оно его внезапно утягивает вниз якорем. И Шаст в этом море безумия тут же тонет. Радость и счастье людей вокруг — иллюзия. Они в стеклянной коробке глубоко под землёй. В случае хоть немного серьёзного взрыва, их всех погребёт под стеклянной крошкой, выжить под которой будет невозможно. Но даже если ему каким-то чудом удастся под этими тоннами стекла выжить — искать его никто тут не будет. Их никто искать не будет. — Смотри на меня. Антон находит напротив себя арсовы глаза и в них вцепляется. Их голубоватый оттенок — как осколок таких многочисленных стёкол, но об него Шаст порезаться не боится. Бах! Периферийным взглядом парень замечает, что энтропия только нарастает. Взрывы всё чаще и интенсивнее, а крики всё радостнее и звончее. Но спокойствие Арса его гипнотизирует, и он, против своей воли, почему-то ему верит. — Сюда, — коротко мажет Арс губами по его мочке и утягивает его в открытую дверь. Они оказываются внутри тесной комнаты, отделённые от происходящего снаружи беспорядка. У Шаста сердце заходится от увиденного, а ещё от иррационального желания туда вернуться. На шастову голову сразу же обрушиваются многочисленные тома дел вокруг них. И Арсовы глаза, которые смотрят на него внимательно. И губы, которые что-то спрашивают. Всё происходящее вдруг кажется ему безумным, но бесповоротным и окончательным. Он хочет с Арсом на таких диких вечеринках целоваться. Впиваться в губы, и чтобы плевать на всех окружающих, чтобы, пусть даже начальство, пусть даже за ограничительной лентой на «сомнительной территории». И, какой бы хаос вокруг них не происходил, — они будут у друг друга. Они друг у друга будут. Арс их зрительный контакт прерывает, и Шаста будто током ошарашивает. Он вдруг находит себя посреди небольшого чулана с делами, за дверьми которого что-то непрерывно взрывается, с дурацкой расплывающейся на лице улыбкой. Пятой за день. Всё с ним сегодня происходящее похоже на всратый сон. На такой, после которого не понимаешь, хочется тут подольше задержаться или побыстрее проснуться. — Держи, — окликает парня Арс, пихая ему дело. — Оно в Структуре было? Антон скользит по буквам на обложке, по печати и сглатывает. Оно. Голова плывёт от духоты и тесноты пространства, но Антон её на место волевым решением ставит. И открывает первую страницу. ФИО: Попов Арсений Сергеевич Должность: Ревизор участка особо опасных Объектов класса «Безусловно опасен» регионального подразделения Хаоса Он уже знает, что будет дальше. Знает, какие слова его заставят снова пережить то, что он чувствовал в больничной палате. И он этого не хочет и хочет одновременно. Потому что когда, как не сейчас, когда Арс снова рядом с ним, раздирать старую рану от его потери. Среди должностных полномочий Антон цепляется за самое больнючее. • вербовка новых агентов в ряды Хаоса при условии следования «Статуту о неразглашении данных» Но он от себя эти буквы гонит-гонит-гонит, пытаясь найти другую, п о л е з н у ю информацию. Но эти буквы в тесном помещении отскакивают от стеллажей и снова к нему возвращаются. И вот он уже зачем-то переворачивает на страницу, номер которой в память врезался — третья. Специфика используемого метода вербовки: • создание у жертвы представлений о благосклонности к ней и заинтересованности в дружеских/романтических/сексуальных отношениях; • закрепление связи между агентом и жертвой посредством близкого физического контакта при условии использования контрацепции… — И многих ты завербовал? Этот вопрос у Антона вырывается против воли. Как защитная реакция, как необходимость, как простой интерес. — Человек тридцать, — отмахивается Попов, продолжая что-то искать на полках. Интереса у Арса к этой теме — ноль. И у Шаста вдруг такое желание свербит узнать подробности, что он ему противиться не может. — И они с тобой типа норм общаются? Антон не знает, как правильнее спросить. Типа «и как им в процессе вербовки тобой — было приятно или охуенно»? Потому что его собственный ответ — охуенно. — А с чего бы не норм? — фыркает Арсений. — Я им высокооплачиваемую работу, считай, подогнал. Вон, видишь, какой офис крутой. — А то, что ты типа с кем-то ну… того? Блядь. Попов пронзает его коротким взглядом, по которому видно, что эпитет Шаста был прочитан с точностью, свойственной только Арсению. — Ты серьёзно? — закатывает глаза мужчина. — Ты думаешь, они типа на мой член клюют что ли? — Да не знаю я, — фыркает Шаст. — В смысле, нет! — тут же поправляет он себя, отчаянно стараясь затеряться между строчек арсового дело. — Просто спросил, как это работает. И вообще, — он от Попова отворачивается. — Всё, ищи давай, чё искал. Арс у него за спиной хмыкает. И это хмыканье самое раздражающее в мире. И оно ещё и усиливается раз в пятьсот, отскакивая от стен. — Не хмыкай ТАК, — кидает Антон, закусывая губу. — Как так? — тянет Арс за его спиной. И эта его интонация в равной степени такая же раздражающая, как и фырканье. — Так, будто ты видишь какой-то тайный подтекст, которого нет, — чеканит парень. — Окей, — просто бросает мужчина. И именно после этого «окей» у Шаста кончики ушей вспыхивают красным. Взрывы снаружи уже не резонируют внутри так ярко, и Антон их почти перестаёт замечать. Он листает дело Арса, на каждой странице в котором — описание очередной вербовки, фиксации Объекта или просто рапорт по факту проверки. От тусклого освещения и однотипных документов у Шаста глаза начинают слипаться, когда Арс его коротко трогает за плечо. Антон поднимает на него глаза и встречается с неожиданно серьёзным и озадаченным взглядом, будто не было пять минут назад никакой полу-шутливой беседы. — Мг-м? Но Арс ничего ему не говорит. Лишь поджимает губы и кивает на лист, который держит в руках.ПРОЦЕДУРА ПОЛНОЙ АДЕНТАЦИИ
23 апреля XXXX года
При проведении процедуры присутствовали: Попов С.А., Попов А.С., статист №XX, статист №XX... — Тут два раза твоё имя дублировано и... опечатка в инициалах, что ли? Но понимание уже растекается по венам. Оно вспарывает кожу отсутствовавшей до этого деталью, собирая все шрамы в единую навигационную систему. Система сбоит, пищит, трескается, снова собирается, но Антон отказывается разворачивающуюся перед ним картину принимать. Принимать всю её очевидность и ужас. — Инициалы правильные. Это мой отец.