Эпизоды из жизни Ребекки и Бриана де Буагильбера. Весёлые и не очень

All the love I could steal, beg or borrow Wouldn’t heal all the pain in my soul. What is love but a prelude to sorrow With a heartbreak ahead for your goal© Jenkins Gordon, Bishop Joe, “Blue Prelude”

      Как же всё-таки невежествен и груб наш народ (при всей моей любви к нему)! Признаться, я и сам грешен. До сих пор перед глазами картина: Айвенго, весь израненный, падает, теряя сознание. И кто ему помог? Не родной отец, который вместо того, чтобы проявить сострадание к собственному сыну, отрёкся от него. Не возлюбленная, которая рвалась помочь. Увы, я же её и остановил, несмотря на то, что эта ситуация причиняла ей невыносимую боль. Нет! Почти незнакомая девушка, исповедующая чуждую нам религию, проявила гораздо больше человечности, чем я, Седрик Ротервудский, и с тех пор нет предела моему стыду, но точно так же и нет предела моей благодарности. Благодарности за то, что Уилфред жив, что он счастлив в браке (пусть это совсем не тот брак, который я изначально хотел видеть) и у меня есть надежда на внуков. Всё это благодаря самоотверженной Ребекке, которая была влюблена в моего сына, но лечила его вовсе не для себя, а для Леди Ровены, короля Ричарда и меня.       Одни называют Ребекку ведьмой, другие – femme fatale… Вот не люблю я все эти новомодные заимствования из жеманного французского языка, которые в последнее время так засорили наш чистый, простой и благородный английский! Но я понимаю: норманны – победители. Поэтому, увы, мой родной язык никогда не будет прежним. Всех ругаю за эти дурацкие французские словечки, всех – даже благородного Ательстана. Ибо, хоть норманны и одержали в своё время верх над саксами, никогда Седрик Ротервудский не склонит перед ними своей гордой главы! А, собственно, кто такие эти норманны? По происхождению это викинги. Но почему же они не говорят на своих родных языках – шведском, датском, норвежском? Суровых скандинавских языках, родственных нашему саксонскому английскому и гораздо более подобающих воинам? Мне смешны эти манерные офранцуженные викинги в нелепых нарядах! Знайте, завоеватели: Седрик уже стар и ничего не может сделать, чтобы освободить свой народ от вашего владычества, но он смеётся над вами и презирает вас!       Но я отвлёкся. Сами понимаете – больная тема. Так вот, Ребекка – даже если и роковая женщина, то поневоле. А рыцаря, пострадавшего от её женских чар, мне ничуть не жаль – поделом ему. Да, навлекла она на себя беды своей нездешней, слишком яркой красотой! Вряд ли эта скромная девушка ожидала, что вокруг неё будут бушевать такие страсти! По сути, она всего лишь хотела творить добро, честно и бескорыстно. И она совершила добрый поступок – исцелила моего единственного непутёвого сына. А вот не пошёл бы он на этот чёртов турнир, и не пришлось бы. Но, видимо, эта ситуация была необходима, чтобы вновь сблизить нас после долгой размолвки (и чтобы показать этим норманнам, что сакс способен их проучить и поставить на место, как это сделал Уилфред – я не мог не испытывать отцовской гордости в тот момент, когда его провозгласили победителем). Должно быть, высшим силам было угодно, чтобы я осознал: кровь не вода, нельзя отрекаться от родных и близких! Кроме того, эти испытания были посланы мне свыше, чтобы я увидел, что доброта, благородство и честь универсальны. Это утверждение справедливо и для христиан, и для евреев. Жаль, я раньше этого не понимал. Мне есть чему поучиться у Исаака. А именно – родительской любви. Он, обычно скупой, трясущийся над каждым цехином, готов был всё отдать ради спасения своей дочери. И всё же каково им быть представителями гонимого народа? Быть объектом насмешек и оскорблений? Никому такого не пожелаешь. Надеюсь, саксов, пусть и побеждённых, не ожидает такая участь.       Ребекка добилась таких высот в искусстве врачевания, что это не может не вызывать восхищения. Однако прекрасная еврейка, помимо того, что является талантливой целительницей, ещё и женщина, не лишённая некоторой слабости, и вот так вышло, что она невольно прониклась нежными чувствами к моему сыну. И у меня есть этому неопровержимое доказательство: вот эта рукопись, которую бедная девушка выронила, убегая от Уилфреда, как Дафна от Аполлона, вся в слезах, чтобы уехать в Испанию раз и навсегда. Не правда ли, странно убегать от человека, которого любишь всем сердцем? Я скажу: в этой ситуации – нет. Ведь и христианство, и иудаизм одинаково запрещают любить представителей других вероисповеданий. Плотской любовью, конечно. Если бы и не было любви между Уилфредом и Ровеной, а моя воспитанница покорилась бы моей воле и стала бы женой Ательстана, бедной Ребекке было бы не на что надеяться. Ведь она ни за что бы не отказалась от своей веры – даже ради любви, даже ради собственного спасения от мучительной смерти на костре! А мой сын – верный католик, и потому лишь католичка может быть его женой. Да, он сбился с пути, связался с этими проклятыми норманнами, но он честный и порядочный человек, а это значит, что никакие отношения с женщиной, кроме брака, освящённого христианской церковью, для него недопустимы. Ребекка тоже, несмотря на чувства к нему, никогда не согласилась бы стать его любовницей. Тем более, что с уважением и симпатией относилась к Леди Ровене и хотела заслужить её доверие. Поэтому, полагаю, в Испанию она сбежала не столько от наших диких нравов, сколько от своей несчастной любви. И именно поэтому перед отъездом она хотела поговорить именно с Леди Ровеной, а не с Айвенго, и не искала встреч с ним. И вот, когда она уже сообщила моей невестке о том, куда она уезжает, и попрощалась с ней, подарив ей ожерелье, Уилфред внезапно возвращается домой. Увидев её, он разволновался и тоже хотел попрощаться – так он сам мне потом говорил. Очень многое хотелось сказать. Его переполняла благодарность, но… точно ли только благодарность? Он звал её, но она бежала, не оглядываясь. Так Ребекка и исчезла из жизни моего сына, не сказав ему ни слова. Уверен: слёзы помешали бы ей говорить. Так вот, на бегу она роняет рукопись. Нечаянно? Или всё же намеренно, потому что ей нужно было высказаться, признаться в чувствах? Боюсь, мы никогда не узнаем. Но когда Уилфред подобрал этот листок, он тут же спрятал его – от Леди Ровены, от меня. И это было правильно. Но всё-таки однажды он легкомысленно оставил рукопись на столе у себя в комнате. Хорошо, что именно я его обнаружил, а не Ровена. Боюсь, тогда она бы точно приревновала. Ещё бы, ведь там было любовное стихотворение, посвящённое её мужу! Спешу поделиться с вами, мои читатели, вы же умеете хранить тайны? А я испытываю непреодолимое желание с кем-нибудь поделиться посланием, которое меня тронуло: Ты поклоняешься Прекрасной Даме. Она с любовью смотрит на тебя. Но почему твои глаза горят, Когда пытаюсь отвести свой взгляд? Мы бы странствовали вдвоём, Пережили бы гоненья и боль, На защиту земли с мечом Я бы встала рядом с тобой. Но рыцарскую честь ты не уронишь - Во имя Леди подвиги твои. Судьба мне даровала лишь одно - Спасать после сражений мне дано. Когда повержен ты врагом коварным, Я знаю, как раненья исцелить, А что же делать мне с сердечной раной, С моей любовью, что законы чтит? Да, всё на алтарь служенья королю, Всё на алтарь служения Кресту. Я не услышу от тебя "люблю". Страдания угоднее Христу.       Я знаю: Уилфред постоянно его перечитывает. Я тоже (ведь ему пришлось мне всё рассказать). И каждый раз слёзы наворачиваются. Что-то я становлюсь сентиментальным. Это уже возраст сказывается. Зато, кажется, я научился радоваться простым вещам. Шутки Вамбы всегда меня веселили, но я сейчас не о этом. Мне отрадно, что у меня прекрасная семья и замечательные друзья. Мы продолжаем видеться с Ательстаном – с ним всегда приятно выпить, закусить и вспомнить былое. Ну не вышло из него нового короля, но, судя по всему, ему это и не нужно. Он слишком флегматичен, чтобы бороться за власть, но зато он душевный человек и настоящий друг. Я благодарен Богу за то, что он воскресил Ательстана, когда мы все думали, что его уже не вернуть. Иногда меня навещает Локсли. Я ему рад как старому приятелю. На моём столе для него – лучшие вина и самые вкусные яства. И никто никогда не посмеет обвинить Седрика Ротервудского в том, что он негостеприимен! Даже сам король Ричард иногда не прочь почтить нас своим присутствием. Он по-прежнему покровительствует моему сыну и благословил его брак с Леди Ровеной. Я уверен, что Уилфред счастлив в этом браке. Ведь они с детства любят друг друга! И они так боролись за то, чтобы быть вместе (в том числе и против меня)! И всё-таки порою он бывает печален и задумчив. В эти минуты мне ясно: он вспоминает о прелестной еврейке, которая вернула его к жизни. Её прекрасные черты, без сомнения, оставили неизгладимый след в его душе.       Я всё же надеюсь, что Ребекка его забыла. Она ещё так молода, и у неё всё впереди. Дай Бог, чтобы в Испании нашёлся достойный жених для неё, исповедующий ту же веру!       Мы с сыном понимаем друг друга без слов (а ещё недавно были совсем как чужие). Ясно как день: Айвенго восхищается своей спасительницей, и я не осуждаю его за это. Но мы никогда не говорим о Ребекке в присутствии Ровены, которая, как мне думается, никогда не видела в прелестной еврейке соперницу. Нет, напротив, моя невестка в ней видела доброго ангела, который спас её мужа от неминуемой смерти, пришедшего на помощь в тот момент, когда, казалось, никто не поможет. Или она всё это время скрывала свою ревность? Впрочем, не удивлюсь, если так. Моя воспитанница была весьма своенравна и прямолинейна в юности, но с возрастом она несколько изменилась. Наверное, потому, что в итоге добилась своего. Теперь Ровена редко открыто показывает свои эмоции, держится спокойно и с достоинством, как подобает истинной леди. Ещё бы, ведь в её жилах течёт кровь самого Альфреда Великого! Лишь со своей служанкой Элгитой прекрасная госпожа делится самым сокровенным.       Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы она увидела любовное стихотворение Ребекки. Леди Ровена ждёт ребёнка. Ей нельзя волноваться.       Когда-то я мечтал о возрождении Англии. Увы, моим мечтам не суждено было сбыться – Ательстан не оправдал моих надежд. Либо они сбудутся в далёком будущем, когда меня уже не будет. Сейчас мои мечты скромны. Я просто хочу дожить до того славного момента, когда у меня появятся внуки, и знать, что наш древний саксонский род не угаснет.