Meine Fotze

Пальцы снова оказываются во рту, теперь сразу три, причём вертикально (в ином положении пропихнуть их между прутьев намордника просто не получится). Слава смотрит умоляюще, Мирон — издевательски. Даже привкуса у его пальцев нет. Приходится открыть рот ещё шире, чтобы не задевать фаланги зубами. Методика была Славе уже понятна: Мирон хочет приучить свою сучку всегда открывать рот посильнее. В такой позиции пальцев у Славы получается работать только языком: он оглаживает его напряжённым кончиком каждую линию, каждый папиллярный узор на пальцах, преданно смотрит в глаза клиенту. Спустя несколько минут тщательного вылизывания Славой его руки, Мирон снова вынимает пальцы из его рта. Слава огорчённо стонет, его хозяину это явно по нраву. Мирон надевает на средний и указательный пальцы левой руки странные приспособления, которых Слава раньше никогда не видел. Прозрачные (очевидно, резиновые) "пальчики" имеют тонкие проводки, соединяющиеся на белом браслете с липучкой. Зато это, пусть и электронное, но не электрическое устройство, и бить током Славу точно не будет. Во-первых, потому что Мирону тогда доставался бы тот же разряд. Во-вторых, потому что резина в принципе диэлектрический материал. В-третьих, потому что Мирон любит разнообразие и повторяться не хочет. Жестом он приказывает перевернуться — Слава послушно ложится на спину. — Закрой глаза, больно не будет, — говорит Мирон, а затем добавляет, — По крайней мере, первые несколько минут, когда я начну. Дабы компенсировать потенциально возможную боль, Слава начинает фантазировать, но не может придумать для себя ничего особенно сексуального. Тогда он начинает думать о том, что сегодня видел чаще всего; что чаще всего брал в рот. Руки. Руки Мирона. Их бы впору причислить к чудесам света — прекрасные, потрясающе красивые руки: от широких плеч и до кончиков татуированных пальцев. Хочется взаимодействовать с ними, Славе и так понравилось принимать его пальцы, но если бы можно было спросить у Мирона разрешения, он бы с удовольствием вцепился в его плечо руками. Немного даже хотелось его за это плечо укусить, тогда Слава и понял, насколько намордник неметафоричен. Даже если бы намордника не было, за укус ему, скорее всего, пришлось бы сполна поплатиться: хорошая сучка никогда не укусит хозяина. Хочется ластиться, тереться головой об его грудь; хочется облизать его лицо, хочется быть послушным для своего хозяина. Это уже не игра, на этих желаниях Слава поймал себя сам. Мирон тем временем приносит из соседней комнаты зажжённые свечи в невысоких круглых подставках из алюминия. Проблема выбора свечи знакома только ужасно нерешительным людям, но совсем другое дело, когда речь заходит о сексе. И тут было действительно сложно. Свечи из сои — безопасный вариант. Без ожогов, без раздражения, остывают быстро, негативных впечатлений оставить не должны. Свечи из парафина — более жёсткая мера, зато они приятно пахнут. К тому же, если они и доставят партнёру какую-то боль, Мирон без особого труда сделает её сладкой и тянущей. Восковая свеча обладает самой высокой температурой плавления, а значит попадание воска на тело точно будет болезненным. И Мирон выбирает все сразу: доставлять удовольствие ему нравится в той же мере, что и причинять боль. Он методично расставляет свечи по телу Славы: воск в алюминиевых подсвечниках уже поплавился достаточно, чтобы малейшее движение вылило горячую субстанцию на него. Слава широко разводит ноги, чтобы потом не приходилось менять позу и обливаться соей-воском-парафином. У Мирона всё продумано: свечи с самой высокой температурой правления стоят на тех участках, которыми Слава дёрнет только если начнёт извиваться в постели; а соевые стоят на животе и груди. Это не игра, у Мирона есть сценарий: выльются все. И даже не страшно испачкать горячими смесями простыню, под ней ещё несколько других, таких же свежих. Нажав на единственную кнопку, встроенную в браслет на руке, Мирон погружает в анус Славы один свой палец. Силиконовая игрушка (если так можно было назвать странные напёрстки) начинает вибрировать и Слава рефлекторно дёргает плечом: на его руку полился горячий красный соевый парафин. Это больше неожиданно, чем больно, но Слава вскрикивает и опрокидывает себе на шею ещё одну ёмкость, теперь уже — с обычным парафином. Со стороны наверняка выглядит так, словно у Славы сосуды лопаются и по телу стекает ярко-алая кровь, но сам он такую аналогию бы не провёл: уж очень быстро застывают подтёки на его теле. А палец Мирона двигается внутри, ощупывает силиконовой накладкой гладкие стенки, уже не такие уж и тугие, но прекрасно сжимающиеся вокруг. Это немного щекотно, но если сконцентрироваться на ощущениях внизу, то просто потрясающе. Палец проталкивается ещё глубже, Мирон с довольной улыбкой наблюдает, как аккуратная светло-розовая дырочка Славы принимает его, как её мягкая ткань проваливается под давлением пальца. Слава умоляюще поскуливает, не открывая рта. — Послушная сучка, — комментирует Мирон, добавляя второй палец и просовывая его ещё глубже. Теперь, когда в заднице Славы двигаются то вперёд, то назад уже два пальца, Мирон начинает основное действие: он чередует всевозможные движения пальцев. Сначала раздвигает их в стороны так сильно, что может рассмотреть их; затем сгибает — по очереди и оба вместе. После этого проворачивает руку, наблюдая за реакцией Славы. Слава только шипит, роняя ещё одну алюминиевую подставку себе на живот. Ему всё ещё недостаточно, Мирон видит это по сжимающимся покрасневшим краям дырки и по лицу: Слава неровно дышит, будто задыхается (а может он и действительно задыхался), стонет негромко, но безумно сладко. Он так открывает свой ненасытный рот, что туда непременно хочется чем-нибудь его занять. Мирон прерывает ласку, чтобы придумать, чем именно. Пальцы у него заняты: одной рукой он массирует колечко идеально растянутых вокруг пальцев мышц, второй рукой сжимает и массирует славино правое бедро. Резиновый член Слава в рот уже брал, нужно что-то оригинальное. Мирон поднимает с пола фиолетовый тюбик со смазкой и льёт сразу Славе в рот, нарочно проливая некоторое количество мимо, чтобы смотреть, как он жадно слизывает лубрикант из уголков губ. Это чертовски сексуально, на самом деле, потому что вязкая субстанция максимально напоминает сперму. Разве что, не такая белёсая. А Слава то слизывает, то снова размазывает её по лицу. Кончить бы ему на лицо и смотреть, как он собирает сперму своим горячим язычком. Мирон — мужчина-терпение, он будет обрабатывать свою сучку столько, сколько потребуется. Ему действительно некуда спешить, поэтому он может вдоволь тянуть за тонкие проводки славиной души. Поэтому сначала в душ, потом пальцы во рту, потом резиновая игрушка. Теперь вот, церемония с воском (а он до прекрасного горяч и, под отваливающимися от Славы мягкими корочками парафина Мирон видит красноватые, совсем лёгкие ожоги). И всё это Мирон делает с небывалой внимательностью; удивляет, как ему ещё крышу не снесло. Крыша держится крепко, несмотря на то, сколько он хочет сделать не то, что за эту ночь — прямо сейчас. Хочется послать к чёрту все эти восковые прелюдии и взять Славу прямо так. Хочется трахнуть его покрасневшую глотку, с силой насадить его горлом на свой член и держать, пока не начнёт задыхаться. Хочется изучить его языком: проникнуть им в очаровательную пульсирующую дырочку, затем вылизать его соски. Хочется иметь Славу во всех существующих и несуществующих позах, то плавно, то резко двигая тазом; слушать, как он стонет и всхлипывает. Особенно, конечно, охота усадить его на свой член сверху и чувствовать, как Слава сам двигается на нём, подобно самой изголодавшейся по мужскому телу бляди; как Слава сжимается на нём, как дрожит перед оргазмом. И Мирон это сделает, обязательно, но потом. Сам же Мирон, поглощённый мыслями о том, как Слава будет принимать его член, просовывает пальцы чуть глубже, нащупывает простату. Поняв, почему Мирон замедлился, Слава затихает, задерживает дыхание, а потом, с громким стоном, подскакивает на кровати. Две восковые свечки выливаются ему на грудь, покрывают соски, казалось, незастывающей горячей массой, и второй стон, срывающийся с его губ, оказывается гораздо более долгим и сладким. Мирон решительно, но медленно надавливает на простату, и Слава сжимает стенки ануса на его пальцах, чтобы получить больше. Вибрация девайса сводит яйца, которые Мирон тоже не оставляет без внимания; оглаживает их свободной, правой рукой. — Твоя простата просто создана для массажа — улыбается он, даже зная, что Слава не видит этого, — Открой глаза, посмотри. Слава немедленно слушается. Он видит своё тело, залитое засохшим парафином и пальцы Мирона, погружённые в его отверстие и приносящие эйфорические потоки в мозг. Мирон от этого вида тоже в восторге, потому что у него есть приятный бонус — он видит славино лицо, покрытое испариной; закатывающиеся от удовольствия зрачки, приоткрытый рот, из которого по подбородку течёт смесь из его слюны и смазки. — Какой же ты грязный. Отодрал бы как шлюху. Ну почему "как"? Слава бы обязательно съязвил на этот счёт, но явно не сейчас. Как минимум, когда Мирон вынет из его дырочки пальцы, а вообще — только когда он позволит говорить. От этой игры в подчинение он, конечно, не в самом сильном восторге, но заканчивать не хочет. Слава не может существовать в свободе, ему всегда нужен кто-то главный, кто-то сверху; кто-то, кто будет заставлять и принуждать, кто будет наказывать. Почему-то для Славы весьма интересной социальной ролью показалась роль секс-раба. Правой рукой Мирон убирает куски присохшего к светлой коже воска, левой продолжает тереть простату пальцем, то надавливая её почти до болезненных ощущений, глуша вибрацию девайса, то совсем мягко и невесомо касаясь чувствительного комочка внутри. У Славы уже горло стонами изодралось: он хочет кончить, но не может сделать это без разрешения, он хочет оставаться хорошей сучкой, но не знает, как попросить Мирона прекратить это, не говоря ни слова. Он умоляюще скулит почти в голос, ещё сильнее открывая рот. Мирон сжаливается: снова с силой сдавливает горло под ошейником и Слава, закатив помутневшие глаза, изливается себе на живот, негромко выдыхая слово "блять". Но тут же хватая себя за язык. — Я всё слышал, — тон Мирона сразу становится угрожающе низким. Слава нервно сглатывает. Понимает ведь, что его сейчас будут жёстко наказывать, Мирон ведь предупредил, запретил разговаривать. Слава даже не пытается представить, что с ним будут делать, потому что электрическая анальная пробка для "начала" и "разогрева" это было слишком. Но Славе, признаться, понравилось. А из любой ли боли можно извлечь удовольствие? Слава надеется, что ему просто вставят пожёстче. Вместе с этим Слава надеется, что будет что-то действительно впечатляющее.