***
Сиэль не помнил, как вернулся домой. Он проспал все время, что его пронесли через город, обмыли, переодели и уложили под толщи одеял. Вот он смотрит на заново восстановленное лицо Себастьяна, а в следующий момент просыпается, сонно моргая, и чувствует, как внутри все горит. Каждая косточка в теле болела настолько, что он не чувствовал ничего, кроме испарины на лице и тяжести одеял. Он не мог сказать, который сейчас был час, но, по крайней мере, он больше не был под землей. Шторы в комнате были закрыты, преграждая свету путь в окно, хотя несколько тусклых лучей все-таки сумели проскочить, создавая впечатление, будто находишься под водой. Отыскать Себастьяна было нетрудно — он сидел в кресле возле кровати и внимательно наблюдал за лицом господина. Сиэль тут же открыл рот, чтобы заговорить, но внутри оказалась засуха. Он попытался сесть, но Себастьян вернул его в положение лежа. — Не стоит говорить, господин. Сейчас вам нужно отдыхать. Сиэль многое хотел узнать, но не мог связать слов, чтобы задать вопросы. — Вы, должно быть, сбиты с толку. Я попытаюсь объяснить. Вы пробыли под землей примерно трое суток. Прошло больше двух дней, с тех пор как я нашел вас, и мы вернулись. Все это время вы спали. Не считая лихорадки, у вас несколько небольших ушибов. Думаю, через неделю вы поправитесь. В этом не было ничего нового. Сиэль помнил все зимы, что Себастьян провел с ним, ставя его на ноги, часто от болезней хуже этой. Он был просто рад оказаться дома, в безопасности и все еще с душой. Он вытащил руку из-под одеяла и указал на Себастьяна, пытаясь донести свое главное беспокойство. — Уверяю вас, я вполне здоров. — Себастьян прислонил свою руку к груди. — Поглотив душу Нормана Хейга, я смог вернуть свое физическое тело. Моя сила еще возвращается, но мне ничто не угрожает. — Как… как ты… — Сиэль попытался задать вопрос, но на него напал приступ кашля. Тело свело, и он согнулся пополам, приподнимаясь на локтях и хватая ртом воздух. Когда приступ прошел, Себастьян предложил ему стакан воды. Он благодарно выпил его и рухнул обратно на подушки. — Вы хотите знать, как я пережил огонь, — предположил Себастьян. Сиэль быстро закивал. — Ответ на этот вопрос кроется в вас, милорд, — ответил он спустя длительное молчание. — Полагаю, умереть мне не дала сила контракта. Я знал, что вы находитесь в опасности, и это позволило мне выживать достаточно долго, чтобы найти вас. На этот раз я спас тебя, подумал Сиэль, благодарный за то, что не мог говорить. — На этот раз вы меня спасли. — Голос Себастьяна звучал странно, как если бы он не собирался говорить этого вслух. Но Сиэль был рад, что он сказал это. Еще он был рад, что жар скрывал его румянец. Сиэлю понадобилось несколько секунд, чтобы заметить стук, раздавшийся в дверь спальни. Себастьян проигнорировал его. Юноша знал, что они оба слышали стук, но дворецкий продолжал смотреть на него, пока не прозвучало еще с дюжину ударов. Даже поднявшись на ноги, он не сводил с Сиэля взгляда, пока не дошел до двери. Сиэль не обратил внимания на последовавший разговор. Все, что он слышал, это приглушенные ноты того, что могло быть печальным известием или поводом для праздника. Но даже не слыша слов, он легко различал голос демона. Сиэль никогда особо не задумывался о его голосе, с его плавным тембром и складной формой. Ему стало интересно, менялся ли он вместе с внешностью, отличался ли от сделки к сделке или являлся постоянным атрибутом наравне с безукоризненной верностью? Себастьян вернулся с письмом в руке. На нем стояла королевская печать. Сиэль удивился, почувствовав страх при ее виде. — Ее Величество официально просит вас расследовать дело о преступнике, известном как «Убийца из Мидтауна». Интересно, одобрил бы Отец такое звание? Возможно, да, учитывая его пристрастие к показной театральности, подумал Себастьян, снова вспоминая о письме Отца к Сиэлю. Он развернул письмо королевы и пробежался глазами по строкам. — Хотите, чтобы я зачитал его полностью или в целом? — спросил дворецкий, вновь бросая взгляд на хозяина. — В целом, — прохрипел Сиэль. — Похоже, она всерьез обеспокоена количеством жертв в этом деле, — начал Себастьян. — «Учитывая недавно возросшую жестокость…». Понятно. Они все еще причисляют убийства Хейга к остальным жертвам. Сиэль нахмурился и ждал продолжения. — Вы будете рады услышать, что королева совершенно недовольна тем, как Скотланд-Ярд ведет это дело. Она велела сэру Артуру держать вас в курсе новых убийств и содействовать на протяжении всего расследования. Сиэль улыбнулся, довольный таким поворотом событий. Себастьян улыбнулся в ответ. — Но пока никаких расследований, — напомнил он. — Вам нужен покой. Довольная улыбка сменилась ворчанием. Сиэль не хотел отдыхать, не хотел просто лежать и бездействовать. Но он устал, как же он устал. Веки тяжелели. Он не заметил, как Себастьян двинулся к двери, пока в комнату не проник свет из коридора. Больше он ничего не видел. Себастьян снова улыбнулся. В последнее время он часто улыбался, и за каждой улыбкой начал скрываться свой смысл. — Мирных снов, господин.***
Через неделю пришли плохие новости: еще двое людей убиты в своем доме, горла перерезаны без капли крови, тела за ноги подвешены под потолком. Женатая пара, как и жертвы Хейга. Отец сдержал свое слово и забрал две души в качестве компенсации. Но символизм на этом не заканчивался. В отличие от остальных жертв эта пара была благородного происхождения и оставила за собой маленького сына. Послание было нетрудно понять. По мере того как злоба Отца возрастала, состояние Сиэля ухудшалось. С каждым днем он спал все больше, а когда просыпался, голова то кружилась, то и вовсе отказывалась мыслить связно. Если бы не богатая история его болезней, Себастьян терялся бы в догадках, что делать. Бывало, симптомы ухудшались прямо перед тем, как полностью исчезнуть. Но на пятый день Себастьяна начало одолевать беспокойство. Он не смог рассказать о недавних убийствах — страшно подумать, как эта новость повлияла бы на Сиэля, когда он был здоров, не говоря уже о вреде, который она могла принести ему сейчас. Пока что бо́льшая часть внимания Себастьяна была направлена на поднятие хозяина на ноги. Послали за доктором (снова), и он должен был прийти с минуты на минуты. Себастьян ждал у двери. Он открыл ее после первого стука, ожидая увидеть сгорбленного пожилого врача семьи Фантомхайвов. Реальность оказалась совершенно иной. — СИЭЛЬ! — провизжала леди Элизабет, вихрем проносясь в двери; розовые рюши наряда и золотые локоны тянулись за ней вслед. Себастьян еле сдержался, чтобы не показать свое раздражение. Вместо этого он учтиво поклонился. — Добрый день, леди Элизабет. Элизабет прервала свой безумный бег посредине пустой прихожей. Ее руку все еще были протянуты вперед, как будто она ожидала столкнуться со своим женихом, что было ее обычной формой приветствия. Когда она повернулась назад, ее лицо выражало замешательство и даже растерянность. — Себастьян, где Сиэль? — Извините, миледи, сегодня господин не принимает гостей. — Что? Почему? — Боюсь, недавно он заболел и все еще чувствует себя плохо. Мягко выражаясь. — Себастьян опустил ту часть, в которой Сиэля заточили и чуть не убили. — О нет! Мой дорогой Сиэль. Я сейчас же должна его видеть! Прежде чем дворецкий смог понять ее намерение, Элизабет рванула с места и с впечатляющей ловкостью помчалась вверх по лестнице. Себастьян до сих пор не понимал, как ей удавалось двигаться так быстро в такой тесной и громоздкой одежде. К тому моменту, как он сделал первый шаг, она почти добежала до верхней ступеньки. К счастью, там, где скорость Элизабет была удивительной, скорость Себастьяна была сверхчеловеческой. Когда она добралась до двери спальни Сиэля, Себастьян уже стоял там, с грацией джентльмена заложив руки за спину. Он широко улыбнулся, и Элизабет замерла на месте. На секунду его белоснежные зубы превратились в клыки, острые и зловещие. Она посмотрела еще раз, и они стали совершенно обычными. Странно. Наверное, привиделось. Хотя было в этой улыбке что-то отталкивающее, что-то лживое и лицемерное, дикое и пугающее. Была ли на то какая-то причина, или это было обычным явлением? Может, Элизабет просто не замечала раньше? — Мне очень жаль, — улыбка не спадала с его лица, — я не могу позволить вам пройти. Элизабет нахмурилась, но не надулась — ей было двадцать, настоящая леди. Настоящие леди не дуются. Она получит желаемое, пользуясь здравым смыслом, и сохранит свое достоинство. — Это мне жаль, Себастьян, но ты должен пропустить меня. Я невеста Сиэля, будущая графиня Фантомхайв. Быть рядом с ним — мои долг и право. Я знаю, что у тебя есть свои обязанности перед ним, я уважаю их и попросила бы уважать мои. Себастьян всегда считал попытки девушки добиться его благосклонности весьма забавными, но сейчас его терпение было на исходе. Особенно когда она размахивала своим незаслуженным правом на внимание и симпатию со стороны Сиэля. Особенно когда Себастьян только недавно (в очередной раз) вырвал его из лап смерти, доказывая свое право на каждую молекулу Сиэля. Мой. Все в нем кричало об этом, вплоть до костей его земного сосуда. Мой. Это слово, это чувство, эта правда — все это эхом разносилось по бушующей тьме внутри него и прожигало до самых глубин. Мой. Он начинал понимать, что больше не может оправдывать чувство собственности своим ослабленным состоянием. Элизабет проскользнула мимо. Пока в Себастьяне бурлила злость, он не смог остановить ее. Он проследовал за ней, в любую секунду готовый выставить ее обратно. — Сиэль! Ты не спишь! Как замечательно! Тебе уже лучше? — проговорила она, усевшись на краю кровати. — Ты что здесь делаешь? — Сиэль, к огромному облегчению Себастьяна, был достаточно встревожен присутствием своей невесты и раздражен изобилием ее чувств. Ему даже не хватило такта скрыть это. — О чем ты, глупый? Я здесь, чтобы позаботиться о тебе! Несмотря на свой недетский возраст, Элизабет была готова вот-вот надуть губы. Себастьян вспомнил, как много лет назад она таким же способом заставила Сиэля потанцевать с ней, и тому пришлось изображать веселье. Поразительная техника убеждения. Некоторые вещи, заметил про себя Себастьян, не меняются со временем. Сиэль перевернулся набок, отворачиваясь от их обоих, и натянул одеяла, пока они полностью не скрыли его из виду, отчего следующие слова звучали приглушенно: — Я хочу, чтобы она ушла, Себастьян. — Но, но… — Элизабет не смогла удержаться и надула губы, пораженная отказом. Это был напрасный жест, ведь Сиэль его не видел. А если бы и видел, Себастьян сомневался, что это что-нибудь изменило. — Думаю, господину необходим покой, — Себастьян поспешил вывести Элизабет за дверь. Я предупреждал. — Уверен, что он будет счастлив видеть вас, как только болезнь пойдет на спад. Танака проводит вас. Элизабет издала тихий возмущенный звук и тут же скрылась в коридоре. Себастьян облегченно вздохнул и захлопнул дверь за ее спиной, поворачиваясь обратно к Сиэлю. — Похоже, она недовольна вашим ответом на ее заботу, — отметил он, бесцельно бродя по комнате. Он украдкой выглянул в темные шторы, как раз в тот момент, когда Элизабет садилась обратно в карету. Такая картина пришлась ему по нраву. — Она просто ревнует, — произнес Сиэль. Он вылез из-под одеял и снисходительно махнул рукой, как бы поддерживая свою мысль. — О? — Это привлекло интерес Себастьяна. Сиэль пребывал в сонном, полусознательном состоянии; отсутствие запретов и высокая вероятность того, что он не вспомнит этот разговор, делали его невероятно честным перед самим собой. — Она думает, — прошептал он, словно опасаясь, что его могут подслушать, — что я люблю ее меньше, чем тебя. Демон чуть было не вздрогнул от яркой вспышки, пронесшейся за ребрами. Сиэль не смотрел на него — его глаза смыкались, приглашая очередной сон. Себастьян знал, что время для вопроса убегало. — И она права? — Его поразила искренняя надежда в собственном голосе, она почти превосходила забаву, с которой он собирался произнести эти слова. Мечтательно улыбаясь, Сиэль закрыл глаза, подложив руки под голову. — Да.***
Пронизывающий ветер со свистом врывался в открытое окно. Кто-то задернул шторы, и они зашелестели на ночном воздухе. Сиэль задрожал от внезапного холода. Лунный свет купал его в мрачном голубом сиянии, и когда он посмотрел на свои руки, они были бледными, как у мертвеца. Он сидел посреди кровати совершенно раздетый; простыня плотно обмоталась вокруг бедер, как будто он восставал из мягкого, белого океана. Он не видел ничего дальше края кровати: полы, стены и потолок выглядели, как беззвездное небо — черные и пустые. Все, на что хватало взора, это простыня вокруг и кусочек света в окне. Ветер подул сильнее, и Сиэль опять задрожал, обхватив себя руками, но это было тщетной попыткой защититься от холода. В окне мелькнул бесформенный силуэт, и юноша задержал дыхание. — Кто там? — слабо позвал он. — Себастьян? — Я так долго ждал этого момента, — мягко проговорил дворецкий. — Так долго. — Он подошел к краю кровати; часть его лица скрывали тени. Сиэль почувствовал на коже шепот перьев и понял, что Себастьян сбросил с себя все, что хоть немного напоминало в нем человека. — Какого момента? Вопрос остался без ответа. — Должен признаться, были времена, когда я с трудом это терпел. — Голос его был почти осязаем, Сиэль чувствовал его на пальцах демона, когда они потянулись к нему. Пальцы были когтями, черными и острыми как бритва. Сиэль резко осознал происходящее. — Ты не можешь забрать мою душу, Себастьян. Не раньше, чем выполнишь свою часть договора. Не раньше, чем поможешь мне отомстить тому, кто отнял у меня родителей. Себастьян засмеялся. Но это был не его смех. В нем не было музыки, он отталкивал и леденил душу. Но хуже всего то, что он был знакомым. Перед ним мелькнуло какое-то лицо. Сначала его сложно было узнать, а в следующий момент это был Норман Хейг; его безумная улыбка походила на гримасу боли. Еще секунда и это снова был Себастьян, прекрасный и ужасающий. Он наклонился ближе, и на мгновение Сиэль поверил, что он собирается его поцеловать. Для демона достаточно простого поцелуя, чтобы вытащить душу из тела. Поцелуя? Последний глоток воздуха был удушающим, когда когти Себастьяна пронзили его горло. Кожа с болью раскрылась под ними, и Сиэль смотрел, как облако бело-синего света, которое должно было быть его душой, выходило из его собственного тела прямо в голодный рот демона. И тут он проснулся.***
— Себастьян! — раздался пронзительный крик. Себастьян всполохнулся. Он не ожидал, что Сиэль проснется так внезапно. Секунду назад в комнате звучало мирное дыхание, а в следующий момент он с ужасом подскочил в кровати. Кошмары еще никогда не являлись так яростно и без предупреждения. — Вам нечего бояться, господин. Вы в безопасности. Себастьян не знал, что он сам был источником воображаемой опасности. — Себастьян, общей мне, — задыхаясь, произнес Сиэль, прижимаясь дрожащей рукой к его груди, — обещай, что не заберешь мою душу раньше времени. Обещай. — Разумеется. — Ответ прозвучал без раздумий. — Обещаю. Сиэль смотрел на него долго и упорно, его взгляд впервые был так ясен за последние дни. Казалось, он обдумывает важное решение. — Ляг со мной, Себастьян. Глаза дворецкого расширились, а тело будто замерло на месте. Так вот, что называют шоком. Он впервые колебался исполнить приказ. — Я должен повторить? Все внимание Себастьяна было приковано к губам Сиэля. Тот произнес слова без единой запинки. Демон не стал тратить время на пуговицы — его фрак и жилет исчезли по взмаху руки, как и обувь. Он прошел к пустой стороне кровати и скользнул под одеяла. Все это он проделал не задумываясь, рефлекторно — он уже воображал эту картину, но оказался абсолютно не готов перед лицом реальности. Он нервничал, а это чувство не входило в список его знаний о самом себе. Себастьян держался края кровати, осознавая свою физическую форму лучше, чем когда-либо. Казалось, впервые за годы, проведенные в этом теле, он по-настоящему слышал свое дыхание и чувствовал его прохладу. Уже не в первый раз он понимал, что ведет себя более человечно, чем люди, с которыми ему пришлось столкнуться. Подумать только — их странное поведение становилось его собственным. Быть может, это была цена за такую близкую связь с одним из представителей этого глупого вида. Недостаточно близкую. Сиэль был, очевидно, недоволен таким расстоянием — он продвинулся на середину матраса, на ощупь ища любую часть Себастьяна. Он нашел его руку и нахмурился, щурясь в темноте. — Твои перчатки. Сними их. Себастьян послушался. Сиэль прижался к его ладони своей; хотя он был уже не ребенок, его пальцы по-прежнему оставались короче. Хмурый взгляд углубился, и на лбу показалась знакомая складочка. Себастьян потянулся и разгладил ее большим пальцем. Затем прикоснулся тыльной стороной ладони, в тысячный раз проверяя температуру. Когда печать на руку демона дотронулась до его кожи, Сиэль почувствовал, как по нему расходится поток тепла, и даже в нынешнем состоянии он был довольно уверен, что к жару это не имеет никакого отношения. В неясный разум закрался вопрос, и Сиэль был не в том состоянии, чтобы сдержать его. — Какой была его душа на вкус? Кончики пальцев очертили лицо Сиэля, останавливая на шее. Большой палец мягко надавил на артерию. Сердце пропустило удар, и Сиэль громко сглотнул. Ах, подумал Себастьян, понятно, в чем дело. Отчасти его взволнованность передавалась ему от самого Сиэля. Демоны и их хозяева были нередко так близки, что первые начинал испытывать чувства последних. — Она была омерзительна. Я бы никогда не взглянул на такую душу дважды, если бы обстоятельства позволили действовать иначе. Судя по выражению лица Сиэля, это был как раз тот ответ, который он надеялся услышать. — А что насчет других? — спросил он. — Ты не устал от ожидания? Разве души других совсем не влекут тебя? Наверняка найдутся те, что получше моей. — Не мне быть самонадеянным, но я крайне в этом сомневаюсь. Я не встречал еще души, которая влекла бы меня так, как ваша, и, полагаю, никогда не встречу. Поэтому, когда момент настанет, ожидание будет стоить того. Пульс Сиэля снова подскочил. О кошмаре забылось. Он знал, что этого Себастьяна его страхи не коснуться, этот Себастьян никогда не нарушит данное обещание. — Себастьян, — капризно прошептал Сиэль, — поцелуй меня. — Он встретил округленные глаза дворецкого и быстро добавил: — Если не трудно. — Уверяю вас, — Себастьян тихо засмеялся, проводя пальцами по чужим волосам, — мне совершенно нетрудно сделать то, что я и сам желаю. Он медленно сократил расстояние между ними, наслаждаясь тем, как застенчиво и в то же время призывно трепещут ресницы Сиэля. Следующие слова сорвались за мгновение до того, как их губы соприкоснулись: — Только не забирай мою душу. — Не сейчас, — пообещал Себастьян и поцеловал его. Сиэль удивился собственной реакции — он не удержался, чтобы ринуться вперед и прильнуть рукой к груди Себастьяна, крепко вцепившись в сорочку. Тот тоже сделал неожиданный поступок — он закрыл глаза, полностью отдаваясь простому удовольствию от мягких губ, от близости, которой прежде между ними не было. Он не думал, что сможет так сильно почувствовать его душу с помощью подобного контакта. Она светилась, возвышалась и горела. Наверное, он впервые был так близок, чтобы узнать ее на вкус. Душа Сиэля была лаской любовника, палящим солнцем на обледенелой коже. Она была слаще самого спелого фрукта, любой нектар, предложенный богами, терял перед ней всякий вкус. Она была поэзией и пороком. Ближайшим раем, который мог обрести демон. Только подлинное страдание способно сделать душу такой сильной. А это был всего лишь скудный намек. Поцелуй закончился слишком рано. Все еще завороженный, Сиэль искал на лице Себастьяна следы своих же эмоций и нашел их в глубоком дыхании. Он придвинулся ближе, по-прежнему прижимая руку к его груди. Демон обнял его, как бы защищая. Сиэль не просил об этом. Ему стало интересно, сколько еще вещей Себастьян не делал, потому что его не просили. — У тебя и впрямь есть сердце, — подметил Сиэль, положив голову ему на плечо и почувствовав пульс. Он оставался медленным и ровным, что только напоминало Сиэлю о том, как быстро и сбивчиво билось его собственное сердце. — Это тело функционирует так же, как ваше, по крайней мере, в этом плане, — ответ прозвучал шепотом, над самым ухом. — И грудь твоя поднимается и опускается прямо как у человека. — Сиэль повторил дыхание Себастьяна. — Так легко забыть, что на самом деле ты не принадлежишь этому миру. — Он закрыл глаза и уткнулся лицом в его плечо. На самом деле, подумал Себастьян, когда Сиэль провалился в сон, я принадлежу вам.***
Ночью было свежо и ясно, что значительно отличало ее от жарких и туманных дней, которые стояли в последнее время. Это было приятной передышкой от необычайно теплого лета, от которого страдал весь Лондон. Некоторые сомневались, что она продлится долго. У Сиэля, однако, были более важные вещи для размышлений, нежели погода. Убийства, например, или то, как сильно он ненавидел светский сезон. Проснувшись утром за день до бала, он чувствовал себя почти отлично, не считая отсутствия воспоминаний за последнюю неделю. Он помнил, как приказал Себастьяну забрать душу Нормана Хейга и как испытал невероятное облегчение, оказавшись в его руках. Но долгое заточение обернулось болезнью, которая начисто стерла из его памяти следующие пять дней. Он решил, так было к лучшему: ему не хотелось вспоминать о том, как он был прикован к постели, как его бил жар, и все болело. Подобного опыта ему хватало на всю жизнь. Однако, когда Себастьян обнаружил его здоровым и напомнил, что до бала оставался всего один день, Сиэль пожелал остаться больным еще немного. Казалось, у него не было иных оправданий пропустить этот бал. И все же, он испытывал дурное ощущение, что что-то произошло, пока он болел, что-то важное, о чем он должен был знать. Оно не исчезло даже тогда, когда Себастьян рассказал ему новость о последних жертвах Отца. Их высокое положение в обществе и теперь уже осиротевший сын, без сомнения, должны были задеть Сиэля за больное. Он лично перечитал язвительное послание Отца, вновь и вновь, пока не помнил наизусть каждое слово, а затем сжег письмо дотла. Следующим вечером он мысленно проговаривал его во время недолгой поездки на бал. Его не покидала мысль, что выбор жертв был большим, чем оскорблением или издевкой, он был зацепкой. И, должно быть, Отец считал, что Сиэль не был достаточно умен, чтобы распутать ее. Но если он сможет разобраться, это положит конец Отцу. Сиэль предпочел бы раздумывать об этом в спокойной обстановке, но, по словам Себастьяна, даже вызов серийного убийцы не позволял пропустить последний бал сезона. Юноша знал, что на самом деле Себастьян был садистом, которой только и живет, чтобы смотреть, как он страдает от суеты светской жизни. Это ведь не так, верно? Невольно подумал Сиэль. Не совсем так. На задворках разума скреблись назойливые тени памяти. Карета влилась в общий парад знати, направляющейся к дому маркиза Скотни. Лошади медленно плелись, тихонько ржав, возможно, от безысходности своего положения. Себастьян сидел на скамье кучера рядом с Танакой, не обращая внимания на выбоины и ухабы на дороге, которые бросали экипаж из стороны в сторону. Так же, как и хозяин, он был необычайно задумчив, но сомневался, что их мысли совпадали. Сиэль не помнил о том, как просил Себастьяна поцеловать его. Конечно, этого стоило ожидать. Это была одна из причин, почему Себастьян позволил поцелую случиться — он не принес бы вреда. Сиэль получил бы свое без всяких последствий, а Себастьян не проронил бы об этом ни слова, ему хватило бы воспоминаний. По крайней мере, так он думал. В ту ночь лихорадка прошла, и, когда Сиэль проснулся следующим утром, Себастьяну было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что все, что он говорил или делал во время болезни, исчезло из памяти, как если бы ничего и не было. Это жгло как пощечина, и боль только усиливалась каждый раз, когда Себастьян возвращался к воспоминаниям. Сиэль оторвался от мыслей, когда карета резко остановилась, оповещая о прибытии. Выходя, он старался не смотреть на Себастьяна, мрачно уставившись на ярко освещенный особняк. Окна светились изнутри все до единого, за ними можно было видеть движение силуэтов. Для Сиэля окна были глазами — ему казалось за ним наблюдают. Он оглянулся через плечо и бросил последний тоскливый взгляд в сторону своего дома, а затем, смирившись с судьбой, присоединился к толпе приглашенных, которых пожирала зияющая пасть главных дверей. Внутри все было привычным и в то же время чужим. Он часто посещал этот дом со своей семьей и хорошо знал его, но многие лица были ему незнакомы, а их разговоры наполняли воздух там, где прежде была тишина. Где-то из глубины дома доносилась музыка. Люстры тепло светились, их хрусталь сверкал так же ярко, как бокалы шампанского в руках приглашенных, но и те и другие меркли рядом с украшениями дам. Женская часть гостей действительно выделялась из толпы — мужчины в своих темных костюмах резко контрастировали на фоне атла́са и кружева дамских нарядов. Переведя взгляд с головы на голову, Сиэль был более чем спокоен, не найдя ни одних светлых кудрей. Он еще не придумал, как избежать танцев, если это вообще представлялось возможным. Зубы сжались при мысли, что Себастьян оказался прав: больше уроков пошло бы на пользу. Он вспомнил их последний урок три недели назад, вспомнил, как солнечный свет проникал в открытое окно, пока Себастьян кружил его по комнате. Память о забытых днях снова стучалась в голове. Что же он пропустил? — А, Сиэль, ты пришел. Сиэль обернулся, увидев, как приближаются его тетя и дядя; несколько гостей остановили свое шумное веселье, чтобы поприветствовать любезных хозяев. Толпа разошлась, пропуская их вперед, и Сиэль еще больше почувствовал, что за ним наблюдают. — Тетя Фрэнсис, дядя Алексис, — он обратился к ним с учтивым поклоном. Фрэнсис коротко оглядела его, и на секунду Сиэлю показалось, что он слышит, как она неодобрительно цокает языком. Алексис тепло улыбнулся и протянул руку. Сиэль пожал ее. Ему никогда не понять, как людям таких разных взглядов удавалось так хорошо уживаться вместе. Он полагал, Лиззи больше походила на отца, добрая, доверчивая и преданная тем, о ком заботилась. Тогда он сам, должно быть, напоминал свою тетю. Хотя он уважал ее дисциплину и заботу о будущем дочери, он обрадовался, когда ее внимание перешло от него на Себастьяна. Она холодно посмотрела на него, но все же вежливо кивнула. — Себастьян, — поздоровалась она. — Миледи, — ответил он. — Я как раз собирался сказать господину, как великолепно сегодня выглядит дом, впрочем, как и всегда. Вечно опущенные уголки губ Фрэнсис немного распрямились. С таким же успехом она могла улыбнуться. Сиэль считал, это было одной из самых впечатляющих вещей, на которые был способен Себастьян. Фрэнсис открыла рот, возможно, чтобы поблагодарить за комплимент, когда… — СИЭЛЬ! — воскликнула Лиззи, появившись прямо из воздуха. Девушка обняла его за плечи, но он уже ожидал от нее подобный жест и практически не шелохнулся. Отпустив его, она, как обычно, начала болтать все, что приходило ей в голову. — Я так рада, что ты здесь! Я так волновалась, когда ты заболел и не хотел меня видеть. Ты совсем не был похож на себя! Ну да ладно, теперь тебе лучше, и это главное. — Не хотел видеть? — Сиэль смущенно нахмурился. — Да, когда я приходила навестить тебя. Ты не помнишь? Сиэль покачал головой. Так вот что произошло? Об этом пыталось ему рассказать подсознание? Он сильно в этом сомневался. — Конечно, не помнишь, тебе ведь так не здоровилось, — Лиззи погладила Сиэля по щеке, пытаясь утешишь. Он чувствовал, что с ним нянчатся, и это раздражало. Правда, возможно, смотрела ему прямо в лицо, но он не видел ее. Он повернулся за ответами к Себастьяну, но его не оказалось рядом. — Потанцуй со мной, — умоляла Лиззи, утаскивая Сиэля в сторону бального зала. Ее рука соскользнула с его рукава, и она схватила его за ладонь, крепко сжимая ее в своей. Голые руки крепко сжимают друг друга, чужие пальцы бледнее и длиннее его собственных. Лиззи провела его на танцевальный пол, где множество пар уже качались под музыку венского вальса. Сиэль глубоко вдохнул и попытался вспомнить все, что знал о танцах. Он робко положил одну руку на талию Лиззи, вторую она по-прежнему сжимала. Рука на талии близко прижимает его, другая прохладно касается шеи, но даже это не остужает его кровь. Взяв на себя контроль в танце, ему удавалось смотреть четко на Лиззи. Он знал, что никогда не заблудиться в зелени ее глаз так же, как в сверкающих глазах Себастьяна. Теперь ведите меня. Ведите меня, как и подобает. Сиэль чуть было не запнулся, его взгляд скользнул в сторону, мимо невзрачных лиц и к двери. Себастьян стоял, окутанный теплым белым светом. Выражение его лица было трудно прочесть. Сиэль думал, что видел их все, но это было ему незнакомо — оно было мрачным и первобытным, и даже он не встречал ничего подобного. Сиэль перевел внимание обратно к Лиззи, вспомнив, что это он вел их в танце, он контролировал каждое движение. Разница в силе между ним и девушкой была на его стороне. С Себастьяном так было не всегда, хотя они и были господином и слугой. Себастьян был его рыцарем, но он также держал в своей руке его душу. Он мой, а я его. Улыбка Лиззи была ослепительна. Комната кружилась вместе с ними, все вращалось вокруг. В тот момент она была его дорогой, любимой кузиной. Он был близок к ней настолько, насколько только мог. Она моя, но я не ее. По залу прокатились аплодисменты — приглушенные тканью перчаток, они напоминали раскаты грома вдали. Музыка остановилась, и они тоже. Сиэль уставился на Лиззи, не уверенный, стоит ли говорить, а если говорить, то что? В дверях возле Себастьяна появился сэр Артур. С ним был Абберлайн и еще несколько безымянных офицеров Скотланд-Ярда. — Прошу прощения, мне нужно кое с кем поговорить, — мужчина извинился перед Лиззи, даже не обращая внимания на то, расстроена ли она его словами или сбита с толку, а было и то и другое. — Не знал, что Скотланд-Ярд приглашен. — Сиэль сощурил глаза, увидев собравшихся полицейских. — Учитывая социальное положение последних жертв, я счел благоразумным предложить охрану для сегодняшней встречи. — Слово «встречи» сэр Артур произнес с неким презрением, следя, как его люди расходятся по залу. — Жаль прерывать ваше веселье, — холодно добавил он, кивая в сторону танцевального пола. — Должен сказать, вы танцуете вполне прилично. — Благодарю, — ответил Сиэль ударом на удар, — у меня отличный учитель. — Он бросил беглый взгляд на демона, ожидая увидеть знакомую ухмылку на его лице, но оно оставалось бесстрастным. — Мы собрали новую информацию по убийствам в Мидтауне, — сообщил сэр Артур. — Мы проследили несколько подстрекательных статей в «Таймс» до некоего Нормана Хейга. В своих работах он почти что восхвалял убийцу. Он также бывший ухажер убитой на Уотер-Стрит. — Вы все еще верите, что преступления в Мидтауне и на Уотер-Стрит совершил один и тот же человек? — В отличие от некоторых, у меня есть для этого веские доказательства, — похвастал сэр Артур; это было самое эмоциональное выражение лица, которое он только показывал Сиэлю. — Норман Хейг пропал в тот день, когда нашли тела на Уотер-Стрит. Его статья об этом убийстве была опубликована до того, как его совершили. Его дом, в двух шагах от места преступления, сгорел в тот же день. — Выходит, он мертв. — Память дополнила слова яркой картиной, в которой голова Хейга отделяется от остального тела. Где-то под нами крысы грызут его труп, подумал Сиэль. — В вашем тоне звучит обвинение, сэр Артур. — Граф заметил на лице мужчины ожидание. — У вас ко мне вопросы? Пожалуйста, задавайте. — Вы обманом вмешались в расследование. Незаконно проникли на место преступления, несли голословную чушь об убийцах-подражателях и ритуальных мотивах. А потом единственный подозреваемый в этом деле исчезает в дыме, спустя менее часа после того, как исчезли вы сами, — проговорил сэр Артур. — Так что мой вопрос к вам таков, Фантомхайв: где Норман Хейг? — Мне почем знать? — выпалил Сиэль. Если появление сэра Артура привлекало внимание, возглас Сиэля требовал его. — Да будет вам известно, я был невероятно болен. Естественно, я исчез. — Две последние жертвы были дворянами, — напомнил сэр Артур. — У них остался десятилетний сын, единственный ребенок. Весьма четкое послание, не считаете? Зачем Хейгу посылать вам такое послание, если вас ничто не связывало в прошлом? Связывало в прошлом. Сиэль наблюдал за картиной свысока. Его дом лежал в руинах — горящая развалина из жара и искр. Он рухнул в огонь, пробиваясь сквозь прохудившуюся крышу, вскочил на ноги и бежал, бежал… Мама! Папа! Сиэль открыл рот, чтобы заговорить, но потерял сознание.***
Он проснулся на запах старого воспоминания — к щеке прилегала грубая, затхлая обивка дивана. Ребенком он однажды заснул здесь на коленях у матери, пока они ждали, когда отец приедет с каретой и заберет их после долгого визита к тете с дядей. — Сиэль? Сиэль! Это не был голос его матери. Он был громким и настоящим — вовсе не голосом призрака. Лиззи сидела подле дивана, склонившись над Сиэлем, и нежно трясла его за руку. — Сиэль, ты в порядке? Открой глаза! Ее парфюм резко ударил в нос, Сиэль чувствовал, что задыхается, находясь к ней так близко. Воздуха не хватало. — Себастьян, — прохрипел он, отталкивая девушку, чтобы сесть. Он сделал несколько глубоких вдохов. Если бы только Лиззи не держала его за руку так крепко. — Я здесь, сэр. — Дворецкий встал рядом, чтобы Сиэль мог его видеть. На лице его читалось беспокойство, между бровями пролегала глубокая линия. Нежное прикосновение сглаживает след недовольства. В воздухе ощутима привязанность. — Себастьян принес тебя сюда, когда ты упал в обморок, — прошептала Лиззи. Сиэль не сводил — не мог свести — глаз с лица Себастьяна. Ему не нужно было видеть Лиззи, чтобы расслышать желчь в ее голосе, когда она произносила это имя. Она думает, я люблю ее меньше, чем тебя. И она права? В голове звучали странные голоса. Сиэль перебирал их в поисках нужного, того, который он искал с тех пор, как прочел письмо Отца. Я не так надеялся представиться в нашу первую встречу, пусть и косвенную. В конце концов, я ждал этого так долго и намеревался произвести лучшее впечатление. В конце концов, я ждал этого так долго. — Себастьян, это он. Отец — это человек, который убил моих родителей.***
Сиэлю удалось вернуться к карете и не привлечь к себе больше внимания, чем он уже привлек, хотя Лиззи и затрудняла задачу. Она настаивала, чтобы он остался на ночь, что он был не в том состоянии, чтобы ехать, даже если поездка назад займет не больше десяти минут. Юноша сжал челюсть, удерживаясь от того, чтобы оскалиться, и избегал каждого взгляда по пути к выходу. Английская знать ничто так не любила, как хорошую историю: сплетни об этом не закончатся до Рождества. Лиззи последовала за ним и поймала за руку, когда он уже собирался подняться в карету. На ее лице бушевала неуверенность и решимость, и каждая боролась за контроль. Было странно видеть ее такой застенчивой. Еще более странным было то, что она сделала, когда решимость победила. Девушка поцеловала его так быстро, что Сиэль не успел отреагировать. Голова еще кружилась от кошмаров и новых открытий, и на секунду он решил, что ему все привиделось. Касание ее губ было мягким, но сжатым — все ее тело было напряжено, от губ до руки, которой она сжимала его собственную. Она чуть ли не дрожала от волнения, веки были плотно сомкнуты. Юноша был так шокирован, что еле двигался и смотрел вперед широким, немигающим взглядом. Поцеловав его, Лиззи отпрянула. Сиэль продолжал смотреть сквозь нее, как если бы его коснулся призрак. Она отпустила его руку. Ее щеки порозовели. Он и сам чувствовал, как горит лицо. — Спокойной ночи, Сиэль, — прошептала она. Он не мог отличить один момент от другого: вот она говорит, а вот ее уже нет. Рука еще ныла от твердой хватки. В детстве мать читала ему множество сказок. В основном в них говорилось о рыцарях, драконах и великих приключениях или о прекрасном принце, который целует спящую принцессу, чтобы освободить ее от вечного проклятья. Поцелуй истинной любви. Решающий момент во многих сказках. Событие, которое в одночасье разбивает колдовство и превращает лягушку в принца. Поцелуй все меняло. Сиэль не почувствовал, что что-то поменялось. Но он и не жил в сказке. Быть может, поцелуй не засчитался: Лиззи множество раз целовала его в щеку, но в губы — никогда. Ему стало интересно, какие же параметры определяют первый поцелуй. Он не был первым. Где-то в груди звучал его собственный голос. Первый был с Себастьяном. Лихорадочный сон, возразил он, ничего большего. У тебя и впрямь есть сердце. Так легко забыть, что на самом деле ты не принадлежишь этому миру. — Господин? — Себастьян позвал откуда-то сверху. Сиэль поднял голову и увидел, что тот смотрит на него с места кучера. — Едем? Он встретил его взгляд, и на секунду мир вокруг исчез. Себастьян, поцелуй меня, если не трудно. Значит, не просто сон. — Да, — тихо ответил юноша.***
Это не важно, решил он, когда карета двинулась к дому. Что бы он ни говорил или ни делал во время болезни, не влияло на его нынешние действия. И уж точно не влияло на Себастьяна. Он только сделал, что велели, и все тут. Уверяю вас, мне совершенно нетрудно сделать то, что я и сам желаю. Бессмыслица. Демоны, насколько Сиэль их понимал, не имели понятия ни о чем, кроме физического желания. Поэтому тот факт, что Себастьян хотел поцеловать его, был таким же несуразным, как и сам поцелуй. Спустя полчаса, когда Себастьян склонился перед ним, медленно застегивая ночную сорочку, поцелуй больше не казался ему несуразным. Сиэль вдруг понял, что с момента возвращения домой только и делал, что смотрел на губы демона. Он попытался напомнить себе все причины, почему снова попросить о поцелуе было бы плохой идеей. Не делать этого было бы просто. Тогда почему это казалось пустой победой? — Себастьян, — приказал Сиэль почти шепотом, — поцелуй меня. — Конечно, сэр, — ответил демон. Сиэль закрыл глаза и приготовился к удару, которого так и не последовало. Он ожидал почувствовать вопиющий напор, с которым целовал Себастьян, но поцелуй оказался сдержанным, словно он, как волк, пытался скрыться под овечьей шкурой. Позволив себе насладиться неожиданной нежностью, Сиэль удивился тому, как сплетение их губ разжигало огонь в каждой клеточке тела. Но как только язык Себастьяна скользнул по его губе, он прервал поцелуй и отстранился. Слишком рано, подумал Сиэль. — Доброй ночи, милорд. — Себастьян поднялся и ушел раньше, чем Сиэль успел открыть глаза. Когда он открыл их, в комнате было холодно и темно. Он свалился поверх одеял; тело слишком горело, чтобы забираться под них. Он мысленно сравнивал поцелуй с Лиззи и поцелуй с Себастьяном. И нашел лишь одну значительную разницу. Он снова хотел поцеловать Себастьяна.