Whiskey In The Jar

Он отдал бы девчонке той целый мир, и она знала, Но сразу же погибало всё, что бы он ни дарил. Отвергаемый каждый раз — коль не видели, то поверьте: И нет в мире печальней вдруг полюбившего Бога Смерти.

Первое впечатление Стенли о Билле было невнятным. У парня были тонкие запястья, закрытый повязкой глаз и горечь в уголках губ. Он казался чем-то не от мира сего, слишком непоследовательный, веселый не к месту, переменчивый. Понять его было сложнее, чем решить задачку по физике последнего класса — к слову, у Стенли тогда в году вышел неуд, не то чтобы это было сюрпризом. У Сайфера — так этот псих представился, немного издевательски протягивая руку в перчатке — были точеные скулы и идеально ровная осанка. Весь он был из острых углов и ломаных линий, из пафоса и манерности в каждом жесте. Несколько дней назад Стенли назвал бы такую красоту чересчур женственной и даже пидорской. Сейчас Стенли боялся поворачиваться к этому человеку спиной, потому что он, очевидно, был опаснее любых бандитов, с которыми Пайнсу приходилось иметь дело. Потому что яда в его улыбке хватило бы, чтобы отравить половину города и треть планеты заодно. Билл постоянно ошивался в мастерской, лез к клиентам с вопросами о погоде и личной жизни, помогал Форду чертить наброски будущих изобретений и смеялся, если где-то звучало слово «невозможно». А потом все неуловимо рушится и принимает новую, незнакомую форму. Стенли не хочет думать, связано ли это с тем, что Норна выздоровела и пришла на работу. Потому что Сайфер меняется в лице, стоит ей войти, распахивает двери, пропуская девушку вперед и берется таскать ящики с деталями вместо нее. Потому что Форд следит за всем этим с понимающим лицом, а на вопросы только хмурится и уходит завинчивать очередные гайки. Билл носит ярко-желтый пиджак и иногда — Норну на руках. Стенли не то чтобы ревнует — скорее переживает за девчонку, как за младшую сестру. Он не понимает, как можно смеяться над слишком мудреными шутками из непроизносимых терминов, и почему вместо «дай бутылку» Сайфер произносит «мне нужен оксид водорода, чтобы пополнить ресурсы мешка». Что именно Билл называл мешком, так и осталось загадкой, потому что на вопросы он не отвечал, но остальные обитатели шиномонтажа пришли к выводу, что имелось ввиду тело Сайфера. Он был странным. Это, пожалуй, единственное слово, которое Стенли мог подобрать, если отбросить все метафоры и эпитеты. Норна и некоторые клиенты, которые специально приезжали посмотреть на новую достопримечательность Гравити Фоллс, однако, были от него в полном восторге. И все же Пайнс не мог не заметить, что девушка морщится, стоит Биллу лишний раз прикоснуться к ее руке или приобнять за талию. Это вселяло хоть немного уверенности, что Норна не наделает ошибок. Форд же думал о другом. На самом деле, взаимоотношения Билла с девушкой были последним, что занимало его мысли. Шестопал полностью погрузился в идею портала, поняв, что Сайфер с радостью поделится любой информацией, стоит только зайти с правильной стороны. Горящие глаза за стеклами очков постепенно начинали пугать прохожих, как и мешки под ними. На столе рядом с чертежами росла гора немытых кружек из-под дешевого кофе, пальцы Пайнса немного тряслись от переутомления, но все это не имело никакого значения, пока его мозг был способен выводить нужные формулы. Билл недовольно поглядывал на слегка безумного уже ученого, но ничего не говорил — надо будет, сам включит сознание и отправится спать, потому что демон не был уверен, что кожаные мешки рассчитаны на такие нагрузки. Однако на исходе третьих суток даже Сайфер начал опасаться за физическое и моральное здоровье Пайнса, поэтому пришлось идти к Стенли и каяться, мол, прости, заездил я твоего братца. Позже, прижимая лед к рассеченной брови, Билл думал, что надо аккуратнее выбирать формулировки, а злить Стенли — плохое дело, имеющее неприятные последствия. Единственное, что скрашивало вечер, это крики из соседней комнаты. — Иди спать! — Стенли уже не кричал, а просто устало хрипел, поглядывая на брата из-под ресниц, отмечая осунувшееся лицо и общий нездоровый вид. — Отвали, тебе вообще до меня какое дело?! — Билл почти увидел, как Форд поджал губы и сильнее притиснул к груди чертежи с разработками. Разумеется, зайдя в комнату ещё раз спустя пару часов, Стен застал брата лежащим на столе и сопящим в локоть, впрочем, как обычно, когда Шестопал загорался своей очередной идиотской сверхъестественной дрянью. Пробурчав что-то подозрительно похожее на «я же говорил, дурень», Стен поднял того на руки и развернулся в направлении двери. На пороге, скрестив руки, уже стоял желтоглазый, ехидно уставившись на парней. — Скажешь хоть слово, и я не поленюсь проехать кулаком по твоей мерзкой роже ещё раз, — Стен угрожающе делает шаг к Биллу, на что тот лишь снова корчит гримасу. — Вот бы знать, каково отражение, когда зеркало смотрится в зеркало, — Билл хохотнул и, стрельнув взглядом, вышел из комнаты. Слова, словно вытащенные из какой-то песни, продолжали крутится в голове Стенли ещё долго. Билл — какая-то хтоническая сущность, и это очевидно двум близнецам, но совершенная тайна для Норны. Она все так же звонко смеется, запрокидывая голову и позволяя прическе растрепаться, все так же целует Сайфера в щеку на прощание, все так же без конца рассказывает ему о каком-то парне, который ей нравится. Все так же не замечает алых искорок ревности в чужом жутко-желтом, как прожектор, взгляде. Билл думает, что это парень — имя он не удосужился не то что запомнить, но даже услышать — тот еще мудак, потому что, ну, это цилиндр Сайфера у Норны на запястье, его след в жизни девушке. Билл думает, что что-то где-то пошло не так. Судьба та еще сучка. Билл думает, и бьет кулаками по бетонной стене мастерской, заливаясь хохотом, потому что боль это весело. Весело быть в теле с нервными окончаниями, которые теперь могут работать, чувствовать температуру и прикосновения, быть на Земле, где есть что-то кроме уныния. Ему весело просто жить, а не влачить свое существование. Весело смотреть на близнецов Пайнс, создавать хаос, подталкивающий двух идиотов друг к другу. Быть с Норной, тешиться мечтами о могуществе, представлять себя на троне вместе с этой девушкой — а как иначе? Эта картинка выглядит идеальной и непогрешимой, такой, какой и должна быть связь соулмейтов из древних легенд. Идеальных историй о любви не бывает. Это понимание приходит к демону, стоит увидеть Норну под руку с другим, с румянцем на пухлых щеках и искусанными губами. И предохранитель слетает. — Она мой соулмейт, идиот! — еще чуть-чуть, и этот маленький глупый человек был бы размазан по асфальту, но Биллу хватило одного взгляда на испуганную девушку, находящуюся на грани обморока, чтобы успокоится и взять силу под контроль. Однако какая-то ее часть, видимо, успела дойти до адресата, потому что это никчемное существо очень быстро убежало куда-то далеко, взывая о помощи. — Билл, ты… — Твой, соулмейт, приятно познакомиться. И у Норны внутри загорается ненависть к этому чересчур идеальному человеку, к судьбе, которая почему-то решила, что она идеально ему подходит, к его идеальным манерам и идеальной улыбке. У девушки скулы сводило от того, насколько Сайфер был и-д-е-а-л-ь-н-ы-м без единой погрешности и неровной линии на чертеже, без сомнений и ошибок, напоминающий мечту маленькой принцессы, вот только Норна давно уже взрослая, и ее мечты слегка мрачные — включающие в себя белесый порошок и пару инъекций. У Норны космос, по которому Билл ходит до блеска начищенными ботинками, давно внутри потух. У Норны звезды внутри, когда-то раскаленные добела, яркие и сияющие — обуглились, не выдержав собственной температуры, полетели вниз, в самый ад, маленькими черными кометами. И наступила темнота. — Норна! Норна, очнись! — она не хочет. Она радостно смеется в своем сгоревшем космосе, двигая руками огромные планеты, и отмахивается от назойливой мысли, что здесь ей — не место, что здесь что-то не так, не правильно, но девушка вспоминает п-р-а-в-и-л-ь-н-о-г-о Билла, яркого и сияющего, оставшегося там, за пределами ее беспросветного мира. Она вспоминает его р-о-в-н-у-ю осанку и такие же интонации в глубоком обвораживающем голосе. Вспоминает, как он смеется, запрокидывая голову и позволяя б-е-з-у-к-о-р-и-з-н-е-н-н-о-й прическе растрепаться. Норна вспоминает Билла Сайфера и ей не хочется возвращаться из своей темноты. В забытой богом больнице в одной из палат тухнет свет, позволяя теням обнять хрупкий силуэт девушки, утянуть за собой, оборвать тонкую нить пульса. «Передозировка» — звучит равнодушным диагнозом, и одна из медсестер накрывает уже слегка побледневшее лицо Норны. Биллу снится кошмар. Его космос, безграничный и непокорный, сужается до одной-единственной точки, до черной дыры, засасывающей в себя все живое. Сайфер сопротивляется, желает, чтобы все вокруг обволоклось синим пламенем, но уголь все никак не хочет обращаться огнем, изворачиваясь, и Билл сам не замечает, как перестает сопротивляться, теряет концентрацию… Свет гаснет, и девичий голос, звучащий словно отовсюду, впивается в уши и мозг, выворачивая наизнанку каждую клетку. Каждый атом. Каждое чувство, каждую мысль. — Она предпочла тебе пару таблеток с кратковременным эффектом. На похороны его, само собой, никто не приглашает, но Билл приходит. Стоит в отдалении, не обращая внимания на шепот других людей и косые взгляды — не принято на Земле на подобных мероприятия надевать яркие желтые пиджаки и улыбаться. На Земле не принято ошибаться в соулмейтах, но Сайфер не чувствует разорванной связи, хотя внутри что-то упорно тянет, и слева в груди болит какая-то глупая мышца. Норна Не была Твоим Соулмейтом Это врезается в память, и Билл уверен на все сто процентов, что ни при каких обстоятельствах не хочется встречать своего истинного, потому что если так плохо от обычной привязанности — что случится, если (когда — упорно шепчет подсознание) он потеряет существо, созданное для него? Что случится, когда — если — он потеряет половину своей несуществующей души? Билл улыбается, когда закапывают аккуратный гроб из темного дерева, разворачивается и позволяет капле воды стечь по щеке. Никто же не узнает, верно? Никто не узнает, но вечером на шиномонтаже его встречают крепкие объятия Форда и молчаливый, сочувствующий взгляд Стенли. Сайфер отмахивается от чая и садится за стол, впервые с искренним интересом вглядываясь в чертежи Шестопала, оставляя пометки на свободном от графиков пространстве, зачеркивая какие-то формулы и дорисовывая изображение портала. Форду чертовски хочется подойти и посмотреть на все это, впиться жадным взглядом в правильные расчеты, но он стоит в стороне, чувствуя на спине тяжелый взгляд Стенли. Так может продолжаться бесконечно, но паранойя наконец побеждает, и он разворачивается, глядя на брата в ответ. — Пойдем, поговорим, — беззвучно предлагает тот, и Форд благодарит всех богов за то, что он умеет читать по губам, шагая в сторону двери одновременно с близнецом. — Что? — звучит вопрос, и ответ Стенли не заставляет себя ждать. — Ты так смотришь на него, словно влюбился, — выплевывает тот, и у Форда по спине пробегают мурашки, а в горле немного пересыхает. Ох, он бы предпочел, чтобы у него были слуховые галлюцинации. Что угодно, чтобы в голосе Стенли ему не чудилась ревность. — Не говори глупостей, — все, на что его хватает, прежде чем брат вжимает его своим весом в бетон, сверкая глазами, в которых, — должно быть, Форд сходит с ума, — сияет что-то очень близкое к безумию. Стен опирается на стену по обе стороны от его головы, и это слишком сильно давит на психику, чтобы было возможно выдать хоть что-то разумное. — Думаешь, я слепой, а, Форд?! Думаешь, ваши переглядки не замечаю? Скажи этому чокнутому, чтобы он отвалил, пока я не выкинул его из… — Меня не интересует твой брат, — голос Билла отдает металлом и арктическим холодом, прерывая Стенли на полуслове. Он подходит к замершим близнецам, намеренно медленно оглядывая их обоих с ног до головы, и издает что-то среднее между хмыканьем и смешком. — Вы, люди, крайне забавные существа, — наконец изрек он, отстраняясь от замерших Пайнсов. — Как думаешь, Форд, самовлюбленность — тоже вид инцеста? Последнюю фразу Билл бросил уже на выходе из комнаты, через плечо, почти не оборачиваясь, но все же оба брата вздрогнули, и Стенфорд машинально накрыл запястье ладонью ругой руки. Стенли может и не был отличником, еле дотягивал до троек, но интуиции ему было не занимать. Где-то в глубине души он знал, но мозг просто отказывался принимать то, что он был не только пидором, но и извращенцем, как назвали бы многие. Эти мысли отдавались в затылке, а голоса называли всеми оскорблениями, что он знал, поэтому он глушил их флиртом с местными девушками, в котором ему не везло, и банках пива перед телевизором, смотря «небабские» сериалы, хотя самого уже тошнило от пафосных речей. Стенли поспешил ретитороваться подальше, может в местный бар чтоб напиться от души, он уверял себя, что пойдет, но он просто не мог заставить себя уйти от скорбящих брата и Билла, который может и был с придурью, но за эти месяцы стал немного родным. Поэтому он ходил кругами около их шиномонтожа, и он никому не признается, что плакал в тот день. Это просто был дождь, твердил он себе под нос, смотря на яркие звезды. У Форда такие же горят в глазах? - предательская мысль. С того дня братья прводили все меньше времени вместе, Форд с головой ушел в чертежи, даже не выходя из мастерской, отправляя Билла наверх за новыми партиями еды и кофе, демон хоть и жаловался на использование Его Величайшего Могущества, но выполнял все, заверяя Стенли в благополучии его брата-трудоголика. А Стенли пришлось одному отдуваться на работе. Но через две недели, ни один из братьев не выдержал этот ритм, поэтому когда в лаборатории раздался взрыв, сотрясший дом до основания, Стенли пошел проверять, что случилось и в порядке ли брат. Близнеца искать долго не пришлось, Форд оказался лежащим рядом с дверью, немного в саже и с обгоревшими бровями, но самое страшное, он вообще не двигался. Стенли застыл в ужасе, думая, что уже потерял его, но когда он услышал храп и мерное посапывание от того, что пару секунд назад посчитал бы жмуриком, раздался заливистый смех Билла из дальней части комнаты: — Дыши, шестопал просто переработал. Как-никак проспать всего 20 часов за две недели, и этот хрупкий мешок не выдержит. Забери его подальше отсюда, по своей воле он не уйдет. Билл вышел из дыма, перемазаный в копоти еще больше Форда, но, сделав вид, что просто отряхивается, он легким движение руки убрал всю грязь со своей, теперь, идеальной одежды. Эта сажа была такой, что даже самые сильные средства не могли ее отмыть, а он просто смахнул ее? «Чертовщина какая-то» — думал Стенли, аккуратно поднимая брата и неся его к машине. — А вот это было обидно, никакой я тебе не черт, — сказал Билл, оказавшись ровно позади него, нависая над ним и улыбаясь во все 32 зуба, но если присмотреться внимательно можно было понять, что их больше и они острее, чем должно было быть у человека. Но Стенли предпочитал списывать это на простые галлюцинации. От слов Билла у него пробежал холодок по спине. Боясь, что этот шизик снова прочтет его мысли, он постарался скорее уйти от него, но Билл шел за ним нога в ногу, страясь лишний раз глянуть на мирно сопящего Форда и усмехаясь каждый раз, когда он мило хмурился, пуская слюни на толстовку Стенли. Дойдя до машины, Стенли положил брата на заднее сиденье, прикрыв его пледом, задержавшись чуть дольше, чем положено братьям, смотря на осунувшееся лицо Форда, все перемазаное сажей, но такое до боли знакомое и родное. Зайдя в дом, он заметил Билла, сидящего на диване, хотя Стен мог поклясться о том, что видел его секунду назад на улице. Стенли вошел на кухню, забрал бысторготовящуюся еду, одеяла и воду, и как можно скорее пересек комнату с Биллом, стараясь не смотреть в его глаза. — Позаботься о нем, — сказал Билл, позволяя мягкой улыбке показаться на секунду, чтобы снова дать ей растворится в насмешливом оскале. Стенли не видел этого, но он чувствовал это в изменении атмосферы, будто на секунду вся неловкость между ними исчезла, поэтому он просто кивнул головой, стараясь не испортить все словами и все еще отказываясь смотреть на Сайфера, и быстро исчез за дверью. Положив все в багажник, он тихо скользнул на водительское сидение и тронулся отправляясь настолько далеко, насколько позволит бензина, чтобы брат не мог дойти обратно пешком в свою лабораторию, когда проснется. Всю дорогу он думал о брате, почему они отдалились друг от друга? Почему Форд снова ушел в исследования? Почему этот заумный брат, не заботящийся о своем здоровье, достался именно мне? Почему я избегал его? Через пару часов они оказались в огромном сосновом бору, где можно было спрятаться от солнца и насекомых, и Стенли остановил машину на приглянувшейся полянке, прислушиваясь к сонному бормотанию брата, которое раньше заглушал работающий движок. Пайнс сидел, вцепившись пальцами в руль, погружаясь в бесконечно повторяющиеся "Чертежи-Билл-Билл-Рассчеты-Билл", и ненавидел Сайфера с каждой секундой всё больше. Поэтому он вздрогнул, очнувшись от своих мыслей, когда наконец раздалось внятное: - Какого чёрта, Стенли?!