В холодной воде

В четырнадцать Олег впервые думает, что Сережа пахнет невероятно вкусно, и хочется уткнуться в его волосы носом, крепко-крепко прижимая друга к себе. В пятнадцать он решает, что такие мысли непозволительны, но ничего не может с собой поделать и бесстыдно дрочит в туалете. В шестнадцать у Олега срывает крышу, когда пьяный Сережа прижимается к его губам, а наутро краснеет, извиняется, но признается: «Хотел, Олег, давно хотел». Олег охуевает и выдает: «И я хотел, Серый». Целуются после этого всегда, как только появляется возможность. Урывают быстрый чмок по утрам, когда последними выходят из комнаты, прижимают друг друга к стене в кабинете истории, когда остаются дежурить, сбегают в туалет во время химии вдвоем, потому что терпеть уже невозможно. А однажды — у Олега совсем все плывет перед глазами — оказываются на сеновале под самой крышей какой-то хозпостройки, совершенно случайно забравшись в чей-то огород. Это абсолютное сумасшествие, и их обязательно услышат, поймают, натравят ментов, но Олегу глубоко похуй — настолько, насколько глубоко он, осмелев, лезет Серому языком в глотку. Руками облапывает его всего, сжимает, трогает и хрипит в поцелуй от накрывающего возбуждения. Укладывает Серого спиной на сено, а сам забирается сверху, все не отрываясь от губ. От сбывающейся прямо сейчас мечты, кажется, все тело мелко дрожит. Но Серый вдруг больно кусается, ойкает и слегка толкает в грудь. У Олега мозги плывут, и он из последних сил оттаскивает себя от чужого тела. — Передумал? — бормочет почти разочарованно. Он поймет, если Серый еще не готов, заставлять не будет, хоть и самому хочется пиздец как. К счастью, Серый мотает головой. — Укололся, — жалуется он. Олег смотрит вокруг, и видит только сено. Точно, оно же сухое, колется. Ну ничего, они осторожно. — Мы осторожно, Серый. Давай? — Ага. Серый укладывается теперь сверху сам, давит всем своим весом, а у Олега сердце колотится словно дикое. Серый с этого ракурса выглядит потрясающе, невероятно, охуенно… Вот только сухая трава впивается в спину и наслаждаться в полную меру никак не получается. — Давай сидя, — предлагает Олег, приподнимаясь, и уже собирается жадно-голодно поцеловать Серого, когда тот шлепает себя по руке. — Комары, — жалуется негромко, но совсем жалобно. Следом раздается еще один хлопок. Сережа возится, сползает с коленей, подскакивает от очередного укуса на ноги и, кажется, ударяется головой о балку. — Олеж. Не говорит больше ничего, но в этом столько просящей мольбы, что даже болезненное возбуждение начинает спадать. У Олега на проблемы Сережи реакция одна: решить как можно скорее, поэтому он не может позволить, чтобы друг совсем искалечил себя. Да и солома под жопой жутко колется. Олег начинает подозревать, что сеновал последнее место, где они с Серым могут… ну, в первый раз. Он берет Сережу за руку, на ощупь во тьме целует раскрытую ладошку и тянет по лестнице вниз. Возвращаются в лагерь и до конца смены сбегать больше не пытаются. Серого хочется, но Олег решает, что для первого раза он придумает что-то получше. А сеновал… Да ну его!

***

Олег за рулем улыбается хитро, когда сворачивает на проселочную дорогу и продолжает движение. Так и не рассказал, куда везет, но пообещал, что понравится. Говорит, что и Сережиному гению нужно иногда отдыхать. В поездку разрешает взять только телефон, никаких ноутбуков и прочей техники, двадцать четыре часа только мы вдвоем, Серый. Спустя минут тридцать выясняется, что приезжают они в дом на отшибе какой-то деревеньки. Сережа по-прежнему не спрашивает ничего, привык Олегу доверять. Помогает разгрузить вещи и следит за тем, как муж включает старую электрическую плиту, ставит чайник, задергивает на небольших окошках все шторы. А после чая с дороги тянет вдруг на улицу. Берет с собой подстилку и мягкий плед, прихватывает средство от насекомых и еще какой-то тюбик, и Сережа почти уверен, что сейчас они будут романтично смотреть на звезды. Вот только под крышей сеновала никаких звезд не наблюдается. — Там еще открытый есть, — тут же предлагает Олег. — Если тебе хочется. Оттуда небо видно. Сережа хохочет и уверяет: «Хочется!», тут же утягивая их обоих туда. Игриво интересуется: — Это ты гештальты так закрываешь? — А ты против? Притягивает Олега ближе, ладонями сжимает лицо и улыбается в полумраке ясной ночи. — В этот раз ты подготовился лучше. — В этот раз у меня мозги на месте, — сладко шепчет Олег в губы. — Правда? Насчет себя Сережа очень сомневается: с Олегом он, как и в далекие шестнадцать, по-прежнему теряет голову. И в эту страстную ночь на сеновале, и в тысячи других и в других местах, которые ждут их впереди.