***
Произошла эта история в то далёкое время, когда ещё благородный платиновый блонд не скрывал седины. Фредерику было тогда 30 лет, подрастала любимая дочь – Мелания. Ей исполнялось уже 4 года, а значится, что скоро ей придётся приступать к обучению. Воспитанием аристократов в Монде занимались маги. Это была верхушка третьего сословия; их уважали в обществе. У них было множество обязанностей: исследование истории города, наблюдение за состоянием вод и почв и прочее служение родине. Это были самые образованные и умные люди в Мондштадте. И только лучшему из лучших доставалась особенная честь – воспитывать будущее Монда, его предводителей. Конечно, в то время лучшего из лучших должен был выбрать Фредерик. Аларикус бы не стал этим заниматься. Он слишком увлечён развлечениями и прочими прелестями беззаботной жизни, когда Гуннхильдр работал, не покладая рук. Признаться честно, отбором ему заниматься не хотелось. Он был бы рад просто назначить Аццо и Мелании своего старого учителя и убрать одно сложное дело из своего списка. Да только вот его учитель, как оказалось, уже второй год охвачен маразмом. Эх, всё же придётся выбирать! Выбрать учителя будущей элите Монда – это важнейшее дело, отлагательств не терпящее, да только вот оно ещё и очень сложное. А помимо него есть и другие... Расставив все приоритеты, Фредерик решил: он выбирает учителя Мелании и Аццо, а всевозможные советники и его жена будут заниматься прочими делами города. И началась, закипела работа. Конечно же, каждый маг хотел бы получить почётное звание преподавателя аристократских детей. Это бы увеличило в разы его значимость и важность (и без того немаленькую изначально), также это напрямую связало бы счастливца с королевской семьёй (что, безусловно, очень почётно). Все готовы были сражаться за это место. "Когда к нам пришёл сам Фредерик Гуннхильдр и объявил о том, что вскоре он выберет того, кто станет учителем, мы все исполнились жаждой соревнования. Не было среди нас того, кто бы не хотел получить эту профессию. Гуннхильдр сразу сказал нам: "Я не буду проводить ненужных испытаний, заставлять Вас меряться умом в викторинах. Это всё пустое, бессмысленное. Я буду наблюдать за каждым из Вас пристально и, не отрываясь, чтобы понять, кто действительно достоин получить все те преимущества, что даёт это искусство". Сказать, что каждый из нас был воодушевлён – ничего не сказать," – писал один из магов, которому довелось участвовать в этой своеобразной гонке. Я думаю, некорректно называть это соревнованием, ведь Гуннхильдр никаких конкурсов не объявлял и не проводил, но с другой стороны среди магов царила атмосфера соперничества: все они старались показать сколь они хороши, умны и образованны, старались пустить пыль в глаза, как то иногда делают на различных турнирах для набора дополнительных очков.***
Так действовало большинство, но не все, конечно. Одним из тех, кто ничего из себя не строил являлся Вилберт Фенунф – будущий учитель аристократов. Возможно, читателю моему это имя покажется знакомым (хотя, я очень в этом сомневаюсь). Это оттого, что в первой главе при описании разнородности членов сопротивления я использовал его имя. Фенунф был сторонником идей ограниченной монархии или просвещенного абсолютизма (последнее рассматривалось им, как не очень приятный, но вполне приемлемый вариант). И, когда у него появился реальный шанс претворить свою мечту в жизнь, Вилберт загорелся идеей стать учителем будущих аристократов. Ведь это хороший способ либо воспитать будущего короля как справедливого абсолютного монарха, либо же внедрить ему в голову идеи о том, что ему необходим парламент (до оформления Шильцфаузовской конституции сторонники идей ограниченной монархии опирались на создание парламента). И, если ему так нужно было место учителя, то почему он за него вовсе не боролся? Это было бы бесполезно. Сколько магов сейчас стали работать в три-четыре раза лучше? И скольким из них предстоит быть отвергнутыми? К тому же Фредерик очень известен своими неординарными решениями, которые, к удивлению большинства, приносили отличные результаты. Вилберт прекрасно понимал, что ему необходимо было особенно ярко выделиться на фоне всех остальных, притом что-то подсказало, что ему не стоит делать ставку на отличные знания. Может, просто использовать взятку? Хотя, вряд ли можно подкупить суровую аристократскую стражу. Точнее, вряд ли, ему хватит моры, чтобы подкупить требовательных помощников Гуннхильдра. Что же тогда делать? Обзавестись положительными характеристиками от прочих жителей Монда? С этим будет сложновато – к нему в свете очень противоречивое отношение: кто-то называл Фенунфа "гением, перед чьим именем будет преклоняться будущее поколение Мондштадта", а кто-то называет его богохульником и редким злодеем, что непременно только и желает разрушить скрепы города. И с этим уже ничего не поделаешь, увы. Береги честь с молоду, как говорится. Ничего путного он так и не придумал, хотя очень старался. Каких-то конкретных идей и планов по завоеванию доверия Фредерика у него не было, что самого Вилберта очень пугало. Пожалуй, единственная "стратегия", что пришла ему в голову заключалась в том, чтобы изображать своё абсолютное равнодушие к недавнему объявлению Гуннхильдра. Эту карту было достаточно опасно разыгрывать, но по его собственному выражению лучше было делать хоть что-то, чем не делать совсем ничего. Интересно, пожалуй лишь то, что, чтобы что-то делать по его плану, надо было ничего не делать. Удивительный парадокс. Честно говоря, пора выбора учителя давалась Вилберту очень сложно. Парень не находил себе места, совсем не зная, что ему делать. "Решения Фредерика так непредсказуемы, но всегда чертовски верны. Чувствую, что не стать мне аристократским учителем: не может Гуннхильдр выбрать на это место бунтовщика. Конечно, у меня на лбу мои политические взгляды не написаны, но многие говорят, что он***
Конечно, многих магов такой выбор Гуннхильдра ввёл в некоторый ступор. Никто понять этого хода не мог. Почему он так поступил? Не один друг Фредерика интересовался этим его решением, часто указывая на его сомнительность. Но тот, конечно, был непреклонен в нём. По городу стали похаживать слухи о том, что между Фенунфом и Гуннхильдром есть нечто большое, чем просто рабочие отношения: кто-то приписывал им тайную родственную связь (мол, Вилберт на самом деле является внебрачным сыном Иоганна Гуннхильдра и Фредерику соответственно приходится братом), кто-то говорил о том, что они хорошие друзья (на самом деле странная мысль: до этих событий они ни разу не разговаривали друг с другом), кто-то говорил о большой взятке (хотя, кажется, чего может не доставать серому кардиналу Мондштадта?), кто-то говорил и об их романтических отношениях (впрочем, ничего удивительного в этом нет. Когда люди не приписывали те или иные чужие успехи постели?) Конечно, подобные слухи, порочащие и его имя, и имя его семьи, Фредерик очень жёстко подавлял. Одна из очень болтливых дамочек даже на трое суток оказалась в камере за очень неосторожные слова. А Вилберту на всё это было наплевать: он своей цели достиг, что не могло не радовать мужчину. "Ах! Неужели получилось! Слава Барбатосу и всем ветрам – я своей цели достиг. Интересно даже почему: благодаря тактике или удаче? Хотя, не суть важно – всё прошло самым наиблагоприятнейшим образом для меня. Теперь передо мной стоит множество различных задач: от составления учебного плана (на это Фредерик дал мне 45 дней) до изменения связи с сопротивлением. Мне необходимо знать чем оно живёт, но чувствую, что очень редко смогу себе позволить являться в штаб. Это меня немного беспокоит, но впрочем неважно. Всё будет хорошо," – писал он в своем дневнике. И тогда он стал работать над программой долго и кропотливо. Правда, он совсем не ожидал того, что Гуннхильдр захочет вмешаться в её составление. В этом нет ничего удивительного, думаю, но то, как сильно мятежник удивляется этому факту, только и заставляет глубоко выдохнуть, сказав: "Никогда такого не было и вот опять." Обыкновенно субботним вечерком без всяких приглашений и несмотря на все прочие дела (при том не только Вилберта, но и свои) Фредерик наведывался к нему домой и начинал обсуждать с ним программу, корректируя её в угоду своим целям. Фенунф противиться ему не мог, поскольку местом своим дорожил чрезвычайно, хотя этого и не показывал совсем. А Фредерик довольно улыбался, когда учитель без всяческих противоречий исполнял его приказы: ему это показывало, что выбор он сделал правильный. Вилберт эту хитрую ухмылку терпеть не мог, и к концу составления программы он был готов отдать всё что угодно, только бы не видеть её. В его голове Гуннхильдрская усмешка надолго связалась с унижением. И, наконец, программа была согласована. Фредерик был полностью удовлетворён ей: всё было точно по его указаниям, Вилберт был не склонен даже к поиску компромиссов с ним, не спорил и не пререкался. Боялся? Уважал? Повиновался? Сознавал свои ошибки в её написании? Признаться честно: ему было всё равно. Наверное, это было его ошибкой. Хотя, кто бы так не ошибся на его месте?***
Началось обучение. Что Мелании, что Аццо очень понравился новый учитель. Добрый, приятный в общении, всё подробно объясняет, не чураясь и в третий, и в четвёртый раз пояснить что-то. Он очень резко отличался от множества нянек, которые чаще характеризовались строгостью, нежели добродушием и мягкостью. Вилберт очень старался детям угодить, чтобы войти к ним в доверие, успешно учить их просветительским идеям сопротивления. И это у него получалось блестяще: детишки с лёгкостью усваивали все заветы, что он им преподавал, а на открытых уроках он плавно сменял либеральные настроения на консерваторский лад, что был установлен в программе. Ни Аццо, ни Мелания этого не замечали – слишком малы, а Фредерик только и рад смотреть на то, как будущее Монда растёт в наилучших традициях города. Сколько бы ещё Вилберт мог бы так работать? При особой сноровке, наверное он мог бы доучить аристократов до победных 18 лет. Хотя, с каждым годом взросления было бы всё сложнее скрывать действительные занятия детей. Я думаю он бы продержался лет 5-6. Все же, и Фенунф идиотом не был. Однако, он совершил ошибку, при том довольно распространенную: позарился на то, что ему было не по силам. Хотя, правильнее сказать: вступил в очень опасную игру с самим Фредериком. Или же это лишь косвенно касалось Гуннхильдра? Я, вряд ли, смогу ёмко и красиво описать суть всей этой ситуации. Впрочем, мне не зачем торопиться, а потому расскажу об этом подробнее. Однажды Вилберта на личный приём пожаловал сам Аларикус (всё же ему надо было знать, кто воспитывает его сына). Обыкновенно, если и не монарх выбирал воспитателя для ребёнка, то знакомился он с ним в самый ближайший срок, как правило, крайним днём было утверждение программы обучения, но по причине необыкновенной лени Аларикуса это мероприятие очень сильно затянулось. Первая их встреча произошла через 3 месяца после начала обучения. Аларикус вроде остался доволен выбором Фредерика (хотя, как можно расстроить незаинтересованного человека?) Сам же Вилберт писал об этой встрече так: "Наш король... как бы это помягче написать? Он глуповат и, как монарх, совсем не состоятелен. У него нет никаких планов на будущее (даже на своё, не говоря уже о городе). Но мне это лишь в плюс: им можно легко управлять. Если втереться в доверие. А с этой задачей я справлюсь просто отлично: всё же я в дом его вхож. Я учитель его сына. Думаю, я смогу на него повлиять." С его стороны, очень странно было предполагать, что такой мягкотелости Аларикуса никто при дворе не заметил и никто ей не воспользовался в своих корыстных целях. Но в этом была странная специфичность Фенунфа: в каких-то вопросах он мог просчитать сотни вариантов ходов противников, а в других исключал возможность его наличия (хотя, оно очевидно). Думаю, виной этому то, что в конкретно этом случае он положился на идею о собственной "гениальности" (мол, он один заметил эту очевидную слабость Аларикуса). В этом была какая-то своя логика (немногие люди были близки с Аларикусом и тому подобное), но, чёрт возьми, как же это самоуверенно. Я даже завидую этому. Хотя, зря я так. Ведь именно его самоуверенность и подвела его к эшафоту на несколько лет раньше.***
Сближение Вилберта и Аларикуса проходило очень медленно, постепенно: слишком частые визиты Фенунфа в замок могли насторожить общественность и заставить контрреволюционные ведомства понаблюдать за ним. Стоит ли объяснять чем это могло закончиться? Потому в сближении он был очень аккуратен и нетороплив, но при том старался воздействовать на него как можно сильнее. Когда Фредерик понял, что помимо него ещё кто-то старается влиять на Аларикуса, то пришёл в бешенство. Кто тут нашёлся такой умный и непомерно амбициозный? На запудривание мозгов Лоуренса у Гуннхильдра монополия и этот факт неоспорим. Тогда началось большое расследование. И полетели головы в разные стороны. Многие были тогда осуждены за "посягательство на статус монарха-самодержавца" и были либо казнены, либо изгнаны с земель Мондштадта. Конечно, ни одного виновного по этому делу там не было, но эти события очистили государственный аппарат Монда от значительной части взяточников и прочих преступников в законе. Однако Фредерика до сих не устраивало то, что кто-то кроме него продолжает пудрить мозги Аларикуса. Кто же это был? Сейчас очень важно не просто уничтожить множество людей, чтобы кого-то напугать. Сейчас важно найти именно того самого вольнодумца, который смеет манипулировать Лоуренсом. Важно словить его и уничтожить, а не просто заставить затихнуть на какое-то время. Однако, какой же он хитрый, изворотливый! Змея! Гадюка! Шло время и сам Фредерик неожиданно для себя обнаружил настоящего преступника. Однажды, вновь направляясь к Аларикусу, он обнаружил, что у Лоуренса кто-то на приёме. На него очень непохоже, что сильно насторожило. Тогда он без всякого стеснения стал разговор подслушивать. Никто ему и слова сказать не смел. Всё же реальная власть в руках Гуннхильдра. А Фредерик понял, что он нашёл предателя. Да, он слышал все эти слова от Аларикуса (тот во многом лишь передавал сказанные мысли, не привнося ничего нового). Только теперь их озвучивает немного иной голос. Достаточно знакомый голос, что насторожило ещё сильнее. Через некоторое время Аларикус и Вилберт попрощались. Последний покинул кабинет монарха, на пороге встречая Гуннхильдра, чему он непроизвольно удивился, ненадолго замерев от шока. — Приветствую Вас, мистер Фенунф. — начал было говорить Фредерик. Всё же долго стоять в безмолвии он не планировал. — Приветствую. — собравшись с мыслями и не выдавая своей обеспокоенности, произнёс в ответ Вилберт. — Я вот Вас везде ищу. Разговор один важный есть. — беседу с Лоуренсом он пока решил отложить в долгий ящик. Ему необходимо было серьёзно "поговорить" с конкурентом. — У меня есть некоторые де... — мужчина искал способ избежать неприятного разговора (а он точно будет неприятным, судя по интонации), но его резко прервал строгий голос Фредерика: — Подождут. Поверьте мне, подождут. — спорить с ним было бесполезно. Тогда они направились к дому Гуннхильдров.***
Мелания радостно приветствовала своего преподавателя: — Мистер Фенунф! Мистер Фенунф! Я уже зарисовала нескольких животных! Прям как Вы объясняли! Посмотрите! Посмотрите! — говорила она, подбегая к одному из самых любимых взрослых. Вилберт хотел было проверить домашнюю работу своей маленькой ученицы, но их обоих резко осадил Фредерик: — Мелания, девочка моя, пока мистер Фенунф будет занят. Ему необходимо срочно поговорить со мной. — отец присел на одно колено, чтобы смотреть своему ребёнку в глаза. — Потом он всё обязательно проверит. Только надо подождать некоторое время. — Точно проверит? Сегодня? — недоверчиво хмыкнула девчушка. — Точно проверит. — заверил её отец. Он вернулся в изначальное положение и повёл Вилберта дальше – в свой кабинет. Они вошли внутрь. Фредерик сел за своё место, приглашая Вилберта сесть напротив. Тот в нерешительности сел на него. — Чего же Вы так робеете сегодня передо мной? Или есть у Вас что скрывать? — может признается сам? Если признается, то аристократ просто его повесит, перед этим не пытая. — Я же вижу, что Вы не в удовольствии. Наверняка, где-то провинился. — Вилберт старается не выходить перед ним из образа послушного слуги, готового исполнить любые поручения и искренне стыдящегося всех его упрёков. Конкретного плана действий у него не было. Придётся действовать по ситуации. — Надеюсь, что вину свою смогу загладить. — Фредерик усмехается. Его так просто не проведёшь: — Мистер Фенунф, Вы сами прекрасно знаете, почему Вы здесь. Не стройте из себя святоши. — учитель лишь догадывался почему он здесь, но гадал он в нужном направлении: — Не понимаю. — также невинно твердил он. — Я не терплю, когда мне лгут. — Фредерик поднимается из своего кресла и награждает мужчину звонкой пощечиной. Больно. Щека горит. А парень давит из себя слёзы: — Не п-понимаю. — голос его слегка дрожит, он роняет скупую слезинку. — А кто Лоуренсу мозги пудрит?! Я?! — Фредерик повышает на него голос. Играя дальше роль запуганной невинной овечки, Вилберт понуро опускает глаза в пол. Аристократ резким движением руки подимает его за подбородок, заставляя установить зрительный контакт. — В глаза мне смотри. — рычит он. А Вилберт в глазах учитель старается изобразить страх, ужас перед персоной столь грозной. Главное – в действительности не поддаться панике. Ему, как кислород, сейчас был необходим холодный разум, способный к рассуждению и анализу. — Я?! Пудрил?! Ни в коем случае! Никогда я не хотел запутать нашего короля! Нашего лидера! Великого Аларикуса Лоуренса! — он тараторит, восклицает, старается полностью отыграть роль без вины виновного. — Я всё слышал. Я знаю, что это ты навязал ему идеи либерализма. — Не отрицаю: мы говорили с ним о политике, но я ничего мистеру Лоуренсу не навязывал! — он чуть ли не плакал, стараясь показать всю свою ничтожность и добродетельность. Он упал на колени перед аристократом, обняв его ноги и принялся упорно умолять его. — Если так делать нельзя, то больше так никогда-никогда не буду! Клянусь! Клянусь своей честью! Только не казните! Ни в коем случае не казните! Что угодно делайте: должностей и званий лишите, в тюрьму отправьте! Только не убивайте и из Мондштадта не гоните! У меня же тоже дочка есть! И как она без кормильца-то будет?! Жёнушка моя, сиротинушка, да и наследства богатого не имеет совсем: безродную я её взял. Полюбил. И не могу её и дочурку так бросить. Что же они то без меня будут делать? Погибнут они без меня. А они мне дороже всего на свете. Даже голову сложить готов, только поклянитесь, что с ними всё будет хорошо, что Ваша милость будет покровительствовать им. Они ведь совсем не виноваты в прегрешениях моих. — тараторил он, задыхаясь и плача. Рассчитывал он, конечно, разжалобить его, убедив в полной своей невиновности. Пока Фенунф на тот свет не собирался. — Говоришь только беседовали? — Фредерик этой очень эмоциональной речью проникся. Он всё также поднял его за подбородок, неотрывно смотря ему в глаза. — Кончено. Не боле. — голос его всё также дрожит, хотя он не боится совсем. Он уверен в том, что его пощадят. — На первый раз прощаю. Только больше, чтобы подобных разговоров я не слышал. — произносит он грозно. Но Вилберт не дрожит внутренне. Только внешне подаёт признаки страха запуганного хищником зверька. Он расцеловывает Фредерику руку, попутно шепча ему слова "самой искренней" благодарности. Гуннхильдр самодовольно улыбается. Вилберт хочет эту улыбку с его лица убрать, но не рискует: он потупил глаза в пол, продолжая унижаться перед Фредериком.***
И читатель мой спросит: "Он ушёл от наказания. Он осилил ту игру, в которую ввязался. Почему ты описывал всё абсолютно иначе? Сгустить красок хотел?" Но мой читатель просто не знает Вилберта. Тот ещё авантюрист с претензией на гения, иногда совершающий очень спорные поступки, продиктованные его чрезмерной самоуверенностью. Как Вы думаете, что такой человек решил сделать? А я Вам скажу: он решил во второй раз постараться повлиять на Аларикуса. И пока читаешь его дневник, это кажется очень взвешенным и адекватным, а самое главное – действенным решением. Но стоит хоть чуть-чуть оторваться от чтения, как ты понимаешь всю абсурдность этого мероприятия. И тут остаётся только гадать: это гении бывают отвергнуты обществом или он и вправду... очень странный. Второй раз немногим отличался от первого. Короткие, нечастые встречи, при том сильно влияющие на Аларикуса. Вновь это влияние относительно долго Фредерик не замечал. Но когда заметил, то понял сразу всё. Он не стал вызывать Фенунфа на допросы, не стал ловить где-то. Фредерик решил попросту подставить его и осудить. Так уж точно Вилберт его не разжалобит, не кинется в колени и всё прочее. Вообще Гуннхильдр, по воспоминаниям одного близкого друга, решил вообще находиться от этого дела подальше. Я бы доверять источнику не стал (подтверждений всё же нет), но как факт не мог не привести. Однако, оказалось, что ничего подкидывать ему-то и не надо. Один "свой человек" Гуннхильдра в сопротивлении рассказал о том, что на одном из совещаний видел мага. Наверное бы, если не первый случай с Аларикусом, то Фредерик даже не поверил бы этим словам. Приставил бы к нему стражу, но особо бы за этим делом не следил, ведь был бы уверен в том, что какое-то странное совпадение. Но сейчас он воспринял это совсем иначе: Фредерик совсем не сомневался в истинности слов шпиона. Тогда было решено арестовать его прямо на месте преступления. Ведь куда проще поймать с поличным, чем сфабриковать улики. Ждать подходящего момента пришлось достаточное количество времени – два с половиной месяца. В это время Гуннхильдр очень внимательно, чуть ли не как малое дитя, оберегал Лоуренса от лишних встреч с Вилбертом. Но и тут он совершил ошибку – он совсем позабыл о детях. Он так сильно хотел оставить короля в своих руках марионеткой, что позабыл даже об изначальном назначении своего "верного слуги". А Вилберт понимал, что он совершил какую-то решительную ошибку: Аларикус никак не идёт с ним на контакт, хотя, раньше он только рад был их коротким встречам. Конечно, можно было предположить, что королю Фенунф опостылел, но что-то плохое он чувствовал. Мятежник боялся что-то предпринимать, чтобы не зарыть себя быстрее (хотя, он сам всё для этого сделал), а потому просто особенно активно ушёл в прививание своих ценностей детям. И у него получилось. Во многом, лишь благодаря его воспитанию, что Аццо, что Мелания впоследствии имели политические взгляды, основанные на принципах просвещенного абсолютизма. И вот настал тот самый момент. Важное собрание в среде сопротивления, о котором знал и шпион, на котором присутствовал и Вилберт. Гвардейская стража получила чёткое распоряжение: всех участников задержать и передать суду. И всё прошло очень хорошо. Задержано было более 54 мятежников, среди которых и Вилберт Фенунф, обнаружена карта баз (она была неполной, что спасло некоторые из них, в том числе и базу в Спрингвейле, что после этих событий из невзрачного клайнштанда превратилась в центр сопротивления), от некоторых товарищей было получено множество необыкновенно полезной и важной информации. Но, во многом, Фредерика интересовал лишь Вилберт. Он хотел отмстить ему за обман.***
Вилберт сейчас находится в подвале темницы Эштис-Гефейс. Если быть точнее, то он был в пыточной, куда, звонко стуча каблуками, направлялся Гуннхильдр в приподнятом настроении. Войдя в комнату, он ожидал увидеть заплаканного Фенунфа, что вновь будет судорожно молить его о пощаде. Но это действий Фредерика не отменит: он будет наслаждаться мучениями подлого обманщика, что хотел отобрать у него власть. Он будет злобно насмехаться над кричащим от боли мятежником, что непременно будет плакать. Это добавит его измученному лицу необъяснимого шарма, какой всегда добавляют слёзы лицам молодых революционеров. На тонкой бледной коже (какая очень свойственна представителям 3 сословия) расцветут красные, синие, фиолетовые гематомы причудливых форм и различных размеров. Аккуратные кровоточащие линии с помощью его ножа превратятся в изящный рисунок. Фредерику захотелось высечь на его груди дракона – символ верности идее. Иронично, не правда ли? Может, он вырвет его зубы или ногти, оставив себе такой своеобразный трофей. Идей была уйма и все они пробуждали в нём волнительное предвкушение, какое иногда бывает у обычного человека перед очень приятным событием в его жизни. Но ничего подобного его взгляду не предстало. Вилберт смотрел на него уверенно. Так не смотрит жертва. Так смотрит умирающий хищник. "Это ненадолго" — подумал Фредерик. Сбивать такое уверенное выражение лица у своих жертв было даже приятнее, чем смотреть на изначально заплаканное лицо. Фредерик приступил к своему грязному делу без лишних предисловий: ему не нужна была информация. Но всё шло далеко не так, как он планировал: Вилберт не смел молить о пощаде, не смел кричать или плакать, а оттого совсем не доставлял удовольствия, ради которого Фредерик и затевал всю эту процедуру. Да, на его теле красовались кровавые узоры, распускались бутоны синяков и это доставляло эстетическое удовольствие. Но Гуннхильдр искал другого, более сильного наслаждения. Он хотел слышать агрессивное шипение, когда, слегка надавливая, водил пальцами по сильным ушибам. Хотел чувствовать его страх перед своей персоной. Да, был ли вообще смысл во всех этих ухищрениях, если в конце концов Вилберт не будет молить о пощаде? Фредерик его не видел. А маг и не молил. Он терпел боль. Терпел его истязания день, второй, но на третий сдался. Закричал от очередной больной фантазии своего экзекутора. Он кричал на третий и четвёртый день. А потом голос его сел. Был ли аристократ этим доволен? Нет. Ему хотелось большего, но Вилберт большего, увы, не давал. Зато Фредерик увидел настоящего учителя – уверенного в себе, стойкого, самодостаточного. Это был далеко не тот образ, что он выстроил для него. Он так старался уберечь Аларикуса от запудривания мозгов, но при этом сам стал жертвой. Это осознание ему не нравилось. Но он него было не уйти.***
Подошло время казни. Из всего этого процесса мне хотелось бы выделить, лишь последние слова Вилберта – полулегендарные, полупророческие. В большинстве источников перед казнью ему приписывают следующую речь: "А Вы, Фредерик, сдохните, как я. Быть может, не на эшафоте, но сдохните Вы предателем. Всю жизнь Вы не сможете скрывать своей мерзкой натуры и подлых преступлений." И он оказался прав. После смерти Гуннхильдра никто его добрым словом не поминал. И заслуженно ли это, решать только тебе, читатель.