Гарри Поттер и Боги Магии

      Когда пришла первая сова, Гарри был у себя, в чулане. Громкий визг тёти, истерика дяди и слёзы Дадли — вот что заставило мальчика высунуть нос из своей уютной кельи.       — Смотри, поганый выродок! Смотри, тварь, сын тварей!       И дядя швырнул в него конверт. На печати были изображены змея, барсук, лев и ворон. По мнению Гарри, абсолютно бессмысленный набор зверей. Тётя не дала ему открыть конверт, вырвала из рук, вышвырнула в готовящийся суп. А потом потащила его в коридор.       — Ты ведь говорил, что маг. Ты обещал не впутывать нас в ЭТО!       — Тё...       — Заткнись, выродок. Быстро в свою каморку, и чтоб духу твоего здесь не было.       А Гарри ничего не мог поделать — в его Башне что-то происходило, то ли ремонт, то ли ещё что — и он был вынужден последнюю неделю сидеть у родственников. Впрочем, мальчик был спокоен — когда всё закончится, его браслет из чёрного металла, выданный взамен цепочки, нагреется. Настоящему жрецу, чтобы попасть в башню, всякие побрякушки не были нужны, но он-то ещё не был жрецом!       Пока мальчик предавался мечтам, как сильно всё изменится, когда он станет жрецом, родственники начали сходить с ума. Они заколачивали двери, окна, камин... Гарри только смеялся, пока дядя не ткнул в него своим жирным пальцем.       — Собирай вещи.       Гарри постарался быть предельно дружелюбным. С сумасшедшими надо быть добрыми — говорил один жрец. Так они почти не дёргаются, когда ведёшь их на встречу с их Богами — неизменно добавлял его брат-близнец. Вот Гарри и старался.       — Зачем?       — Ты переезжаешь во вторую комнату. Ту, что для игрушек Дадли.       Всё Гаррино дружелюбие как ветром сдуло. И плевать, что дядя сошёл с ума. Храмы для всех жрецов — это как калитка к Божьему дому. Когда их изгоняли волшебники, они отдавали свои жизни, заключая все подобные места в непроницаемые коконы и выбрасывая куда-то в междумирье. И пусть нынешние жрецы не смогут их найти — они не достались врагам, это важнее! А для Гарри его маленький чуланчик стал кельей, своей собственной маленькой часовенкой, своей тропкой к Божьему саду. И отдать его кому бы то ни было Гарри не мог.       Магия, откликаясь на рёв хозяина, распахнула двери своей темницы и смерчем взвилась на волю. Дядя затрясся, в уголках его глаз выступили слёзы, на штанах проступило постыдное жёлтое пятно.       — Никогда.       И Гарри пошёл назад, к себе, не обращая внимания на валяющуюся в обмороке тётю, на скулящего Дадли — он, Гаррет, сможет защитить свою святую келью. И пусть эти жалкие люди только посмеют встать у него на пути!

***

      На четвёртый день нескончаемых писем и затворнической жизни Гарри со вздохом посмотрел на оставшиеся продукты. Он всё ещё готовил для Дурслей, и ему было откровенно плевать на их мнение по этому вопросу.       — Тётя, еды у нас — на один обед. Либо мы выползаем отсюда, либо подыхаем с голоду.       Тётя понятливо кивнула. Они и так весь последний день растягивали пищу как могли, раскладывая её как пазл, надеясь накормить семью из четырёх человек жалкими остатками.       — Я поговорю с Верноном.       У них с тётей Петунией установился своеобразный союз. Они притёрлись друг к другу и как-то незаметно стали не приятелями, а скорее... заговорщиками? Все эти ночные разговоры на кухне, перемигивания, совместная тактика, призванная хоть как-то поддержать порядок в семье — Гарри казалось, что он снова в своей Башне. Что казалось тёте Петунии он, увы, не знал, и всё равно начал её уважать.       Они кивнули друг другу, и тётя удалилась в свою комнату, звонко цокая каблучками. Гарри же решил, что тётя всё и сама сделает, а продукты дальше экономить бессмысленно, поэтому щедро начал готовить сразу всё. Разумеется, почти сразу с кухни на весь дом потянулся поразительно изумительный запах, и Дадли тихонько шмыгнул к Гарри. Тот хмыкнул и выдал родственнику маленький кусок колбасы. Гаррету казалось, что Дадли — эдакая ручная свинка. С вредным характером, отвратительно хрюкающая и просто мерзкая — но всё же своя. На мясо опять же можно пустить, если совсем невмоготу станет.       Кузен радостно хрюкнул и шмыгнул назад, к себе. Был бы хвостик, помахал бы. Гарри улыбнулся. С другой стороны, появись у Дадли хвост, ему же его убирать, ибо будет это хвост либо мажеский, либо богомерзкий волшебный. Как ни крути, всё ему, почти жрецу, работёнка.       Снова звук цокающих тётиных каблучков, и вот она уже рядом, вроде бранит племянника за криво нарезанные овощи, а сама потихоньку говорит — собирайся, уезжаем сразу после обеда. Не забудь переодеться, твоя роба слишком приметная, засекут. И снова море брани, за которой совсем не слышно ответов — каков маршрут? на какое время? А за звонким подзатыльником и вовсе не слышно скорее движения губ, чем каких-либо слов — не знаю, ни слова. И вот они снова разошлись по разным концам кухни, Вернон чем-то грохотал наверху, а ненасытный Дадли поглядывал на шипящую на сковородке еду. И Гарри против воли улыбнулся — воистину, как же прекрасен его дом. Раньше, в глубоком детстве, ему казалось, что на самом деле он живёт плохо, и что других не бьют, других любят. Сейчас мальчик понимал как никогда — он маг, а значит, всё правильно. И орущие родственники, и животное-кузен. В конце концов, разве могут быть другие семьи? С одноклассниками Гарри не собирался даже шапочного знакомства заводить, а потому и не знал. Да и зачем спрашивать, если и так всё ясно?       — Вернон, милый, обед готов. Дадлик, помоги мамочке — подай тарелочки...       Гарри в это время в последний раз помешал аппетитно пахнущую смесь чего-то на сковородке и осторожно разлил по тарелкам — смесь из всего съестного получилась слегка жидковатой, как каша — а сам сел на своё место, с наслаждением хлебая воду из-под крана. Всё-таки хорошо ему живётся, на редкость хорошо!

***

      Дурсли и Поттер тряслись в маленькой машине, устремляясь куда-то вперёд. Гарри, в общем-то, было всё равно. Он прихватил с собой маленькую сумку с людской одеждой, и теперь она лежала в багажнике вместе с остальными вещами. Сам же мальчик был в своей удобной робе, чему был несказанно рад — дядя так резко рванул с места, что никто и не заметил, во что же он одет. Если бы Дадли ещё не ныл под ухом, Гарри заподозрил бы, что он по дороге к Темнейшему. Но любимый родственник ныл, и мальчик решил, что слишком много Божьей милости это плохо, так что спасибо за то, что есть.       Они остановились в Лондоне, где дядя выскочил из машины и куда-то рванул. Переглянувшись с племянником, тётя Петуния тоже вышла — купить хоть какой-нибудь еды и аптечку. Как оказалось, не зря. Вернувшийся дядя зло пыхтел и надавил на газ с такой силой, что машина рванула вперёд неуправляемая. На счастье, тётя успела использовать ручной тормоз, а Гарри магией вырвал дерево напротив — благо, был ураган, и мало кто что видел, ну а тем людям, на чьи дома приземлится дерево, государство что-нибудь выплатит... наверное — и далее дядя рулил уже осторожнее.

***

      Пока они плыли на лодке, Гарри было всё равно. Но когда он увидел ЭТО — даже домом язык не поворачивается назвать — он потерял дар речи. Когда речь вернулась, он заорал:       — Я безвозвратно испорчу свою робу!!!       И он стал переодеваться в людскую одежду прямо там, на крыльце, под изумлёнными взглядами родственников. А что — людское не жалко, а робу, между прочим, ему выдали казённую, с вычетом из будущего счёта в качестве жреца, так что своё жречество Гаррет начнёт с минусового счёта. Обычно одежду оплачивали, но обращаться с подобным вопросом к родственникам Гарри не рискнул, так что они порешили так.       Дядя достал из кармана три банана и один бананчик и щедро раздал их. Понятно, что бананчик достался Гарри. Тот пожал плечами и убрал его — всё равно тётя купила колбасу и хлеб, значит, сейчас будем есть. Дядя сначала возмущался, но потом сдался и тоже присоединился к трапезе. Потом вскрыли принесённые им же чипсы. В общем, и Гаррет, и Петуния снова провернули ещё одно удачное дельце.       Уже потом, лёжа на полу и задумчиво пожёвывая свой бананчик, Гарри задумался — а что же это были за письма?