Гарри Поттер и Боги Магии

      "Хорошо, что магам не достался Хогвартс" — так думал Гарри после недели пребывания в школе. По большому счёту, приличных преподавателей было всего двое — профессор Снейп и профессор Бинс. Причём первый брал железной дисциплиной и ежовыми рукавицами, а второй — многовековым опытом и идеальной систематизацией знаний. Остальные же преподаватели даже называться таковыми могли с натяжкой. МакГонагалл жила под бой военных барабанов, и не могла полноценно объяснить и показать. Гарри, который так и не мог пока избавиться от привычки замыкать трансфигурацию с каждым уроком всё сильнее ожидал вопля "упал-отжался!". Флитвик знал множество историй, и зачастую вместо чар ученики весь урок слушали, где, когда и почему произошло очередное событие из биографии маленького профессора. Квиррелл был простым параноиком-заикой, и Гарри вообще не понимал — что это боящееся людей создание забыло в Хогвартсе? Ни полётов, ни астрономии у них ещё не было, ибо с первого же сентября зарядил ливень. Декан же, профессор Стебль, оказалась натуральным мизантропом, хоть и дополнительные занятия с Гарри проводила. За что мальчику, кстати, пару раз перепало от Трумэна.       Вообще, Пуффендуй оказался забавнейшим местом — там все были равны. "Либо у всех, либо ни у кого" — так сказал Гарри староста, когда нашёл его самопишущее перо и сжёг его в камине гостиной. Пуффендуй был эдакой стенкой — все доски одинаковые, как на подбор, а отличающуюся усердно стачивают и перекрашивают. Вот пуффендуйцы и перекрашивали — за то, что хорошо знал зельеварение и не ненавидел Снейпа, за дополнительные занятия, за странные часовые сидения на коленях утром и вечером... С другой стороны, Пуффендуй никогда не бросал своих. Если проблемы у одного, значит, проблемы у всех и решать их тоже всем.       В этом плане меньше повезло Гриффиндору. Нет, принцип одинаковых досок работал и здесь — всех не таких и странных ломали, но когда кто-то влипал в неприятности, гриффиндорцы вспоминали, что каждый своим умом живёт, и первыми бросали незадачливого товарища.       Когтевран объединяли только общая гостиная и бронзово-синие значки. Во всём остальном когтевранцы были одни — одни жили, одни и выкручивались. Факультета, как такового, и не было — просто большая гостиница с незнакомыми друг другу людьми.       В плане взаимоотношений больше всего повезло Слизерину — там была полная индивидуальность. Каждый жил своим умом, никто ни к кому не приставал, никто никому не завидовал. Зато в случае опасности слизеринцы вспоминали, что их объединяет серебряно-зелёная форма, и становились единым целым.       Теперь Гарри был уверен — Шляпа послала его в Пуффендуй не из-за верности, а из-за недобора. В Гриффиндоре было полно магглокровок, в Слизерине — аристократии, и даже умных когтевранцев было больше, чем верных и равняющихся на последних пуффендуйцев. Гарри точно знал — многие могли бы учиться лучше иных когтевранцев, но принцип "Либо у всех, либо ни у кого" перечёркивал их жизни.       Сам Гарри стал этаким белым барсуком, если можно так выразиться. Нельзя сказать, что пуффендуйцы не пытались подружиться — нет, даже очень наоборот, но Гаррету было некогда. Всё свободное время он просиживал в библиотеке, если не за новыми отчётами Хьюго, значит, за изучением чего-нибудь. Пожалуй, единственный, кто общался с ним, был Захария Смит, да и то не по своей воле. Избалованного полукровку никто не мог выносить, а для Гарри после доброго Дадли любой казался очаровательной овечкой. Вот так Смит и таскался за единственным не шпыняющим его мальчиком, просто преследуя его. Самого же Гарри интересовала Гермиона Грейнджер. После отчёта о своих ощущениях, Хьюго в первый раз ответил. Старший жрец написал, что ощущение бушующего водоворота при взгляде на человека — а Гарри испытывал именно это, что изрядно сбивало его с толку — означает особое расположение Богов. Все трое — и даже Светлейший, не очень уважающий женщин — будут рады принять такую в жрицы. А значит он, Гарри, должен вернуть девочку в лоно истинной веры. Вот Гаррет и возвращал — разговаривал об учёбе, набивался в друзья-товарищи, и оно как-то абсолютно незаметно получилось, что они стали неразлучной троицей — Гарри Поттер, Захария Смит и Гермиона Грейнджер.       — Гарри, ты снова завис!       Блондин теребил Гаррета за плечо, пока тот сидел, уткнувшись в свою тарелку, и думал.       — Смит, отстань. Я спешу.       — Опять на свою никому не нужную травологию? Габриэль будет ругаться на тебя.       — Трумэн ругаться будет, а вот Габриэль — нет.       — Вообще-то Трумэн и есть Габриэль, Гарри.       Гаррет звонко хлопнул себя ладонью по лбу и вышел из-за стола, направляясь в один из кабинетов на первом этаже.       — Мы говорим о разных людях.       — Разных?       — Я знаю другого Габриэля, и это имя ассоциируется у меня только с ним.       Гарри потянул за ручку, и дверь плавно открылась. Профессора Стебль ещё не было. Гаррет ходил к ней три раза в неделю, и они занимались систематикой растений — на уроках абсолютно отсутствовала теория. Гарри видел, что учительница еле переносит эти занятия — и пусть внешне это никак не проявлялось, у Гарри уже давно был нюх на подобное — но всё равно исправно учит, стараясь закончить побыстрее. На самом деле он предпочёл бы профессора Снейпа, но пока боялся подойти к нему — мальчик точно знал, что шанс попросить будет только один — и продолжал посещать Стебль. Декан уже пару раз намекнула, что это и не нужно, и что классификация абсолютно бесполезна, но Гаррет делал вид, что не понимает.       — И зачем ты сюда ходишь? Как будто тебе когда-нибудь понадобятся эти бесполезные знания! Ты что, собираешься засесть за грядки?!       — Для грядок теория не нужна.       — Так тем более! Гарри, пошли отсюда...       — Нет.       — Ну Гарри...       — Тебе надо, ты и иди. Я тебя не держу.       Смит обиженно заткнулся. Гаррет вздохнул с облегчением — этот балабол начинал раздражать. Правда, Захарии надолго не хватило, но тут подошла профессор.       — Я тебя в библиотеке подожду.       Гарри улыбнулся и сел за парту, готовясь конспектировать. Сегодня он всё расскажет Гермионе, и они будут молиться вместе. Он уже представлял себе, как будет рассказывать девочке всё то, что знает о Богах, и как она будет изумлённо вскрикивать и требовать книги. Так оно и будет, разве нет?..