Запутанными коридорами лис бежит к сердцу дракона

Вишня говорила, что Изнанка сама выбирает, каким она хочет тебя видеть. «— Ты поэтому становишься русалкой? — Лотос пролезает под руками сестры и кладёт голову на колени. Она улыбается и откладывает книгу, чтобы ему было удобнее. — Да. — Это так неудобно, — фыркает Кролик. — Ты же только в одной луже можешь сидеть, так какой смысл? — Вишня пожимает плечами и перебирает пряди Цзян Чэна тонкими пальцами. — Хочешь мы тебе там реку выкопаем? — он достаëт старый игрушечный совок, решительно вскидывая его вверх. Пластмасса под пальцами крошится. Очень старый совок. — Так ты сможешь быть там, где захочешь! Яньли смотрит на Усяня несколько секунд не моргая, а потом происходит то, что пугает братьев так сильно, как ничто не могло напугать раньше. Их сестра, драгоценная нежная Вишня, начинает плакать. — Я так сильно вас люблю.» Вэй Ин бегает по мху и высокой траве, пытаясь увидеть своего мальчика, который потерялся. Он думает, что Нефрит пропал уже очень давно, в тот день, когда переступил порог Дома. А может раньше, в момент, когда узнал о смерти матери и заблудился в четырех комнатах. «У Нефрита мягкие волосы, которые Вэй Ин перебирал уже пару часов, зациклившись на ощущениях. Он запоминал как скользят между пальцев пряди и много-много думал о нефти. — Ты знал, что если пролить её в водоём, — он не уточняет что за «она», но Нефрит понимает. Духовная связь, очевидно. — Даже если совсем чуть-чуть, рыбы умрут, потому что на воде будет плёнка. Наверное, рыбам очень страшно. Плаваешь, булькаешь, и тут вдруг твоё небо становится мутным, а ты больше не можешь дышать. — Быть рыбьим небом интересно, — говорит Фазан. — А рыбой — пугающе. — А что ещё пугающе? — Призрак наклоняется, кровать под ним чуть скрипит. Нефрит, сидящий на полу, молчит несколько секунд. Он раскинул длинные ноги и смотрит на носки своих начищенных до блеска чёрных туфель. Суйбянь тоже на них смотрит. Думает как украсть. — Оставаться одному в большой квартире, — отвечает Нефрит. Он говорит тихо, но уверенно. — Когда ты привык, что рядом кто-то есть, кто ставит чайник, а потом он исчезает. — Твоя мама, да? — Вэй Ин кладёт голову на чужое плечо. Его спине не нравится, но её никто не спрашивал. Тем более говорить она не умеет. — Да. А до этого отец с братом. Усянь обнимает за плечи. Он потерял всех, когда был слишком маленьким. Повезло, в какой-то степени. В осознанном возрасте лишаться больнее, потому что есть ощущение пустоты на месте, где кто-то был. — Я иногда путал комнаты, — неожиданно продолжает крестник. — Заходил к ней. А там пусто и тихо. И чайник холодный. Вэй Ин понимает, что нефть и потеряться в своей опустевшей квартире — это страшно.» Усянь чувствует на себе внимание местных «жителей», от которых даже в холодную погоду не дождёшься облачка пара изо рта. Они тут сами холоднее любой погоды. Рядом высоко и мерзко пищат изнаночные комары. Вэй Ин отмахивается от них всеми девятью хвостами. Под лапами мокрые растения сменяются на ровную дорогу шоссе, по которому ни разу не проезжала машина. Вспоминаются слова прошлого директора Дома о том, что приют бы расцвёл, если бы в нём не было детей. Директора прирезали перед Новым годом. Его кабинет, одна из стен, действительно расцвёл кроваво-красным. Мелкие камушки неприятно впиваются в подушечки и оказываются под когтями. Изнанка ощущается плохим сном или шкафом, в который ты скидываешь всё, что тебя пугает или не нравится. Даже если это ты сам. Усянь бегает по окрестностям, навострив уши, с которых скатываются маленькие капельки, выцепленные из тумана. В голове набатом «где ты?», а в быстро бьющемся сердце только «пожалуйста». О чём оно просит Вэй Ин сам не до конца понимает. «Пожалуйста, найдись»? «Пожалуйста, выйди ко мне»? «Пожалуйста, будь живым»? Последнее бьёт сильнее, чем плеть Цзян Чэна. Выбивает из лисьих лёгких кислород, но заставляет бежать быстрее, потому что Вэй Ин сам по себе что-то нелогичное и невозможное. Он крутит головой, высматривая хоть что-то светлое, потому что Нефрит точно должен быть светлым. Это просто аксиома. Нефрит всегда был белым пятном где-то рядом, негативом тени, то есть самого Усяня. Это казалось правильным. Тут тихо. Повсюду мёртвая тишина, но стоит лишь на секунду остановиться, как в ушах отдалённый, едва различимый за громким сердцебиением, шум бегущей воды. «Вишнёвая река», — догадывается он и, ведомый одними инстинктами, идёт на звук. Тут, совсем неожиданно, цветы. Маленькие, будто не настоящие, а только нарисованные рукой ребёнка, но зато яркие-яркие. Со всей силы на карандаши давили. Вэй Ин сам такие когда-то рисовал. Четыре лепесточка и листик, вот и вся наука. И чем больше жёлтого, тем лучше. Когда-то, ещё живя на улице, он увидел подсолнухи в вазе. Образ цветов запал на подкорку чем-то сумасшедшим и счастливым. Тут яркие-яркие цветы. И большое, ослепляющее на контрасте с серостью, пятно. По спине бегут мурашки, он будто снова в коридоре Дома, в самой первой встрече. Призрак, загнанно дыша, поворачивает голову, тут же едва не прыгая от накатившего облегчения. А Нефрит дракон. Белый, побелочный дракон. Вэй Усянь бы рассмеялся, потому что «ну это же так очевидно», но не может оторвать взгляда от чешуи, даже в серости Изнанки отливающей голубым. Нашёлся потеряшка. У Вэй Ина внутри всё порастает яркими подсолнухами. Мальчик, которого ему подкинул коридор; мальчик, которому он самолично клеил на лоб пластырь с кроликами, сейчас смотрит на него с высоты своей драконьей красоты. У него в глазах нет страха или растерянности, только облегчение и что-то тоскливо-сожалеющее. Вэй Ин думает, что в его собственных восхищение. — Пташка… — говорит тихо-тихо на своём лисьем, а хвосты позади сходят с ума, разметая в стороны опавшие серые листья и травинки. И комаров. Конечно же пищащих комаров. Нефрит смотрит на него кипящим янтарём глаз и Призрак думает, что на Изнанке, впервые на его памяти, светит солнце. Сразу два. — Пойдём домой, — он подбегает ближе, утыкаясь носом в холодную чешую, чувствуя даже тут, как быстро бьётся драконье сердце. — Пожалуйста, пойдём домой. И может быть, в последнюю секунду, перед тем как моргнуть, он видит в реке, что когда-то сам выкопал, знакомое лицо. С мягким изгибом губ и тёплыми-тёплыми глазами. Как у Вишни.

***

Они буквально вываливаются в ночной коридор, наверняка перебудив всё зафазанье, находящееся за спиной. Усянь перекатывается по полу, крепко сжимая крестника в объятиях, будто тот большой плюшевый мишка. Хотя, если быть честным, мишки у Вэй Ина никогда не было. Но друг в руках всё равно ощущается именно так. Нефрит, холодный и напуганный, прижимается ближе, позволяя себе рваный вдох, должно быть впервые за всё путешествие. Фазана трясёт, а Вэй Ин гладит его по спине, говоря что-то совсем глупое. Говорит, что эффект бабочки на самом деле какое-то живодёрство. — Что вам сделали бедные бабочки? Зачем вы на них наступаете? Говорит, что даже настоящие мужчины в лицо опасности могут кричать «мамочка»; что Лотос, когда волнуется, начинает обзываться, хотя Лотос всегда обзывается, но, когда волнуется — особенно; рассуждает, что под музыку можно танцевать, петь и даже влюбляться. — Только если ты не Фокусник, — шепчет в самое ухо, и крестник начинает дышать чуть быстрее, жмётся ближе. — Он вообще не умеет любить. Бедный-бедный Фокусник. Доверительно говорит, что больше всего любит крепкий чай, откуда не вынимают пакетик, а ещё обожает мандариновую газировку в стеклянных бутылках. — Я тоже, — наконец шепчет Нефрит. Призрак улыбается, потому что тот говорит тихо не от страха, а потому что не хочет нарушать правила комендантского часа. Интересно получается, проскальзывает в голове, этот мальчик, который всеми силами пытается придерживаться режима, прилежно учиться и быть Фазаном, связался с Призраком, который воплощение всех нарушений. Призрак рисует на стенах, он не посещает занятия, запугивает Домовцев и ходит в ярко-красных кедах. А Нефрит к нему прилип, обвил руками и отказывается отпускать, то и дело оказываясь рядом, стоит лишь оглянуться. Вэй Ин улыбается в растрёпанную макушку. Ему тепло и влюблённо. Вдалеке коридора скрипит половица и Усянь, осторожно отпускает Фазана, чтобы проверить откуда звук. В темноте видны только рисунки на стенах и куски обвалившейся с потолка штукатурки. Никого не найдя, он щурится в темноту, одними губами приказывая теням найти шумевшего. Ему не хочется разбираться и бродить по темноте. Ему хочется выпить зелёного чая и лечь спать. Желательно с Нефритом. Вернувшись на место, он смотрит на всё также лежащего в позе звезды крестника. Некоторое время они молчат. Вэй Ин рассматривает Нефрита так, будто видит впервые, осмысляя про себя фразу «что имеем не храним, потерявши — плачем». Хочется сказать «я же хранил!», но вместо этого он только садится на колени и берёт руку друга в свою, крепко сжимая. — Помни, — Усянь придвигается ближе, обеспокоенно глядя в лицо Нефрита, кажущееся сейчас светящимся своей белизной. Он кладет ладонь на чужую щеку, оглаживая прохладную кожу большим пальцем. Крестник задерживает дыхание и совсем не двигается. — Всё то, что заставляет нас тонуть, на самом деле учит плавать. — А если я этого не хочу? — шепчет, потому что сил на большее нет. Он просто застыл на пыльном полу в белой рубашке, пока темнота ластится к рукам и ногам, обеспокоенно бурля. Нефрит, поджав губы, несмело протягивает к одной руку, поглаживая двумя пальцами. Вэй Усянь в который раз удивлялся тому, как прикипел Дом к этому парню, раз тени его предметов так яростно хотят быть рядом и сами подставляются под прикосновения холодных рук. На деле, довольно очевидно, что это сам Усянь хочет быть рядом, защищать и… Но об этом Призрак подумает позже, зарывшись мыслями в нору, а телом в плед. Сейчас он не знает, что ответить, только нервно покусывает губы и кладёт голову Фазана себе на колени. У Нефрита всё такие мягкие, только чуть спутанные тяжелым днём волосы, пряди которых так приятно перебирать пальцами. В них чувствуется фантомная Изнаночная влага и Домовская пыль. — Когда я впервые оказался на Изнанке… — Призрак говорит совсем тихо и тени, прислушиваясь, замирают, плотно облепив Нефрита, создавая для того доспех. — Я испугался. Да, наверное, «испугался» подходит лучше всего. Это шоссе… Оно меня чуть с ума не свело, если честно. А потом я упал, споткнувшись о собственный хвост. — Усянь хрипло смеётся, вспоминая первое путешествие на ту сторону. Он вдруг видит рядом улыбающуюся Вишню, которая смотрит на него с только ей доступной нежностью. Хочется протянуть к ней руку, но Вэй Усянь только улыбается в ответ, продолжая гладить щёку Нефрита. Всё происходящее ощущается невероятно правильно. А кожа у Нефрита шёлком по грубым подушечкам. — Об один из них, вернее. Расшиб тогда колено и совсем не знал, что делать. Это сейчас я всё умею, да и от человека ничего не осталось, но тогда… Просто захотелось вернуться. Я только об этом и думал, а вдруг — пуф! И я уже слышу, как кричит Лотос. Клянусь, никогда не был так рад услышать, что я идиот. — Ты не идиот, — Нефрит находит в себе силы возразить тоном, что не терпит препирательств. Это, наверное, должно раздражать, но Вэй Ин только чувствует, что внутри всё наполнилось пузырьками газировки. Непременно мандариновой. — Да-да, — он отмахивается, мягко смотря на Фазана. — Я это всё к чему… Иногда говорят «Если жизнь дает тебе лимоны — сделай лимонад», но это глупость. Не всем же нравится лимонад. А вот плавать уметь нужно. В любом случае нужно. Так что, пожалуйста, птичка моя драгоценная, — Усянь осторожно кладет вторую ладонь на другую щёку Нефрита, фиксируя его лицо. Хотя тот, казалось бы, двигаться совершенно не собирается. Это вызывает улыбку и Призрак оставляет легкий поцелуй у друга на лбу. — Научись плавать, хорошо? — А ты со мной будешь? — Нефрит поднимает руку, осторожно, но цепко, взяв Усяня за рукав двумя пальцами. Тот чувствует, что Изнанка совершенно точно ошиблась, потому что Нефрит никакой не дракон, выше, чем Дом. Он просто котёнок, маленький и напуганный, которого хочешь спрятать от всего мира в своих руках. — Конечно, — он всё ещё улыбается и держит ладони на чужих щеках. — Всегда? — До комендантского часа в Первой, — Призрак пытается говорить строго, но глаза, даже в темноте, сверкают. — Тебе всё ещё нужно где-то спать. — Сегодня я уже опоздал, — Нефрит прикрывает глаза, когда чувствует, что поглаживание по щеке возобновились. — Поспишь со мной. — С тобой. Никуда идти совершенно не хочется, но и оставаться вот так тоже нельзя. Призрак позволяет себе ещё пару минут посидеть вот так, чувствуя тяжесть на коленях и тепло в ладонях. Он вспоминает детство, когда он сам был на месте Нефрита, а на его — Вишня. Он сам весь наполняется мандариновой газировкой и улыбается глупо, но счастливо. — Идём, — Вэй Ин перемещает ладони с чужих щёк на плечи. — Суйбянь наверняка соскучился по тебе. — Откуда ты знаешь? — Питомцы похожи на своих хозяев.

***

Вернувшись в Четвёртую, они обнаруживают только заправленную кровать и закрытое окно. — Шепчущий, вот ведь… — Призрак ласково улыбается, зная, что стены донесут другу благодарность, что пропитала взгляд. Нефрит вдруг фыркает слишком громко и отворачивается. Усянь хихикает и смотрит на крестника, с преувеличенным интересом рассматривающим что-то в темноте комнаты. Кажется, в том направлении стоял криво вылепленный медведь из пластилина. Усянь обвивает друга руками, начиная пятиться к постели, чтобы в конце концов упасть на неё. Приятнее, чем вывалиться из односторонней норы и теплее, чем лежать одному. Нефрит отводит взгляд и закусывает губу, пока мочки его ушей краснеют всё больше. Какое-то время они просто лежат. Фазан смотрит куда-то в грудь Призрака, прослеживая фактуру ткани толстовки. А Призрак, опять уткнувшись носом в тёмную макушку, смотрит только в самого себя, делая запрос на искренность. — Прости меня, — выдыхает Вэй Ин, крепче прижимая друга к себе. Он нервно находит рукой прядь чужих волос, начиная перебирать её пальцами. Привычка вырабатывается после двадцати одного дня? Чушь. — Я так старался спрятать от тебя… — он замолкает, но Нефрит понимающе кивает. — Прости. Я просто хотел, чтобы ты остался со мной. — Я бы не ушёл, — Фазан чуть поднимает голову и говорит куда-то в шею. Вэй Усяню впервые за столько лет действительно спокойно. — И… — он делает глубокий вдох. — Я не должен был убегать. Просто это было неожиданно. Извини. Я не должен был. — Ты так напугал меня, — Призрак нервно усмехается и переходит на шёпот. Тогда на его талию ложится рука, оглаживая изгиб. — Я думал, что всё повторится снова. Ты не знаешь, но я… — Я знаю. — Нефрит возится в кольце рук и неожиданно для Усяня вдруг нависает над ним. Распущенные волосы закрывают их от мира и Призрак чувствует себя будто в карманной вселенной, где воздух очень-очень пахнет сандалом и безопасностью. У побелочного глаза светятся изнутри, как будто там пророс флуоресцентный мох. Усянь хочет этот взгляд себе под кожу. — Она мне рассказала. — Кто? — всё ещё шепчет и тянется рукой к бледной щеке, неожиданно для себя задерживаясь глазами на чужих сухих губах, но останавливается на полпути, стоит Нефриту сказать: — Вишня.