***
Тётя Петуния смотрела на сидящего на крыльце Гарри странно. Не брезгливо, как обычно, не с ужасом, как с утра, а как... как на удава в зоопарке. Она, конечно, брезгливо поджимала губы, но всё равно, было в ней что-то не так. Не как всегда. Наконец, решившись на что-то, тётя глубоко вздохнула и сжала кулаки. — Пар... Гарри, иди за мной. Нам надо... поговорить. Дядя Вернон уже ушёл на работу, а Дадли — гулять, поэтому в доме никого не было, кроме них двоих. "Что-то не так" — уверенно подумал Гарри, как будто все три Бога сказали ему это хором. Они пришли на кухню, сели за стол и тётя Петуния налила по чашке хорошего, дорогого, терпкого чая. Гарри изумился ещё больше. — Маль... Гарри, как бы я к тебе ни относилась, и как бы я не ненавидела тех, кто подбросил тебя нам, ты всё ещё сын моей... моей сестры. А значит, я отвечаю за тебя. Я давала тебе всё, что должно, и даже более того. Мы с Верноном сделали для тебя более чем достаточно, и... Впрочем, неважно. Ты знаешь, что такое секта, Гарри? Тётя пристально посмотрела ему в глаза, и Гарри не отвёл взгляда. Чего бояться, когда за спиной Боги? Они защитят, они спасут, они помогут. — Это сборище людей, которые раздают квартиры? Гарри что-то слышал об этом. Вроде, какой-то пьянчуга сделал что-то такое несколько месяцев назад, но славный городок Литтл Уингинг говорил об этом до сих пор. — Не совсем. Секта — это место, где мошенники лгут честным людям, путают их, вынуждая поклоняться ложным богам, верить в глупые вещи и делать ещё более глупые вещи. Гарри пожал плечами. Если встречаются легковерные идиоты, способные попасться на такую удочку, значит, это их проблемы. Уж его, Гарри, Боги от таких глупостей уберегут. Тётя посмотрела на него неожиданно резко, совсем по-птичьи. — Гар... Племянник, ты не пьёшь сок и не ешь варёное мясо. А ещё я слышу, как ты что-то бормочешь, запираясь в чулане. И ты исчезаешь куда-то. Куда ты уходишь, Гарри? Кто запретил тебе пить что-либо, кроме воды? Когда... когда Вернон... когда он бил тебя, ты снова шептал на том же языке. И странно лежал. Что... что это значит, Гарри Поттер? Гарри посмотрел на тётю с уважением, как много заметила, как правильно поняла! Только с выводами ошиблась. Он не в секте, он — в лоне истинной веры. — Я не в секте, тётя. Правда. И мне можно пить всё, кроме соков. — Тогда где? — У этого нет названия. Наверное, самое близкое на человеческий язык — Лоно Веры. Он помнил этот термин на языке молитв, он читал об этом в храмовой библиотеке, в древнем фолианте, в котором были собраны саги о святых. — Расскажи мне об этом. Гарри посмотрел на неё, как на сумасшедшую. — О чём вы, тётя? Вы человек, вам не понять. Её ноздри гневно раздулись. — А кто тогда ты, паршивец? Гарри снова пожал плечами. Правильно жрецы говорят — нет у людей не только дара, но и ума. — Я маг, тётя. Во мне величайший дар Богов. А, впрочем, что я рассказываю. Вчера вы почувствовали это сами. Тётя поперхнулась. И тут же исчезла куда-то и жестокость, и властность. Женщина вдруг показалась Гарри маленькой, хрупкой и беззащитной. — Вот как... — Да, благодарение Богам. Петуния снова встрепенулась. — Богам? — Говорить о Них с людьми — святотатство, тётя. Гарри смотрел ей в глаза необычайно серьёзно, и тётя отвела взгляд, не выдержав и минуты. — Иди в магазин. Список и деньги дам. Можешь... можешь даже купить себе что-нибудь. Только не вмешивай в это нас. Гарри наклонился к лицу тёти Петунии и нежно улыбнулся. — Конечно, тётя. Пока вы ни во что не вмешиваете меня. Тётя, конечно, в настоящий магазин Гарри не послала — ему всё-таки завтра будет только шесть — но в булочную с заходом в кондитерскую отправить не постеснялась. Купив хлеб, кексики для Дадли и прочие вещи из списка, Гарри накупил петушков на палочке — один раз его угостила дама в храме после молитвы, и с тех пор он испытывал к ним непозволительную слабость. С другой стороны, любовь к петушкам не самый страшный порок в глазах Богов, правда? — и направлялся назад, в дом на Тисовой улице. Гарри не мог сказать, что ненавидит его — чулан был просто идеальным местом для уединённых молитв! — но и особой любви не испытывал. В конце концов, у паствы — а Гарри уже почти смирился, но было ещё немного обидно — нравы проще, и запреты не такие сложные. Но молиться мальчик твёрдо решил в жреческой позе — так и привычней, и легче, и можно помечтать, что он всамделишный жрец.***
Он сидел в своём чулане и воспроизводил на память поэму о Трёх Богах. Гарри было скучно. Всё время молиться нельзя — Боги не терпят назойливости — а в чулане не было достаточно света, чтобы читать или писать, поэтому мальчик повторял всё, что помнил. В храм идти не хотелось. "Я пойду туда завтра, — решил Гарри, — думаю в день моего последнего занятия и Дня Рождения мне разрешат посидеть в библиотеке чуть больше". Впрочем, на самом деле Гарри не сильно рассчитывал на это. Жрецы по сути своей были созданиями замкнутыми и очень не любили отступать от нормы. Так, рассуждая об отличиях магов и людей, жрецов и паствы, а также людей и паствы, Гарри впервые за всю свою сознательную жизнь заснул, не став дожидаться полуночи. Гарри видел комнату и женщину. И он знал, что будет дальше. "Только не снова! — кричал Гарри — ради всех Богов, только не снова!" Только не снова, кричал Гарри... Только не Гарри, кричала женщина... Зелёный, безжизненный луч коснулся лба, убивая, выжигая, отмечая... Гарри вскочил на своём матрасе, усилием воли забив крик назад в глотку. Ему снова приснился тот сон, который не беспокоил мальчика весь тот год, что он молился. Это и была причина, по которой он молился не только положенные три часа утром, но и три часа вечером. Он, Гарри, малодушно надеялся, что Боги защитят. И Боги защищали. А вчера он забыл, и всё вернулось! Когти страха вцепились в мальчика, и ему казалось, что он задыхается. "В Храм, под защиту Богов!!!" — кричало всё в Гарри. Он схватил цепочку, сжал её и рванул прочь.***
Гарри очутился на пороге храма, жалко и смешно толкнул дверь и замер. В храме пели. "Ну конечно! Сейчас же ночь — время молитв Темнейшему" — Гарри уже давно не чувствовал себя так глупо. А что он ожидал встретить в храме ночью, Богов, что ли? Но все мысли были вытеснены молитвой. Если светлые молились торжественно, если красные молились яростно, то тёмные молились чарующе. Мелодия, очень плавная и резкая одновременно, обволакивала. Гарри почувствовал, как легендарные Ленты Тьмы — те, что есть у Чёрной Луны, те, что можно увидеть лишь на Клейме — обволакивают, даря защиту, даря веру. Я здесь, мурлыкал Бог, ты мой. И Гарри стоял там, в дверях храма, понимая, что надо бежать, бежать, пока силы ещё есть. Я не плохой, не тёмный! — так хотелось выть мальчику, и он с трудом подавил вновь навернувшиеся слёзы. А потом Гарри увидел жреца — одного из многих, конечно — которому нельзя было дать больше семнадцати. Мальчик впился в это молодое лицо, как будто что-то черпая в нём. "Он так молод... Обучение жречеству — дело кропотливое и долгое, занимающее никак не меньше десятилетия... его взяли, когда он был моего возраста!" Гарри аж подпрыгнул. Его мечта, его безумная мечта могла воплотиться! Три Бога, три шанса! В конце концов, он ничего не теряет. Гарри был уверен, что и этот Бог отвергнет его, но зато тогда он сможет твёрдо сказать, что сделал всё что мог. Если же Бог откликнется, это будет самым лучшим подарком на его уже наступивший День Рождения. А то, что тёмный... пора корчевать людские предрассудки, вот! И даже если он станет — Гарри тяжело сглотнул — чудовищем из сказок тёти Петунии, он будет знать, что нужен своему Богу. И Гарри стоял, с интересом прислушиваясь к тёмным молитвам, которые, возможно, сможет читать потом сам. Гарри подошёл к тёмному жрецу — не к молоденькому, а к другому, постарше — и склонил голову набок, стараясь набраться сил для разговора. — Я слушаю тебя, малыш. — Я... я бы хотел... — Да? — Я... Могу я стать жрецом Темнейшего Князя? Гарри зажмурился, не зная, чего он боится больше — согласия или отказа? — Чего ты ждёшь — согласия или отказа? — Я... я не знаю. — Иди лучше к другим Богам, коли до дрожи в коленках боишься моего. — Уже. Тут жрец понимающе улыбнулся, даже ухмыльнулся, а Гарри отчаянно покраснел. — Иди за мной. Жрец повёл мальчика к шпилю — но уже не к тому, в котором он учился. Обстановка внутри была такой же, как будто одна комната, в которую ведёт много дверей. Жрец сел в кресло, Гарри — на диван. — И почему ты хочешь стать жрецом, как бишь тебя? — Гарри. То есть, Гарри Джеймс Поттер. Просто Гарри Поттер. — Итак почему? Гарри наконец решился. Если Темнейший расспрашивает о причинах, а не просто отсылает, значит, он лучший! И он, Гарри, будет служить ему изо всех своих сил! — Я... я хочу верить. Хочу знать, что за моей спиной есть кто-то, кто помнит обо мне. Хочу, чтобы был кто-то, кто будет защищать. Кто будет направлять, объяснять, принимать. И кто не будет отмахиваться от моих слов. Жрец вытянул шею вперёд. — Ты хочешь немного. Бог может дать это тебе. Но цена высока. Безумно высока. — Я готов. — Ты платишь душой. Любой жрец, любого Бога платит душой. Потому что Бог может приказать тебе убить твою мать, и ты исполнишь. Ты отдаёшься Ему, становишься оружием в руках Его. Ты, если Он прикажет, потеряешь и себя самого. Гарри подумал, что если бы Темнейший приказал ему убить Дурслей, он не сильно бы переживал. — Я знаю цену. И я готов. Ещё несколько минут маленький шестилетний мальчик и взрослый тёмный жрец смотрели друг другу в глаза, и мужчина улыбнулся. Широко, во весь рот, той полубезумной полупредвкушающей улыбкой, как умеют только жрецы. — Солинари принимает в жречество лишь тех, у кого полностью поседела голова, а за морщинами не видно глаз. Лунитари принимает к себе лишь тех, на кого указывает расклад её призрачных карт. Нуитари мудр, малыш. Чёрная Луна знает — верность надо брать с самого начала. Добро пожаловать в тёмную ложу, Гаррет.