На баскетбольной площадке за школой переполох. Толпа учеников, человек тридцать, не меньше. Точнее, до этого было только пятеро, но на зрелище мигом слетелись зеваки и местные зрители. Школьники стоят вокруг, радостно машут руками, что-то громко скандируют. Кто-то толкается, кто-то просит пропустить поближе, потому что тоже очень хочется посмотреть.
В центре круга — ничего нового — очередная драка. Разве может быть что-то иное в типичной школе Роппонги? Хотя, в общем-то, может. Стоит присмотреться к участникам драки. Вот таких бойцов асфальт этой баскетбольной площадки еще точно не видел!
Риндо, Риндо, Риндо… Когда же ты успел…
Маленький кулак прилетает в нос. В стороны летят брызги крови. Маленький кулак дробит хрупкие хрящи переносицы и выбивает со скрипом зубов хрустящую челюсть.
Лилит сидит верхом на обидчике, нанося один удар за другим. Она улыбается, как младший Хайтани во время драки — ее верный наставник и мудрый учитель. Даже нет. Не так. Она скалится, как волчица, при виде крови и свежего мяса. Как те подзаборные псы, что мигом сбегутся на вой ее верного Будды — в прошлом такого же подзаборного и, по счастливой случайности, прирученного в добрые руки.
Хотя
добрые ли сейчас эти руки? Эти маленькие руки, что загвазданы по локоть в крови хулигана из параллельного класса?
И только ли одного хулигана?..
Риндо-Риндо… Когда же ты успел так повлиять на нее…
Или дело вовсе не в Риндо?..
Толпа ликует, неистовствует и скандирует ее имя. Толпа жаждет мяса и отборного зрелища. Некоторые зеваки даже устроились на трибунах с чипсами. Почти римский Колизей в лучшие годы правления Цезаря.
Кирэй Сэйкетсу подбирает с асфальта свои тетрадочки и оторванный рукав пиджака. Хочется первым делом побежать к учителю или директору, но подводить свою
заступницу, свою «гладиаторшу», тоже не хочется. Как-то это даже неправильно в этой ситуации. На него напали — как и принято во всех местных школах — травить новеньких до последнего вздоха, до переезда напрочь подальше от этого злосчастного района Роппонги. А
она заступилась.
Она. Хрупкая, маленькая, рыжая. Девочка-солнышко. Не зря в космос никто не летает на солнце. Солнце сожжет дотла, если хотя бы попытаться приблизиться.
Выхода нет. Придется бежать к однокласснику. К единственному однокласснику, который может помочь. И который так ненавидит Сэйкетсу. Ненавидит чуть больше, чем все остальные.
Большой плюс обеденного перерыва в школах Японии — перемена длится целый час. Можно спокойно дождаться своей очереди или даже сбегать домой пообедать. Но в то же время и большой минус. Потому что за этот час столько всего может случиться…
Ран опять распихал всю очередь и забрал с раздачи самые вкусные шоколадные булочки. А Риндо спёр у каких-то младшеклассников сок.
Кирэй, побитый-помятый, влетает в столовую и своими поднебесного цвета глазами лихорадочно мечется по забитым столам в поисках тех белобрысых макушек, что вечно крутятся возле
его музы.
Нашел. Нервно глотает слюну. Летит к столику у окна. «Простите-извините, извините-простите, мне очень срочно, мне очень надо». Сшибает по пути кого-то с подносом. Опять тысячу раз извиняется. Кланяется. Что-то даже помогает поднять. Обещает купить новый обед. Хотя нет. Не время. Просто вручает банкноту и летит дальше.
— Хайтани-сама! — почему-то сейчас ему показалось, что именно так будет обратиться лучшего всего. — Простите, пожалуйста, что отвлекаю вас от обеда! — голос дрожит, отдышка, волнение. — Там драка на баскетбольной площадке!
Хайтани, как по команде, переводят на него ленивый полузакрытый взгляд. Риндо дергает правым уголком губ, Ран на пару секунд перестает жевать булочку.
— Там драка… И… И Лилит… Там… — Кирэй запинается языком за алфавит, который с блеском рассказывал бабушке еще в три года.
Ран довольно ухмыляется от слова «драка» и достает телефон — если что-то стоящее, значит, кто-то явно уже скинул фотографии ему ММС-кой. Риндо недовольно скалится от слова «Лилит» и сжимает в руке коробочку сока — если Сэйкетсу уже имеет наглость звать ее по имени, значит, что-то явно уже происходит
эдакое в их общении.
А еще на днях Риндо видел его в магазине. И Кирэй зашел туда с бабушкой Лилит. И помогал ей делать покупки. И они оживленно о чем-то болтали. Она все рассказывала-рассказывала что-то. А Сэйкетсу улыбался и слушал. Как же ему тогда хотелось дать в морду. Но не хотелось позориться перед ее бабушкой. Ведь бабушка назвала Риндо героем. Хайтани, а не Сэйкетсу. Героем.
И как же ему хочется дать в морду прямо сейчас. Нарядился, выпендрился. Костюмчик наглажен. Волосёнки прилизаны на бок. Фу.
«У нас такие водятся, только как боксерские груши».
— Хо-хо, неплохо, — Хайтани старший накручивает на пальцы кончик косички и протягивает телефон младшему брату. Сиреневые глаза округляются и едва не выпадывают из орбит, от чего спасли бы только линзы очков.
На экране фотография. На фотографии просто картина маслом. Да такая шедевральная, что подобных картин не напишет даже Сэйкетсу, когда станет взрослым успешным и богатым художником.
— Блять! — Хайтани младший шипит, кидает телефон брату и срывается с места. Школьники рассыпаются в разные стороны, подносы с едой летят к потолку.
— Братик волнуется, — Ран барабанит пальцами по столу и, в отличие от младшего, торопиться не собирается. Драка есть драка. В драке есть победители и проигравшие. И нужно быть не только сильным, чтобы стать победителем, но и ответственным человеком. Такова политика Рана Хайтани.
За победой часто следует наказание. И всегда нужно быть готовым взять на себя ответственность. Разбил чей-то нос — выслушивай час нравоучения в кабинете директора. Почти что тюремное заключение. А хулиган не может звать себя настоящим хулиганом, если не отсидел. Хотя бы в кабинете директора, да.
И Риндо, в целом, с этой доктриной согласен. Но не сейчас. Не сейчас, когда на кону стоит свобода Лилит. Бабушка будет в ужасе, если узнает, что ее внучке сделали выговор в личное дело. А он, как герой, просто обязан такого не допустить.
Риндо толкает толпу и врывается в эпицентр местного Колизея.
— Ли! — он хватает девчонку за плечи и с силой кое-как оттаскивает девочку от хрипящего паренька. — Дурында!
Толпа расстраивается от сорвавшегося шоу. Они почти стали свидетелями, как девочка бы забила несчастного до потери сознания.
Зеленые глаза лихорадочно бегают от тела на асфальте и к телу, нависшему над ней. Лилит не сразу понимает, что ее оттащил Риндо. Разум замутился, зрачки от адреналина маленькие, почти точки. Грудная клетка болтается под кровавой рубашкой, как крыша старого дома в самый пик урагана.
Глаза мечутся-мечутся-мечутся и, наконец, замирают в сиреневом омуте. Она медленно, но приходит в себя. Смотрит на запачканные руки и отчаянно выдыхает.
— Рин, — голос дрожит, а на глазки наворачиваются слезы.
Из-за чего?
— Ты че натворила, мартышка?!
— Ты же сам учил меня защищаться… — она виновато утыкается лбом ему в плечо, и Риндо заботливо гладит рыжие волосы.
— Так я же учил себя защищать, а не всяких ботаников! — Хайтани крепко жмурится и обнимает ее за плечи.
— И кто на этот раз виноват? — усталый голос директора раздается на баскетбольной площадке. Очередная драка. Очередной гость в кабинете. Избранные школьники ходят туда, как к себе домой. Тяжелый взгляд сначала падает на самого частого гостя — Риндо Хайтани. Директор удивленно вскидывает одну бровь — ведь рядом нет его брата. Переводит взгляд на запачканные кровью руки девочки — и вскидывает следом вторую бровь.
— Это… — Риндо поднимает руку и не успевает ничего сказать. Лилит уверенно вытягивается в полный рост и гордо заявляет, что это ее вина и она готова понести наказание.
Настолько гордо и настолько уверенно, будто она всю жизнь этого наказания хотела, желала, искала.
Хайтани лишь молча провожает девочку взглядом и нервно сглатывает слюну.
***
Он сидит на полу, и эхом в пустом коридоре раздаются поучения из-за закрытой директорской двери. Да как это так, да это неслыханно, отвратительно, да это не подобает всем рамкам приличия, да это перечит правилам… И бла-бла-бла… Всю эту поучительную мантру Хайтани вдвоем уже выучили наизусть.
Кирэй Сэйкетсу плетется по коридору и появляется в поле зрения Риндо. Девочки-феи из швейного клуба к концу дня уже успели подлатать оторванный рукав. Хулиганам он, конечно, не нравился, а вот у девчонок сразу занял почетное место в списке красавчиков. Даже старшеклассницы с грустью вздыхали — жалко, что он в младшей школе.
— Че приперся, заноза? — Риндо поднимает взгляд исподлобья. Ран бы на его месте хоть немного, но сгладил вопрос и одарил хитрой ухмылочкой. Но только не его младший брат. Младший всегда — что ни слово — то снаряд, пущенный из гранатомета. Слишком прямолинеен. Никаких прелюдий. Младший не церемонится.
— Это-о… Я хотел… поблагодарить… — Сэйкетсу озирается по сторонам, прикидывая, на всякий случай, пути к отступлению. Потому что у Риндо не глаза, а винтовки с самонаводящимися прицелами.
— Свалил отсюда, — он стискивает зубы, что они вот-вот и раскрошатся прямо во рту.
— Но она спасла… — одноклассник чувствует, как прицелы уже наведены ему точно в челюсть.
— Вали, я сказал! Иначе с того света благодарить будешь!
***
Риндо с Лилит молча бредут по улице. Он в футболке, а она в его кофте. Не отпустит же он девочку на улицу в окровавленной блузке.
— Дурында, — Хайтани пинает в сторону с силой камушек (наверное, представляет, что это Сэйкетсу). — Полезла заступаться за вонючку.
А Сэйкетсу всегда с головой поливался то ли дезодорантом, то ли одеколоном старшего брата. Девочкам это жутко нравилось. Они липли на него, как мошки на персиковое варенье. А вот парни щедро на это обижались. Приперся новенький и переманил на себя все их фанклубы.
— Он не вонючка, — бурчит Инагава.
— Вонючка! Изгой вонючка, и его здесь никто не любит! — он деловито поправляет очки на переносице и задирает нос чуть ли не к небу.
— Ты тоже заступался за того, кого здесь никто не любит, — она смотрит на Риндо слегка укоризненно, отчего тот спускается с небес в Токио и немного странно меняется в лице.
В смысле «никто здесь любит»?
— Заступался за «уродину», за «дуру», за «ведьму»… — она бы продолжала и дальше, если бы не…
Если бы Риндо не схватил ее за руку и не поцеловал.
Глупо, нежно, мило, наивно. По-детски и по-дурацки. Прижался губами в губы. Ран говорил что-то про какой-то язык и как это классно. Но Хайтани младший завис в ступоре, совершенно не понимая, что делать дальше.
Просто прижался губами и всё.
Он раскраснелся, как сумасшедший. На шесть ужасно бесконечных секунд — а он непременно их посчитал — шесть секунд и двадцать четыре миллисекунды — раскраснелся, как самая спелая помидорина.
Риндо обнял девочку, крепко зажмурился и пробормотал на одном сбитом дыхании:
— Я заступался, потому что… Потому что люблю… Люблю драться! Поняла?! Драться люблю!
