***
С той секунды, когда он вошел в лавку мясника, Сиэль знал, что над ним насмехаются. Отец явно наслаждался его беспомощностью, тем, что он даже не знал, где начать поиски. С сегодняшними жертвами общее количество достигло пятнадцати — по любым меркам слишком много. Символ на стене только укреплял уверенность в том, что в этом деле был замешан тот же культ, который убил его родителей. К сожалению, это знание было для него так же полезно, как сломанный смычок для скрипача. Он не знал, где искать логово культа, он даже до сих пор не знал, зачем они похищают души невинных людей. Он отправил Себастьяна осмотреть дома недавних жертв. Вряд ли это что-то принесет, но положение было отчаянным. Если бы один из них был связан с оккультизмом или черной магией, то Сиэль хотя бы знал, в каком направлении двигаться. Пока Себастьян выполнял задание, ему не оставалось ничего иного, кроме как вернуться в кабинет и ломать голову над сложившейся ситуацией. С тяжелым вздохом Сиэль закрыл лицо руками и медленно моргнул, борясь с желанием положить голову на стол и заснуть. Ему начинало надоедать неподходящее время для массовых убийств и своевольных фантазий. Мало того что это было самым сложным делом в его жизни, так еще приходилось день ото дня находиться с Себастьяном и не поддаваться желанию прекратить их маленькую игру и получить то, чего он так хотел. Он приходил в отчаяние, а оно лишь отвлекало внимание, что ему было совсем не нужно. Перед лицом долгожданной мести трезвый рассудок требовался ему постоянно. Среди всех враждующих эмоций, которые грозились разрушить его концентрацию, стыд был ему не знаком. Не потому, что чувство стыда не свойственно его природе, но потому, что, несмотря на то, что у него были все причины страшиться собственных мыслей, он знал, что его влечение к Себастьяну не могло быть самой страшной вещью в его жизни. Я уже продал свою бессмертную душу, думал он про себя. Что такого в небольшом сексуальном отклонении? Поток его мыслей прервал внезапный грохот открывающегося окна, за которым последовало появление Себастьяна, чуть ли не кувырком влетевшего в комнату. — Себастьян, какого… — Сиэль резко осекся, когда увидел лицо Себастьяна. Огромная ссадина на лбу сильно кровоточила, окрашивая левую сторону лица в красный цвет. Губа была разбита, с нее тоже капала кровь. Но все это было ничем по сравнению с раной, тянущейся от его плеча к груди. Сиэль вспомнил о давней битве Себастьяна со жнецом Греллем Сатклифом. — Простите за оригинальное вторжение. Не хотел, чтобы мой неподобающий вид испугал остальную прислугу, — объяснил Себастьян, невозмутимо доставая из кармана носовой платок, чтобы вытереть щеку. — Похоже, меня ты испугать не боишься, — пожаловался Сиэль себе под нос, быстро вставая и подходя к Себастьяну. Приглядевшись, он успокоился, поняв, что раны Себастьяна оказались не так серьезны, как он сначала представлял. Порез на лбу уже затянулся, как и губа, с которой он слизывал кровь. Я мог бы поцеловать его прямо сейчас, подумал Сиэль. Интересно, какой вкус у его крови? — Ты в порядке? — спросил он. — Будьте уверены, по большей части я невредим. Себастьян сдернул галстук, расстегнул пуговицы и отогнул испорченную ткань своего пиджака. Его кожа, хоть и запачканная кровью, была невредима, не считая тонкого шрама, который, казалось, появился месяцы тому назад, а не сегодня. Сиэль отвел взгляд, стараясь не краснеть. Ладно тебе, Сиэль, это просто плечо. Он подумал, что впервые видел столько открытого тела Себастьяна, и представил, как много еще оставалось для его богатого воображения. Он знал, что сейчас было не время для подобных мыслей, но оказался очевидно слабее перед ними, чем думал. — Ступай к себе и приведи себя в порядок, — приказал он, как бы находя оправдание, чтобы не видеть, как Себастьян раздевается. — А потом я желаю узнать, что случилось.***
— Похоже, — начал Себастьян, когда его костюм был сменен, а послеобеденный чай Сиэля налит, — я наткнулся на причину, по которой Отец собирает души. — Что? — Слова тут же привлекли внимание Сиэля. Это может быть первым настоящим продвижением в деле. — Это случилось, когда я возвращался после вашего задания, — сказал Себастьян. — Как вы и подозревали, никто из убитых в мясной лавке не был причастен к оккультизму, в их домах нет никаких доказательств колдовства. Но вскоре после того, как я вышел из последнего дома, на меня напали никто иные, как трое из жертв. — Что? — Сиэль едва не захлебнулся чаем. — Как такое возможно? — Я и сам удивился настолько, что не сразу поверил своим глазам, — признался Себастьян. — Существа, которые напали на меня сегодня, были моими сородичами. — Демоны? Хочешь сказать, что… — Да. Отец нашел способ обращать человеческие души в демонов. В голове Сиэля проносились десятки вопросов, борющихся за право слететь с его губ. Секунду-другую он просто смотрел на Себастьяна, силясь разобраться в этом хаосе и выбрать первый. — Это возможно? — Вполне. Себастьян замолчал, придвинул стул к столу Сиэля и сел. Обычно он не сидел в его присутствии, и Сиэль подумал, что, может быть, Себастьян был уставшим, что раны все еще оказывали на него эффект. Как бы то ни было, того факта, что Себастьян сидел, хватало, чтобы сказать, что сейчас Сиэля ждет развернутое объяснение. Он откинулся на спинку кресла и приготовился слушать. — Демоны как раса делятся на две категории. Первые появились, когда Люцифера изгнали с небес. Преданные ему ангелы последовали за ним в ад, отринув свои имена и цель, которую дал им Господь — защищать души живущих на земле. Вместо этого они превратились в стражей преисподней, чтобы пытать души проклятых и питаться их вечными муками. Эти демоны древние и могущественные и редко появляются среди живых. Вторые же рождаются в глубинах ада. Когда душу приговаривают к плену, со временем она ломается и искривляется. Будучи лишенной земных вещей вроде любви или физической оболочки, душа проходит некое переобращение и становится существом, жаждущим вернуть часть того, чем оно когда-то являлось. Это демоны, которые выходят на землю, чтобы красть людские души и уводить их с праведного пути. Чем больше душ они поглощают и чем дольше живут, тем сильнее становятся. — К какому типу относишься ты? — Задать этот вопрос казалось очевидным. — Я когда-то был человеком, сотни лет назад, задолго до подъема современной цивилизации. О прежней жизни я ничего не помню — все, что я мог знать, узы, которые могли меня связывать, все исчезло во время переобращения. Я проснулся, зная только дикий голод, который управляет нами. — И как этот урок истории связан с демонами, которые напали на тебя сегодня? — Есть один ритуал, придуманный на заре моей расы, не многие из нас все еще помнят его. Изначально он служил для того, чтобы демоны создавали демонов для самих себя. Созданный демон навеки связан со своим создателем. Это что-то вроде симбиоза — энергия созданного демона питает и поддерживает создателя, а взамен создатель защищает свое создание. Когда-то это рассматривалось как символ статуса: чем больше у кого-то было приспешников, тем дальше распространялось его влияние. — Значит, теперь ты веришь, что Отец — это демон? — Нет. Для ритуала нужна еще одна вещь, которой нет у Отца — душа, которую отдали добровольно. Сиэль удивился. — Что это меняет? Демоны наверняка способны забирать что хотят, независимо от согласия жертвы. — Разумеется. Вы и сами наблюдали нечто подобное, когда я поглотил душу Нормана Хейга. Но это вопрос силы, милорд: заработанная душа намного лучше украденной. Думаю, то же самое касается демонов Отца. Они были достаточно сильны, чтобы ранить меня, но не так сильны, как другие демоны, которых я встречал. — Как ты узнал, что демоны, напавшие на тебя, созданы из душ тех, кого убил Отец? — Они выглядели так же, как при жизни. Вам известно, что демоны способны менять облик. Но новорожденные демоны не контролируют свои силы достаточно, чтобы сознательно менять физическую форму. В результате они инстинктивно принимают свой человеческий вид. Кроме того, на них была метка. — Ты имеешь в виду ту, что написали кровью в мясной лавке? Ту, что поставили мне? — Именно ее, — кивнул Себастьян. — Она стояла на лбу. Полагаю, Отец использовал ее как часть ритуала. — Как тебе удалось уйти? — Они сражались не так, как обычно сражаются демоны. — Его голова склонилась. — Они только нападали и даже не пытались защищаться. Мне стало ясно, что их контролирует внешняя сила. Я предположил, что их слабость заключается в метке, и оказался прав. Когда я разрушил ее, повредив головы демонов, их связь с хозяином разорвалась, отрезая их от источника силы. Это еще одна причина, по которой я не считаю Отца демоном. Если бы он был им, метку на его приспешниках было бы не так легко разрушить, и она бы больше походила на печать нашего контракта. Сиэль почувствовал боль в животе. Детали картины начинали сходиться. Почти десять лет он гадал над причиной своих страданий, и правда наконец показала свою уродливую голову. — Думаешь, когда меня пленили в детстве, Отец собирался сделать меня одним из своих рабов? — спросил он, хотя уже и знал ответ. — Вполне вероятно. — Себастьян поднялся и медленно обошел стол; он чувствовал усталость Сиэля. Впервые, сколько он себя помнит, ему хотелось исцелять. — Если он убивал все это время, в его распоряжении могут быть дюжины демонов, готовых привести в исполнение любое нападение, которое он замышляет. Так почему он показался сейчас? Зачем начал убивать в открытую? Себастьян практически слышал, как в голове Сиэля крутятся колесики и щелкает замок. На лице застыл внезапный ужас. — Что, если символ на стене лавки был предупреждением? Что, если он собирается вернуться за мной? Себастьян позволил руке лечь на плечо Сиэля и почувствовал, как напряжение выходит из последнего с протяжным вздохом. Сиэль не ожидал, что будет так напуган, даже перед лицом оживших кошмаров. Он посмотрел на Себастьяна, и страх показался ему глупым — он зашипел и испарился в облаке дыма. После всего, через что они прошли, как можно сомневаться, что Себастьян не защитит его, и действительно бояться того, что мог сделать Отец? — Вам наверняка должно быть известно, что ничто на земле, на небесах или в аду не способно встать между вами и мной. — Себастьян наклонился, касаясь лица Сиэля тыльной стороной руки. Тело затрепетало от прикосновения — все желания и капризы бледнели на фоне простой, знакомой ласки. — Если кому и дозволено держать вас вечно, так это мне, — сказал Себастьян. Это могло произойти сейчас. Сиэль был в шаге от того, чтобы отбросить гордость и позабыть силу воли. Но у судьбы были другие планы. Мэйлин с криком ворвалась в кабинет, спотыкаясь о собственные шнурки. Она упала лицом вниз, и Себастьян использовал этот момент, чтобы отстраниться от хозяина на подобающее расстояние, поэтому, когда девушка подняла голову, все выглядело так, как должно было. Все, кроме легкого румянца и разочарования на лице Сиэля. — В чем дело, Мэйлин? — Себастьян нахмурился. — Себастьян! Пойдемте скорее! Бард снова спалил печь! Себастьян устало вздохнул и помог Мэйлин встать на ноги. — Клянусь, однажды один из вас обрушит дом на наши головы. — Он бросил на Сиэля виноватый, если не загадочный, взгляд и вышел вслед за паникующей служанкой. Сиэль приложил горячий лоб к холодному столу и прорычал. Снова что-то случалось в неподходящее время. Он думал о том, что Себастьян сказал о вечных узах, и представил свою жизнь в роли демона, привязанного к нему до скончания времен. Мысль ошеломила его, но не оттолкнула — она вселяла в него то же чувство правильности, которое он так часто испытывал в присутствии Себастьяна. Он коснулся места на щеке, где лежала рука Себастьяна, и улыбнулся.***
После произошедшего в мясной лавке Абберлайн начал вести подсчет числа убитых и записывал его в блокнот, который носил с собой все время. Он стал постоянным напоминанием о жизнях, которые он не смог спасти. По состоянию на двадцать пятое августа общее количество достигло восемнадцати. Этих людей убили в стенах собственных домов, как и первую волну жертв. Молодая девушка и ее родители, убиты без капли крови, в тишине ночи. Абберлайн не смог вынести этой картины, несмотря на то что недавно ему пришлось повидать кое-что и похуже. Казалось, что смерть, жестокая или нет, становилась для него невыносимой. Оставалось надеяться, что Сиэль найдет это чудовище и положит ему конец.***
Сентябрь — Как демоны так быстро заживляют раны? Они возвращались с очередного места преступления. Еще две жертвы, еще один дом, лишенный тепла и жизни. Сиэль видел, как Абберлайн делает пометку в блокноте. Общее число дошло до двадцати. Со дня нападения на Себастьяна демоны больше не появлялись — это значило, что следующий инцидент произойдет, когда Сиэль будет ожидать этого меньше всего, в этом он не сомневался. Невозможность предугадать, когда и где это произойдет, превращала его в параноика. Он подозрительно разглядывал каждого незнакомца на улице и опасливо заглядывал в каждый переулок, мимо которого они проходили, хотя на дворе стоял день. — Почему вы спрашиваете, сэр? По правде говоря, Сиэль не знал ответа на этот вопрос. Возможно, он хотел убедиться, что они были в безопасности, что Себастьян мог противостоять небольшой армии демонов, собранной Отцом. Возможно, он спросил, чтобы отвлечься от грызущих мыслей в голове. — Я не раз видел, как тебя пронзали пули, а коса жнеца однажды чуть не оторвала тебе руку, но ты всегда продолжаешь вести себя так, словно ничего не произошло. Как такое возможно? — Процесс исцеления связан с тем, что технически у нас два тела, одно физическое, второе — нет. Физическое тело — это сосуд, вместилище для сознания, когда я нахожусь среди людей. Мой истинный облик — это смешение силы, что-то вроде злого духа из легенд. Когда физическое тело демона ранено, сила истинного облика залечивает его практически моментально. Эффект усиливается, если демон заключает сделку. Оружие, созданное человеком, может повредить лишь плоть и кость. То, что обычно смертельно для человека, для демона ничтожно. Даже оружие жнеца, хотя оно и обладает сверхъестественной энергией, не оказывает на нас длительного эффекта. — Но трюк Нормана Хейга со святым огнем сработал совершенно иначе, — подчеркнул Сиэль. — Верно. Как вы знаете, святой огонь проникает глубже физической формы. Любое освященное оружие, созданное для уничтожения темной энергии, способно истощить физическое тело демона. Такое оружие, по сути, делает нас смертными, хотя и временно. Себастьян рассказывал все так, словно речь шла не о его собственной, возможно, единственной слабости. Сиэль остановился как вкопанный и посмотрел ему прямо в лицо. — Смертными? — Не беспокойтесь, господин. Единственные, кто носит такое оружие, состоят в армии на небесах, а их совершенно не волнует человеческое горе, чтобы затевать бои с такими безымянными демонами, как я. — Такую рану можно залечить? — продолжил Сиэль, когда они завернули за угол. Он уже видел свой дом в конце улицы: вершина крыши резко выделялась на фоне осеннего неба. — При определенных условиях, да, — ответил Себастьян. — Хотя у демона без контракта меньше шансов выжить. Вы ведь помните, что только наша связь позволила мне продержаться достаточно долго, что спасти вас от Нормана Хейга. Себастьян зашагал быстрее, чтобы не отстать от господина, который вдруг ускорил шаг. Тучи грозили пролиться в любую минуту. — Если истинное тело демона ослаблено, есть только два варианты — поглотить душу или выпить человеческую кровь. — Кровь? Не очень-то изобретательно. — Сиэль сказал это в шутку, но в голову уже закрадывалась непрошенная картина, на которой клыки Себастьяна пронзают его шею. — И демоны, и вампиры питаются жизненными силами своих жертв. Если вампиры — это ожившие трупы, которым для выживания нужна кровь живых, демоны — это блуждающие духи проклятых, которым для питания необходимы души. Похожи, не так ли? — В этом смысле, да, — согласился Сиэль, коротко смотря по сторонам, прежде чем перейти дорогу. — Но как кровь исцелит демона? — Только через кровь хозяина демон может попробовать обещанную ему душу. Если демону угрожает смерть, этого хватит, чтобы заживить самые серьезные раны. Небеса разверзлись, как только Себастьян открыл дверь. Сиэль собирался что-то сказать, но вместо этого обернулся, чтобы посмотреть через дорогу. Он не видел глаза, которые за ним следили, но чувствовал их взгляд. Если уж он смог это заметить, то Себастьян, несомненно, тоже. — Мне привести его, сэр? — Да. Себастьян бросился вперед, превращаясь в темную полосу в воздухе, и растворился за стеной дождя. Через мгновение он уже вернулся со своей добычей, одним из демонов, о которых Сиэль был премного наслышан. Демон носил лицо молодого мужчины — лицо, которое Сиэль не узнавал среди множества жертв Отца. Он осмотрел метку на лбу существа; тот факт, что у него было что-то общее с этим чудовищем, приводил его в ужас. Что поразило его в этом демоне больше всего, так это то, что он не казался кровожадным. Он не вырывался, даже когда Себастьян силой опустил его на колени и занес когти над его головой. — Почему он не напал на нас? — спросил Сиэль у Себастьяна, не сводя глаз с пугающе непоколебимого демона. — Он, должен быть, старше тех, кого я встретил в прошлый раз, — предположил Себастьян. — Со временем они осваивают силу и учатся контролировать свою кровожадную природу. В результате они становятся менее одичалыми, особенно если их каким-то образом поработили. — Должно быть, его послали следить за нами и доложить обратно своему хозяину, — догадался Сиэль, наклоняясь к демону так, чтобы поравняться с ним взглядом. Он не боялся его. Он знал, что Себастьян убьет его при первых признаках агрессии. — Меня не порабощали, — проговорил демон. Его голос звучал невероятно гортанно, вовсе не так, как должен был звучать из этого худощавого тела. — Моя душа была спасена и очищена чудотворной силой Отца. Теперь я служу ему во веки веков. Я всего лишь вестник его славы, и меня избрали, чтобы доставить послание. — Так доставь же, — приказал Сиэль. — Моему хозяину известен твой страх, он знает, что ты боишься того, что могут сделать с тобой его дети. Он не хочет, чтобы ты боялся. Он не причинит тебе вреда. Он только хочет, чтобы ты знал, что он стремится лишь спасти, очистить то, что уже принадлежит ему. — Лицо демона исказила злобная ухмылка. — Твою душу. Из горла Себастьяна вырвался рык, и когти вонзились в скальп демона, отдергивая голову назад. Послышался тошнотворный звук сломанных костей. Любой человек упал бы замертво, но демон только засмеялся, когда кровь стекала в его дикие глаза. Сиэль шагнул назад, смотря, как бушует гнев Себастьяна. Он чувствовал прилив адреналина при виде него в таком безумном состоянии. — Передай своему хозяину, — прошипел Себастьян, бросая демона на мокрую землю и прижимая ботинок к его горлу, — что он принадлежит другому. Себастьян врезал ему в челюсть; голова демона жутковато наклонилась набок, когда он поднялся на ноги и поспешил прочь. Дворецкому потребовалось все самообладание, чтобы не убить это существо, не содрать кожу с его лица и не насладиться предсмертными криками. Когда он доберется Отца, участь его будет значительно хуже. — Почему ты оставил его в живых? — неодобрительно спросил Сиэль. — Милосердие никогда не было твоей сильной стороной. — Милосердием было бы убить его, — фыркнул Себастьян, по-прежнему кипя от злости. Сиэль почти видел, как с его плеч поднимается черный дым. — К тому же, думаю, Отец ожидал, что я так поступлю. Смело с его стороны оспаривать мое право. Но это не важно — я бросил собственный вызов. Он повернулся к Сиэлю. Тот выглядел невероятно самодовольным: ему явно нравилось, какой эффект эта ситуация производила на демона. — Он узнает, как глупо меня недооценивать, — продолжил Себастьян. — Что бы он ни сделал, это не заберет вас у меня. Это меньшее, что меня беспокоит, подумал Сиэль.***
К моменту осеннего равноденствия число убитых в блокноте Абберлайна возросло почти до тридцати пяти. Каждая строчка была шрамом, который никогда не исчезнет, даже если каким-то чудом человек, ответственный за это, когда-нибудь предстанет перед судом. Абберлайн удивлялся всякий раз, если день проходил без очередного свисающего трупа. Сиэль Фантомхайв перестал появляться на местах преступлений. Сэру Артуру нравилось думать, что он наконец-то спугнул его, но Абберлайн был достаточно умен, чтобы не верить в это. Сиэль все еще расследовал дело, и неважно, стоял ли за ним весь Скотланд-Ярд или нет. У Абберлайна появилась новая привычка делать развернутые пометки на каждом месте преступления, он записывал все — от цвета стен до положения тел в помещении. Записи затем передавались посыльному и доставлялись графу Фантомхайву. Он взял за правило лично звонить ему и докладывать о каждом новом убийстве, хотя царство террора этого маньяка прекрасно освещалось в газетах. Он не знал, подозревает ли сэр Артур о его махинациях, но с каждой новой смертью он все меньше чувствовал себя предателем. Абберлайн в тысячу раз больше верил в необъяснимые инстинкты Сиэля, чем в собственные действия или действия своих коллег. Если Сиэль что-то и скрывал от них, на то должна быть веская причина. — У этих жертв нет ничего общего, — сообщил молодой лорд во время их последнего телефонного разговора, после того как Абберлайн рассказал ему, что Скотланд-Ярд по-прежнему пытается найти связь между убитыми. — Единственное, что их объединяет, — это их убийца. Сэр Артур теряет драгоценное время, пытаясь разыскать его таким путем. Этот убийца не стал бы вести себя настолько легкомысленно, чтобы выбирать своих жертв по признаку, который может к нему привести. — Что вы имеете в виду под словами «теряет драгоценное время»? Произойдет что-то страшное? Что-то хуже того, что уже происходит? — Всегда происходит что-то хуже, Абберлайн, — ответил Сиэль. — Вопрос лишь в том когда. С тех пор мир накрывала тень дурного предчувствия, она была противным привкусом во рту, неизбежная, как собственная тень. Страх детектива загнивал внутри, превращаясь в смирение, и, возможно, самой ужасающей вещью, с которой он начал смиряться, был тот факт, что ему не оставалось ничего иного, кроме как дожидаться неизбежного конца.***
Октябрь Себастьян был уверен, что Сиэль мучил его намеренно, и более всего раздражало то, что он отлично с этим справлялся. То, что началось как игра, быстро становилось чем-то более серьезным. Тоска, как он всегда считал, была слабостью, присущей исключительно людям. Он никогда не понимал это чувство, пока сам не испытал всю его тяжесть. Это был голод, который нужно утолить. Жажда, оставлявшая сухую боль. Желание, постоянный огонь, который могло потушить лишь одно. Но также тоска была ямой, глубокой, огромной и темной; она была пустотой, с которой он был незнаком. А еще у тоски была особенность, которою не имели ни голод, ни жажда, ни желание: чтобы тосковать по чему-то, сначала нужно это полюбить. Себастьян больше не мог отрицать того, что чувствовал, как и не мог сказать, когда это чувство зародилось. Невозможно с точностью назвать момент, когда простая симпатия прорастила сильные корни, или когда инстинкт защищать свою добычу стал потребностью оберегать доселе невиданную душу. Неважно, когда произошла эта перемена. Вопросы были позади. Когда-то Себастьян считал, что демоны совершенно неспособны на любовь, а теперь полагал, что нет в этом мире ничего невозможного. Как же узко он мыслил, если никогда не допускал подобной вероятности. Ведь если задуматься, такая привязанность казалась, скорей, естественным развитием, чем отклонением от нормы. Разве нельзя было догадаться, что при определенных условиях связь между демоном и хозяином могла стать достаточно сильной, чтобы походить на то, что люди называли любовью? Если это действительно была любовь, то Себастьян по-новому воспринимал мучение, которое она давала смертным. Ибо там, где великие поэты воспевали радость ответной любви, любовь безответная была неиссякаемым источником страданий. В случае Себастьяна все было не так театрально. Просто он не привык желать того, чем не мог обладать. И, если подумать, это была единственная вещь, которой Себастьян не мог обладать — он мог завладеть телом Сиэля и однажды завладеет душой, но то, чего он теперь жаждал в нем больше всего, было сердце. Если бы ему пришлось описать это чувство, он бы сказал, что он хотел обнять Сиэля, но то было нечто большее. Он хотел занимать все его мысли, днем и ночью. Он хотел, чтобы Сиэль воображал, как засыпает рядом с ним, и чтобы представлял все то, что могло быть между ними до этого. Он хотел, чтобы Сиэль испытывал то же жгучее желание, что и он сам, дабы тоска эта была напрасной. Нечто настолько редкое, как любовь существа, неспособного любить, не должно было пропасть впустую. И все же, он был уверен, что так оно и будет. Порой сложно было устоять и не признаться, но даже если демоны не могли обманывать своих хозяев, они могли опускать столько информации, сколько считали нужным. Себастьян думал, что со временем это чувство пройдет. Нужно только переждать бурю, и все вернется на свои места.***
С тех пор как погода взяла курс на похолодание, Сиэль сделал вывод, что пришла пора покинуть Лондон. Если Отец действительно охотился за его душой, у него был шанс увести его подальше от тысяч потенциальных жертв в городе. За неделю до кануна Дня Всех Святых он приказал слугам собрать все вещи, которые могли понадобиться им в поместье. Прошло немало месяцев с тех пор, как Сиэль в последний раз видел высокие крыши, торчащие среди безлиственных деревьев, или ходил по длинным коридорам, где порой представлял себе смех матери или шаги отца. Если эта история подойдет к концу, то не найдется лучшей сцены для ее завершения, чем место, где все началось. Себастьян тоже ждал возвращения загород. Города были грязные, многолюдные и утомительные. Когда существование одного зависело от счастья и удовлетворения другого, как и было в случае с Себастьяном, он просто был доволен находиться там, где находился Сиэль. Утром перед днем запланированного отъезда Себастьян убедился, что Сиэль знал о его чувствах и использовал это знание для собственной потехи. — Ох, письмо от Лиззи, — сообщил Сиэль, быстро вскрывая конверт, и с необычной радостью принялся читать то, что написала ему невеста. Себастьян почувствовал фальшь в его радости. — Здесь говорится, что на этой неделе дядя Алексис должен приехать в город по делам, и вся семья решила поехать с ним. Завтра меня приглашают на ужин. — Это помешает вашим планам вернуться в поместье завтра после обеда, сэр, — напрасно напомнил Себастьян. Одну вещь он больше не мог переваривать — целый вечер наблюдать, как леди Элизабет вертится перед Сиэлем, ловя каждое его слово. В последнее время ему удавалось не обращать внимания на свою ревность, учитывая, что Сиэль находился за пределами досягаемости Элизабет, но с ее появлением он снова столкнулся с этим чувством. И хотя он знал, как жалко это смотрелось по человеческим меркам, он решил утешиться тем, что Сиэль найдет любое оправдание, лишь бы родственники не обременяли его в такое время. — Можно поехать позже. Сходим на ужин, а послезавтра утром отправимся в поместье. Мне будет полезно повидаться с семьей. — Слова прозвучали так довольно и непринужденно, что кто-нибудь другой решил бы, что он говорил искренне. Себастьян, конечно же, слышал в них фальшь. Сиэль бросил на него беглый взгляд, и демон сразу же понял, что желание навестить Элизабет было лишь уловкой, чтобы разбудить в нем чувство собственности. Весьма удачной уловкой, надо признать. В день ужина, Сиэль приказал слугам собрать свои вещи и отправиться вперед. К тому времени, как сундуки и ящики были привязаны к повозке, солнце покинуло зенит и начало клониться к западу. Погода после обеда стояла свежая, легкие Сиэля заполнял бодрящий холодок. Он наблюдал за происходящим из открытого окна своей спальни. Шторы легко покачивались на осеннем ветру, их ткань мягко била по ногам, когда он облокотился о подоконник. Края оконной рамы оставили красные следы на ладонях. Это напомнило ему о Себастьяне, как напоминало о нем почти все в последнее время. Он вспомнил первые дни их знакомства, когда Себастьян бил его указкой по рукам, если Сиэль хоть немного отказывался заниматься на уроках. Сиэль сжал пальцы, вспомнив жало указки и страх, который он испытывал, предвосхищая следующий шлепок. Теперь мысль о подобном вызывала совершенно иное предвосхищение. Он высунулся дальше из окна и глубоко вдохнул, чтобы прочистить голову. Из всех вещей, о которых он запрещал себе просить Себастьяна, эта была одной из самых постыдных. — До встречи, господин! — Крики доносились снизу: Финни, Бардрой и Мэйлин оживленно махали ему с задних сидений повозки; их прощание эхом доносилось до него вместе со стуком копыт по брусчатой дорожке двора. Танака вздернул поводья, и повозка покатилась. Сиэль помахал в ответ, как раз в тот момент, когда соломенная шляпа Финни и яркие волосы Мэйлин скрылись за углом. На секунду ему захотелось поехать с ними. Но их партия с Себастьяном только начиналась, и визит к Лиззи был необходимым шагом, чтобы поставить неизбежный шах и мат. — Они ведут себя так, словно не увидят меня целый месяц. Они ведь знают, что мы возвращаемся завтра? — Сиэль не обернулся, почувствовав чужое присутствие в комнате. — Вы же их хозяин. Заботиться о вас — их работа, и они хорошо ее выполняют, пусть им и недостает умений в других обязательствах. Говорят, когда тех, о ком заботишься, нет рядом, вполне естественно по ним скучать, даже если вы расстаетесь ненадолго. Себастьян расхаживал по комнате, пакуя вещи Сиэля в чемоданы. — Интересно, — продолжил он, складывая рубашку за рубашкой, — не потому ли леди Элизабет так настаивала на вашем посещении сегодняшнего ужина? Это бы, безусловно, объяснило, почему она удосужилась приехать в город вместе с отцом. На этом Сиэль резко развернулся и уставился Себастьяну в затылок. Он напряг плечи и заставил себя оставаться спокойным, прежде чем заговорить. — Что ты имеешь в виду, Себастьян? — Только то, что ваша последняя встреча с невестой закончилась, скажем так, иначе, чем все предыдущие. Уверен, ей не терпится… — Скажи-ка, Себастьян, когда это ты возомнил, что можешь позволять себе в словах такие вольности? Сиэль не назвал бы это вспышкой эмоций — то был всего лишь небольшой выговор, от которого даже Себастьян замер на месте, пусть и на секунду. Он аккуратно закрыл чемодан, который собирал, и опустил голову с видом раскаяния, которое, как знал Сиэль, было фальшивым. Значит, это был ответный ход Себастьяна. Сиэль пробудил в нем зависть, приняв приглашение, и теперь Себастьян пытался разозлить его дерзостью. — Прошу прощения, сэр. Не знаю, что на меня нашло, — сказал он, быстро двигаясь к двери. У Сиэля вдруг возникло чувство, что, возможно, это был первый раз, когда Себастьян солгал ему. Демоны не лгут. Это не значит, что они не могут, подумал Сиэль. — Вы будете обедать в кабинете, милорд? — Себастьян задал очевидный вопрос, ища причину выйти из комнаты. — Да, — ответил Сиэль, поворачиваясь обратно к окну. Дверь захлопнулась, оповещая об уходе дворецкого. Последнее, что было между Сиэлем и Лиззи, это поцелуй. Вероятнее всего, она проводила каждую минуту только и делая что, вспоминая об этом. После того как Лиззи поцеловала его, все, чего хотел Сиэль, это поцеловать Себастьяна. Так он и сделал, и провел последние четыре месяца, пытаясь не думать об этом. Он совершенно позабыл о поцелуе с Лиззи — ему он казался таким далеким и незначительным, хотя для девушки этот момент, должно быть, был одним из самых ценных. — Забавно, — произнес он вслух, — как поцелуй может значить все для одного и ничего для другого.***
Когда Сиэль был ребенком, поездки к Мидфордам проходили по одному и тому же сценарию. Все начиналось с прибытия в парадный зал: родители обменивались теплыми приветствиями, а дети бегали друг за другом кругам, прятались за мамиными юбками и выпрыгивали из-за них, чем вызывали удивление, восторженный смех и радостные улыбки на лицах отцов. Ужины запомнились меньше всего. Разговоры взрослых о качестве еды или последних сплетнях среди аристократии. Ноги Сиэля были слишком короткие, чтобы доставать до пола, и он лениво раскачивал ими, строя глупые рожицы Лиззи, которая сидела напротив, или ковырял еду на тарелке, пока мать не уговаривала его доесть. Даже когда она ругалась, ее голос не был сердитым: она знала, что он сделает все, о чем она попросит, если это только заставит ее улыбнуться. За ужином следовали тихие посиделки в гостиной. На ковре были разбросаны игрушки; он и Лиззи играли в теплом ореоле камина, и на свету казалось, что ее золотые локоны светятся. Эдвард, еще не юноша, но уже не ребенок, неохотно присоединялся к их играм о рыцарях и драконах. Матери сидели неподалеку, их яркие платья резко выделились на темной ткани стульев. Иногда приходила тетя Анна, счастливая побыть в кругу семьи после изнурительного дня в больнице. Винсент и Алексис постоянно обсуждали дела, их голоса заполняли комнату вместе с дымом сигар. Позже, когда за окном наступала ночь, и детское время ложиться спать давно прошло, отец нес Сиэля по темным коридорам, пока он клевал носом на его плече. Утром он просыпался в своей кровати, не помня, ни как они ехали обратно домой, ни как мать целовала его в макушку перед сном. Покой. Поездки в дом Мидфордов всегда означали покой. Сегодня, однако, добиться покоя Сиэлю не удавалось. Он сидел в карете один, наблюдая, как знакомые улицы купаются в оранжевом закате; словно нарисованный акварелью, свет казался пеленой, раскинувшейся над домами и тротуарами. Все выглядело безмятежным, но это был другой мир, мимолетный и ненастоящий, он не мог ни прикоснуться к нему, ни жить в нем. В эту поездку Сиэль взял на себя роли ребенка и отца. Тетя с дядей встретили его в передней с любезностями и легкой беседой. Его удивило, что Лиззи не ждала у двери или не выбежала ему навстречу. Когда он вошел в столовую, она уже сидела за столом. Не проронив ни слова, она вежливо кивнула. Только легкая улыбка выдавала радость его присутствию. Сиэль поразился еще больше, когда полвечера она молчала. Себастьян тоже заметил перемену в поведении леди Элизабет и был ей рад, если эта перемена означала, что она сведет свою известную привязанность к его господину до минимума. Причина такого поведения также его ободряла — поцеловав Сиэля, девушка восприняла его смятение как отказ. Себастьян знал, что хозяин бы не пожелал, чтобы она так думала, но девушка, неуверенная в своих чувствах по поводу их отношений, не желала казаться маленькой девочкой и давать ему повод оттолкнуть ее дальше. Себастьян также знал, что, несмотря на свою наблюдательность, Сиэль не обладал способностью читать чужие эмоции. Он не ведал о чувствах Элизабет и потому, хоть и не по собственной вине, казался отчужденным и даже холодным, чем только давал ей больше поводов полагать, что целовать его так неожиданно было ужасной ошибкой. Себастьян был доволен: нет нужды вбивать между ними клинья — леди Элизабет и ее девичьи капризы выполнили всю работу за него. Сам Сиэль чувствовал себя отдаленным ото всех вокруг. Тело двигалось будто само по себе: он ел, разговаривал и вел себя так, как делал бы любой молодой человек на встрече с родными. Ничто из происходящего не казалось ему до конца настоящим, и он задумался, не попал ли он на картину, которую представлял себе по дороге. Время тянулось и летело в равной мере — стоило моргнуть, и вот он уже стоял в гостиной, на том самом ковре, где когда-то играл, и смотрел на камин, пока глаза не начали слезиться. — Сиэль, с тобой все хорошо? — спросила тетя, медленно опускаясь в кресло у огня. — Вполне, тетя Фрэнсис. Мне просто вспомнилось, как мы с Лиззи играли здесь, когда я приезжал сюда с родителями. Лиззи подняла голову со своего места у окна, пораженная услышать, как Сиэль участвует в разговоре о чем-то сентиментальном, не говоря уже о том, что он сам его начал. Она взглянула в сторону двери, где стоял Себастьян; его глаза, как всегда, были прикованы к Сиэлю, но не разделяли ее удивления. — Твой отец гордился бы тем, чего ты добился, какое имя заработал себе и дому Фантомхайв, — грустно произнес Алексис, по-отцовски хлопая Сиэля по плечу. Сиэль чувствовал, что не заслуживает этих слов, хотя действительно гордился тем, чего добился для наследия родителей и для себя самого. Он чувствовал, что не заслуживает доброты семьи — семьи, которая не знала и не могла знать, каким ужасам он подвергся от чужих рук и каким ужасам охотно подверг себя сам. Эти люди не ведали, что за нечестивые вещи таились в нем. Он был настолько испорчен, что едва не рассмеялся их неведенью. Посмотрев на Себастьяна, он знал, что в голове демона пронеслась та же мысль. Затем разговор перешел к делам насущным. Алексис рассказывал о своем бизнесе, потом Сиэль о своем, упоминая продвижения, касающиеся экспансии компании «Фантом» по континентальной Европе. Мир был намного больше, чем Сиэлю иногда хотелось представлять — многое в нем было ему не подвластно. Говорили об Эдварде и его успехах в колледже, и об успехах, которых мог бы добиться Сиэль, если бы сам был студентом. Никто никогда открыто не оспаривал его решение отказаться от школы, чтобы лично управлять семейной компанией, как бы скептически они по началу не относились к его способностям вести бизнес в таком юном возрасте. Больше это не имело значения: он уже сотни раз доказал, на что был способен. Теперь он был мужчиной, и сомневаться в нем не приходилось. Все это время Себастьян оставался сторонним наблюдателем и с неодобрением посмотрел, когда Элизабет покинула свое место у окна и присоединилась к остальным у камина. Она двигалась медленно, словно в вальсе без ритма, стараясь оставаться рядом с Сиэлем и в то же время не теснить его. По большей части она молчала и вступала в разговор только тогда, когда могла сказать что-то действительно уместное, но даже тогда она краем глаза поглядывала на реакцию Сиэля. Юноша же продолжал вести себя так, как предвидел Себастьян: он не замечал ее игр и непреднамеренно был безразличным. Казалось, все забыли, что дворецкий был в комнате — все, кроме Сиэля. Время от времени он поглядывал на него, и их глаза встречались сквозь дымку бессмысленной болтовни, которую демон даже не слушал. Время словно укоротилось, и старинные часы неожиданно пробили десять. Их громкий звон прервал диалог, который уже медленно сходил на нет. Сиэлю показалось, что он очнулся ото сна. На секунду он о чем-то задумался, а потом вспомнил, что пришла пора сделать следующий ход. — Думаю, мне пора, — объявил он, смотря на Лиззи, а не на Себастьяна. — Завтра я возвращаюсь в поместье и хочу выехать пораньше. — Хорошо, — ответил Алексис, собираясь подняться на ноги, чтобы проводить Сиэля. — Я бы предпочел, чтобы меня проводила Лиззи. — В этот момент он снова посмотрел на Себастьяна. Его губы сжались, незаметно для остальных, но Сиэль многое знал о губах Себастьяна, чтобы заметить эту перемену. — Конечно. — Алексис понимающе улыбнулся Фрэнсис, которая, несмотря на свою чопорность, не стала возражать против того, чтобы племянник остался наедине с ее дочерью. Вероятно, она полагала, что ничего неприличного не могло произойти, пока Себастьян был рядом. Сиэль не мог не согласиться — все, что они с Лиззи могли сделать, Себастьян обязательно увидит. Лиззи улыбнулась и взяла Сиэля под руку, видя его из комнаты. Сиэль чувствовал, как взгляд Себастьяна сверлит его затылок. Значит, его план работал. Когда они подошли к входной двери, Себастьян помог ему со шляпой и пальто, надевая его с некой агрессией. — Было чудесно тебя увидеть, — сказал Сиэль Лиззи. Увидев в ее глазах искреннее удивление и надежду, он на секунду задумался: существовала ли жизнь, в которой он мог полюбить ее по-настоящему, полюбить так, как должен был? — Мы должны снова увидеться, до Рождества, — сказала Лиззи. — Знаю! Мы навестим тебя в твой день рождения! Устроим званный вечер и… — она осеклась. — Если, конечно, ты… — Как пожелаешь, — пообещал Сиэль, пытаясь не замечать присутствие Себастьяна, чего он никогда не сможет сделать. Он взял Лиззи за руку, наклонился вперед и мягко поцеловал ее в щеку. К счастью, она не завизжала, не упала в обморок, и не совершила ничего другого, что могла сделать в детстве. Вместо этого она присела в реверансе; румянец на ее лице стал цвета бантиков на волосах. — Спокойной ночи, Лиззи, — прошептал он. Свист ветра, ворвавшийся в дом, когда Себастьян открыл входную дверь, почти заглушил его голос. Сиэль поклонился и оставил Лиззи с головокружительной улыбкой на лице. — Хм, думаешь, надвигается еще одна буря? — спросил он Себастьяна, делая вид, что не произошло ничего необычного. Демон молча открыл карету и ждал, пока Сиэль заберется. — Ну и ладно, игнорируй меня сколько хочешь, — Сиэль ухмыльнулся детской реакции Себастьяна. Разумеется, он мог отдать ему приказ сказать что-нибудь, но смотреть, как он хандрит было намного занимательней. — Я не игнорировал вас, милорд, — кратко ответил Себастьян. — Я всего лишь задумался о бескрайней испорченности людей. О том, как одни играют с чувствами других ради забавы. — Согласен, — сказал Сиэль, смотря прямо на демона. Ему стало интересно, был ли он единственным человеком, который познал всю силу гнева Себастьяна и все еще осмеливался смотреть ему в глаза. — Некоторые люди так жалки. Чуть ли не сходят с ума от ревности при малейшей провокации. Поразительно, не так ли? — Несомненно, — прошипел Себастьян и хлопнул дверцей. На улице было слишком темно, чтобы разглядеть что-то в окнах кареты, поэтому Сиэль откинулся назад и закрыл глаза, с радостью считая минуты до приезда домой и размышляя о своей победе над легендарным самообладанием Себастьяна. Не удивлюсь, если он сломается уже этой ночью, — подумал юноша, чувствуя, как тело бросает в знакомый жар предвкушения. Шах и мат.***
Карета остановилась так резко, что Сиэль чуть не свалился с сиденья. Каждый нерв в его теле сразу напрягся. Они не могли еще добраться до дома. Он попытался разглядеть что-нибудь в окне, но не смог понять, где они находились. — Себастьян? — позвал он. Голос выдавал его нарастающий страх. — Почему мы остановились? Дверь кареты открылась, и в ней появился Себастьян. Прежняя злость совершенно спала с его лица. Он выглядел обеспокоенным, но не напуганным. — После того как мы выехали, я быстро понял, что за нами следят, — объяснил он. — Я сделал крюк и попытался сбросить преследователей, но, как я и думал, трюк не удался. Мы сейчас в нескольких кварталах от дома, на случай если вам придется бежать. — Бежать от чего? Себастьян не успел ответить. Темная фигура врезалась в него, срывая дверь кареты с петель. Сиэль выпал на улицу. Лошади встали на дыбы, боязливо заржали и понеслись, унося карету за собой прежде, чем их могли остановить. Сиэль потянулся в пальто за пистолетом — он начал носить его после того, как на Себастьяна напали. Оружие не сильно помогало чувствовать себя в безопасности: руки тряслись, пока он направлял пистолет в сторону теней, где пропал демон. — Себастьян, ты в порядке? Где ты? — Я здесь, милорд, — Себастьян возник рядом, невредимый. — Но мы не одни. Из темноты со всех сторон к ним подбирались демоны. Их было не меньше дюжины, хотя Сиэль и не пытался сосчитать. Все внимание было приковано их лицам, таким же пустым и зловещим, как трупы, которым они когда-то принадлежали. Сиэль предпочел бы, чтобы они были безобразными, но вместо этого он встретил призраков своих провалов. Все это время он с бдительностью ждал новой атаки и слепо попался прямо в ловушку Отца.