Кочевник

Лепешку, сандал и спелый абрикос вымело запахом разгоряченных тел. Сайф, которого притормаживал варан, успел распутать нити пота, семени, и... смазки? Он застыл в дверном проеме, разглядывая тех, к кому его привела судьба. Или Предвечные. Или ложные боги. Накатывающая волна желания — острого, не поддающегося контролю — лишала способности мыслить здраво, но Сайф смотрел и упрямо складывал ускользающие кусочки мозаики. Альфа — здоровенный, плечистый, по-хозяйски обнимавший омегу за плечи — зацепил взглядом ожог на его запястье, пробормотал: «Вот, значит, как...» Такой же ожог у него. И у омеги. Вкусно пахнущего омеги, затеняющего блеск глаз густыми ресницами. Неровно обрезанные волосы взъерошились и замялись — маленький рог над ухом, нотная грамота на макушке, прилипшая ко лбу челка. Заломы от подушки и прикосновений альфы — коротко стриженного альфы, на темном ежике следов не осталось. «И у меня не останется», — обреченно понял Сайф, нервно прикасаясь к своим волосам. Он хотел этого омегу — до одури, до пятен перед глазами. И понимал, что еще неделю назад прошел бы мимо него равнодушно, не почуяв запаха и притяжения. Слышал ли он о «Поцелуе Таурха»? Конечно, слышал. Видел ли он когда-нибудь перерожденных? Если и видел, они перед ним не отчитывались. Ни у кого из сверстников гормональной перестройки не случилось — все как были бетами, так и остались. Омега перестал прижиматься к альфе, взглянул ему в лицо, оценивая, подгоняя ароматом абрикосовой смазки и ответного желания. Сайф сделал шаг к кровати, запнулся о варана, и, наконец-то, сообразил, что ему показалось странным. Свадебный платок, лежавший на стуле. Традиционный дар сульхааров новобрачным в кочевых племенах. Такие платки закрывают голову и лицо невесты, заставляют склониться под тяжестью нашитых украшений, монет и фальгаровых подвесок. Чем тяжелее платок — тем легче будет жизнь. В принципе, платок можно было купить — как экзотический подарок. Или подобрать в пустыне и привезти в убежище. Но что-то — то ли сердце, то ли чутье егеря — подсказывало Сайфу, что платок принадлежит омеге. Его суженый, посланный ложными богами — даже в мыслях Сайф не мог назвать его господином — не был похож на тех омег, которые встречались ему на жизненном пути. Хозяева молний излучали силу, заставлявшую неохотно склонить голову. А его суженый был обычным. Сайфу доводилось слышать разное: и беседы взрослых возле костров в детстве подслушивал, и с товарищами по службе болтал, обсуждая кочевников, и служебные инструкции получал. Поговаривали, что в нескольких кланах сохранили жизнь проклятому приплоду — не продали в Цитадель, растили для жертвоприношений. Вероятно, в разговорах была изрядная доля истины, потому что год назад они искали беглеца, беглеца-омегу, покинувшего кочевой клан. Не нашли — ни живого, ни мертвого. «Может быть, его я тогда и искал». Омега отвернулся, цепляя взглядом платок, и Сайф сказал себе: «Его или не его — сейчас неважно. Важно другое. Делить постель, не преломив лепешки — низвести его до роли падшей женщины. Как бы дальше ни сложилось, а с этого начинать нельзя». Он попятился назад — это было трудно, но он смог себя заставить. Спросил у альфы: — Фрукты найдешь? У меня нет. Тот сдвинул брови — явно ждал другого вопроса — ответил тут же, без запинки: — В холодильнике апельсины, яблоки, груши... — Абрикосы, — прервал перечень Сайф. — Должны быть. — Шесть, а лучше девять. Принеси. И шубат. Я сейчас. Он вышел из бункера под конвоем варана, обошел бетонное строение, подозвал верблюда, снял седельную суму, в которой хранились продукты для путешествия в пустыне. Лепешки, купленные в пекарне: приготовленные традиционным способом, жарили на его глазах, на раскаленном железном листе — пригласили на задний двор. Вяленое мясо в косичках, шарики из сухофруктов и орехов, пропитанных медом, завернутые в пищевую пленку — дань современному удобству. Сайф понес припасы в убежище, подгоняемый нетерпением. Варан шел рядом с ним, с любопытством поглядывая на сумку. С альфой они столкнулись на развилке, неподалеку от комнаты. Странно было то, что Сайф не воспринимал его как соперника, хотя раньше не потерпел бы другого мужчины-беты рядом со своей женщиной. Запах ревность отшиб, что ли? В руках у альфы было пластиковое корытце с абрикосами, затянутое все той же пищевой пленкой, под локтем — упаковка маленьких коробочек с шубатом. Сайф одобрительно кивнул — абрикосов было двенадцать — отметил сползающее с бедер полотенце, опасно плавные движения, наполненные скрытой силой. И получил вопрос: — Зачем это? Сходи в душ. Он не хочет есть, я спрашивал. — Дело не в еде, — сдерживая раздражение, ответил Сайф. — Свадебный обряд. У кочевников может не быть приглашенных гостей и пиршества, но если сульхаар дал платок, надо расстелить его как скатерть, выложить угощение и поделить между собой. Нам — на троих, раз уж так вышло. Альфа нахмурился: — Я не знал. Мне никогда не говорили... нет, я читал о традициях кочевых народов, но... — Пойдем, — тряхнул сумкой Сайф. — Хорошо, что ты принес абрикосы. Их надо разломить и обменяться половинками. Это залог спокойной и сладкой жизни. Омега ждал их сидя, опершись спиной на подушки и прикрыв бедра простыней. В комнате было прохладно, кондиционированный воздух заставлял забыть, что за пределами убежища расстилается раскаленная пустыня. Сайф поставил сумку на пол, подхватил тяжелый алый платок, встряхнул, заставляя монеты зазвенеть, расстелил прямо на кровати, поверх смятых простыней. Омега слабо улыбнулся, принял из его рук сверток с лепешками, забрал у альфы корытце с абрикосами. Они быстро приготовили свадебное угощение: три лепешки, рядом с каждой — по три абрикоса. Три косички вяленого мяса, три сладких шарика, три картонных пакетика шубата с запаянными в пленку соломинками. — Меня зовут Азам, — представился альфа, когда они в очередной раз столкнулись руками. — Сайф. — Он посмотрел на омегу, дождался ответа: «Тахир», кивнул, спросил: — Умыться можно? — Там, — Азам указал на неприметную дверь. Пыль на коже и соленый пот потребовали: «Смой нас!». И если совет в коридоре: «Сходи в душ» заставил ощетинится — альфа приказывал ему, как щенку, пачкающему ковер грязными лапами — то сейчас Сайф чувствовал потребность, приглушившую вожделение. Как будто сами Предвечные велели ему окатиться водой, чтобы не тянуть старую грязь в постель. Он побросал вещи на пол, быстро размазал по телу гель для душа, смыл и замотал бедра таким же полотенцем, как у Азама. В комнате его уже ждали — Тахир разломил абрикос, протянул половинку ему, половинку Азаму. Сайф замотал головой, заставил Тахира прикусить сочную мякоть, впился зубами, забирая половину. Азам последовал его примеру. Они придвигались друг к другу всё ближе, сминая платок, делясь кусками лепешки, расплетая косички мяса и обмениваясь распечатанными пакетиками с шубатом. Очередная половинка абрикоса послужила прелюдией к поцелую. Сайф проглотил фруктовый ломтик, вылизал сок с губ Тахира и толкнулся языком. Они целовались долго, страстно — у Сайфа замелькали разноцветные пятна перед глазами, и он пополз по кровати, чтобы навалиться на Тахира, накрыть телом, огладить бедро и нащупать влажный вход. — Думаю, хватит уже, — пробурчал Азам, свернул платок, запаковывая остатки свадебной трапезы, и сгрузил на пол. Сайф уже ни на что не реагировал — наконец-таки смог обнять Тахира, прижать к себе, одновременно ища пути к проникновению. Он не сразу понял, что возле влажного входа хозяйничают еще чьи-то пальцы. «Ах, да, Азам... Но я не хочу делиться!»