Гарри Поттер и Боги Магии

      Гарри аккуратно переворачивал страницу за страницей. Древний, по-настоящему древний фолиант лежал на столе в его комнате, и мальчик силился прочитать, понять и выучить, чтобы потом рассказать жрецу. Стул был слишком высок, но не настолько, как четыре года назад, когда он только пришёл в эту комнату. "Она твоя, пока ты жив, — так сказал жрец, — но это — не дом. Это кабинет. Помни". И Гарри помнил. Он вообще так много выучил и помнил, что, казалось, знания сейчас польются из ушей, глаз и носа.       - Закончил, Гаррет?       Всё верно. Пока он только дал малую ученическую клятву — для полной нужно быть Неполным Воплощением — и ещё не имел права именоваться жрецом. Потом, когда на спине расцветёт Клеймо, его будут звать жрец Гаррет или просто жрец, а на официальных встречах — оказывается, жрецы не только молились, но вели много-много разных дел — тёмный жрец Гаррет.       Такое имя Гарри нравилось. Он спрашивал, почему, но жрец только ответил, что это его полное имя. Мальчик не поленился, сходил к тёте Петунии, и та подтвердила — мол, назвала сестра сына Гарретом. То есть его, Гарри, назвала. Узнав, что всё правда, Гарри ещё долго приставал к жрецу с вопросом, как тот узнал, но последний только ухмылялся и ссылался на Темнейшего. Против такого авторитетного мнения Гарри даже думать ничего не стал. Коли сам Бог сказал, значит, так тому и быть. Сейчас, в свои десять лет, мальчик ещё сильнее проникся своей любовью к Богам, пусть и поклоняясь только одному.       — Почти, жрец. Четыре страницы осталось.       — Ну как, играться в Пенелопу Пуффендуй оказалось тяжелее, чем ты думал?       — Немного.       Жрец улыбнулся и закрыл дверь.       Пенелопа Пуффендуй была самой настоящей легендарной тёмной жрицей, и о ней жрецы Чёрной Луны рассказывали так же часто, как жрецы Светлой говорят о своём Салазаре Слизерине. Вообще, эта история напрямую завязана на главном биче всех магов — на волшебниках.       Когда-то давным-давно по земле ходили четыре друга-мага: Пенелопа Пуффендуй, Кандида Когтевран, Годрик Гриффиндор и Салазар Слизерин. Пуффендуй была любимицей Темнейшего, его верной жрицей, и носила чёрные одежды. Салазар Слизерин посвятил себя Солинари - и не было такого мага, кто не слышал бы о нём. Годрик Гриффиндор не был жрецом — он был целителем, приёмным сыном Лунной Госпожи. Кандида Когтевран была ничья. Говорят, она просилась в ложу Княжны-На-Грани, и даже жречествовала недолго, а потом её отлучили и запретили поминать Богов всуе. За что — ведомо одной Княжне, а может, и не ей. Точные записи есть лишь в архивах Красной Башни — Гарри уже водили смотреть на огромный фолиант, в котором сами собой появлялись буквы, описывающие всё, что происходит с клеймёными Темнейшим — а эти не будут делиться своим величайшим позором ни с кем, даже сами с собой. Однако, как бы то ни было, Когтевран отлучили. Она с проклятиями покинула троих друзей, разломала свой мажеский жезл и исчезла. А потом она вернулась с жалкой палкой не длиннее пятнадцати дюймов и рассказала о волшебстве. Когтевран говорила ересь — говорила, будто не Боги дают нам магию, а мы уже рождаемся с ней, что можно мажествовать — она даже слово новое выдумала — колдовать! — не молясь, и что можно делать не громоздкие посохи, а маленькие волшебные палочки, как теперь у неё. Тогда маги совершили ошибку — они решили, что бедняжка бредит, и оставили её в покое. Как оказалось, зря. Волшебники, вся та шваль, что не была способна думать хоть о ком-нибудь, кроме как о себе, объявила ересью учение о трёх Богах и изгнала из своего мира магов, запечатав все входы намертво. Те четверо погибли в этой резне — трое за Богов, четвёртая за месть. Огромной ценой жрецам удалось создать себе лазейку — возможный путь возвращения — и как бы все ни плевались, как не ставили бы слово "волшебник" страшнейшим оскорблением, всё равно хотели вернуть то, что было их по праву — их сжатые пространства, их древние фолианты, их знания и могилы их предков.       Основной же проблемой было то, что весь волшебный мир был обнесён защитными заклятиями, которые падут лишь при одном условии — когда волшебники официально позовут настоящего жреца. Это-то и было с таким трудом отвоёванной лазейкой. Увы, ни один волшебник в здравом уме и твёрдой памяти не позовёт мага, поэтому пока что приходилось жить так и лелеять надежду, что когда-нибудь Три Луны вернутся на старую мажескую землю, ныне так подло отнятую волшебниками.       Гарри тяжело вздохнул — волшебники волшебниками, а вот, как выразился жрец, "играться в Пенелопу Пуффендуй", которая помимо других способностей была мастером красиво, а главное максимально точно переводить тексты, и это и в самом деле оказалось труднее чем он, Гарри, думал.       И, естественно, ничего путного рассказать не смог, за что получил дружеский подзатыльник по голове, да посылание домой — спать.       Гарри спускался по лестнице к выходу — надо домой, чтобы отоспаться перед службой. Уже привыкший к Тёмной Башне, мальчик снова и снова с восхищением смотрел на её плавные, хрупкие, и в то же время крепкие и величественные колонны, на чарующую лепнину, на прекрасные картины — и всех трёх легендарных друзей тоже, картины Когтевран уже сожгли, если они у кого и были, и до сих пор хранение её портрета считается величайшим святотатством — на саму башню и на всех своих соратников-жрецов. Поначалу Гарри конечно пугался, но стоило только ощутить те крепкие объятия Бога на малой ученической клятве, как все предрассудки исчезли, и больше он о подобном не думал. С ним его Бог, с ним плечом к плечу стоят жрецы, с ним паства Темнейшего, а всё остальное неважно.

***

      — Гарри, несносный мальчишка!       Маленький недожрец с трудом открыл глаза. Служба Темнейшему начиналась в час и шла до четырёх, а потом ещё и со жрецами попрощаться — в общем, спать Гарри ложился не раньше пяти утра. И будить его в восемь, несмотря на дневной сон, было большой тётиной ошибкой. Терпение есть добродетель, но месть — добродетель более великая, любил повторять присказку светлых жрецов Гарри. Тёмные, когда впервые услышали, сначала смеялись, а потом заявили, что придётся о такой простой жизненной истине забыть. Тёмные не мстят — они всё делают сразу, с первого раза. И никогда не дают второго шанса. Ни другим, ни себе. Но Гарри-то пока не жрец! А, впрочем, эти мечты мечтами и останутся — мальчик уже сейчас старался соблюдать все правила поведения жреца, чтобы это въелось в кровь как можно раньше.       Мальчик спустился на кухню, привычно отряхнув подол серой ученической мантии, кивнул родственникам и встал готовить завтрак. Не из-за большой любви, ему просто нравился процесс. Дадли сегодня бешено сбежал по ступенькам, зыркнул в сторону Гарри и с радостным взвизгом начал руками рвать обёртки подарков. Гарри, готовя изумительную яичницу с сосисками и специями, пожал плечами. У него на все его дни рождения было всего ничего ценных подарков — Дар обретения Богов, Дар принятия в ученики к жрецам, да ещё три — доступ в библиотеку круглосуточно, скупая похвала учителя да первое прикосновение Бога. Среди жрецов не принято было отмечать такую незначительную вещь, как День Рождения. Воистину, будут Боги милостивы — сама судьба преподнесёт. А коли нет — молиться больше надо. Гарри пока судьба улыбалась, и особо сильно в этой улыбке ему нравилось то, что теперь он молился не три часа, а только один — не нужно слуге Темнейшего взывать к другим.       — Я не позволю этому... этому сидеть одному дома!       Гарри улыбнулся — седину дяди Вернона удачно спрятали под краской, и тот мог осыпать мальчишку любой бранью, но даже на расстояние вытянутой руки больше не приближался. Благодать! А что до дома — так жрецы сразу сказали, мол, всё — у тебя, парниша Гаррет, выходной, и чтоб один день в доме безо всяких молитв просидел. От молитв мальчик отказываться, разумеется, не стал, а вот посидеть в тихом уютном и таком любимом чуланчике вполне можно. Но, похоже, сегодня не судьба.       — Вернон, а может, нам... Взять его с собой?       — С... с... С ЭТИМ в одной машине?! Никогда!       — Но, дорогой, там будет много людей, он ничего с нами не сделает, правда...       Пока тётя Петуния уговаривала дядю на то, чтобы куда-то взять Гарри, он плавно разложил всем родственникам завтрак и сел сам, пригубив воду. Кто бы знал, как сильно в тот момент Гарри заскучал по самому лёгкому, тёмно-бордовому, почти коричневому вину, которое в Тёмной Башне пили все и в любых количествах. Бочонки с ним регулярно подвергались самым разнообразным обрядам, и оттого оно было почти совсем безалкогольное и очень полезное. Гарри улыбнулся, изо всех сил копируя улыбку одного красного жреца, которого чёрные единогласно назвали Котиком. Прекраснейшая улыбка, на которую слабонервным лучше не смотреть. Мальчик даже прищурился, отчего Дадли тихо, прямо на стуле, начал отползать в коридор. Воистину, сегодня слишком хороший день, чтобы нервничать.       — Ты в ЭТОМ никуда не пойдёшь!       — Тётя...       — Я сказала, что в ЭТОМ ты никуда, НИКУДА не пойдёшь!!!       Гарри окинул себя взглядом. Серая ученическая роба, всё как положено — с капюшоном, настоящими кожаными ремешками, в пол. На ногах — что-то среднее между туфлями, мокасинами, тапочками и балетками. На голове — высокий ученический хвостик, даже в собранном состоянии торчащий во все стороны. Куда там до прилизанных бород светлых! Так или иначе, выглядел Гарри так, как выглядел. И если в школе ещё была школьная форма, и ему приходилось следовать правилам — не лезь к нашим Богам, не разобравшись в обстановке, как любил говорить один жрец — но в иные места он на себя это убожество не наденет, ни за что!       Это была битва насмерть. В конце концов Гарри согласился, при условии, что одежда будет куплена ему, а не Дадли. Тётя тут же согласилась и рванула в магазин.       Гарри со стоном надел штаны, оказавшиеся очень узкими. В их школьной форме были широкие брюки, на щуплом мальчике болтающиеся как нельзя лучше, а роба — это, грубо говоря, платье, так что Гаррет мучился в узких джинсах и свежекупленной толстовке. Гарри она тоже не нравилась — в форме была рубашка с коротким рукавом, а рукава робы и вовсе не оплетали руки будущего жреца, как это делала толстовка. В общем, настроение было безбожно испорчено.

***

      В зоопарке — они, оказывается, ехали в зоопарк — Гарри решительно не понравилось. Что хорошего в том, чтобы рассматривать зверей в клетках. Так на него глядели светлые и красные жрецы с того времени, как ему было шесть — дескать, подумать только, такой маленький, а уже почти жрец, почти равный! — да и, что греха таить, его собственные тёмные коллеги смотрели так же... поначалу. А потом плюнули и сказали — свой. Раз чует Чёрную Луну, раз Чёрная Луна чует его, значит, свой. Значит, наш. И Гарри млел от этого и думал — а было бы так же, приди он к другому Богу? Что же, он уже никогда этого не узнает.       Они как раз прошли мимо клетки с питоном, Гарри остановился. Красивое животное, сильное... и несчастное. Мальчик всерьёз подумывал, не дать ли ему ритуальный кинжал, вдруг змей захочет совершить самоубийство и уйти к своему змеиному Богу, как вплетаются в ткань Лент Тьмы тёмные жрецы, служа своему Князю и в посмертии?       Гарри понял, что сказал последнюю фразу вслух, потому что питон поднял голову и пристально посмотрел на него.       — Не стоит, маленький змеёныш. Мои змеиные боги отвернулись от меня.       — Почему ты так думаешь?       — Они жестоки. Они заключили меня сюда. Боги жестоки, маленький жрец. Они делают что хотят, когда хотят, с кем хотят. Не верь богам, малыш. Мы вкладываем разный смысл в одни и те же слова.       Гарри обернулся. Дадли, вытаращив глаза, с ужасом смотрел на него. Мальчик тут же повернулся назад к питону.       — Я могу вытащить тебя. Моя магия — дар моих Богов — может вытащить тебя.       — Не нужно, маленький жрец. Я покоряюсь. Если подумать, тут не так уж и плохо. Свобода — не слишком высокая цена. Ты собираешься заплатить больше.       — Я получу больше.       — Ошибаешься, маленький жрец. Ты получишь гораздо меньше, чем я.       — Если на то воля моего Бога, да будет так. Я служу не ради него. Я служу ради себя самого.       — Твоя клетка будет теснее моей, человек. Я, по крайней мере, могу ползать. Иди, маленький жрец. Сейчас ты не поймёшь, а после выбор будет сделан... Иди. И никогда не возвращайся сюда.       И питон отполз к себе, куда-то вглубь. Гарри отошёл, не слишком задумываясь над речью змеи — в самом деле, что змея может понимать в мажеских Богах — и догоняя родственников.

***

      Уже в храме Гарри рассказал всё жрецам, и они дружно похихикали под кувшин того самого вина. Воистину, больше всех змеиный дар уважают светлые, и лишь поэтому Салазар Слизерин стал жрецом чуть ли не в двадцать — что для любителя седых бород непозволительное младенчество. Сердце Гарри на секунду сжалось. А что, если бы он сказал жрецу? Если бы знал раньше? Стоял бы он сейчас в Белой Башне? Впрочем, все подобные мысли быстро улеглись.       Выбор уже сделан. Он отдаст всего себя в руки Чёрной Луне.