Гербарий воспоминаний

Неделя? Месяц? Год? Или всё-таки несколько дней? Время либо перестало существовать вовсе, замерев на моменте трагического надлома жизни всего существующего, либо потонуло в сплошном дне сурка, который преследует мальчишку ещё с самого начала творящегося кругом дерьма. Всюду, начиная от некогда оживлённых улиц города, по которым ежечасно раньше проезжали десятки, сотни, тысячи машин, до совсем тихих парков, какие уже ничем не отличаются от кладбища со вскопанными могилами, в поисках невинного тела жертвы шныряют ожившие мертвецы. Монстры, скалящие поломанные, местами и вовсе загнившие зубы в злобной гримасе и глядящие друг на друга мутными мёртвыми шарами. Исходя из наблюдений, иногда трупаки ни с того ни с сего могли начать шипеть, разевая пасти настолько широко, словно наткнулись на какую-нибудь отражающую поверхность и кричали в ужасе, едва завидев собственное лицо. Будто внутри погрызенного сородичами чудовища всё ещё находился самый обыкновенный человек, который перед смертью уверовал во всех Богов разом, только бы зубы опасности не сомкнулись на шее, вырывая приличный кусок плоти. Самый обычный человек, который трясся в животном, первобытном страхе; бежал изо всех сил, петляя узкими переулками, и мечтал выбраться из очага заражения целым и невредимым. Интересно, что он чувствовал, когда напоролся на одну из таких тварей? О чём думал, стоило оказаться загнанным в угол без малейшей возможности к победе или отступлению? Что стояло перед взором на последних секундах? Может, он думал о семье, к которой больше никогда не вернётся? О детях, которых никогда не увидит и будет преисполняться виной за то, что не пришёл попрощаться, не дал заключительных наставлений на будущее? А ведь малышня будет ждать до финального этапа, до тех пор, пока печальные новости не озвучат прямым текстом. А впоследствии дней только слёзы и истерики, какие станут сочетаться с одним-единственным вопросом: «почему же родитель бросил нас?» Леви передёрнуло, когда где-то внизу со стороны открытой парковки заорала да заныла сигнализация автомобиля. Вероятнее всего, один из ходаков башкой ударился, привлекая на разрезающий безмолвие шум своих любящих пожрать мяса «товарищей». Сию же секунду пригнулся, выходя из дремотного забытья, прячась за выступом крыши, чтобы не быть обнаруженным раньше положенного часа, наступления которого до судорожной дрожи в коленях боялся. Казалось бы, прошло столько времени, — по крайней мере по ощущениям точно значительнее вечности, — но зверюги, имеющие шансы толпой загрызть даже крупного хищника, до сих пор вызывали панический страх и ошеломление, не позволяющие двинуться ни на сантиметр. Порой он удивлялся тому, каким образом до настоящего времени не пополнил списки разлагающихся. Готов был поклясться в том, что даже сейчас слышал, как те хищно щёлкали челюстями в предвкушении вкусной добычи, какую, по всей видимости, нафантазировали в голове, — если такие существа в принципе имеют предрасположенность к столь примитивной мозговой активности, как задействование воображения, — но ловили пустое пространство. Нутром чуял, что за ним наблюдали, хотя это невозможно, ведь блуждал он один… Разве что в сопровождении поселившегося в голове того ужасного звука, который издавали «мёртвые, но ходячие», когда гнались за тем, на кого удача решила откровенно забить, предпочитая держаться в подальше. Помнил, как кричала женщина, вывалившаяся из дверей ночного клуба, — парень не был уверен в том, для чего конкретно использовалось то здание, однако внешний вид неизвестной особы говорил сам за себя. Она выглядела такой напуганной и беспомощной в тот момент, словно только несколькими часами назад вышла из продолжительной комы. Крик её охватывал сразу несколько кварталов, заинтересовывая шнырявших «хищников». Неудивительно, что было столько шума. Кто способен молчать, когда толпа заражённых предпринимает попытки ухватить тебя то за руки, то за ноги, а после валят на землю, лишая всех возможных шансов на спасение?.. Пожалуй, он никогда не забудет то, как впивались во внутренности покрытые грязью и кровью ногти, как рвали кожу на лоскуты, вырывали мышцы и сосуды, оголяя кости. Вздрогнул, поморщившись, — на нос упала дождевая капля. С одной стороны дождь — это хорошо, ведь можно не особо беспокоиться насчёт питьевой жидкости и её чистоты, — если кислотная слякоть не нагрянет — но с другой — крыши над головой нет, переждать негде. Можно было бы попытаться зачистить квартирку какую, но насколько высок шанс не нарваться на кровожадных трупаков в опасном количестве? В желудке, не видавшего нормальной пищи чёрт знает сколько, заурчало от голода: конечно, ведь уже вечереет, а найти чего перекусить удалось раздобыть только утром, и то напоследок заев пылью от следов призраков. Следовало что-то с этим делать, иначе костьми лечь придётся не от ищущего всюду противника, а от банального изнурения. Рыскать в городе, на открытом пространстве и с безграничным количеством «затаённых уголков», за которыми могут скрываться нежеланные гости, — не самая лучшая идея, потому следовало поискать чуть более отдалённые здания. Он поднялся с холодного камня, направляясь к пожарной лестнице. Каждая, даже самая маленькая напряжённая мышца дёргалась сама по себе, никак не синхронизируя периоды сжатия и расслабления с остальной мускулатурой. Словно по венозным линиям пустили электрический разряд — тело было готово ломиться куда угодно, перепрыгивать через препятствия в виде разбросанных в хаотичном порядке машин и не шевелящихся покойников в любой критический момент. И он понимал, что для организма находиться в нескончаемом стрессе и ожидании хер пойми чего — не есть полезная штука. При таком раскладе и физические, и моральные силы покидают свой пост, заявляя об окончании последующей деятельности, намного быстрее, чем в расслабленной отрешённости, но ничего не мог поделать с этим. Пытался «обуздать себя» и «обрести внутренний покой», но о какой, блять, гармонии с самим собой может идти речь, если желающие полакомиться аппетитным кусочком мертвяки дышат в спину, поднимая волосы на затылке одним зловонным дыханием? Ненастье, не торопясь, переступая с одной ступени прогресса на другую, усиливалось, тарабанило по асфальту и пластмассовым крышкам мусорных баков. Атмосфера впервые за целый месяц (?) будто приобрела свежее обновление, в ней возникли тысячи различных запахов: и свежесть ветра, и прохлада земли, и легкость небесной влаги, которая невесомыми брызгами попадала парнишке на лицо… Аромат чернеющей алой жидкости, поэтапно разлагающихся тел, в глубинах которых наверняка успело поселиться полчище червяков, и, конечно же, резкое зловоние гнили и смерти. Приветливое солнце, припекающее пролитую людскую кровь, полностью скрылось за чёрными тучами. Под стать атмосфере разрушенного города. Старался не занимать себя мыслями о том, есть ли в этих зданиях, на которые он постоянно в приступе паранойи оглядывается, люди. Настоящие, нормальные. Те, которые не бросаются, издавая хриплые, но громкие звуки, описание которых человеческими словами вызывает некоторое затруднение. Не хотел думать об этом, потому что, как показывает практика, размышления насчёт возможных выживших не приводили ни к чему, кроме припадков, которым всё чаще и чаще отдавался без сопротивления. С которыми никогда не боролся, поскольку сколько не пытался их остановить — всё без толку. На борьбу, попытки защититься от негативных вспышек отвечали ухудшением состояния аффекта. Потому решил вообще ничего не предпринимать по отношению к истерикам. Легче будет. Накинув капюшон и шустро преодолев на корточках дорогу, он ступил на почти незаметную тропику, запрятанную среди высоких лесных трав. Если такой прилив растительности будет и в дальнейшем, то это сыграет роль в плане маскировки. Мокрая одежда неприятно липла к коже, а «врезавшись» в налетевший сильный порыв холодного ветра, он почувствовал как замерзает. Зараза. Вечно всякая поебень происходит в его смену и в ответственную фазу. Но стоит отдать должное: из-за стука капель по окнам не слышно шагов. Может, всё-таки стоило положить на карту всё, в том числе и промокшую до нитки шкуру, и рискнуть вломиться в один из местных домов, чтобы непогоду переждать? Ну уж нет, не хватало ещё посадить себе на хвост парочку долбанутых шакалов, от которых если и сумеешь убежать, то… Остановился. Затаился за кустами, растущими рядом с деревьями, так, чтобы никто не увидел и желательно не услышал. Тревожно оглядел открывшуюся местность. Лагерь? Откуда посреди чёртового леса мог преобразоваться лагерь? Ладно, достаточно идиотский вопрос, но он имеет место быть, поскольку палатка выглядит достаточно приличной для развивающегося апокалипсиса. Не блеск, но вполне сойдёт за временное пристанище. Инстинкт выживания говорил, с внушительными аргументами утверждал, что нужно идти, держаться подальше отсюда, ведь хозяин территории рано или поздно вернётся. Может прямо сейчас. Через минуту. Через час или вообще на следующий день. Но возвратится и если отловит, то поминай как звали. В лучшем случае останешься без языка, в худшем — сразу с вынесенными наружу мозгами. И вроде как шестое чувство говорит дельные вещи, но… Желудок вновь требовательно заурчал, напоминая о скором усыхании. Леви огляделся, прислушался. И действительно что-то услышал. Голоса. Два: мужской и женский. Не близко, но и не далеко. Было непонятно: приближались они или наоборот отдалялись. Не было видно даже тех, кому они принадлежали, что означает неосведомлённость касаемо расположения потенциального врага. А это уже может плохо кончиться. Но есть хотелось просто зверски. Голод пожирал изнутри, чувство это становилось до такой степени всепоглощающим, что парень присел на корточки и осторожно сделал первый шаг по направлению к палатке. Затем ещё один. Старался ступать тихо и незаметно, словно тень, не испустив ни единого шороха. Не шуметь и не привлекать внимания. Почти успокоившееся сердце бешено заколотилось. Выглянул из-за куста и по-дикому посмотрел по сторонам. В зоне видимости никого не оказалось. Гласы отдалились, стали стихать, однако в тишине полностью не растворялись. Истончились до совсем неразборчивых. Действовать бесшумно, но эффективно. Передвигаясь также в согнутом состоянии, помогая себе держать равновесие руками, прикасающимися к сырой земле кончиками пальцев, юноша подкрался ближе к одной из заманчиво выглядящих походных сумок. В любом случае выбор невелик: умереть от истощения или от чужой пули — разницы почти нет, но хотелось бы уйти отсюда живым, а после устроить небольшой пир по случаю успешной «охоты». Ладони мелко тряслись от волнения, но всё-таки удалось без нервов расстегнуть рюкзак, внутри которого, на удивление, обнаружилось штук семь консерв и три пол-литровых бутылок с водой, которые были тёплые как туша покойной собаки, валяющейся неподалёку. Голоса зазвучали громче. Чёрт. Не став медлить, схватил две жестяные банки мясных консервов, один наполненный до краёв бутыль и… — Завтра нужно отправиться за едой, — приглушенно заговорил мужской тон, приближающийся к лагерю. — Следует двигаться дальше, иначе без съестных припасов помереть недолго. Живности совсем нет, зато мертвецов полон рот. Аккерман попятился, двигался спиной назад почти так же гармонично, как и обычным способом, медленно отступая за деревья и внимательно следя за явившимися. — Ну, Эрви-ин, — протянула женщина в очках. — Мы ведь даже не поймали милого зомбика! А я так хотела исследовать его! —даже с такой точки обзора её активная жестикуляция мозолила глаза. — Когда мы ещё сможем подловить кого-то из них? — Сейчас не время, Ханджи. Мы не оправились после потери отряда. Нас и так осталось мало, чтобы лишний раз рисковать, тем более ради экс… Под мальчишеской кроссовкой обречённо хрустнула сухая ветка. Словно автоматическим, запущенным по скрипту движением в его сторону был направлен пистолет. Как в итальянских политических детективах. Сердце зашлось выбивать безобразный ритм по рёбрам. — Кто ты такой и какого чёрта здесь делаешь? — концентрированная враждебность, сформировавшаяся в воздухе в одно мгновение, осела на язык, словно высохшая плесень. Мужчина спустил курок с боевого взвода — прозвучал характерный щелчок. Леви не чувствовал тела. Словно оно превратилось в отмершую оболочку для страдающего духа, который так грубо вырвали из спокойного сна. Сковала страшная слабость. Будто заперли в морозильной камере, и силы потихоньку покидали пределы источника. Схватив ранец, он сорвался с места с бешеной скоростью, несясь скачками, подобно антилопе, за которой гонится пантера. Ветки кустарников больно хлестали по щекам, железными крючками цеплялись за бока, царапая до режущего ощущения, а мокрая одежда, словно оковы, мешала движениям, но он не замечал этого и бежал куда глаза глядят по одной простой причине — было в такой мере страшно, что нижние конечности отказали. Чёрт-чёрт-чёрт. Как он мог так по-идиотски попасться?! К чему вообще было придумано чувство голода?! Леви слышал, как мялась трава, как кричали валяющиеся на земле листья, и пытался сориентироваться в сплошном сером тумане. Были только звуки и поднимающиеся облака пыли. Он носился из одного воображаемого угла в другой, виляя зигзагами, чтобы шанс словить пулю был как можно ближе к нулю. И пускай Аккерман успел убежать достаточно далеко, за ним по пятам следовало безумие преследования. Когда кровь буквально бурлит в жилах, ставя все группы мышц наизготовку, в глазах пульсирует и жжётся, а внутри настырный голос шепчет что-то такое, на что в обычное время ты бы никогда не решился. К сожалению, удача не сочла нужным дать ему в руки парочку тузов: юноша почти скрылся за ближайшим склоном, ведущим к протоптанной годами тропе в город, когда поскользнулся на сырой листве, с размаху рухнув лицом в землю. Попытка подняться не заставила себя долго ждать, но была обречена на провал — на спину приземлилась тяжёлая подошва. — Стоять, — за лямку рюкзака потянули вверх, возможность снова улизнуть мелькала на горизонте исчезающим на свету силуэтом. — Будем разговаривать или продолжим играть в догонялки насмерть? — нога сильно надавила на участок между лопаткой и верхней части спины. Словно намеревалась переломить пополам. Но на очередной заданный вопрос Леви не посчитал нужным ответить. Предпочтение отдавалось барахтанью на влажной земле, шипению, как у степной гадюки, готовящейся нанести разящий удар, и попыткам выползти из-под давящей на позвоночник тяжести, чтобы иметь возможность дать хоть какой-то, но отпор. Или в крайнем случае вновь предпринять попытку удрать с «места преступления». — Я задал вопрос, — агрессивный голос разжигал пламя. Пламя неумолимое, всепожирающее. — Если не собираешься отвечать, я не буду колебаться и выстрелю прямо в голову, — вес слов выразился в приостановленном к макушке дуле, волосы на затылке зашевелились. — Мне не нужно ещё больше проблем. Можете забирать то, что я выкрал, и на этом разойдёмся, — между фразами дышал тяжело, с хрипом, едва сдерживая всхлипы и вздрагивания всем телом, но до невозможности спокойно. Видимо, недоброжелательный эффект от погони всё же настиг, но эмоциональный фонд старался создать иллюзию целостности и сохранности. — Нет, так не пойдёт, — недовольно усмехнулись такому простому решению конфликта. — Вернёшь, что украл, а после расскажешь: кто ты, откуда и как нашёл лагерь. Указания поняты? Напряжение в позвоночнике увеличилось, носок ботинка крайне неприятно вдавливался в мышцу. В спинном хребте что-то звучно и жалобно щёлкнуло и сразу же отпустило. В тот же миг с губ сорвался тихий болезненный вздох. Он перетёк в расслабленный полустон, утопившийся в озлобленном рычании. — Предельно. И дышать стало легче. Тело ничуть не расслабилось, но быть сотканным из иголок и железных прутьев по своей воле гораздо лучше, чем быть точно таким же, но по воле чужой. — Надеюсь на твою сознательность, иначе пуля вышибет тебе мозги. Пошатываясь, юноша медленно поднялся на ноги, вытирая рукавом заляпанной куртки губы от чернозёма, листьев и прочей дряни, что подгадала момент прилипнуть к лицу. Гнев бушевал в его душе настолько сильно, что неприязнь вырисовывалась во взгляде холодных глаз, глядящих искоса и с опаской, но он лишь горько усмехнулся и поднял голову, деланно тряхнув волосами. — Искатель отовсюду из ниоткуда. Леви Аккерман. Глаза напротив округлились, а в них засияли искорки удивления. — Цветочек? Сначала лицо вытянулось, а приподнятая левая бровь добавляла ситуации посреди леса комичности. Всему виной непонимание того, какого чёрта к нему так странно обратились посреди бело дня чёртового апокалипсиса, да ещё и какой-то странный человек, минутой ранее грозивший добавить в химический состав мозга немного свинца. Но стоило всерьёз задуматься о том, что он уже где-то слышал подобное, ответ нашёлся сам. — Тот забавный солдатик с эвакуации? — Если запомнил меня по такой ассоциации, то ты прав, — скованно, даже как-то неловко улыбнулся, чтобы разбавить раскалённую атмосферу между ними. — Но как ты здесь оказался, если я самолично посадил тебя в автобус? — оружие убрал в кобуру за поясом, так как необходимость в нём полностью отпала. Перед ним был подросток, а даже если тот окажется опасным, Эрвин сможет с ним справиться и в рукопашную. Парень раздражённо поморщился на упоминание данного фрагмента с так называемым путём спасения, уставившись в голубые глаза как в виновников происходящего пиздеца в мире. — Хернёй оказался этот ваш хвалёный Ноев ковчег. Потонул при первой же возможности, а вооружённые до зубов вояки и сделать ничерта не смогли. Первое время, конечно, нормально было, — если не считать истерики, которая держала на цепи половину дороги, — а потом «бам», и всё, — юноша вскинул руки для пущей эмоциональности, стараясь говорить об этом как о выдуманной на днях истории или несвязном сне. Лишь бы не окунаться с головой в пережитое прошлое с серьёзными намерениями. Лишь бы не чувствовать запах горелой резины и не слышать истошные вопли перепуганных до смерти детей как своего возраста, так и младше. Для него это мучительно. Правда, менее тяжело, чем игнорирование правды. — Честно говоря, здесь тоже было не всё так гладко. Никто не ожидал преждевременного и настолько агрессивного напора со стороны заражённых, — деревянно развёл руками, как делают дети, незнающие что ответить на тот или иной вопрос, задаваемый взрослыми. — Так у тебя есть лагерь или место, где живёшь? — Нет у меня дома, — резко отрезал Аккерман, хмурясь так же, как плачущее серое небо над их головами. — Ни дома, ни убежища. Скитаюсь то тут, то там, да подворовываю на улицах или, правильнее сказать, тому, что от них осталось после того идиотского дня. Ничего необычного для конца света. — Тогда идёшь с нами, — не дожидаясь, когда он пойдёт следом, тот зашагал в обратном направлении. — У тебя может быть какое угодно мнение на этот счёт, но возражений я не приму. Мальчишка, с секунду поразмышляв, что оставаться на улице в одиночестве и дальше — глупое решение, в быстром темпе направился хвостом за солдатом, невольно вертя головой, чтобы за ними не увязался кто ещё. Осторожность нынче лишней никогда не бывает. — Не заделывайся мне папочкой. Это так, на будущее. — Да-да, обязательно прислушаюсь к совету, цветочек, — наигранно покорно произнёс, не оборачиваясь на позади идущего. — Но смотри, чтобы ты первый не начал считать меня таковым. — Да не в жизни, — недовольно пробурчал, бросив колючий взгляд в широкую спину. Не хватало ещё обрести занозу в заднице в виде старого знакомого, ага. Если столь выгодное «сотрудничество» будет доставлять больше проблем, нежели их решений, то проще продолжить странствовать от одной крыши к другой особняком. Так уж точно никто под ногами мешаться не будет. Пускай выживать наедине с собой — не самая надёжная тактика, особенно когда навыков, отточенных до идеального уровня, нет и никогда не было. Но ведь справлялся же всё это время, так почему не справится дальше? Нельзя же вечно быть зависимым от группы или благоприятных обстоятельств. Умение вести одиночную игру терять не стоит. Дорогу они провели в равнодушном молчании. По крайней мере со стороны юноши оно было именно таким, а что до второго… Кто знает, что у этих военных крутится в голове. — Эрви-ин! — радостно протянула чудаковатая женщина, бросившись к мужчине на шею. — Ты успел поймать того мутанта? Скажи, что успел, у меня столько планов на него! — Всё в порядке, это был не зомби, — успокоил Эрвин, мягко снимая девушку с себя. — Это оказался подросток. Леви. Аккерман, до упоминания своего имени рассматривающий ближайший куст, несколько растерянно перевёл взгляд на новых, по всей видимости, товарищей. И если четырёхглазая обрадовалась ещё одному человеку, пополнившему ряды их компании, то тот, что с усами, глядел на него как на предателя целой страны. — Эрв, как он здесь оказался, если детей отвезли в другое место? — скептически протянул мужчина, сидящий у слабо горящего костра. — Долгая и запутанная история, Майк, сейчас лучше не поднимать её. Надо дать Леви поесть, а потом всё уже решим. Майк и Леви глянули друг на друга: один смотрел с нескрываемым подозрением, другой — с подчёркнутым безразличием, однако ни первый, ни второй не спешили словами озвучить своё отношение друг к другу, образовавшееся с первых же секунд знакомства. Аккерман деланно закатил глаза и обратил внимание на женщину, что выглядела явно подружелюбнее нагловатого типа, но всё так же странно, как и в целом компашка выживших солдат, смотрелась излишне дружелюбно, излишне много улыбалась, ведя себя до раздражения шумно. Если и в «прошлой жизни» это воспринималось как что-то диковатое, то сейчас, когда вокруг разгром, упадок жизни, падение правительства и горы трупов, как «живых», так и действительно мёртвых — и подавно. Или же он просто-напросто отвык от чьего-то разговорчивого общества. Юноша, стараясь выглядеть взрослым и независимым, демонстративно переплёл руки перед грудью. — Майк, — обратился Эрвин, явно для того, чтобы предотвратить какой-нибудь несчастный случай с травмами и кровопролитием, и не упустил момент того, как эти двое перестреливались взглядами, будто между ними когда-то давно произошла целая никем невиданная война, — займись костром, пока не потух, а Ханджи пусть поможет тебе, — оба кивнули, давая понять, что распоряжение будет исполнено. — Леви, пойдём со мной, я покажу тебе, где здесь и что. За рассмотрением занятой территории они проверили оставшийся день, проговаривая некоторые важные детали касаемо рельефа местности, того, что находилось в округе, и прочего. И, естественно, не забывая про перекус. А после темь подкралась со всех концов совершенно незаметно. В нынешних реалиях предпочтительнее было бы улавливать малейшее колебание в воздухе, а изменения во времени суток так и вовсе, но Аккерман всё ещё этому не научился. Для него каждый день до сих пор делился на две категории: «прошёл невыносимо быстро» и «прошёл невыносимо медленно». Он никогда бы не подумал, что станет скучать по времени и по возможности его отслеживать. Часы и секунды — ткань, из которой состоит жизнь. И эту ткань человечество безвозвратно потеряло. Снаружи пронеслось звериное завывание. Где-то со стороны города. Лицо закололи невидимые песчинки. Он резко сел, вслушиваясь в окружение. Ничего. И только мгла паники застилала разумность, а тьма в шалаше одним своим пугающим видом кусалась. Раньше он никогда не боялся темноты, поскольку понимал, что никаких чудовищ, призраков и иной нечисти под кроватью нет и быть не может. Но с недавних пор всё кардинально поменялось. Ведь «несуществующие монстры» оказались настоящими. Вой повторился, но уже более слабый. В отдалении и с перерывами, в трёх-четырёх местах. Фантазии о человекоподобных шакалах стали ещё ярче, потому Аккерман поспешил вылезти наружу. У кого-то из взрослых шла смена, а потому он в любом случае не единственный, кто сейчас не спит. Этой ночью общий сон охранял капитан, сидя у пламени костра, что дарило ощутимое тепло. Наблюдал, вслушивался в происходящее, чтобы ничего не пропустить. На его плечах лежала большая ответственность, и он не имел права облажаться… Ещё раз. Повторившийся вопль одного из аномальных заражённых заставил напрячься, положив ладонь на пистолет. Капитан пристально, до неприятного покалывания в глазах вглядывался в темень, но пугающие звуки закончились. Угроза пропала. Эрвин снова сел у костра, расслабленно выдыхая. — Зачем поднялся? — Не привык спать на земле, — его удивило то, что дозорному не составило труда догадаться о том, кто именно обладает «бессонницей», но виду не подал. — Обычно я ночевал на крышах. Чтобы бы иметь шансы не быть замеченным и не проснуться от того, что меня кто-то жрёт, — парень с рассеянным видом сел у огнища и стал смотреть на играющее пламя. Огонь был спокойный и ровный, не то что существование вокруг. — Лучше прятаться в лесах, подальше от города. Там много ходячих. До тех пор, пока не будет съедено всё, что они посчитают съестным, — не уйдут, — мужчина задумчиво смотрел на огонь сквозь полузакрытые глаза. — Пока здесь безопасно, нам ничего не угрожает, но на всякий случай мы по очереди ведём ночное дежурство. — Ну уж извини, что раньше не додумался перебраться из паркура в походы. Мне комфортнее, когда эти сволочи находятся внизу, а не на одном уровне со мной, — сгорбился, словно из него вытащили внутренний стержень, поставил острые локти на колени и переплёл пальцы, втягивая в голову в плечи. — А не боишься сидеть здесь в одиночестве? — Нет. Я не должен подвести Майка и Ханджи, поэтому не могу давать слабину. Даже если совсем страшно, и внутри всё замирает, то нельзя этого показывать. Кто-то вынужден быть сильным всегда, чтобы остальные не пали духом, — тихо и омрачённо проговорил он, щёлкая костяшками пальцев. Но после, будто вспомнив, что перед ним всего-навсегда парнишка, выдохнул. — Прости. Давно я с кем-то не говорил, помимо них… Не знаю, как правильно себя вести, если честно, — он постарался улыбнуться одной половиной лица, словно древняя маска, но вышло слишком уж криво. — В последний раз я говорил с настоящими людьми несколько мес… Недель… В общем тогда, — из-за холода инстинктивно обнял себя руками, чтобы хоть как-то защититься от напасти, какую не был в силах прогнать маленький костёр. Или дрожь по телу вызывали неприятные воспоминания, имеющие образ свежей раны, на которую высыпали целый мешок соли. — Приходилось и раньше натыкаться на выживших, но я никогда не выходил из укрытия. Они выглядели так, будто конечности мне поотрубают. — Сейчас надо не только попытаться выжить, но и сохранить человечность. Можно даже встретить особь похуже, чем зомби, — мужчина зашевелился и быстрыми движениями снял с себя куртку, которая тут же навалилась на плечи юноши. — Глупый. Зачем вышел раздетый? — солдат неодобрительно покачал головой, как делают это родители, когда им что-то не нравится в поведении собственного чада. — А, конечно, мне же нужно было по дороге заглянуть в местные бутики, чтобы подобрать одежду поновее и потеплее, — весь он сверху донизу был пронизан и пропитан сарказмом, и даже глубокое «зарытие» в огромную для тощего тела верхнюю одежду не пробуждало дружелюбия. Уголком глаза следя за собеседником, он размышлял о том, что же двигало к проявлению чего-то заботливого в человеке рядом с ним. — Может, ещё предложишь завтра по магазинам одежды походить? Погулять по скверам, посмотреть достопримечательности? — Обязательно, я покажу тебе любимые места. Надо ещё не забыть заскочить поесть пиццы с мороженым, — мужчина рассмеялся, а смех был раскатистый, хриплый и какой-то напряжённый, словно у него в горле застрял большой камень. — Но сейчас я хотел бы оказаться где-нибудь на пляже и лежать в гамаке, а не ежедневно пересчитывать патроны и слушать кряхтение заражённых. Аккерман ничего не ответил на вывалившееся из ниоткуда откровение, продолжая посматривать за огнём, как двигаются в танце ярко-красные языки затуманенным взором. Молча. Без лишних слов, комментариев и вопросов. Разговоры, размышления и мимолётные мысли о «что если бы» не приносили никакого удовольствия и душевного спокойствия, действуя в точности противоположном направлении. Себе же лучше делал, чтобы в один судьбоносный момент с треском не поломаться окончательно. В наличии имелась только суровая, жестокая реальность. Ни прошлое, ни будущее, ни воображаемое не имели смысла, когда плечо щекочут обгрызенные пальцы. Эта тема оказалась слишком болезненной для ребёнка, а показателем стало угнетённое, подавленное молчание. Верно, он же далеко не взрослый и уж тем более не военный, который многое повидал на службе. Он подросток, у которого отняли беззаботное детство, обычную жизнь с её монотонностью, скукой — и желанием чего-то иного, близких друзей, маму… Эрвин без лишних слов поднялся и быстро удалился в палатку, вернувшись спустя недолгое время копошения. В его руках находился шоколадный батончик, наличие какого несказанно удивило Леви. Почему-то ему казалось, что шоколада в ближайшие бешенные километры повстречать не удастся. — Я держал его для особого случая, — мужчина протянул в оцарапанные ладони. — Тебе не помешает съесть что-то вкусное. — И решил, что это и есть тот самый «особый» случай? — сей небольшой презент он, конечно же, принял, но открывать не спешил, читая то название сладости, то производителя и даже состав не обошёл стороной, чтобы чем-то себя отвлечь от невесёлых мыслей, которые, подобно скользким змеям, хотели раззявить ядовитые пасти. — И я ещё при встрече сказал, что мне не нужна ничья опека, а именно ей начинаешь заниматься. — Я просто угостил тебя конфетой, а то своей аурой брошенного всех заражённых отпугнул. Считай, что спас наш лагерь от неминуемой гибели, — мужчина усмехнулся уголками губ и присел рядом. — Скажем завтра об этом остальным, они тебе двойную порцию тушёнки дадут. Как сильнейшему воину человечества. Леви саркастично прыснул, представляя эту картину. — Не хватало ещё, чтобы тот мужик напридумывал шуток насчёт моего, как ты выразился, «героизма». Я более чем уверен, что он с насмешками легко не отвяжется и будет припоминать это при каждой удобной возможности. — Да, в этом весь он. Когда мы только начинали служить, Майк не унимался и вечно шутил про ребят из отряда и про их замашки. Но его юмор всегда помогал взбодриться в особо опасных заданиях, когда все были напряжены до предела. Он хороший человек, ты сам в этом убедишься. — Но если будет бесить и нарываться, то за нанесённые травмы я не в ответе. Это так, чтобы заранее был в курсе событий, если чего вдруг произойдёт в наших с ним отношениях, которые уже «прекрасны» как никогда. — Вы с ним в этом похожи. Он так же относится к незнакомцам, тем более, у него отличное обоняние: может определить что-то лишь по запаху. Если бы не его слова о том, что от тебя не несёт мёртвым мясом — пристрелил бы едва завидев. — Так он у вас, значит, что-то вроде служебной собаки, которая чует запрещённые вещества? Внезапно поднявшийся ветер лихо закрутился в траурном танце, шумя в верхушках деревьев. Нагнал, как бестолковое и испуганное стадо овец, огромные тучи с изодранными боками, грозящие пролиться дождём вновь. Принёс запах надвигающейся бури. Стараясь укутаться максимально плотно, он поёжился от мысли о возможном ливне, которого хотелось бы избежать любой ценой. Хотя бы ночью, когда лес вблизи города относительно спокоен. — Интересное сравнение, — он негромко рассмеялся, чтобы не разбудить спящих друзей. — Но если выражаться по-твоему, то да, нюх у него, как у собаки. Ханджи пыталась лично узнать причину острого обоняния, но Майк отказался, ориентируясь на её методы исследований… Поэтому истинная природа до сих пор не раскрыта. Небо наблюдало за разрушенным миром, а звёзды часто мигали, будто борясь с подступающей дремотой. Как лампадные огни, задуваемые ветром. Образовавшуюся тишину нарушил только пронизанный отчаянной тоской вой, которому в темноте и холоде вторили ответные завывания, и звук птичьих крыльев в поднебесье. Костёр уже догорал, утихало потрескивание поленьев. Постепенно оставались только угли, выстреливающие в небо снопами искр. Леви зевнул, прикрыв рот кулаком, и по инерции закрыл глаза. Ощутил, как желание сна побеждало в схватке с холодом. Должно быть, что-то отвечающее за самосохранение проанализировало ситуацию и, не обнаружив ничего опасного для жизни, дало добро на отдых, которому Аккерман с удовольствием поддался. Вы странные, но я вам доверяю.

☢☣☢☣☢☣☢☣☢☣☢☣☢☣☢☣

— Ты уверен, что они где-то рядом? В городе ещё достаточно пищи, чтобы быть около него какое-то время. — Нет, Эрв, я чувствую запах гнилой плоти. Они движутся, и движутся явно быстрее нас. Походу аномальные. В запасе от силы несколько часов, чтобы успеть уйти подальше отсюда. Майк, которому было поручено дежурить под утро, уловил приближение нежеланных «гостей», поэтому в срочном порядке разбудил Эрвина, чтобы что-то предпринять. Долго они не думали. Единогласно решили немедленно покидать лагерь, поэтому собрались в такой спешке. Поэтому у них не было возможности толком поесть, чтобы присутствовали хоть какие-то силы, но жизнь была гораздо ценнее, чем потребность в пище. Как только они отойдут на безопасное расстояние от места бывшей стоянки, сделают привал для небольшого завтрака. — Леви, ты как? — Если в следующий раз разбудишь меня так резко, то заеду кулаком в нос, и потом не жалуйся, — из-за спешки, к которой он не привык даже в условиях выживания, Аккерман походил на взлохмаченного барсука, который еле успел отдышаться после схватки с кабанами: жёсткие чёрные волосы торчали во все стороны, взгляд сонный, но бездушный; но в остальном он больше походил на «я завязал» личность, ведь под глазами залегли синюшные круги, а бледности кожи могли бы позавидовать киношные вампиры. — Прости, что не предоставил тебе приятное пробуждение, но ты должен понимать, почему мы так сделали. Если хочешь, у меня осталась та конфета, которая тебе понравилась. — Только не начинай. Проживу без твоего режима родительской опеки, — с мнительностью рассматривая улицы чужого города, разнесённые до кирпичиков витрины магазинов и кафе; и мёртвых людей, тела которых раскиданы буквально повсюду. — Да-да, значит, я могу съесть её? А кто знает, может это последняя вкусняшка на земле… — за то, что мужчина ускорил шаг, Аккерману захотелось высказать пару ласковых, но, поражаясь имеющемуся терпению, нецензурщину оставил при себе. — Мне, по-твоему, что, семь лет, чтобы вестись на детсадовские провокации? Хоть подавись, — из-за смены темпа шаг становился шире, совсем как насмехающаяся лыба у Майка, вслушивающегося краем уха в разговор; а постановка стопы — активнее, совсем как бодро марширующая Ханджи, которая с ненормальным интересом всматривалась в мёртвую гниль под ногами. — Не злись, Леви, я всего лишь хотел, чтобы ты перестал выглядеть так, будто пожевал тухлой плоти. Позже будем отдаваться самобичеванию и грусти, надо собраться и спасти шкуры. Ты понял? — Капитан, — подала голос Ханджи, звучавшая непривычно серьёзно. — Совсем недавно здесь проходили инфицированные и, судя по следам, мутировавшие, способные разгоняться за несколько секунд до немыслимой скорости. — Отличное наблюдение, — сухо проговорил Эрвин, раздумывая над планом. — Тогда двинемся на северо-восток, там должен быть супермаркет. Переждём в здании, наберём достаточное количество провизии, а потом двинемся. Указания приняты? — Так точно, капитан, — одним голосом отозвались присутствующие. Но смутная тревога, росшая и всё больше вытесняющая другие ощущения, поселилась в душе Леви. Ощущение стремительно приближающейся опасности словно сжимало плечи. Он крайне редко спускался с крыш на землю, где живая падаль разгуливала как ни в чём не бывало. Не покидало чувство, что их засасывает в трубу, выбраться из которой будет непросто. Наверху, у поднебесья, конечно, проблем хватало, но их было гораздо меньше, чем на улицах. Неужели остальные не понимали того, что здесь находиться более чем опасно и разумнее было бы передвигаться поверху?.. Леви коротко выдохнул. Хотелось спрятаться под одеяло, сжаться в комочек и укрыться от всего мира, совсем как иногда это бывало в детстве. Исчезнуть и не видеть больше этот причудливый, вывороченный мир и всех обитателей. К счастью, капитан оказался прав, и убитый универмаг показался совсем скоро. Выглядел заброшенным, пустым. Ничего напоминающего о неспешных, безмятежных днях, которые сейчас кажутся счастливым сном… Что-то защемило в груди, стоило подумать, как совсем недавно здесь кипела жизнь, люди торопились взять самое свежее в праздничные дни. Например, так было в День Благодарения. Какие очереди людей собирались, чтобы купить крупную мясистую индейку, а дети бегали по залу со сладостями и выбирали к чаю различные угощения. Никто не мог предположить, что однажды вместо приятной суматохи, будет витать запах смерти, разлагающегося праха и чудовищной бойни. Эрвину пришлось вытянуть себя из пучины неправильно-хороших грёз, чтобы отдать новое распоряжение. Нет времени для размышлений о прошлом, в приоритете настоящее. — Разделимся в поисках необходимых вещей. Вести себя тихо, а если заметите опасность — аккуратно, как можно незаметнее уходите, чтобы сообщить остальной команде, — совершенно лишённый эмоций, жёсткий голос капитана оставлял ощущение гнетущей силы и несгибаемой воли. Леви, прощебетав невнятное «ясно», будто насильно заставили согласиться с командованием, развернулся на носках и чётким шагом направился в одно из доступных направлений с наиболее привлекательным содержимым полок, большая часть которого была в хаосе разбросана по полу. Вот так просто, не дожидаясь последующей раздачи указаний или напутствий в печатном издании под названием «что делать, если на своём путь вы встретили зомби: советы по выживанию». — Эрв, ты уверен, что стоит отпускать его одного? — донесся до уха юноши голос того самого нагловатого типа. — Уверен, — ответ поступил без колебаний. — Он столько времени справлялся один, поэтому не стоит так резко навязывать командную работу. Леви надо привыкнуть ко всему, чтобы вернуться к социальному образу жизни. Социальному образу жизни. Аккерман даже позабыть успел, что это именно так называлось, а вынужденное одиночество — не единственный путь. Столько времени бродил без какого-либо умеющего разговаривать спутника, что даже сейчас, в окружении троих людей сразу чувствовал себя не в своей тарелке. Потерянным и рассеянным. Звучание человеческого голоса, раздающегося не в воспалённой бытием голове, — мелодия, от которой он отвык, но однозначно был рад слышать вновь. Он надеялся, что команда в самом деле материальна и не растворится в воздухе в сложную минуту. Надеялся, что это не окажется бредом психически повреждённого мозга. Обнаружив разыскиваемые полки, остановился. Давно он не бывал в крупных магазинах со всякой съедобной всячиной, а всё потому, что боялся вламываться сюда один. Но теперь рядом есть те, кто способен эффективно противостоять нападению, а потому почти не волновался за целостность клеточной оболочки. Немного задрал голову. Желаемое находится слишком высоко, но попытки лишними не бывают. Он приподнялся на цыпочки, потянувшись вверх всем телом, но старания результата не дали ни с первого раза, ни с четвёртого. Чёртовы карамельные хлопья. — Не достаёшь до любимых хлопьев, малой? — насмехаясь, Майк подошёл ближе к подростку. — Мало в детстве каши ел или такой уродился? — колкие шутки не прекращали сыпаться, наоборот, с каждым разом становились язвительнее, словно мужчине долгое время не на кого было вывалить весь запах «юморных» шуток. — Мне позвать твоего няньку или сам справишься? — Тебя-то сюда с хера ли занесло… Тоже хлопьев захотелось, или ищешь отдел с порнухой? — Леви полностью опустился на стопы, раздражённо зыркнув на солдата, а затем снова на коробку вкусностей, которая по решению чьей-то злой воли находилась у черта под боком. — Сомневаюсь, что здесь такой есть, так что пролетаешь. — Я здесь, чтобы посмотреть, не убился ли ты за пять самостоятельных минут, — голос был тих и казался чуть ниже, чем обычно, из-за чего походил на шелест листьев в долине. Всё-таки шуметь нельзя. — И, как видишь, пришёл не зря. Такую картину могу наблюдать… — Если поржать хочешь, то глянь в зеркало. Вот уж точно обхохочешься, — раз достать небольшую хотелку не получилось, он принялся рассматривать те яркие прямоугольники с изображением мультяшных персонажей, что находились на максимальном уровне досягаемости. — На тебя достаточно посмотреть, чтобы со смеху умереть, — насмешливо протянул, делая ещё один шаг вперёд. — Аж оторваться не могу. — Больше похоже на то, что ты потерялся и не можешь найти Эрвина. Они с Ханджи пошли в другую сторону, усатый. — Мимо. В отличие от некоторых, я точно не заблужусь в прилавках, коротышка. — Тогда, может, отъебёшься и поплывёшь по своим делам? Или так привлекаешь к себе внимание? — А может твой папочка сказал следить за тобой, пока он пополняет припасы? — Он скорее твой папочка, раз ты беспрекословно подчиняешься каждому его приказу, — наигранно покосился в сторону солдата, одним взглядом говоря, что одно из двух являлось правдой. И истина точно не на его стороне. — Конечно, подчиняюсь, он капитан, — солдат, задумавшись, помолчал, но вскоре заговорил вновь: — Или уже командир, если прошлый помер. В любом случае мы с Ханджи должны выполнять его указания. Всегда так было. — Капитан, значит… А что за подразделение? А то в тот день я так ничего и не узнал о том, кто вы такие и с какой конкретной целью прибыли. — Разведывательный отряд специального назначения, — в тоне горделивое достоинство и величие. — Точнее всё, что от него осталось. Отряд разделили, отправили в разные части страны и так далее. Пока других товарищей не разыскали. — «Дельта»? — Леви удивлённо обернулся на Майка с каким-то отголоском восхищения в глазах. — И вы уверены, что из вас остался кто-то ещё? У вас есть связь с другими группировками? Мы направляемся к ним? — парень сыпал вопросами, молниеносно возрождающимися в голове после добычи такой важной информации. — Хэй, полегче, — он добродушно рассмеялся, забавляясь с невинной заинтересованности и жадного любопытства. — Да, «Дельта», но связь была утеряна после заварушки на месте сбора. Однако мы знаем, где находится военная база, поэтому держим курс туда. — А что будем делать дальше, после того как доберёмся? У вас есть какой-то подготовленный заранее план? А у вас в штате есть учёные, которые занимаются изучением вируса и его происхождением? — с каждым новым желанием узнать что-нибудь значимое, он всё больше напоминал ребёнка, с которым взрослый человек заговорил о любимой машине. Если посмотреть под немного другим углом, то так почти всё и было. — Леви, я не знаю. Связь утеряна, примерно, с момента прорыва заражённых. В тот день, когда мы приехали к твоей школе, максимум, что нам сказали — это то, что эпидемия вышла из-под контроля. Всё. Всех тех, кто ниже капитанского звания, информацией обделили. Аккерман понимающе кивнул, отворачиваясь обратно к хлопьям. К лицу вновь вернулось равнодушное выражение, перед этим пройдя через стадию опечаленного взгляда. Болезненные воспоминания о последнем учебном дне били прямиком в печень похлеще алкоголя, употребляемого ежедневного. — Не грусти, малой, Эрв хороший мужик и точно не даст нам пропасть, — солдат по-дружески похлопал парня по плечу, протянув руку к хлопьям, стоявшим на верхней полке, и достал нужную пачку. — Если что понадобится, то зови меня или кого-нибудь другого, у нас принято помогать друг другу, — и сунул ему упаковку добытых хрустяшек, после чего развернулся в направлении, с которого пришёл. — А лучше зови на помощь своего папочку. Он-то мигом примчится. — Никакой он мне не папочка, — Леви заявил бы об этом во весь голос, так, чтобы все присутствующие в здании наконец запомнили такие простые слова, но ещё не растерял мозги, а потому постарался донести информацию чуть громче шёпота, но тише обыкновенного разговорного тона. Оставалось только надеяться, что Майк расслышал хотя бы половину, ведь тот, исчезая из поле зрения, не подал ни одного признака о том, что принял сказанное во внимание. Оставшись наедине с любимой коробкой сухого завтрака, он скинул рюкзак с плеча и утрамбовал хлопья так, чтобы картонные углы не впивались в спину. Странные они все. И сомнений в этом с каждым часом становится всё меньше. Или он слишком отвык от людского общества? Видимо, Эрвин был прав — нужно привыкать заново, чтобы не опуститься до уровня пещерного человека, умеющего произносить лишь нечленораздельные, звериные звуки. Уложив имеющиеся вещи, он направился дальше вглубь магазина для того, чтобы рассмотреть оставшийся ассортимент шоколадок. Да, пока имелась возможность, он заберёт с собой всё, чего давно не видел и по чему так долго скучал, а уже после перейдёт к «полезным» продуктам. Пускай раньше супермаркеты были одним из любимых мест, но теперь здешняя тишина давила на уши так же как оглушение. Не было слышно приятелей-солдат, да даже того же Майка, с каким они пересеклись буквально минутами ранее. Электричества нет, но благо окна, выходившие на улицу, где солнце уже прибирало к рукам законные владения, помогали в решении вопроса о нежелательной темноте. Разве что освещали самую меньшую часть магазина — всего лишь одну треть всей длины коридора и начало нескольких полок. Именно по этой причине Леви не решался зайти в пространство между стеллажами и порыскать уже там. Боялся того, что мог увидеть. Или, что хуже, наоборот не заметить и сгинуть в грызле неизвестности. Раскиданные банки с разным содержимым, которое вытекало на плитку, как гнойно-кровянистая консистенция; перевёрнутые холодильники с разбитыми стеклянными дверями, остатки которых валялись неподалёку; местами поломанные полки с торчащими щепками, заляпанными багряным цветом, над которым толпились полчища мух; лужи липкой крови, пара из которых засохла на стенах — этого более чем хватало для оправдания стремления не соваться во мрак. Аккермана мучал вопрос: куда же подевались человеческие трупы? Была и разруха, и гастрономическая анархия, но тел — нет, хотя следы борьбы на каждом шагу. Даже ничтожных остатков не наблюдается. Ничего. Он выдохнул, заставляя себя отключить напрасное поднятие паники и придирчивость к «деталям». Следовало бы радоваться, что подобное не вертится перед носом. В отличие от мерзостного запаха, который чувствовался и раньше, но в общей мешанине городской вони был не слишком заметен. Спохватился и прикрыл часть лица рукавом, потому что свободно дышать невозможно. Было слишком тихо. Ни шороха. Звук шагов не заполнял окружающее безмолвие, запрещая вслушиваться во что-то ещё, кроме подозрительной немоты, которая словно опарыши забиралась внутрь ушной раковины, щекоча стенки маленьким противным тельцем, ползущим по туннелям к головном мозгу, чтобы… Хрусть. Аккерман замер, быстро сообразив, что звук раздался под подошвой. Тишина оглушительней предыдущей. Биение сердца, зашедшего в животном влечении бежать, ударяло по перепонкам с дьявольской силой. Показалось, что из ушей родилась кровь. Но вокруг лишь тишина. Он сдержанно выдохнул и убрал ногу, под которой оказалась обглоданная косточка с отвисающими кусками мяса, что теперь покоятся на обуви. Мерзость, однако она послужила командой о возвращении к группе, ведь дальше существовала только непроглядная тьма. В той самой черноте упала железная банка, приземление которой раздалось по громадному помещению эхом. Леви рефлекторно двинулся спиной назад, напоровшись на что-то. Осознание дошло через секунду после того, как на него уставилось десяток поблёскивающих в бездонной глубине глаз, а за спиной почувствовалось зловонное дыхание.