Водопад омытый кровью

– Чертов дьявол, – взрываюсь я, ударив со всей силы по резному изголовью кровати. В дереве остается небольшая вмятинка, из которой во все стороны торчат щепки. Повернувшись, Азазель продолжает рассматривать меня. – Вообще-то бывший ангел, – накручивая на палец волосы, произносит он, – У меня есть два примечания к этому миру, мне нравится это тело и ты страшна в гневе, – улыбается он. – Вот и бойся, – шиплю я, раздумывая, как бы мне поступить. – Я сказал страшна? Извини, прекрасна. Ради такого зрелища я могу выводить тебя хоть всю жизнь, а она у тебя о-очень долгая, – подмигивая, сладко шепчет он. Азазель или, по-другому, Азраил - это падший ангел. Он считается змеем искусителем, который испортил жизнь на небе не только себе, но и всем нам. Теперь это желтоглазый демон, повелитель гигантов и главный помощник Люцифера. Если тот вообще существует. – Откуда ты столько обо мне знаешь? – настороженно спрашиваю я. – А почему я должен о тебе не знать? – Вопросом на вопрос не отвечают, – сложив руки на груди процеживаю я. – Скажем так, ты мне приглянулась, ну я о тебе все и узнал, тем более, что в голове твоей хранительницы масса информации о тебе. Правда, я же могу одним щелчком уничтожить сознание Кэссиди и стать полноправным владельцем ее тела, – объясняет Азазель. – По проверенным источникам узнавал? – Можно и так выразиться. – Поделишься? – падший внезапно резко поворачивает на меня голову. – Я устала гоняться за должниками по всем морям. Было бы гораздо проще, отдавай они всю сумму сразу. Азраил, усмехаясь, медленно качает головой, а затем поднимает свои яркие золотистые глаза. – Кажется, они сами лелеют встречи с тобой, – только и произносит демон. – В каком смысле? – начинаю я, но поняв, что ответа не последует сама же продолжаю. – Быть должником у пиратки это низко даже для самого грязного ранга корсаров. Будем смотреть на вещи не через бутылочное дно. Азазель снова чуть улыбается, но не более. Вот так, молча, он сидит целую минуту, после чего неожиданно спрашивает: – У вас на корабле есть что-нибудь съестное? Я косо смотрю на него, припоминая все, что у нас осталось, и смутно киваю. – А что, я ужасно голоден, – спешит добавить Азраил, – И она, кстати, тоже, – указав мимолетным взглядом на Кэсс(в данном случае на самого себя), ангел расплывается в какой-то странной улыбке, больше напоминающей оскал. – И чем я могу помочь? Кроме того, как накормить, – уточняю я, а после вопрошающие смотрю на него. – Выражусь так, мне по быстренькому нужно вернуться на небеса, в аду сейчас не все так гладко. Но во-первых одному мне туда не добраться, а во-вторых этот сосуд меня долго держать не будет. – В чем проблема? Найди другое тело, – ухмыляюсь я. – Ты не понимаешь, мне нужен сильный сосуд. Ещё одной фурии я ведь могу и не найти, – вигабает он бровь. – Для чего тебе столько силы? Разве ты не сможешь сам пройти через Врата? – Понимаешь, вот так меня туда никто не пустит. А вот если ты постараешься, я покину вас, и все будут здоровы, конечно, если не выбесят меня снова. Я понимаю, на что намекает этот дьявол. – Ты натравил Дейва на Джо? - спокойно спрашиваю я, медленно вдыхая и выдыхая воздух при красочном воспоминании Джо, залитого кровью и Дейва, корчащегося на полу от боли. На палубе до сих пор красуются багровые разводы, впитавшиеся в доски. Тонкий, еле уловимый запах железа витает под потолком, не давая забыть схватку братьев под контролем демона. Стулья, превращенные в доски, по кусочкам валяются в разных углах каюты, на картах, словно по мановению кисточки художника, расплескались яркие красные капли, а картина, что висела на дальней стене, превратилась в щепки и кусок грязного холста под ботинками парней. – Ну да. Вам всем нужна была хорошая встряска, – ерзая на постели, проговаривает он, а я еле сдерживаюсь от удара ему в нос. В руках жизни мы - пешки, которые по ее прихоти оказываются сначала в стороне от бурных действий остальных фигур, а затем в самом пекле судьбоносных событий. Как было приятно проснуться с осознанием того, что все живы, что все наконец закончилось, и мы можем начать новую главу с чего-то тихого и мирного. Но каково разочарование, что наша новая страница уже исписана не по нашей воле. Я могу впустить к себе Азазеля, но разве есть гарантия, что он не захочет чего-то большего, чем элементарная помощь? Кто может сказать наверняка, что мое тело не будет использовано в своих целях, а потом выброшено за ненадобностью? – Не переживай, красотка, твое тело мне даром не нужно, – будто прочитав мои мысли, проговаривает он. – По крайней мере таким образом. Мне приходится еще раз все обдумать, подсчитав плюсы и минусы, но как я могу говорить о минусах, если мне толком ничего не пояснили. – Расскажи мне подробности, - требую я. - Мне нужны детали, а не урывчатый план, в который пока входит только один пункт: "отыскать Врата". – Помнишь служанку, которая обрела вместе в Эрестом бессмертие? А ну-ка скажи мне, что ты о ней знаешь? Правильно, никакой в этом свете источник не упоминает, куда же делась беглянка. Однако, я владею этой информацией, - интригующе шепчет Азраил. - И где же она? Не уж-то сторожит Врата? - ухмыляюсь я. - Ты и сама прекрасно все знаешь, тогда зачем я тут распинаюсь? - нервно спрашивает он. - Ладно, продолжай, я всего лишь предположила, - улыбаюсь я. - Да, она сторожит Врата, а это значит, что убить ее сможешь только ты. Если ее не будет, тогда я без труда пройду через Врата на небо. Мало того, эти Врата никогда не задерживаются долго на одном месте, так что нужно поспешить, потому что последнее их пристанище где-то на Континенте. Если мы не успеем, придется еще и вычислять, куда их перенесут. - И кто же сторожил вход до этой служанки? - Никто, поэтому туда было легко попасть, поэтому Врата и переносятся до сих пор в целях безопасности. Их сторожат уже тысячу, а то и больше лет, ведь таким наказанием наградили эту самую служанку за бессмертие. - Так а что будет, если я ее убью? Должен же кто-то сторожить вход? - Это уже не твои заботы, - уверяет меня Азазель, а я все еще не могу решиться. - То есть я тебе нужна, потому что я сосуд, который способен тебя удержать и потому что, согласно правилам ритуала, только мне под силу убить служанку? - Точно так оно и есть, - зевает демон. - А если я откажусь? - Тогда я найду способ завладеть твоим телом без твоего ведома, перебью всю твою команду и сожгу их вместе с кораблем, а тебя заставлю смотреть на пепелище, оставленное ими, - серьезно чеканит он. Я содрогаюсь, припоминая целую серию снов, преследовавших меня, пока я находилась у Ричарда без сознания. К горлу подкатывает ком, точно меня сейчас стошнит, а голова идет кругом. Это не предложения, а начинающийся с вежливости ультиматум. – Когда я поселюсь в твое тело, я не смогу оттеснить тебя, - добавляет он, но легче мне не становится. – Раз мы будем как одно целое, я смогу читать твои мысли, а ты мои. Что пожелаешь, то сможешь узнать. А сейчас попрошу еще раз, скорее, мне надоело тут сидеть, – сдергивает привязанную руку он, а на нежной коже Кэсс появляются кровавые подтеки. - Почему только одну руку привязали? - вслух озвучиваю мысли я и изгибаю одну бровь. - Потому что вторую держал Петр, а его хватка еще хуже, чем веревки, - фырчит Азраил. - Так ты готова меня впустить? – Ладно. Прежде чем я успеваю спросить, как это произойдет, из рта Кэссиди выплывает жёлтый туман. Он медленно, словно расплавленное золото, подбирается ко мне. Я делаю вдох, и туман вместе с воздухом проникает в меня, оседая на языке сладко-желчным послевкусием. Ощущение, будто голову ударили о конг, в ушах звенит, а глаза часто меняют цвет с родного черного на ядовито-желтый. "– Ну как ты, красотка?" – А как я могу быть, когда ко мне подселился дьявол? – язвлю я, стараясь держать себя под контролем. "– Не кипятись, я не надолго" "– Ну да, как же" – думаю я, закатывая глаза. Подхожу ближе к кровати и с минуту просто смотрю на сестру Эджи, примечая, что у них все же есть схожие черты. Поправляю одеяло Кэсс и развязываю руку, ранее прикрепленную к изголовью кровати, грубыми веревками. На бледной коже запястий заметны красные следы с мелкими рубцами. Поглаживая Кэсс по голове, я нараспев читаю заклинание "integratio", и на лице хранительницы появляется милая улыбка. Ее русые волосы распластались по всей подушке, тонкие длинные пальцы сжаты в кулак, а на щеках играют ямочки. Простившись с Кэссиди, я выхожу из комнаты Кристиана. Идя по длинному коридору между каютами и кладовыми, совсем не смотрю по сторонам, задумавшись, я только переставляю ноги, чтобы поскорее дойти до камбуза. Мои размышления прерываются ровно тогда, когда я ударяюсь о Пита, шагающего навстречу. Сейчас мне особенно не хочется с ним разговаривать, например потому, что я снова поступила так, как хочу, не посоветовавшись ни с кем или потому, что Азраил может показаться до того, как я сама все расскажу. "– А я могу" "– Если посмеешь что-то рассказать, я сама лично пущу серебряную пулю себе в плоть, таким образом мы или умрем вместе, или я спасу лишь себя" "– Ты уверена, что пуля поможет?" "– А ты хочешь проверить?" Азазель замолкает, оставляя меня один на один с собой, в то время, как Пит ждет или объяснений, или указаний. Кажется, когда я выгоняю Азраила, становится как-то пусто, возможно, я надеялась, что он поможет мне в разговоре с Петром, но и возвращать желтоглазого мне не особо хочется. Я решаю все же поговорить, тихо и быстро. Делаю глубокий вдох. – Виктория, – начинает Пит. И тут во мне что-то перемыкает, вся моя уверенность улетучивается, оставляя только звериный страх, как-будто я натворила что-то такое, что непоправимо. – Прости, но я должна была что-то сделать, ты бы просто погиб у меня на руках, – рассказываю я. Меня бросает в холод и дрожь, пальцы рук и ног сводит судорогой, в глазах застывают слезы, а в горле ком. Этот странный приступ накатывает волной. Я было хотела снова перенести наш разговор на неопределенное потом, отделавшись простым " чего тебе надо", но ясность моего разума сохраняется только тогда, когда в поле моего зрения и в пределах мыслей не создается образ Петра. Первые всхлипы как-то тихо вырываются из груди, а Пит прижимает меня к себе, пряча мои слезы, будто это что-то сокровенное. Я вжимаюсь в него, крепко обхватывая спину руками, боясь снова отпустить, задыхаясь при каждой мысли о том, что его сердце может замереть, а я не смогу его больше запустить. Его горячие губы застывают на моей макушке, а руки успокаивающе скользят по спине, он шепчет мне на ухо приободряющие слова, а сам содрогается при каждой моей попытке заговорить. – Но случилось так, что это ты чуть не погибла, лежа на моей груди, – мягко отстраняется Пит, чтобы заглянуть в мои глаза. – Ты понимаешь, что я чувствовал в тот момент, когда очнулся и нашёл тебя в огромной луже крови? – Но там была твоя, – стирая слезинку с подбородка, упрекающе говорю я, испытывая все тот же ужас, какой овладел мной при виде умирающего Петра. – Думаешь, у меня было время разбираться? Я просто взял тебя в охапку и побежал на корабль, откуда уже Эджи перенес твое тело к Ричарду только от того, что Брайну не удалось нащупать пульс, и он не знал, что делать. А Эджи просто развел руками, указав на плечо, – Пит переводит взгляд на то место, где красуется моя уродливая рана. Я инстинктивно обхватываю себя руками, прикрывая ключицу, которую теперь видно из-за спущенных рукавов нового платья. Петр оглядывается назад, затем за меня. Он мягко убирает мои руки и за них притягивает меня к себе. Я прижимаюсь ухом к его груди, слышу и даже ощущаю каждый равномерный удар сердца, слабо отдаваемый эхом во всем теле. Воспоминания затягивают меня с головой. Я вспоминаю нашу первую встречу, ночь, когда вытащила его из воды, когда нам впервые довелось спать в одной кровати после того, как ему тоже перепала возможность доставать меня из моря, поединок за карту... Наконец услышав Пита, я понимаю, что за жалкий месяц, а может и меньше, мы стали кем-то большим, чем просто товарищи или даже друзья. Оба готовы рисковать своей жизнью, чтобы не потерять друг друга. Если я в скором времени ничего не придумаю, мне придется пережить его смерть, гибель всей моей команды, которая стала самой настоящей семьей и до сих пор пополняется. Знакомый теплый запах мяты, корицы и чая действует на меня как валериана. Я успокаиваюсь. – Извини, я знаю, что это было абсурдно, но ты жив, а это чудо. Пит просто кивает головой в знак согласия. – Я должна кое-что рассказать, – смотрю на Пита, ожидая реакции, – В Кесси вселился Азраил. – Тот самый, кого теперь зовут змеем? – ошарашено смотрит на меня Петр. Я медленно качаю головой. Облизнув подсыхающие от слез губы, спешу продолжить рассказ. – Я пустила его к себе. Вижу, как проявились желваки на скулах Петра, а мышцы во всем теле заметно напряглись. Я беру его руку в свою и тонкими пальцами обвожу кольцо, затем переворачиваю ладонью вверх и провожу по каждой линии. Этот успокаивающий жест явно помогает. – Теперь я должен услышать "но", после которого начнут перечисляться плюсы, – ровным спокойным тоном проговаривает он. – Ты же знаешь, наверняка, что драку устроила не Кэсс? – Азраил? – осознание отражается на его лице также ясно, как и то, что я, возможно, права. – Именно. Он поставил мне условие: либо мы ему поможем, либо он перебьет нашу команду, уничтожит сознание Кэссиди и будет преследовать до конца моей жизни. Цитирую: "А она у тебя о-очень долгая". Из чего следует, что он знает обо мне кое-что. – И чего же он хочет? – со вздохом произносит Пит. В его голосе так же четко как и в моем слышится разочарование от того, что даже после столь долгого и утомительного плаванья нам не удастся отдохнуть. – Ему нужны Врата. Мы их найдем, туда его отправим и заживем счастливо. Правда, нам придется отправить на тот свет кого-кого еще, но это мелочи... - Кого? - Служанку Эреста, которой в наказание перепала возможность последить последнюю вечность за входом. - И почему мой предок даже после смерти не может оставить нас в покое? Если я в старости буду таким же, то сделай одолжение и пристрели меня, пожалуйста, - устало бормочет он, а я ощутимо вздрагиваю от того, как легко он говорит о своей старости и смерти. - Зато мы потом отдохнуть сможем, - шепчу я, прикрыв один глаз и одидающе взирая на Берга. – То-то я вижу, ты вся светишься от радости, – улыбается Пит. – Хорошо. Если ты думаешь, что это безопасно в первую очередь для тебя, то я согласен. Только прошу, рассказывай мне все. Я не смогу оказаться в нужный момент рядом, если ты продолжишь молчать и делать все, что заблагорассудится, не предупредив нас. – Обещаю. – Так ты позволишь ему читать твои мысли и... – Ну, если я внезапно тебя поцелую, знай, это могу быть не совсем я. На лице Пита читается гримаса отвращения, но я только беру его за руку и веду за собой на кухню. "– Красотка, я все еще хочу есть!" "– Исчезнешь на три часа, и я непременно накормлю тебя всем, чем только пожелаешь." – У нас же есть что-то съедобное? – А что, проголодалась? – смеется Пит. – Не я, а он, – сверкнув жёлтыми глазами, ворчу я. Рука Петра невольно сильнее стискивает мою, видимо, ему придется привыкать к таким трюкам. Мы вместе входим в тяжелые двери кухни, где над столом с бабушкиным гримуаром суетятся Брайн и Виола. Кок зажигает свечи в канделябрах, а девушка насухо вытирает наш обеденный стол. Кухня с появлением хозяина стала более приветливой, на ней снова пахнет чем-то вкусным, так что я искренне улыбаюсь, радуясь, что Брайн снова с нами. – Привет, – здороваюсь я. – Виктория, как я рада с тобой встретиться! Я так испугалась, когда узнала, что ты... – Понимаю, – улыбаюсь я, осматривая девушку с ног до головы. "–А она ничего такая... Но все равно мне по душе брюнетки с внушающими формами и силой могучей древней фурии,"– сладко протягивает демон, изрядно мне надоев. "– Может, устроить тебе голодовку?" "– Все, я уже исчез." Виола похорошела, бледноватая кожа приобрела чуть медный цвет под палящим солнцем, рыжие кудряшки стали особенно упругими и опрятными, а веснушек поприбавилось вдвое. На девушке белое платье с завязочкой на груди, которое мне было великовато, а на ней сидит просто чу́дно. Я одобряю идею парней, любезно поделившихся с Кэсс и Виолой моей одеждой, ведь девушкам совершенно нечего носить. – Это твое платье, извини, – засмущавшись, Виола опускает глаза в пол. – Нет, нет, что ты! Оно чудесно сидит на твоей фигуре, а парни молодцы, что приняли правильное решение,– улыбаюсь я и, огибая стол, подхожу к девушке, чтобы заключить в объятия. Еще на поляне я поняла, что она сможет стать полноценным членом команды, если сама того пожелает. – Все готово, – шепчет Брайн, боясь нарушить идиллию. – Спасибо. А теперь, могу я вас попросить, погулять где-нибудь? – говорю я, а все, кто находится в комнате, переглядываются друг с другом. – Я имела ввиду, что вы можете сходить проведать парней или на палубе погулять? Виола энергично берет под руку Брайна и выводит его с кухни, а тот, слабо протестуя, смеется и шагает в ногу с ней. Петр направляется вслед за ними, но я его окликаю: – Подожди, – прошу я. – Останься. Он послушно возвращается обратно и садится рядом на стул. – И что мы собираемся делать? – мягко улыбается Пит. Я занимаю место перед гримуаром и принимаюсь аккуратно листать пожелтевшие страницы, испещренные узорами и буквами, усеивающими уколки страниц в хаотичном порядке. - Я же не позеленею, если мы колдовать будем? - наклоняет голову набок он, чем заставляет меня улыбнуться. Я так давно не слышала его шуток, что готова завести тетрадь, куда запишу каждую его глупость и умную фразу, лишь бы не забывать. – Я же еще не позеленела, – улыбнувшись, отвечаю я. - Вот здесь, кажется, пятнышко зеленое, - указывает на мою щеку он, а я вскакиваю со стула, в поисках подноса. - Да шучу я. - Знаешь, у меня давно есть желание сделать так, - и прежде чем он что-нибудь скажет, я слегка стукаю его по лбу. - Справедливо, - смеется он. Я усаживаюсь на свой стул и продолжаю листать дневник бабушки, пока Пит внимательно наблюдает за мной. Полумрак помещения обволакивает все вокруг, отчаянно сражаясь с ореолом теплого света. - Не смотри так на меня, - прошу я Петра, так как не могу сосредоточиться, спиной ощущая его взгляд. - Как "так"? - уточняет он, словно не понимает. - Как будто в этой комнате нет ничего интереснее меня, - под шелест страниц, шепчу я. - А разве есть? - интересуется вполголоса Пит. - Ты заставила меня медленно сходить с ума, так что терпи. - А ты будто не сделал то же самое, - парирую я, возвращаясь к книге, не понимая смысла прочитанного. - Я тебе не запрещал делать что-то мне на зло, так что все в твоих руках, - ухмыляется он, отводя пристальный взгляд в стену. Я глубоко вдыхаю, склонившись над главой "Зельеварение для начинающих". - Найди мне главу, связанную с мыслями, - обращаюсь к Петру. - Это приказ или просьба? - уточняет он. - Просьба. - Ладно. Без лишних слов Пит забирает у меня прямо из-под носа книгу и принимается быстро перелистывать страницы, пока я пытаюсь хоты бы читать заголовки. Через некоторое время он возвращает мне раскрытый гримуар, указывая пальцем на страницу 271, где красными буквами выведена строка "мысли - твои, мои и наши". - Итак, раз это была просьба, я тоже могу попросить что-нибудь взамен, так ведь? - начинает он. - Ну, наверное, - уклончиво отвечаю я. Он задувает разом все свечи, и безошибочно находит в темноте руками мое лицо. Я не успеваю ничего понять, как Петр приникает к моим губам, а уже в следующее мгновение я отвечаю на его поцелуй с не меньшим желанием, чем он. Все вокруг превращается в пыль, сосредотачиваясь на нас двоих. Какое-то новое, раньше неизвестное мне чувство зажигается внутри, словно только и ждало, пока на него упадет искра. Я пытаюсь вдохнуть, но весь мой воздух крадет Петр, так что мне приходится лишь приспособиться. Не знаю в какой момент, но я теряю контроль над огнем внутри, а он пользуется мгновением и выбирается наружу, зажигая все свечи синим пламенем. - Ты меня обожгла, - расплывается Пит в безмятежной улыбке, водя большим пальцем по моей распаленной щеке. - А ты меня не попросил. Ты просто взял то, что захотел, - ворчу я. - Кто знает, вдруг я бы тебя попросил, а меня услышал бы твой желтоглазый друг? - все также улыбается Пит, глядя на мои красные, чуть припухлые губы. Я улыбаюсь собственным мыслям и отворачиваюсь от Берга, погружаясь в чтение. Он встает со стула и уходит куда-то вглубь камбуза, пропадая в сумерках кухни, пока я штудирую страницу за страницой в непривычном голубоватом свете. Наконец нахожу нужный ритуал. - Почему пламя синее? - интересуется Петр, ставя передо мной чашку чая, от которой поднимается пар. Я принюхиваюсь, различая аромат вишни и приторной ванили. - Ты в зеркало то давно смотрел? - отпивая горячий напиток, невзначай спрашиваю я. - Я его разбил. Случайно, - Пит подносит свою кружку с чаем к губам, пряча за ней виноватую улыбку. - Как разбил? - чуть не поперхнувшись, восклицаю я. - Ну, как вещи разбивают, так и разбил. - Не буду спрашивать про мотивы. - А их и не было, - ухмыляется он. - Так что там с пламенем? - Оно относительно недавно приняло оттенок твоих глаз. Не нужно уточнять, почему так. Я сама не знаю. Он пожимает плечами и встает позади меня, разглядывая сверху страницы с ритуалом. Я хочу сказать Питу о том, чтобы он помог принести мне необходимые вещи, пока я собираю основные атрибуты – гримуар, свечи, ночную рубашку и шелковую скатерть. Но он, будто зная, о чем я попрошу, ставит кружку на стол и удаляется на задворки камбуза, дабы достать полынь, кровохлебку и изюм, который я должна буду съесть. Одариваю его благодарным взглядом, и встаю со своего места. На цыпочках выхожу с кухни, и в тишине направляюсь к шлюзу. В таком безмолвии от меня не скрывается даже шепот: – Знаешь, я не думал, что вы так можете, – гневно выплевывая каждое слово, шипит кто-то, в чьем голосе я узнаю Джо. Хотя мне и удалось немного поубавить его ссадин и рваных ран, боль от них все равно уже въелась в тело парня. – Я сам не понял, что это было, – как бы оправдывая себя и сестру, шепчет Эджи. Не могу сказать точно, как сложатся отношения братьев после этой драки, но, думаю, Джо будет трудно довериться Дэйву, даже при том, что последним управлял падший ангел, про которого им еще предстоит узнать. Усилием воли я срываюсь с места и иду дальше по коридору, еле слышно ступая босыми ногами по холодным доскам, чтобы не обнаружить себя. Останавливаюсь на палубе, где стою ещё некоторое время, ведь глазам требуется около минуты, дабы привыкнуть к кромешной темноте. Все, видимо, уже спят, ведь тут нет никого, а проходя мимо кают, я слышала только ангела и бондаря. Быстро сориентировавшись, я продвигаюсь к двери каюты. Ночь уже осела на Континенте, завернула в свой мрачный плащ и Цербера, стелясь бодрящей прохладой на палубе. Новый крик, взорвавшийся в тишине, не может принадлежать никому из команды, он исходит откуда-то из глубин корабля, просачивается сквозь влажноватые брусья, питается болью членов команды и приобретает новое искаженное звучание. – Держись, мой хороший, – обращаюсь я к Церберу, успокаивающе поглаживая по дверному косяку. Заскакиваю в комнату, которую мне удается узнать с превеликим трудом. Зеркала больше нет, как и вазы с вербеной, книги разбросаны во всех возможных местах, а холодный ветер гуляет по каюте, привнося в стойкий запах ментола и корицы свою неповторимую солоноватость. Спешу закрыть все окна, в которые уже успели сбежать шторы. Поежившись от прикосновения ледяного шелка к коже, я взмахиваю рукой, моментально зажигая настенный канделябр. Наспех расстегиваю корсет, но тут в комнату врывается Эджи. – Черт, – взвываю я, – А стучаться? Пришел бы ты минуты на три позже, я была бы уже раздета, – ворчу я, поглядывая в окно. – Ну, я бы посмотрел, – смеется ангел. За это ему прилетает только что снятым корсетом в грудь. Рассмотрев вещицу, хранитель отбрасывает ее на стул и подходит ближе. – Что с Кэссиди? – мягко спрашивает Эджи. – Я расскажу, но позже, мне нужно кое-что сделать. Принесешь свечи из комода? – Романтический вечер? – загадочно улыбается он, а я ухожу в спальню. – Вроде того, – быстро стянув платье, изрядно выпачканное чужой кровью и пылью, надеваю свою белую ночную сорочку. Порывшись в сундуке с тряпьем, нахожу шелковую красную скатерть. Выхожу в рабочую зону каюты и тут же застирываю в холодной воде кровавые пятна, надеясь, что платье успеет высохнуть. – У меня сестра побоище устроила, а ты спать собралась? – изогнув бровь, таращится на меня Эджи. Я награждаю его хладнокровным красноречивым взглядом. Если не успею завершить обряд, множеством информации будет обладать желтоглазый демон, а такая перспектива мне мало приятна. – А-а-а, это ты со мной ужинать будешь? – продолжает разряжать обстановку Эд, а я как можно более правдоподобно улыбаюсь. Прохожу мимо Эджи, мимолетно коснувшись губами его щеки, чтобы подбодрить. Ангел хватает меня за запястье и притягивает к себе, заключая в объятия. - Я так устала, ты даже не представляешь, - жалуюсь я, чей голос теряется в ткани рубашки. - Знаю. Но ты у нас сильная, - вполголоса приободряет Эджи. - Знаешь, тут Петр без тебя с ума сходил. Я отстраняюсь от ангела, чтобы заглянуть ему в глаза. - Да-да. Он терроризировал всех подряд несколько дней, пока не взял себя в руки. Ну, остальные тоже подливали масла в огонь. Хотя нет, это было похуже огня... Буря или шторм! - вспоминая, он улыбается. - Расскажи, что тут вообще происходило, - прошу я и усаживаюсь на стул. - С чего бы начать? Заметила ли ты отсутствие зеркала и пары-тройки статуэток? Так вот твоя фигурка с жемчужиной полетела в стену, когда пришел Дейв, рассказывая, как нам всем жаль тебя и Петра. Затем туда же улетела твоя любимая ваза из-за того, что Стив возомнил себя капитаном, ведь, по его словам, из Петра управляющий пока не очень. - А зеркало причем? - удивленно вскидываю брови я. - А это снова Стив. - Провинился? - Да нет. Он пришел к Петру, когда тот искал информацию о заклинании, которое ты использовала. Пит попросил его выйти, а Стив заупрямился и начал в твоих вещах рыться. Тогда Петр его вышвырнул, ну и Стив, с ущемленной гордостью, ворвался обратно и приложил Берга о твое зеркало. Мы тогда впятером снимали Дейва с грот-мачты. - А как он там оказался? - интересуюсь я, подогнув под себя ноги. - Пит накричал на него так, что тут стены ходуном ходили. Пригрозился привязать его к канату и пустить в воду. Вот он от страха на мачту и залез. Я внимательно слушаю Эджи, вытаращив глаза. От всего услышанного волосы на голове встают дыбом, а тревога за команду нарастает с каждой рассказанной ангелом историей. - Да уж. Вас вообще одних оставлять нельзя? - Ну, ты давай, не обобщай. Я, Виола и Джо вообще в комнатах сидели, да дежурили ночью на палубе. Крис частенько отчитывал Стива, за то, что тот нарывается, а Брайн с Питом толковал. Вот уж не знаю, о чем, но разговаривали они подолгу. Дейв тоже над Петром нависал как гриф, так что получили они заслуженно. - Кстати. Вы почему Михаила с собой не забрали? - вспоминаю про наш с ним уговор я. - А должны были? - удивляется ангел. - Да, должны были. Грустно, конечно. Он хоть жив остался? - Вот этого знать не могу, тебе лучше с Петром поговорить. Он последним с острова вышел. С тобой на руках... Спасибо за Кэссиди еще раз, но не стоило так рисковать. - Да знаю я, - понурив голову, отвечаю так тихо, что все слова поглощаются шелестяшими перекатами волн. Ангел подходит ближе, кладет свечи на стол аккуратной кучкой, проводит своей рукой по моим волосам и исчезает, растворяясь в приглушенном свете свечей. Горячий воск капает в подложку, мгновенно застывая красивыми каплями. Просидев некоторое время на стуле в ожидании Петра, я вскакиваю с места, собираю в красный шелк свечи и заматываю узелок. Не без скрипа отворяю дверь и выхожу. Луна и звезды давно спряталась за облаками, освещая белые паруса тусклыми просветами. Вдохнув побольше, я направляюсь к шлюзу, но вдруг меня охватывает знакомое неприятное ощущение. Грудь мгновенно сковывает, дыхание спирает, а конечности немеют. Свечи выпадают на пол, а красный шелк поднимается ветром вверх и уносится в Вечное море. Рухнув на холодный пол, выпачкав ночнушку, я стараюсь убрать с шеи невидимые руки, сковавшие горло. Самое страшное – меня никто не услышит... *** Оказавшись на сей раз около водопада, я вздрагиваю, но наконец могу дышать. Горло обжигает пламенем, а онемение в конечностях сходит на нет, ощущаясь лишь легким покалыванием. В воздухе витает отвратительный металлический запах вперемешку с ароматом гнили и нежных лилий. Кажется, если бы это было взаправду, меня бы уже стошнило. – Угораздило же, – закатываю глаза я. Взглянув на место у реки, я нахожу себя, всю перепачканную в крови, а над моим бездыханным телом склоняется Пит. Парень трясет меня за плечи, проверяет пульс на шее и запястье, но все без толку. Он сыплет отборными ругательствами, в перерывах между которыми произносит мое имя с такой болью, что хочется зажать уши и сброситься вниз, лишь бы прекратить эту пытку. Берг прижимает меня к себе, раскачиваясь, словно пытается усыпить ребенка. Он прикипает губами к моей чернильной ране, больше напоминающей сожженный участок кожи, обводит кончиками пальцев черные завитки рисунка, и надеется, что я внезапно проснусь. Непогода разыгрывается не на шутку, так что дождь хлещет по лицу, а с одежды и волос бегут ручьи. Петр придерживает меня под коленями одной рукой, а второй укладывает мою голову на своем плече. Он встает с земли со мной на руках и направляется по склону вниз. Мокрая трава, прибитая дождем, лоснится к земле, а водоросли, опутавшие валуны, блестят, отражая молнии. Спускаясь, Пит прикладывает свои губы к моей макушке, шепча молитву и что-то, что мне не удается услышать. Быстро сойдя с другой стороны скалы, мы (точнее Пит и я без сознания) исчезаем в зеленых зарослях. Я остаюсь одна на самой верхушке водопада и не могу понять, слезы текут по моим щекам, или же капли дождя. *** Бо́льшего мне увидеть не удается, видение внезапно прерывается, и я возвращаюсь к реальности. Жадно хватая ртом воздух, я захожусь в сухом кашле. Поднимаюсь на локтях и широко раскрываю глаза, чтобы не вернуться вновь к водопаду. Ветер развевает волосы в разные стороны и я, отрезвленная его пробирабщим до самых костей порывом, быстро прихожу в себя. Встаю с палубы, все еще чувствуя покалывание конечностей. Грязная влажная ткань рубашки прилипает к телу, что заставляет содрогнуться от холода. Свечи катаются по доскам в ту сторону, куда качают Цербера волны. Легкий узелок шелка развязался, и тот улетел куда-то за борт. Мне ничего не остаётся, как вернуться в каюту и начать заново. Я собираю остатки некогда белых не сломанных свечей, которые теперь придется еще и сплавлять в середине, чтобы вернуть первоначальный размер. Оставляя видимые в свете луны следы, захожу в комнату, где сразу же запираюсь на ключ. Быстро перебираюсь в спальню, по дороге освобождаясь от ночнушки. Надеваю другую, последнюю в моем арсенале. Водой из пиалы смываю все грязь, которую принесла с мокрой палубы. Мне до сих пор холодно, а каждое прикосновение собственных рук к телу вызывает ощущение, будто меня задевает мертвец. Я подхожу к зеркалу, беру с него деревянный гребень и принимаюсь расчёсывать волосы. Доносится тихий стук в дверь. – Кто... – стараюсь сохранить самообладание в голосе. – Сейчас открою. Медленно иду до двери, поворачиваю ключ, всегда находящийся в замке и отхожу на шаг. – Я подумал, в твоей комнате будет легче все разместить, и нам никто не будет мешать. Пит выглядывает из-за кучи вещей в его руках, ожидая какой-либо реакции, но я просто смотрю на него. – Да, думаю, ты прав. Парень проходит к столу, куда составляет все баночки и гримуар. – Ты какая-то растерянная, что-то случилось? – Ну... Я не знаю, что сказать. Начать с того самого раза, когда он нашёл меня на рее или же только этот кусочек? – Я расскажу, после того как закончим. У меня получается выдавить улыбку. Пит слегка касается моей щеки в приободряющем жесте, а затем возвращается к бабушкиному дневнику. От его горячего прикосновения внутри как-будто что-то оттаивает, и мне становится уже не так холодно. Я присоединяюсь к нему. – Я принес все травы, а ты уже сама по рецепту выберешь те, что нужны. Там полно рецептов одного и того же зелья, но в каждом из случаев свой фрукт. Если можно так сказать, – не совсем умело объясняет Пит. Я принимаюсь рассматривать баночки, отставляя в сторону все то, что мне понадобится. Кровохлебку, полынь, несколько сушеных цветов яблони и изюм в фиолетовом бархатном мешочке. – Ты уверена, что здесь подойдет изюм? – вопрошающие смотрит на меня Пит. Немного подумав, киваю в знак согласия. Конечно, я уверена, что нужен сушеный виноград. Не знаю, вселялся ли когда-нибудь в мою бабушку демон, но ей наверняка приходилось защищать свои мысли от кого-то, а единственным фруктом в ее саду, привлекшим мое внимание, стал виноград. Пит усаживается на стул рядом со мной, чтобы не мешать приготовлению. – Кстати, я нашел вот это, – он протягивает мне красный шелк. Хочу спросить, откуда он взял эту ткань, но решаю не задавать таких вопросов, на которые отвечать придется самой. Я сажусь на пол, как раз туда, куда падает свет вышедшей из-за облаков луны, образуя дорожку. Растягиваю шелк и рукой провожу по ткани, чтобы разгладить складки. Пит подает мне со стола свечи. По его недоуменному взгляду можно сразу узнать, что он не понимает, почему они сломаны. Показав жестом руки, что расскажу все потом, принимаю четырнадцать половинок. Каждые две складываю в руке так, как они должны будут выглядеть целыми. Призываю немножко теплого огонька, который мгновенно плавит воск, соединяя две половины. Стык получается не совсем ровным, но на более аккуратную работу у меня нет времени и желания. Все равно этим свечами суждено сгореть до тла. Подаю готовые свечи Петру, а тот вставляет их в дикирии. Последнюю я должна буду держать в руке, пока она не сгорит. Я расставляю полукругом все шесть свечей и зажигаю одним щелчком. Седьмую держу в руке и читаю заклинание, которое мне диктует Пит. Он внимательно наблюдает за всем процессом, сопоставляя мои слова и действия тому, что написано в книге заклинаний. В один момент седьмая свеча вылетает из моей руки и застывает в воздухе. Я оборачиваюсь на Пита, но тот тоже будто замер. – Так не честно, Виктория, – я слышу голос Азраила. – Что же именно тебе не нравится? – спрашиваю я. – Я вот ничего от тебя не скрываю, – обиженно проговаривает демон. Тут желтый туман выплывает из моего рта и материализуется во что-то живое, появляются очертания и дымка приобретает четкость. Передо мной появляется Азазель. Сидя, скрестив ноги, он по-хозяйски рассматривает мою комнату и меня саму. – А в жизни ты еще привлекательней, чем в головах остальных. Мне резко захотелось укутаться во что-нибудь, лишь бы он на меня не смотрел, но я решаю, что лучше противостоять ему уверенно. Поэтому я приподнимаю голову и выпрямляю спину. Я никогда раньше не видела его даже на картинках, поэтому мне интересно рассмотреть каждую его деталь. Он выше меня и даже Пита, огромные золотые рога с древними рунами почти упираются в потолок. Перистые крылья переливаются в лунном свете, и на них есть первый палец, как у летучей мыши, он тоже отливает золотом. Из одежды на нем простые легкие бриджи и желтая полупрозрачная накидка, открывающая вид на атлетически сложенное тело. Острые черты лица и яркие желтые глаза создают определенный пугающий шарм. Небольшая бородка добавляет несколько лет, но все же не может однозначно передать его возраст. – Нравится? – уличив меня в том, что я его рассматриваю, самодовольно произносит Азраил. – Очень, – меня правда завораживают руны, выбитые чернилами на его руках, груди, рогах, но не до такой степени, какую он ожидает услышать. Насколько я знаю, все демоны обожают лесть, –по крайней мере, так пишут в книгах, – как раз и проверю. Я подаюсь вперед, а сам демон уклоняется назад, когда моя рука застывает в миллиметре от его рогов. – Боишься? – выдавливаю полушепотом я. – Нисколько, – он хватает мою руку своими тонкими сильными пальцами, а я успеваю заметить острые аккуратные орлиные когти. Азраил склоняет голову и сам кладет мою руку на свои рога. Пока я изучаю каждый изгиб, каждую надпись, он сидит смирно. Я спускаю руку от рогов к темно-золотистым волосам, которые на ощупь как шелк, коим покрыта его спина и плечи. Передвигаюсь к предплечьям и холодными пальцами обвожу каждый чернильный узор... Узор так похожий на мой... – Впечатляет, – опомнившись, я смущенно опускаю взгляд в пол и сажусь на свое место. – Знаешь, я тут подумал, – начинает он, – Можешь закрыть от меня свои мысли, но уговор есть уговор, я не стану скреплять его кровью и клятвами, но доверюсь твоему слову. Иначе... – Перебьешь все мою команду? – Нет, только его, – кивнув в сторону Пита, процеживает демон. Я смутно оглядываюсь назад, а в груди что-то щемит. – Я бросался только угрозами, но вот тебе мое слово, я не трону его, если ты поможешь, также можешь не переживать за свое долгожитие. Все, кто пожелает остаться с тобой, будут жить ровно столько, сколько тебе нужно. В эту же секунду он снова растворяется в туман и возвращается в мою голову. Огоньки от свечей снова начинают дрожать от ветра, Пит продолжает сидеть на месте, будто ничего не видел, а я еле успеваю поймать свечку, которая до этого висела в воздухе. Петр подает мне сушеную траву. Я поджигаю полынь и вдыхаю ее навязчивый запах, который так чувствительно воспринимают бесплотные. Азраил стойко это выдерживает. Да, я знаю, что на сей раз он желает пройти ритуал со мной, а не прятаться. Затем в обиход идет кровохлебка. Раскрошив цветы в руке, я заливаю их воском прям на ладони. Скривив лицо от неимоверной боли, которую доставляет воск, застывая в руке, я еле могу подавить всхлип, застрявший комом в горле. В троекратном размере все это чувствует Азраил. На моей ладони это ожог, но чем это будет на его плоти, я не знаю. Нагреваю изюм над огнем и кладу в рот. Сладковатый сушеный виноград отдает горечью, но я все равно глотаю. Теперь у меня появляется чувство свободы, будто Азазеля и не было, но я все еще могу слышать его мысли, властный низкий голос в своей голове и чувствовать силу, принадлежащую обоим. Последняя свеча догорает и в комнате становится гораздо темнее. Воск залил всю шелковую скатерть, а огарков не осталось вообще. – Ну как? – спрашивает Петр, уже отыскивая бинты и мазь на полках в спальне. – Вроде получилось, – улыбаюсь я. Не хочу рассказывать про явление ко мне Азраила и его обещания. Все равно в конечном счете принимать решения мне. Заклинание сработало, а сейчас это главное. – Я читал, что излечиться ты не сможешь, поэтому придется потерпеть. Присаживаясь рядом со мной на холодном полу, Петр раскладывает вату, бинты и банки с мазями на стуле. В монотонном молчании я подаю руку Петру. Тот аккуратно снимает воск с ладони. Я прикладываю вторую руку тыльной стороной к губам, лишь бы сдержать крик боли и не разбудить этим команду. На удивление Пит довольно ловко убирает все с раны. Ожог идет волдырями, которые сходят вместе с воском, из-за чего теплая кровь струей ползет через запястье, вдоль вен и стекает на красный шелк с локтя. Я внимательно наблюдаю за работой Петра. – Удивительно, что ты не кричишь, – улыбается Пит. "– Спасибо" "– За что?" – удивляется Азраил. "– Сам знаешь" "– Задумаешь еще ритуал, выбирай без болезненных последствий" И тут он уходит. Все это время Азраил находился со мной, как будто держал за руку, но вот он покинул меня, и я закричала от боли. Кровь потекла с удвоенной, утроенной силой. – Черт. Викс потерпи, еще немножко, – начинает успокаивать Пит. Я знаю, что Петр ничего не сделал, так все и должно было быть. Это Азраил решил подсуетиться и избавить меня от лишней боли. На время. Пит разматывает бинты с такой скоростью и осторожностью, что мне даже не приходится чувствовать новую боль, вызванную случайным прикосновением. – Ничего не понимаю, – рассеянно говорит он, убирая с моих рук вату, пропитанную раствором. Я подношу поближе к себе ладонь. Нет никакого ожога, ни одного рубца и шрама. Лишь только море крови, которая осталась единственным подтверждением лопнувшего ожога. – Это ты? – продолжает осматривать мою руку Пит. – Не-а, – задумчиво произношу я. – Азраил? – накидывает варианты Пит. "– Скажи этому остолопу, что да, это был я" Я выдавливаю тихий смешок. – Что? – спрашивает Пит. – Да ничего, – смех накатывает новой волной. "– Тогда я сам" Азраил осмеливается занять переднее место у меня в голове, из-за этого мои черные глаза вспыхивают золотым, а голос становится значительно ниже. – Я сказал, что ты остолоп. – Ты же говорил, что не можешь... – не успевает договорить Пит. – Ты только и делаешь, что портишь мой сосуд, – с изрядным равнодушием произносит Азраил моими устами. – Ну так она же сама решила избавить тебя от возможности читать ее мысли, – высказывается Петр. – Ну пусть будет так. Учти, если тебе предначертано защищать маленькую фурию, этим и занимайся, – чеканит Азазель и возвращает меня. – Что это было? – вопрошает Пит. – Азраилу захотелось поговорить, – пожимаю плечами я. Пит осуждающе смотрит на меня, но не смеет ничего сказать. – Мне тоже это мало приятно, но нужно потерпеть... – Если он за собой приберет, я даже перестану говорить что-то в его адрес. Снова сверкнув желтыми зрачками, я взмахиваю рукой и кровь исчезает с пола, весь воск сплавляется в свечи, которые сами встают в канделябр, шелковая скатерть улетает в комод, а гримуар захлопывается с такой силой, что я вздрагиваю и возвращаюсь обратно. – Это он или ты? – Он. – Ладно, больше ничего не буду говорить. А он демон-слово. – Мы привыкнем, – улыбаюсь я...