Когда зажигается Искра

      Боль       скоро просверлит насквозь лобную кость и от получившегося отверстия трещинами будет карабкаться по всей черепной коробке, чтобы в конце с тихим хрустом рассыпать её на крошечные осколки.       Ещё две минуты назад вокруг был закат, кусающий запястья ветер и пицца с ананасами. Сейчас, всё, что пробивается через темноту — завывания и стоны сущностей из разных уголков его сознания. Голос Антона в этой темноте — как вспышки угасающего маяка. На его зов так отчаянно хочется откликнуться, но свет запорошен пеплом и перечёркнут огромными росчерками царапин.       Арсу бы всего секунду послабления — дотянуться до своих висков и помассировать их, но когтистая хватка на груди не даёт разогнуться даже на сантиметр. От его тела откусывают по кусочку — чуть поменьше от икры, чуть побольше от плеча, и сколько получится от таза.       Темнота закручивается в водоворот, утягивая за собой каждую из сущностей. Арсений смотрит, как они свои когтистые лапы к нему тянут, но не может и шага назад сделать. Воздух вокруг его лёгких замыкается плотным кольцом, и он даже вдохнуть не может.       Может он, наконец-то, задохнётся? Перестанет дышать прямо сейчас — на этом полузаброшенном берегу рядом с Антоном, эгоистично обременив того миссией писать рапорт по факту своей смерти.       Вдох неожиданно пробивается сквозь его коллапсирующие лёгкие. Вспышка света бьёт по глазам, и Арс за неё цепляется с таким рвением, будто не мечтал умереть секунду назад. Буря вокруг утихает, и темнота снова обступает его холодным и спокойным одиночеством. Если не считать десяток сущностей по углам.       Арс смотрит на вспышку света, зажёгшуюся на потолке, и тянется к ней кончиками пальцев.       На висках оседает холод, отгоняя в сторону боль. Та, пискливо скуля, забивается под скамейку, и Арс открывает глаза, чтобы за ней проследить. Но вместо этого он цепляется за кончики коротких прядей, которые вспыхивают в закатном свете оранжевым и фиолетовым. Он опускает взгляд чуть ниже — на губы Шаста, но что тот говорит, понять не может. Его кисти против воли тянутся к антоновым ладоням. Арсений коротко оглаживает его костяшки подушечками пальцев, спотыкаясь о массивное кольцо.       — Послушай, я, — коротко выдыхает Арс, чувствуя, как поток воздуха спотыкается о кожу Шаста.       Он уверен, что так и не сможет ничего сказать, что слова так и останутся запертыми у него внутри. Потому что даже вот так — оказавшись с Антоном в нескольких сантиметрах друг от друга — он понятия не имеет, как можно ему довериться. Он этого человека напротив себя знает всего месяц, с чего бы Арсению ему вдруг открываться.       Но боль снова карабкается вверх от солнечного сплетения к вискам, и Попов неожиданно для себя выдыхает правдивое:       — Эти вспышки… появляются в полной темноте, — и ещё полдесятка слов, которые его скулящее подсознание из него выталкивает.       Арсу бы заткнуться: прикусить себе язык и даже засунуть в рот пальцы, чтобы из него вырывались только неразборчивые глухие звуки, но вместо этого он свой монолог продолжает, оглаживая костяшки пальцев Антона. Они под его прикосновениями отзываются холодом и грубостью стёртой кожи, но вкупе почему-то его внутренности согревают — как это работает, он решительно не понимает.       Орехово-зелёные глаза напротив зажигаются короткой вспышкой, а потом закрываются. Антон прижимается к его лбу своим, и Арс чувствует, как шастово ровное и спокойное дыхание отпечатывается на его губах.       — Я буду рядом с тобой в этой темноте, ладно?       Арсений знает значение всех слов, но в осмысленное предложение их сложить не может.       В его темноте — обустроенное и холодное жилище, насквозь продуваемое ветрами. Он знает в нём каждый предмет наощупь, потому что вспышки света тут редки и неожиданны. И эту непроницаемую темноту он делит с сущностями, которых с каждым годом всё больше. Некоторые — слабы настолько, что могут только лежать, тихо постанывая за диваном, между книг на полках или под изъеденным молью ковром. Другие — беспрестанно ломятся в еле различимые в темноте и закрытые на тысячи замкoв двери, пытаясь вырваться. Третьи — смотрят на Арсения молча и укоряюще, будто пытаются его на измор взять. И ещё одна сущность, к которой он никак не привыкнет — в дальнем углу гостиной под завалами бетонных конструкций — ведёт с Арсом разговоры, которые он предпочитает игнорировать.       Шастовы ладони перемещаются с лица на шею, а потом скользят на плечи. Все его сущности на мгновенье отвлекаются от своих занятий и пристально эту сцену рассматривают из-за арсовых глазных яблок. Короткий всхлип одной из сущностей вырывается у него против воли и оседает у Антона на шее.       Арс скользит ладонями по спине Шаста, оббивая костяшки о холодный ветер. Небо горит красным и синим, а солнце последними лучами цепляется за поверхность озера. Плед, который Антон притащил из машины, свалился на землю, а коробка с пиццей — следующая на очереди.       Руки Антона с каждой секундой всё холоднее. Стоит им остыть ещё всего на несколько градусов, и Шаст примется растирать их до красноты, и тогда на ладонях проступят небольшие кровавые трещины. Предотвращая этот ритуал, Арс отстраняется и предлагает:       — Пойдём в машину?       Шаст вскидывает голову — его зелёные глаза в сумеречном свете стали серыми — и коротко кивает. Он поднимается с корточек, чуть не заваливаясь на бок, а Арс оттряхивает полы пальто. За ним и так всегда тянется еле уловимый терпкий запах — то ли костра, то ли каких-то химикатов, так пусть хотя бы не будет мятым.       Антон подхватывает коробку и плед и первым пробирается через кустарник. Его движения отрывистые и размашистые — он то цепляется тканью худи за ветки, то чуть не спотыкается, зацепившись носком о корень. Арсений идёт медленно и примиряясь, пока сущности в его голове пытаются раздавать назойливые и бесполезные советы.       Когда они садятся в машину, Арс утыкается взглядом в лысые ветви кустарника — за ними умирают последние вспышки этого дня, ускользая и из его темноты тоже. Жалкий догорающий остаток дня распланирован дотошно — тридцать минут дороги по пестрящими огнями городу, пять минут на скомканное прощание с Антоном и целый вечер в одиночестве своей квартиры. Сначала он будет тешить себе тем, что найдёт чем заняться, а потом сдастся под жгучим желанием заполнить квартиру вспышками воспоминаний, ему не принадлежащих.       Антон заводит машину, ничего не спрашивая. Он включает радио и оставляет на первой попавшейся волне. Арс из-под полузакрытых век следит, как ветви кустарника и полутьма сменяются широкой улицей и ярким искусственным светом. Он всматривается в серое небо с дурацкой надеждой зацепиться за тусклые звёзды, как будто света вокруг недостаточно, но их, конечно, не видно.       Мимо скользят привычные ориентиры — дом Учёного, магазин с покосившейся вывеской, несколько заброшенных долгостроев. Антон выбирает объездной путь, но мужчина на этом внимание не акцентирует. Видимо, пробки. А даже если не пробки, и Шаст вдруг решил увезти его в тихое место и там расчленить — это даже к лучшему.       Арсений прикрывает глаза и вслушивается в тихую мелодию по радио. Его собственная мелодия чем-то на эту похожа. Мужчина проходит в центр тёмной комнаты сознания, натыкаясь на граммофон, устанавливает пластинку и опускает лапку. Но та так и остаётся неподвижно стоять под мерзкий смех сущностей, не издавая ни звука.       В следующий раз Арсений открывает глаза под скрежет ручника. Он моргает, пока блики, маячащие на лобовом стекле, не исчезнут и оглядывает открывшийся вид. Их окружает кольцо из многоэтажек, сурово и пристально рассматривающих их окнами-глазами.       — Прикол, — фыркает он Шасту.       Он отлично знает этот двор — в ряду окон справа от второго подъезда на девятом этаже — несколько светятся ровным розовым цветом. Домофон сломан, а дверь открывается с пинка. Впрочем, раз он в прошлый раз взломал дверь шастовой квартиры за двадцать минут, то и подъездную бы, конечно, открыл.       — А я типа на метро?       Сначала фраза вылетает, и только потом Арс её пристально рассматривает. Какое к чёрту метро он имел в виду? Его квартира вообще в пяти километрах от ближайшей станции.       — Ты сегодня остаёшься у меня, — резюмирует Шаст.       — Ты охуел, — констатирует Арс. — С хуя ли?       Он мог бы привести хуллион аргументов, почему эта идея абсолютно точно ебанутая, но решает оставить пространство для манёвра Антону. Пусть тот сначала вывалит свои факты, а уж Арсений постарается их разбить в пух и прах.       — Потому что, — раздражающе коротко кидает парень.       — Открой, блядь, машину, — рыкает Арсений. — У меня, конечно, нет с собой табельного, но поверь, я своими ногтями могу найти твою сонную артерию за секунду, и… — а потом вырвавшаяся из-под шкафа сущность вдруг юркает обратно, и предложение он так и не заканчивает.       Но Шаст не напуган, как напугался бы любой человек на его месте.       Он смотрит на Арса изучающе, как будто пытается подобрать слова, а потом выдыхает:       — Ладно, прости, давай… типа честно, — он переводит взгляд на лобовое стекло. — Меня пугает твоё состояние сегодня, — Арсений пытается возразить, но парень его останавливает. — Я знаю, что ты и до этого догадывался про своего отца, но… Для тебя это всё равно охуеть какая новость. И я не хочу оставлять тебя с ней в одиночестве.       Арс закусывает губу и упирается взглядом в свои колени. Что на это ответить — он решительно не знает.       — Я не хочу связывать тебе руки и ноги и тащить наверх, но просто… Просто давай посидим тут несколько минут, хорошо? И если ты решишь, что всё-таки хочешь остаться один, я отвезу тебя домой.       Шастово признание звенит в воздухе и замирает между ними. У Арсения степень темноты внутри всегда одинаковая. Иногда внутри неё больше стонов, иногда больше укоризненных взглядов или раздражающих разговоров. Но ночью... эта темнота дрожит и так и норовит потрескаться осколками, чтобы его ранить. Воспоминания-вспышки, которые Арс из себя извлекают, не дают ему в этой темноте с ума сойти. А других способов бороться с её ночной агонией он не пробовал.       — И что мы будем делать? — короткий взгляд на Антона. — У тебя, в смысле.       — Что хочешь.       У Арса только два желания: чтобы темнота рассеялась, и чтобы боль исчезла. Но и то, и другое — решается только смертельной инъекцией.       В целом, и у Шаста дома может оказаться десяток-другой Объектов, которые он на Арса натравит, только чтобы посмотреть, как того разрывают на части. Или может завалялся старый, но ещё не вышедший из строя электрический стул. Ну или хотя бы пачка-другая таблеток.       — А спать у тебя есть где?       Этот бесполезный вопрос задаёт одна из самых тупых сущностей. Та, которая прекрасно знает, что Арс всё равно никогда не спит больше пары часов подряд, и та, которая беспрестанно продолжает его пинать поспать, поесть или пойти на улицу прогуляться.       — Конечно, — кивает Антон. — И Мыша не будет тебе мешать, я с собой её закрою.       Сущности внутри завывают — орут из-под шкафов, ковра, свисают с потолка и устраивают пляски. Но Арсений этот вой привычно игнорирует, предпочитая считать, что это не бестелесные призраки с заточенными когтями, а небольшая стая хаски.       И, частично им назло, частично, потому что у него нет сегодня сил сражаться с постоянным фоновым недоверием ко всему и всем, мужчина кивает:       — Хорошо, — поджимает губы он. — Пойдём к тебе.       Сущности улюлюкают, фыркают и беснуются. Будь арсова воля — открыл бы форточку, чтобы съебались туда и не мешались в голове, но всё что он может — начать тихо насвистывать мелодию. Верные ноты, конечно, не находятся, но даже нестройного музыкального ряда хватает, чтобы они немного успокоились и вернулись на свои места.       Арсений выныривает из машины и сразу же вскидывает голову на небо — звёзд за тучами так и не видно. Антон привычно обходит «Рено» со всех сторон, проверяя его целостность. Попов каждый раз хочет ему фыркнуть, что ничего такому ведру хуже не сделает, но почему-то себя сдерживает. Может бережёт этот выпад для особого случая?       Шаст на него коротко оглядывается, будто убеждаясь, что Арс никуда не убежит. Хотя он бы при всём желании и даже с уколом адреналина в сердце не смог — чем ближе ночь, тем сложнее себя убеждать в существовании какого-то смысла двигаться.       Пока они идут к подъезду, под шастовыми подошвами хрустят корочки, намёрзшие на лужах к вечеру. Арсений эти корочки перешагивает, потому что этот звук вдруг напоминает его о ломающихся костях кисти — коротких и трубчатых — хрусть-хрусть. Он никогда их себе не ломал, но звук воспроизводит с точностью до полутона.       Антон тянет на себя домофонную дверь, и на них наваливается болотный цвет стен в подъезде. Арсений за надписи на стенах не цепляется, но они вешаются на него против его воли.       

Здесь был MC Nutshell

      Есть некоторая вероятность, что здесь сделают музей имени этого рэпера, когда он станет известным, но Арсений её оценивает в примерно пять процентов.       В ожидании лифта мужчина кидает взгляд на маленькое окно под потолком над почтовыми ящиками — то заросло паутиной и грязью, и синева неба сквозь него кажется заплесневевшей. Все уродливые подъезды похожи друг на друга, а красивые ему ещё не встречались.       Когда кабина лифта открывается, их обдаёт запахом тухлятины, и Арс от него морщится, но, тем не менее, шагает внутрь. Так бывает пахнет в Хаосе, когда одного из работников не успеют вовремя оттащить от особо общительного и особо опасного Объекта. Арсений в таких случаях старается сныкаться куда-нибудь подальше, чтобы не заставили смачивать бинты в обеззараживающих и обезболивающих средствах или оттирать капли крови со стен.       Антон облокачивается на стену лифта и теребит на указательном пальце чёрное кольцо. Массивное, с разноцветной вставкой, переливающейся всеми цветами, — эти вспышки неуловимо напоминают об Объектах, но как именно Арсений понять не может. Ему для того, чтобы всерьёз взяться за эту пустяковую задачку, нужно разгадать два десятка других, в хуллион раз сложнее.       Когда лифт с кряхтением открывает двери на этаже, Шаст первый выходит вперёд. Арсений кидает короткий взгляд на замок, который Антон после взлома так и не поменял.       — Не боишься, что кто-то ещё влезет? — кидает Попов, наблюдая за тем, как парень возится с заедающим ключом.       — Ну удачи им с Мышей поговорить.       Объект, который красной нитью у Антона через все темы тянется. Ну конечно.       Замок коротко щёлкает, выпуская в подъезд короткий треск. Этот треск Арс чувствует кожей и хваткой на горле. И, хотя он точно знает, что шокер срабатывает не на аномальные волны, всё равно инстинктивно к нему тянется, будто сможет его отключить до того, как его ёбнет током.       Объект подтягивает хвост к корпусу, складывая в пружину, и выпрыгивает наверх, доставая Шасту до пояса. Антон кидает на Арса короткий обеспокоенный взгляд, будто ждёт, что он сейчас сбежит, и закрывает Объект своим корпусом.       С расстояния в несколько шагов Попову не слышно, что именно Шаст этому существу выговаривает. Его голос перемежается треском разной тональности, и Арсений внутри себя чувствует короткий угол под щиколотку: «А что, если они реально общаются?». Но эта мысль настолько невозможная и дурацкая, что он её кидает сущностям на растерзание, и они её между собой с удовольствием размусоливают.       Когда Шаст выпрямляется в следующий раз, Объект уже не прыгает, а только коротко отбивает хвостом ровный ритм по полу. У этого существа нет глаз, но Арсению кажется, что их взгляды на секунду пересекаются, а потом мышь вспрыгивает Шасту на ногу, цепляясь за него проводом и скользит наверх.       — Проходи, — кивает парень, когда хвост Объекта мелькает последний раз, перед тем как скрыться в кармане худи.       Шастова квартира — вся наполнена деталями: пара чёрных носков прямо перед входным ковриком, несколько использованных пластырей на тумбочке в прихожей и почему-то целый ворох смятых газет чуть дальше по коридору. Когда Арсений сюда в прошлый раз пробрался, то чуть не сломал ноги, споткнувшись о брошенный посреди коридора рюкзак — ни что иное, как ловушка.       Но Антон за беспорядок не извиняется, а только скидывает с крючка одну из худи, освобождая Арсу место для пальто.       — Чай, кофе? — его вопрос бьётся о стены коридора, пока парень уходит на кухню.       Арсений снимает пальто и качает головой, но понимает, что Шаст этого движения не увидит и озвучивает ответ вслух.       Вокруг оседает запах, который уже зацепил его рикошетом во время прошлого визита — плотный и укутывающий, так пахнет антонова худи, если уткнуться в неё носом. Этот запах смешивается с бормотанием Шаста на кухне, полумраком прихожей и концентрируется за маняще приоткрытой дверью комнаты.       Это желание Арсения цепляет и лёгким толчком заставляет сделать шаг вперёд.       Шастова комната — как комната каждого второго потерпевшего, которому не посчастливилось встретиться с Объектом — кровать, рабочий стол, шкаф. Арсений не цепляется за их цвета или фактуру, спектр которых находится в среднестатистических значениях, но ведёт носом, в попытке ухватить максимальную концентрацию запаха.       Он этот запах — помнит и не помнит одновременно. Знает, что он неразрывно связан с Шастом, но почему внутри от него всё переворачивается понятия не имеет.       — Я на кухне буду, у меня там небольшой диванчик.       Арс оборачивается на голос Антона. Тот облокотился на дверной косяк и по нему взглядом шарит. Шрам на его лице в приглушённом свете отливает фиолетовым, бросая отблески на белую кожу, с крошащимся гримом.       Этот шрам — ещё одна из загадок, которые его изнутри царапают. Нехорошие предчувствия вместе с сущностями выползают из-за шкафа, полок и из-под ковра, но свои лапы к нему не протягивают. Ждут, когда Арс сам к ним шагнёт.       — А ты же умеешь в три раза складываться, чтобы на таких диванчиках умещаться, да?       Антон хмыкает и проходит к шкафу:       — Это главный навык, который я в Структуре приобрёл.       Арсений молча наблюдает за тем, как Шаст достаёт чистое постельное из шкафа — светло-голубое в мелкую крапинку белых цветов — будто неумелая реплика его ковра из загородного дома.       — С пододеяльником помочь?       Арс качает головой.       Парень кладёт постельное на край кровати, но из комнаты почему-то не уходит. Он застывает у подножья, кусая губу, будто собирается что-то сказать. У Арсения — предчувствие, что это «что-то» снова заставит одну из его сущностей клацнуть зубами, поэтому весь внутренне подбирается, чтобы в Антона пружиной не выплюнуть хлёсткую реплику.       Арсений скользит по профилю Шаста, пытаясь его реплику предвосхитить, но так и не находит даже намёка на зачинающуюся фразу. Тишина между ними повисает плотной непробиваемой стеной, о которую стоны сущностей ударяются и разбиваются.       Такие долгие взгляды по опыту Арса ни к чему хорошему никогда не приводят — ты либо получаешь агрессивный наезд от объекта рассматривания, либо человек тушуется и смущается настолько, что пытается ретироваться как можно скорее и дальше.       Но Антон позволяет себя рассматривать. Он и сам коротко стреляет по профилю Арсения — лицо, плечи, кисти рук. А Арс каждую его самую мелкую чёрточку кропотливо фиксирует — будто Шаст может просто взять и исчезнуть, и ему придётся с нуля его образ выстраивать.       — Я буду на кухне, — наконец, кидает Шаст, прерывая их молчание, и, поджимая губы, добавляет. — Спокойной ночи.       Провожая взглядом антонов затылок, Арсений кивает в тридцатый раз за вечер.       Расстилая постельное, мужчина вслушивается в звуки на кухне. Но из-за прикрытой двери до него доносятся только отзвуки интонаций и иногда едва различимый треск.       Когда кровать готова ко сну, которого ему, скорее всего, всё равно не видать, на кончиках пальцах щипающей плёночкой оседает тревога. Шаст дал ему в полное распоряжение свою комнату, а сам занимается делами на кухне. Значит ли это, что под кроватью уже есть Объект, который ночью ему перережет горло, а кровь сольёт в какой-нибудь стеклянный сосуд экзотической формы? Или что простынь смазана каким-то паралитическим ядом, чтобы Антон собственноручно смог его задушить — обездвиженного и бессильного, а потом скинуть его тело из окна?       У Арсения каждый из вариантов вспыхивает чёрно-белой картинкой с красными мазками — его кровь на белой простыне, ярко-красные губы Шаста против его бледно-розовых с увядающими последними вздохами, и его неизменные шрамы на кистях, сквозь которые проступают алые капли.       Он выдыхает медленно и глубоко, шаря по комнате взглядом. Тревога просит выход, и балконная дверь — подсказывает очевидный вариант.       С каждым шагом к балконной двери зажигалка оттягивает карман всё сильнее. Арсений достаёт её, очерчивая полустёртую гравировку подушечками пальцев и по памяти по слогам цитирует «Служ-ба спа-се-ния». Мужчина щёлкает кнопкой поджига, и искра дразняще прыгает перед ним, готовая по необходимости поджечь сигарету или весь этот дом.       Первая затяжка отзывается внутри терпко и горячо. Провожая взглядом дым, мужчина в который раз пытается отгадать, что это за служба такая. Он за собой не помнит привычки коллекционировать дурацкие доисторические вещи, а значит это вещь личного свойства. Так что этот раритет раньше для него значил?       Но эту загадку он кладёт на полки между книг, пихая под бок одну из сущностей. На одну из тех полок, где лежат партитуры, которые он       никогда       не сыграет, стихи, которые он никогда не закончит, и загадки, которые он вряд ли разгадает.       Тихий скрип слева надрезает гомон засыпающего города, и Арсений делает шаг назад, чтобы соседи его не увидели. Окно справа от балкона распахивается, и свет вырывается в тёмный воздух небольшим пучком, рассеиваясь в ночи.       — Слушай, можешь хоть всю ночь трещать, ладно? — голос Шаста укоряющий, но мягкий. — Арс уже здесь, и никуда не уйдёт, тем более… — но окончание предложения тонет в звуках булькающего чайника.       Кончики пальцев у Арсения начинают подмерзать, и он засовывает их в карманы куртки, очерчивая там зажигалку, корпус которой почему-то вечно теплее температуры вокруг.       Его, как работника Хаоса, общение Антона с Объектом не должно удивлять, но… Удивляет. Терпимые условия, индивидуальный подход и внимательность к Объектам нужны постольку, поскольку их можно использовать для экспериментов и извлечения полезных свойств. Какие могут быть полезные свойства у этого существа в теле компьютерной мышки — ответ неоднозначный. Но однозначно то, что Шаст даже не пытается их извлечь и использовать. Ну, по крайней мере, сознательно.       — Слушай, у вас тоже с Арсом была своя история. И ты сейчас просто от него отворачиваешься?       Арсений эту историю не помнит, так же как не помнит и их с Шастом историю. Но, если во втором случае, можно предположить хотя бы отчаянную попытку выстроить какую-то, заведомо правильную личную жизнь, то тут… Вряд ли Арс эту мышку украл, чтобы в Хаос отвезти. Там аналогичных мышей сотни и тысячи — компьютерные мышки вообще один из самых распространённых видов. Так с чего бы ему красть этот Объект и налаживать с ним контакт?       — Да блин, — фыркает Шаст. — Прекрати биться током! Если не настроена на общение, так и скажи и…       Кухонное окно со скрипом закрывается, и Арс снова остаётся наедине с плотным холодным воздухом. Сигарета истлела до фильтра, и мужчина тушит её о банку с кофе, которая заменяет пепельницу.       Когда Арсений залезает под одеяло, все сущности единогласно начинают активничать. Часть ворочается и скребётся в своих углах, другие кричат и громко возмущаются. Мужчина никакие попытки их успокоить не предпринимает. Ночью им никакая мелодия не помогает: услышав её, они начинают выть ещё громче, будто подпевая.       Сон вырывает Арса из лап этого сумасшедшего дома на полчаса, на час, на полтора, но потом неизменно возвращает. Темнота комнаты, пронизываемая вспышками из не зашторенного окна, попеременно сменяется то темнотой с тянущимися из неё вязкими чёрными лапами, то темнотой с фиолетовыми глазами, смотрящими из каждого угла. Арсений на эти лапы и взгляды смотрит с заходящимся сердцем. В своей квартире он бы уже давно поднялся и пошёл отпугивать их вспышками, нанося порезы. Здесь ему остаётся только вжиматься в свежее постельное бельё, которое неуловимо пропитано запахом Антона.       Под утро темнота отпускает его от себя на несколько часов, внутри которых он всё равно всё время за кем-то гонится. Арс просыпается с лихорадочно стучащим сердцем и под короткий писк шокера. Он сжимает зубы, предвосхищая удар, но писк стихает, не выплёвывая разряд. Видимо, стимул недостаточно сильный. Ещё бы вспомнить, что за стимул ему вообще снился.       Солнечные зайчики раздражающе прыгают по комнате, и Арсений тянется к телефону, чтобы узнать время. Но первое, что бросается ему в глаза — уведомление о новом сообщении.       Я в магазин, скоро буду       09:15       За всю ночь Антон так и не воспользовался возможностью перерезать ему горло, что говорит о двух фактах: или у него дома затупились все ножи, или ему всё ещё от живого Арса что-то нужно.       Арсений переворачивается на другой бок, и некоторые сущности тоже переворачиваются, лениво завывая. На прогулку Арсу их не вести, и то хорошо.       Дверь комнаты приоткрыта и за ней слышен треск. Интерес пересиливает отвращение к Объекту, и мужчина поднимается с кровати. Но, как только дверь с тихим скрипом открывается, треск тут же прекращается.       Арсений с осторожностью проходит на кухню, ожидая, что Объект выпрыгнет на него из-за угла, но тот этого не делает.       Первое, что кидается в глаза на кухне — записка,       не       заметить её просто нереально, она красуется прямо посередине стола.       

Я в магазине, скоро вернусь

      Арсений закатывает глаза на шастовы попытки донести одно и то же сообщение пятьюстами разными способами, чуть не спотыкается о выдвинутый на середину кухни диванчик. Как на нём смог Антон уместиться — решительно непонятно.       Жидкий утренний свет струится через окно, и в его лучах Арс заново изучает кухню, на которой уже был. Был больше раз, чем помнит.       Арсений моргает, а когда открывает глаза, видит себя здесь много месяцев назад.       Из окна льётся свет, укрывая кухню в оранжево-бежевое покрывало, а он сам склонился над плитой. Ярко-выраженного запаха еды нет, только ощущения тепла от кастрюли.       Арсений тянет к себе самому руку, пытаясь хотя бы кончиком пальцев уцепиться за свою прошлую жизнь, но... На плечо его призраку вдруг вспрыгивает Мыша, и он инстинктивно делает шаг назад.       Но Объект не собирается причинять ему вред только трётся о плечо, мурчит и…       «Ты охуел?»       Голос Шаста звучит болезненно и уязвлённо, и Арсения от этой интонации мгновенно подкидывает.       Видение перед ним рассеивается вместе с резким поворотoм головы, но на пороге кухни… никого. Или почти никого.       Короткий треск.       На пороге — Объект. Размеренно стучит хвостом об пол.       Арсений удерживается от желания сделать шаг назад и существо перед собой рассматривает.       Цветные всполохи на её боках еле различимы, а на проводе нет зарядов — не собирается нападать. Мужчина скользит взглядом по её корпусу — тут будто подпалён в некоторых местах. Следы их совместной жизни? Или это их с Антоном приключения?       Объект не двигается вперёд, но и проход не освобождает. Как будто ждёт, что будет делать Арсений. Но он… понятия не имеет, что это существо от него может хотеть.       — Я не помню тебя, — честно кидает Арс, решая придерживаться тактики Шаста. Шаста и других людей, которые очеловечивают Объекты, игнорируя их очевидно опасные свойства. Такие люди обычно в делах проходят со статусами «потерпевших» или «погибших».       Существо скользит вправо, огибая его, и Арсений его взглядом провожает.       — Правда не помню, — зачем-то повторяет он, прекрасно зная, что речь Объекты не воспринимают, общаясь с помощью….       Связи.       Мужчина прислушивается к своим ощущениям, пытаясь абстрагироваться от своих мыслей. В темноте его комнаты появляется небольшая расщелина света, и он к ней ухо прикладывает. За ней — лёгкий шёпот, который предлагает откликнуться.       Арсений кидает на мышь удивлённый взгляд, — та застыла напротив него и даже хвостом не бьёт.       Этот шёпот — совершенно точно принадлежит ей. Высокий, перемежающийся раскатами и треском электрических разрядов.       В самом шёпоте нет ничего удивительного — это один из видов Связи, с помощью которой общаются Объекты. Удивительно то, что существо с такой лёгкостью установило её с человеком.       Конечно, высокая концентрация Адентриментрила в его крови могла сделать своё дело, но… расщелина света, появившаяся в темноте его сознания как небольшой росчерк света, уже простирается ломаной линией от самого пола до потолка.       Голос Объекта, сначала еле слышимый, теперь звучит как раскаты грома, в которых Арсений отчётливо читает вопрос:        «Почему не помнишь?»       — Потому что мне стёрли память, — озвучивает Арсений ответ.       На изнанке век тут же вспыхивает новое раскатистое:       «Почему».       — Я не знаю «почему».       «Зачем».       «Где».       «До когда».       Мужчина выдыхает, вспоминая, почему обычно до последнего игнорирует Связь, если Объекты пытаются её установить. Уж если они зацепились за тебя, как за источник общения, то потом не отвертишься — будешь бесконечно слушать их цоканье, шипение и треск.       — У меня нет ответов на эти вопросы. Но... вообще-то они должны быть у тебя. Разве нет?       Если они и правда были «типа как друзья», как выразился Шаст, то у этого существа точно есть какой-то объём информации по делу, а может даже нечто более личное.       Но Объект не торопится ему отвечать. Всполохи на его боках вдруг становятся ярче, а хвост делает размашистые взмахи.       В темноте звенит громогласное «нет», и связь обрывается.       Расщелина света затягивается, оставляя Арсения снова в темноте со своими сущностями. Те теряют к происходящему всякий интерес и принимаются привычно постанывать.       — О, а вы вроде как… общаетесь?       Шаст застывает на пороге, рассматривая Объект, отбивающий по линолеуму мерный ритм. Существо, увидев его, коротко фыркает и юркает под стол мимо ног Арсения.        — Понятно, — пожимает плечами Антон и ставит небольшие пакеты с продуктами на стол. — Ну вы хотя бы попытались. Я взял слойки с ветчиной и сыром, ты же... ешь такие?       Арсений кивает, даже не пытаясь вникнуть в вопрос. Шаст продолжает что-то рассказывать, но мужчина его слышит как через двойной стеклопакет — приглушённо, с шумами и через раз.       Этот Объект что-то знает. И если ему не говорит из-за недоверия, то точно расскажет всё... Шасту.       Мужчина кидает короткий взгляд на Антона, который заваривает им кофе.       В мозжечок его уже второй раз за сутки клюёт самая дурацкая из всех возможных идей. Она уже зацепилась за краешек сознания, и выгнать её решительно невозможно, как бы сильно он не закатывал на неё глаза.       — Как думаешь, Объект тебя понимает? — выпаливает Арс.       Он таким вопросом себя сдаёт с потрохами. Любой его коллега вымученно бы выдохнул и посоветовал бы почитать свойства конкретного Объекта. Был хоть раз замечен за Связью с людьми? Значит, понимает. Не был? Значит опирается только на невербальные сигналы и объективную обстановку.       Но Шаст не его коллега, и вообще о теории Поведения по наблюдениям Арса имеет сугубо практическое представление.       Поэтому парень только пожимает плечами, ставя кружки на стол:       — Она мне как друг. Иногда даже разговор может поддержать.       — Что?       У Арса все внутренности обрываются, но он себя тут же осаждает. Никто ещё не отменял людское свойство всё очеловечивать, додумывая реакции и реплики; Антон вполне может иметь трактовку по ситуации, без понимания смысла.       — Я знаю, звучит тупо, но… — продолжает Шаст. — На неё иногда смотришь, и прямо понятно, что она сказать хочет. Но вроде… не всегда.       — Не всегда? — уточняет Арс.       — Не знаю… Типа, — парень следит за кофеинками, плавающими в кружке. — Когда вокруг нет никого и тихо, можно с ней будто... на одну радиоволну настроиться. Хотя это, конечно, просто ну… моя интерпретация, — улыбается Антон.       Да. Всего лишь интерпретация.       Всего лишь одна из пяти описанных в учебнике «Углублённой Теории Поведения Объектов» интерпретаций, как люди обычно описывают свой опыт Связи.

      «Связь, характеризуемая субъектом как «радиоволна», не подразумевает под собой возможность различать конкретные слова (в отличии от «грозовых раскатов»), что не делает её менее ценной. Такой тип связи помогает очень точно уловить поведенческий фон Объекта и его реакции направленные извне: агрессия, страх и даже степень привязанности к конкретному субъекту»

      Арсений моргает, и ветхая страничка учебника пропадает перед глазами. А прямо перед собой он видит практическое задание на основе прочитанного материала.       — Ты… как-то странно пялишься, — хмыкает Антон. — Без макияжа отвык видеть?       Но Арсений на его шутку никак не реагирует.       У Шаста есть с Объектом связь, хотя он не пьёт Адентриментил и процедуру Адентации не проходил.       Откуда эта Связь? Как давно она с ним? Неужели, Антон реально не понимает её ценности? Может ли кто-то ещё знать об этой Связи?       — Мне надо в Хаос.       Минимум — проверить состояние контролируемых Объектов. Максимум — в одиночестве отойти от факта, который он только что узнал.       — А я ведь реально думал, когда за тобой следил, что ты просто в кафе сидишь, — разочарованно фыркает Антон. — Как раньше не допёр.       Арсения его искренняя грусть почему-то коротко оцарапывает:       — Потому что у нас конспирация хорошая.       — Ага, только в итоге меня всё равно пропустили просто по факту наличия разукрашенного лица, — фыркает парень.       — Разукрашенного специальным ритуальным макияжем.       — Ну да, и ещё с помощью твоей исключительной харизмы. А похуизм той девушки за прилавком никакой роли не играет, вообще.       Антон коротко смеётся, и Арсений вместе с ним усмехается. У Антона вокруг глаз — зачинающиеся мимические морщины, а на губах — крошки от слойки. Лучи света запутываются в кудряшках, а капюшон худи так по-дурацки примят. У Арсения этот кадр короткой вспышкой загорается и отпечатывается на плёнке. Он эту плёнку прячет в самый дальний угол своей комнаты.       Мужчина отводит взгляд и поднимается из-за стола, и Шаст ему вторит.       Когда они идут по коридору, Арсений пытается в себя запах этой квартиры впечатать как можно глубже.       Пока Арсений надевает пальто, Антон по нему взглядом гуляет: вверх-вниз, справа налево.       — А что дальше? Ну со всей этой инфой будем делать, — уточняет Шаст.       Арсений выдыхает, рассматривая валяющиеся на полу скомканные газеты. Поднимает взгляд на пару чёрных носков. И одним движением взмывает вверх до ореховых глаз Антона.       Дальше я буду пытаться понять, что в тебе такого особенного.       Но вслух произносит совсем другое:       — Мне надо подсобрать факты про отца. Очевидно, нам надо копать в ту сторону.       Антон кивает:       — Тогда на неделе встретимся, — и его взгляд снова разъёбывающе-нежный.       Арсений от этого взгляда пальто запахивает и на все пуговицы застёгивает.       Он честно Шасту сказал, что ничего не сможет почувствовать. Продолжение их истории тонет в темноте, разрываемое на части сущностями.       Арсений выходит за дверь под треск Мыши, и игнорирует фонящую мысль, что ему этого продолжения отчаянно хочется, несмотря на то что он знает, что ничем хорошим оно точно не       закончится.