Запутанными коридорами лис бежит к сердцу дракона

— Лань Чжань… — Вэй Усянь отзывается эхом, смотря как блëстки его импровизированной галактики падают на чëрные фазаньи волосы. — Ты не обязан называть своë, — говорит тот после изучения наверняка потерянного выражения лица Призрака. — Я просто… Ноги движутся сами по себе и Вэй Ин, сделав полтора шага, обнимает Лань Чжаня за шею, прижимая и прижимаясь. — Пташка, — шепчет он восхищённо. — Ты смелый. Ты такой смелый, хороший мой. — Нефрит в его руках совсем не шевелится и даже не дышит. Но всё в порядке, даже если он сломался. В Чётвёртой все сломанные, в Доме тоже. В руках Вэй Усяня тем более. — Ты единственный, кто назвал своё имя первым, — продолжает шептать, чувствуя, как сам начинает сверкать, будто покрытый блёстками. — Всегда я говорил имя первым, чтобы показать, что доверяю, — он вздрагивает, когда руки Лань Чжаня ложатся на талию. Приятно. И подходят идеально. — А тут ты такой… — Я верю тебе, — твёрдо говорит и опускает голову на плечо. У крестника горячий лоб и руки, а ещё сердце бьётся быстрее, чем когда-либо Призрак чувствовал. — Ты мой первый друг, я… Усянь поднимает одну ладонь и гладит мягкие волосы. — Меня зовут Вэй Ин. Приятно познакомиться, Лань Чжань. — Мгм. Призрак чувствует себя эгоистом в момент, когда осознаёт, что хочет оставить Лань Чжаня у себя. Просто держать вот, рядом с собой, чувствуя его руки и дыхание на себе. Их окружает запах сандала и тени. — Вэй Ин, — у Нефрита низкий хриплый голос и Усянь почти мурчит. Хочется укутаться в этого человека целиком. — Да? — Вэй Ин, — Лань Чжань будто пробует ириску. — Я хочу тебя забрать. — Что? — Призрак несколько раз моргает. Он думает, что его мысли прочитали чувствует себя неожиданно раздетым. Но это ощущается правильно. — Когда ты рассказывал про собак, — Нефрит гладит его широкой ладонью по спине. — Я понял, что хочу защищать тебя. Ты хороший. Вэй Ин совсем теряется. Он чувствует себя маленьким и очень счастливым. Он знает, что его защищает Лотос. По своему, через сарказм и звон цепей; его защищает Шепчущий, мягко обнимая и сжимая его руку; знает, что его защищает Генерал, становясь между ним и прошлым щитом. Но чувствует он себя в безопасности только сейчас, когда его белый дракон шепчет в шею. Тот же самый дракон, который назвал ему своё имя, полностью доверяясь. Это приятно до подрагивающих пальцев. Когда ты хозяин Дома и выше тебя только крыша и ласточки, у тебя на плечах огромный груз ответственности и нервов. Когда ты хозяин Дома, ты винишь себя в смертях близких и никак не ожидаешь, что мальчик, найденный в коридоре, станет говорить, что хочет защищать тебя. — Можно я просто заберу тебя? Заберу и спрячу, — выдыхает горячий, как огонь, воздух. Вэй Ин задыхается и цепляется пальцами за рубашку. — Ты всем друзьям такое предлагаешь? — Призрак хихикает, а Лань Чжань восхитительно фыркает. Понабрался. — Да. — А? — Усянь прогибается в пояснице, заглядывая в чужое лицо. — Ты мой единственный друг. — Лань Чжань, — Призрак говорит преувеличенно серьёзно и Нефрит выглядит так, будто нервничает. — Ты очарователен. — Нелепость. Вэй Ин смотрит на него долго-долго. Секунд тридцать, если на человеческий, но вечность, если на Усяневкий. А потом медленно моргает. Крестник повторяет за ним. — Кошачий поцелуй получился! — Вэй Ин восхищённо хихикает. Он чувствует внутри маленькие ураганы, все с именем Нефрита. Л-а-н-ь-Ч-ж-а-н-ь. На шкафу каркает голодный Суйбянь. А Нефрит целует Призрака. Совсем быстро и неуверенно, как будто им по шесть лет и они под лестницей на школьной перемене. Вэй Ин успевает почувствовать только сухость чужих губ и восторг где-то внутри себя. В голове тысяча и одна мысль, но все они о том, что Нефрит невозможно красивый. Он опять вспоминает Пигмалиона, который влюбился в свою же работу. Лань Чжань его личная Галатея, впитавшая правила Дома и сырость Изнанки. — Знаешь почему меня раньше звали Кролик? — неожиданно спрашивает Усянь. — Когда я только попал в Дом, Вишня сразу же сказала, что мы похожи. Я их поэтому даже рисовать научился. «Он старательно выводит уши, чтобы те казались ровными. Не получается. — Ничего страшного, — Вишня наблюдает за ним, сидящим на полу, с подоконника. У неё в руках чашка чая, одна из немногих целых в Доме. Вишню тут все любят. Особенно Павлин. Кролик и Лотос думают, что если он случайно отравится будет славно. Но Вишне он тоже нравился (хотя никто не знал почему, Павлин был откровенным придурком), поэтому случайно его никто не травил. Только изредка ввязывался в драки и называл идиотом. Возможно один раз Лотос его чуть не задушил. А Шепчущему он нравился. Шепчущий всегда был поехавшим. — Уши не получаются, — отвечает Кролик. — Он просто особенный. — Вишня улыбается и Вэй Ину кажется, что он сидит не на старом ковре, а на вате. — Как и ты. Так что не переживай. Павлин её не заслуживал. Никто её не заслуживал.» — Поэтому она и умерла, — тихо выдыхает Усянь, опуская голову на чужое плечо. В тот же день сестра советовала ему рисовать кроликов так, будто он рисует себя. Теперь все стены Дома украшают его маленькие автопортреты. И никто об этом не знает. Только Вишня, конечно. Нефрит ничего не говорит. Это вполне нормально. Он вообще немногословный. — Тебе нравятся кролики? — он говорит о тех, которых рисует. Разумеется о них. — Мгм, — Фазан кивает и улыбается ярко-ярко, даже если это видит только Призрак. Вэй Ин глупо краснеет. Цзян Чэн сейчас сказал бы, что Павлин выглядел менее тупо, когда говорил с сестрой. Усянь бы не поверил, потому что нельзя выглядеть хуже, чем тогда выглядел Павлин. О мёртвых либо хорошо, либо ничего. Но Павлин не умер. И Вишня тоже. Они просто теперь не живут. Это другое. — Я стал Призраком после Изнанки, — признаëтся он. — Жуткое место, не так ли? — Лань Чжань только неопределённо ведёт плечом. Пальцы на его пояснице сжимаются чуть сильнее, выдавая крестника с головой. Жуткое место, определённо жуткое. Вэй Ин хихикает, осторожно щёлкая Фазана по носу. — Я упал туда случайно. Просто споткнулся на пороге Четвёртой, а потом долго не мог подняться, потому что нога застряла в каком-то корне. Было так страшно, что я вырвал его из земли, но так и не отпустил. А когда вернулся, Вишня сказала, что я похож на призрака, потому что был слишком бледный, а одежда почернела. Павлин тогда сказал, что я выгляжу скорее как чёрт. Я швырнул в него тот корень изнаночный, а он взял и стал флейтой. Такие вот у нас подарки. У Лань Чжаня в глазах сотни вопросов и немного самого Вэй Ина, застывшего в янтаре. Призрак улыбается и гладит того по голове. — Тебе нужно вернуться в комнату, пташка. У них обоих есть свои дела. У Нефрита быть правильным и потрясающим, а у Призрака… Ну, он же Хозяин Дома. Находиться в покое чужих рук — уже привилегия. — Увидимся позже? — спрашивает Фазан, замерев у выхода из Четвёртой. У него в ногах почти все тени, выдающие нежелание отпускать драгоценную белую рубашку. Вэй Ин шипит на них. — Не выходи сегодня из Первой, — отвечает он с улыбкой. — Хорошо? — Почему? — Мы с Лотосом и Фокусником хотим поиграть. — С тобой всё будет хорошо? — Лань Чжань хмурится и поджимает губы. Его рука сжимает ручку двери так сильно, что костяшки на руках белеют. Вэй Ин думал, что Лань Чжань сделан из мрамора и льда, а он, на самом-то деле, облако. — Со мной всегда всё хорошо. — Это не так, — Фазан качает головой и выходит.

***

В Могильнике ночью пусто и шумно от стонов пациентов. Можно ли назвать то, что они делают «замыканием кольца Сансары»? Наверное да. Всё же многие оказались тут из-за Фокусника, а Фокусник, справедливости ради, должен исчезнуть где-то тут. — Твоей же цепью придушу, — шипит Крыса, а Лотос только скалится, играя с кончиком своего хлыста. — Собаке — собачья смерть. В детстве мать просто слишком туго завязывала этому уроду шарфик, и вот, у него уже фетиш на удушение. Забавно. А Фокусник продолжает что-то вопить. У него противный истеричный голос и Призрак обратил на это внимание только сейчас. Голос Фокусника — скрип скальпеля по кафельной плитке. А разума у него вообще нет. — Как ты много говоришь, — устало выдыхает Усянь, выходя из слишком тёмного по меркам физики угла. Хорошо, что учителя сюда не суются, боясь остаться без глаз и рассудка. — Даже меня задолбал, а это действительно сложно — я с Лотосом всю жизнь провёл. — Чего тебе надо, а? — вожак Второй откидывается на спинку полуживого стула. Получается слишком сильно, от чего тот врезается в стену. А ещё что-то скрипит. Либо стул, либо Крыса. А между ними осыпается потолочная штукатурка и Усянь улыбается мерзко, когда его и этого разделяет «побелочный снегопад». Его дракон стал последней каплей, так что такое природное явление, обращавшееся с потолка, кажется правильным. — Чтобы ты сдох, — он легко пожимает плечами. — Желательно прямо сейчас. — Много хочешь, чертила, — Фокусник смеётся и тянется за пачкой сигарет, очертания которой можно увидеть в кармане. Цзян Чэн бьёт его хлыстом по руке. — Да успокойся ты, псина, не собираюсь я ничего делать, я не такой самоуверенный, чтобы против поехавших вас в одиночку рыпаться. Я ж не Павлин. — Да мне просто ударить тебя захотелось, — честно говорит Лотос, пожимая плечами. Призрак его полностью понимает и поддерживает. Братские чувства раскрываются в момент, когда вы в шаге от убийства уёбка. Вэй Ин всегда знал, что адекватной семьи из них не получится. По хорошему, нужно было ещё и Шепчущего позвать, чтобы быть совсем как лучшие подружки на ночевке. Но Хуайсан бы Крысу просто убил, закрыв в стене, чтобы каждый день сидеть и любоваться. И улыбочка у него бы была пугающая. Но всё было бы слишком просто. — Хочешь затащить меня в свой БДСМ-клуб в Шестой? — Фокусник усмехается. — Извини, но я верен только своему идолу, так что можешь пойти поплакать надрачивая на мой светлый образ. — Да? Где же тогда твой идол? — мерзко, совсем кислотно усмехается Лотос. У него это получается так естественно, будто дышать. Фокусник скрипит зубами. Его костяшки белеют и Вэй Ин вспоминает рубашку Лань Чжаня. Фокусника совсем не жаль, а Монаха — очень. Все знают, что Фокусник его не убивал, но все винят именно его в смерти выпускника. — Видно, сгинул. — Пошёл нахуй, гнида. — Не, — Призрак ставит ногу между нагло раскинутых в разные стороны коленей Крысы. Стул (всё же он) жалобно скрипит под подошвой красных кед. — Нахуй только ты сегодня пойдёшь. Я же тебе говорил, твою мать, — тыкает флейтой прямо в лоб Фокусника, заставляя того чуть откинуть голову. — Говорил же, — он сужает глаза и в тех появляется алый отблеск. Фокусник сглатывает. — Не лезь к нему. Говорил? Нужно было слушаться, мальчик без пальчика. — Вот ты мразь, — шипит. — Да я бы… Он не успевает договорить, как на шее стягивается искрящаяся фиолетовым петля. Лотос, не без удовольствия, натягивает в руках кнут, будто поводок. Природный садизм ему сейчас очень идёт. — Задушить меня хочешь? — хрипит Фокусник. — Собаке — собачья смерть, — Цзян Чэн клацает зубами и усмехается. — Но ты крыса. Мелкая такая. — Может «мерзкая»? — наигранно отзывчиво вставляет Вэй Ин. — Это тоже, да. Усянь хихикает и взмахивает рукой. Чэньцин со свистом рассекает воздух. Через мгновение появляется червоточина, окружённая чёрным, как перья ворона и сердце Фокусника, дымом. — Думал, что один так умеешь? — Вэй Ин чувствует, как воздух вокруг клубится. Цзян Чэн напрягается, но ни слова не говорит. — Хотел меня обыграть в моей же игре? Когда они стояли на крыше, где все ласточки уже уснули, Вэй Ин пообещал, что всё будет хорошо. Что в этот раз он сможет всё проконтролировать. Брат поверил, а значит, шанс на успех стал больше. Примерно пятьдесят процентов, но и этого достаточно. — Ты что задумал, слышь? — вожак Второй сужает глаза. — Изнанка, — Вэй Ин говорит просто и улыбается так добродушно, что мурашки пробегают даже у Лотоса. — Думаю, тебя там уже заждались. — Ты так не поступишь, — шипит Фокусник, сжимая пальцы на петле. У него под ногами кишат тени, готовые вот-вот поглотить Крысу. — Ты не убийца. Этот, — он кивает на Лотоса. — Тоже, пусть и выглядит, как маньяк. — Знаю, — перебивает Усянь, кивая. Цзян Чэн тянет кнут, чтобы Фокусник поднялся. — Но Изнанка не убьёт тебя. Возможно. А Шепчущий мог бы, так что скажи нам спасибо. — Призрак тянет последнее слово и губы в улыбке. — Мелочно мстишь за своего Фазана, да, Призрак? — он начинает смеяться рвано. Совсем крыша поехала. И никаких ласточек, это почти печально. — Ну и пусть. Ты просто делаешь мне одолжение. Исполняешь желание. — Какое желание? — Цзян Чэн приподнимает бровь. — О, послушай, — Вэй Ин улыбается, игнорируя дёргающегося Фокусника. Тот едва может двигаться. На шее — кнут, на ногах — плотный кокон теней. — Это та-а-к забавно. Он верит, что где-то там Монах. Два года подряд просил призвать его дух, потому что к нему Монах не выходил. — Оу, — Лотос преувеличенно растроганно выгибает брови и кладёт свободную руку на сердце. — Как печально. Хочешь с нами поговорить? Мы обещаем не смеяться громко. — Заткнитесь! — А то что? — Призрак окидывает Крысу незаинтересованным взглядом. — Доведёшь до самоубийства своими воплями? — Фокусник замирает. Лотос тоже. — Ой, или ты думал, — продолжает Усянь наигранно-удивлённо. — Что Монах простит тебе смерть Дыма? Или может, той девочки, Туман? Что ты так смотришь? Ты просто свёл его с ума. Ты должен понимать, что его смерть — твоя вина. Хотя я искренне удивлён, что он не вскрыл горло раньше, учитывая то, что ты постоянно был рядом. Настоящий герой был. Фокусник прокусывает губу. — Надо было убить твоего пацана. — Видишь, ты даже тут налажал. — Вэй Ин бьёт наотмашь кисточкой флейты по щеке Крысы. Остаётся едва заметный в полумраке след. — Так что заткнись и вали в туман. Буквально, получается. — Если оставите меня там, — Фокусник скалится и кажется сейчас совсем сумасшедшим с окровавленными зубами и больным взглядом. — Никогда не узнаете кто убил вашу сестру. Цзян Чэн натягивает кнут. У Крысы лопается капилляр в глазу. — И это, — хрипит Крыса. — Был не совсем я. Фокусника нужно забрать и спрятать.

***

— Ты решил оставить его здесь, серьёзно? — Лотос прислоняется спиной к стене рядом с Синей Клеткой. В ней рождается депрессия и умирает душа. Для Фокусника это просто комната, потому что у него уже давно нет души, а кости полностью оплетены плющём безумия. Вэй Ин кивает. — И почему он просил тебя о помощи? Почему тебя? — Потому что видел, как я… — Вэй Ин запинается и отводит взгляд. Он не знает, что сказать. В Могильнике резко тишина. Он помнит, что в тот день, когда умер Птенчик была такая же. Когда родился Генерал вокруг стонали от боли. — Как ты что, Усянь? — Цзян Чэн щурится и подходит ближе. У него сложенные на груди руки и отрицание этого места. — Как я убил твою девушку.