В холодной воде

В последнее время Сереже приходится быть очень осторожным и постоянно проверять границы. Дотронуться до пальцев — можно, можно даже переплести, Олег лишь краснеет смущенно, но улыбается и выглядит таким красивым-красивым. Предплечье — уже опаснее, если невесомо пробежаться подушечками, темные волоски встанут дыбом, а сам Олег дернется. Не скажет ничего, но губы сведет в плотную полоску. С объятиями становится совсем сложно. Им теперь вроде как положено обниматься даже чаще, чем раньше — недавно выяснили, что целоваться друг с другом в темных подворотнях Питера (и любых других местах, где их никто не достанет) нравится обоим. Но после этого Олег наоборот будто все больше от прикосновений уходит. Не объясняет ничего толком, поэтому Сереже и приходится — на ощупь. Сейчас Волков выпутывает голову из Сережиных пальцев, поднимается с его колен и виновато просит (впервые, кстати, словами), чтобы Сережа так не делал. У Сережи меж бровей пролегает складочка: «так» — это как, Олег? Олег неопределенно машет рукой и снова повторяет: так. А после бросает, что ему надо отлить, и скрывается из комнаты. Сережа с печальным вздохом помечает себе очередную запретную зону — никаких поглаживаний по волосам. И поначалу он правда старается не обращать внимания – ему ведь и самому все кажется новым и страшным. Но потом в список недозволенного попадают живот Олега с начинающим вырисовываться после тренировок прессом, чувствительная шея (Олег с пунцовеющим лицом сообщает, что ему слишком щекотно, и опять сбегает) и даже обе стопы, которые Сережа однажды массирует, а Олег вдруг напрягается весь и неживым голосом просит не трогать его, потому что, ну, Серый, кто-то же может войти, отпусти, отпусти сейчас же. Сереже обидно. Обидно от непонимания, что он сделал не так и почему Олег ведет себя таким образом. Именно поэтому после очередного «не надо, ну» на свой поцелуй в подбородок не выдерживает: бесится и с почти яростным «может хоть так тебе понравится» делает вдруг то, что раньше себе не позволял — чуть ли не с размаху опускает свою смелую ладошку на пах Олега. Олег успевает только тихо ойкнуть и вцепиться в Сережину руку своей, прежде чем поймать удивленный и обескураженный взгляд. — Это?.. Сережа неверяще сжимает и разжимает ладонь несколько раз. То есть… — Серый. Олег сидит багровее заката перед утренним дождем и теперь обеими руками цепляется за Сережу, несмело пытаясь оттянуть его от себя. Под пальцами твердо, Сереже даже кажется, будто немного влажно, но он не уверен, что это не от его ладоней. Боже… — Олег, ты… — Я в сортир. Олег порывается было высвободиться, но Сережа вцепляется чуть сильнее, хватает за плечо и вырывает глухой всхлип. Подозревает, что противостоять такому у Олега не получается, и поэтому тот оседает на кровати, глядя куда угодно, только не на друга. — Волч, это же твой… Видит по мечущимся глазам Олега подтверждение своим догадкам. Сереже хочется восхищенно выдохнуть и посмотреть на «его…» без штанов и трусов, дотронуться, провести пальчиком верх и вниз, увидеть реакцию. Хочется вообще-то уже давно, но как о таком можно было просить, когда Олег дергался от самых безобидных прикосновений? — Волче. Сереже кажется, что Олег сейчас расплачется, поэтому он, скрывая разочарование, убирает наконец руку и как-то неуклюже кладет ее на собственное бедро. Ну и что делать дальше? Что спросить? — Извини, — шепчет Олег, подтягивая колени к груди и утыкаясь в них лицом. Обхватывает себя плотно-плотно, будто прячется в коконе. Сжимается весь, и Сережа не понимает. — За что? — За это. Очень информативно. — Ну, это же нормально, Олег, — начинает Сережа, пытаясь угадать (опять на ощупь!), в какую же сторону двигать разговор. — У меня тоже бывает. И у всех. И… ну, это из-за меня? Олег бормочет что-то мало похожее на слова, но по интонации Сережа улавливает положительный ответ. — Это же даже хорошо! — придвигается чуть ближе по кровати, но видит, что Олег неловко дергается, поэтому остается все же чуть поодаль, даже не касается его. — Я бы хотел… с тобой, Олег. Очень. Олег не двигается. — Ты боишься? — Нет. Молчит, сильнее сгребая себя в охапку. Будто хочет спрятаться. Или что-то еще? Сережу вдруг пугает новая догадка: — Ты не… не хочешь, да? — даже голос звучит тише, а дыхание сбивается — от неуверенности, от страха и ужаса: а вдруг Олегу это не интересно, вдруг Сережа здесь один такой… извращенец? — Хочу! Сережа выдыхает — кажется, что звучит вполне убедительно, и он все же отваживается сесть совсем рядом с Олегом и положить руку на его макушку. Гладит осторожно, не давит, не зарывается в локоны, просто надеется успокоить. Что же с ним не так? — Олег, скажи, пожалуйста. Олег не двигается. Сережа думает, что пришла пора применить запрещенный прием: — Волков. Мне придется на тебя обидеться и не разговаривать с тобой. И трогать тебя я тоже больше вообще не буду, если ты так хочешь! — Не хочу, — хнычет Олег все так же в себя. Но, кажется, решается. Набирает воздуха в легкие и… — Я просто… Ну… Выходит не сразу, и Сережа терпеливо ждет. Все водит ладошкой по волосам и на самом деле никакие свои дурацкие угрозы конечно исполнять не собирается: сам же первый без Олега с ума сойдет от скуки и тоски. Олег вдыхает снова: — Я… мокрый. Там. Прости, Серый. Сережа столбенеет. Думает: ну, это же нормально? Он и сам всегда немного мокрый. Это не проблема. Или Олег имеет в виду, что он… все? — Так ты уже? — восторженно глядит Сережа, которого от одной мысли о том, что Олег может вот так из-за него, кроет лавиной возбуждения. — Нет еще, — Олег мотает головой и наконец поднимает ее, лицо у него горит. Смотрит своими огромными глазами и сверкает алеющими щеками так мило, что Сережа не может удержаться. Тут же касается его обеими ладонями, тянет на себя, целует робко. Олег не сопротивляется, чуть подается вперед, но много не позволяет все равно. Водит губами, сминает чужие, а Сережа сдвигается ближе, заставляя Олега откинуться на стену позади кровати. Тот всхлипывает и опять будто собирается Сережу оттолкнуть, но Сережа так просто сдаваться теперь не намерен. — Олег, я сейчас подопру дверь стулом, и мы продолжим, хорошо? Если ты хочешь. Пожалуйста. Олег согласно мычит и послушно, не меняя положения, ждет на постели, когда Сережа вернется к нему и снова тяжестью тела навалится сверху. Сережа помогает ему лечь удобнее, стаскивает его по кровати ниже, не прекращая зацеловывать губы и все лицо. — Серый… — хрипит Олег, а у Сережи от его голоса мурашки пляшут по всему телу. Такой податливый и послушный, такой отзывчивый, даже слегка напуганный — словно птенчик. Сережа чувствует себя смелым за них двоих. — Можно мне… туда? Олег смущенно бубнит что-то (кажется, снова повторяет про слишком мокрое), но потом все-таки шепчет застенчивое «угу» и вцепляется в Сережины плечи так крепко, будто боится упасть. Сережа и сам думает, что сейчас откинется прямо тут, но все же приспускает немного Олеговы спортивки и оставляет их на бедрах. Смотреть не решается — очень-очень хочется, представлял уже тысячу раз, как это будет, даже на самом деле видел краем глаза в душевых, но так, при свете дня, в открытую — он боится зависнуть от открывшегося вида на полпути. Поэтому на ощупь пробирается в трусы и чувствует в них невыносимый жар. А еще — там влажно так, будто Олег и правда уже спустил (у Сережи было такое пару раз в школе, приходилось потом ждать, пока все подсохнет и весь день ходить с этим неприятным ощущением). — У тебя так же бывает? — негромко спрашивает Олег, и жмурится, уворачивается от очередного поцелуя и дрожит. Сережу и самого колотит; кажется, страх догоняет теперь и его — он действительно залез лучшему другу в трусы и держит в руках пульсирующего Олега, который течет так, что Сережа и сам думает, что начнет капать слюной! — Нет… — признается он на выдохе, наглаживая твердое ладонью. Господи боже! Какой он мокрый. — Я даже не знал, что так бывает. Волч, ты… ты… Олег смущается еще больше, снова закрывает лицо и пытается отдалиться. Но Сережа тянется к его костяшкам губами и упрашивает, убеждает: — Не прячься, Олег. Ты такой красивый сейчас. Сережа чувствует, что вся рука у него тоже мокрая и от этого водить верх-вниз даже легче. Скользит идеально (хоть и страшно — а вдруг сделает что-то не так), Олег стонет вполголоса, хрипит больше (стены тонкие, тут нельзя позволять себе громких звуков). И изливается он быстро, пачкая собственное белье и Сережину ладонь еще больше. У Сережи искры перед глазами от того, что это он Олега — до такого состояния. Боже. — Серый, тебе… — Тш-ш, — Сережа прикладывает пальцы сухой руки к его губам, а вторую наконец вытаскивает из его белья — все теперь точно придется стирать, скорее всего ночью, пока никто не видит. И нужно куда-то вытереться (выбирает свою футболку — все равно сегодня весь измазался на улице). — Тебе… — предпринимает новую попытку Олег, но Сереже успокаивает: все в порядке, я тоже — уже. Олег заливается краской снова. Сережа — вслед за ним, вспоминая, как Волче метался под ним, а рука ходила по его горячей влажной плоти так гладко, туда, сюда — неужели они правда только что?.. Боже, как хорошо. Спустя десять лет долгих убеждений, что Олег невероятный, чудесный, самый лучший, Сережин восторг не снижается ни на йоту — Олег по-прежнему течет, стоит лишь особенно глубоко и долго целовать его, и Сережа никогда не может отказать себе в этом удовольствии. Тянет вниз белье и тычется своим членом в его, хватает оба сразу, размазывает предэякулят Олега по ним обоим и стонет-стонет-стонет, не способный отвести взгляд. Олег все еще немного краснеет, гладит лишь по спине, но отзывчиво толкается в кулак. Все повторяет, как же ему с Серым хорошо. — Мне с тобой тоже, Волч, — шепчет Сережа, склонившись к губам, а потом вдруг опускается на колени и слизывает прозрачные капельки с особым удовольствием. Смотрит снизу-вверх, хитро сверкая глазами. Олег сглатывает и толкается в его губы, просит безмолвно, но нетерпеливо. У Сережи лукавая усмешка рассекает рот, и он лезет языком сначала в щелку (слышит, как Олег ахает от ощущений), а потом все же насаживается до середины. Ну какой же он все-таки мокрый и невероятно вкусный.