***
— Невилл? Рон обеспокоенно хмурился. — Что? — Ты лежал без движения и почти не дышал. Лонгботтом вздрогнул. Бабушка всегда просила уделять внимание снам, говоря, что по ним можно узнать многое. Сегодня был как раз один из таких снов, но парень совершенно ничего не помнил. Почему-то то казалось, что это как-то касалось Поттера. Невилл глубоко вдохнул. Он просто давно не разговаривал с друзьями, вот и снится непонятно что. — Всё хорошо, Рон. Пошли на завтрак.Глава XIV,
22 января 2015 г. в 17:02
Невилл стоял на большой круглой платформе и слушал. Странное пение разносилось по залу и уносилось вверх, отталкиваясь от трёх необъятных колонн. Невиллу казалось, что в странном хоре есть и знакомый голос, но он никак не мог разобрать, чей.
Вдруг его инстинкты обострились, и он непроизвольно кинулся к краю платформы, встав так, чтобы все три колонны были на виду. Чутьё не подвело — правая колонна задрожала, а потом взорвалась белым дымом, как будто что-то, свалившееся сверху, разорвало её. Дым клубился, как над костром, и уходил куда-то вверх.
— Не бойся, человек.
Густой, скрипучий голос, полный жутковатой мудрости. Невилл всмотрелся в туман, но ничего не разглядел, и сделал несколько шагов вперёд. Действительно, режущий глаз белый рассеялся, явив ему... Дамблдора. Нет, потом стало понятно, что это не он — нет такой чистой белизны у директора, нет и сияющих пустых глазниц, залитых дымом, нет тяжёлого меча в руках...
Невилл молчал, ожидая. Старец молчал тоже — наверное, ожидал, что парень заговорит первым. Лонгботтом делать такую глупость не собирался — бабушка всегда говорила, что начинает тот, кто просит. Невиллу ничего не было нужно от странного создания.
— Что же, выдержка достойная избранника.
Голос капнул недовольством, и Невилл на секунду устыдился, а потом пришёл в ужас от этой иррациональной, навязанной эмоции.
— Я хочу подарить тебе истину.
Невилл только удивился, а потом перед его глазами начали проноситься картинки прошлого. Он видел, как строились замки, варились новые зелья, выводилась арифмантика, создавались эльфы... Невилл видел мудрых старцев, творящих то, что позже назовут Знанием.
— По нраву ли тебе мой дар?
Обескровленные губы дрогнули, и неслышное слово оглушительно грянуло в зале.
— Нет.
Старец кивнул и прикрыл глаза. Центральная колонна занялась пламенем, и откуда-то вынырнула женщина. Она напомнила Невиллу миссис Уизли, которую он видел в Косом переулке — но та не была столь открытой. У этой же женщины, казалось, была распахнута даже грудная клетка — подходи, рассматривай. Колода карт летала в длинных пальцах, улыбка не сходила с губ, высокая и сложная причёска колыхалась в такт постукиванию изящной ножкой.
— Не по нраву тебе подарок брата?
И снова тихо-громкое:
— Нет.
Нежный, весёлый смех. Так могла бы смеяться его мама.
— Что же, я хочу подарить тебе веру.
И снова замелькали перед глазами картинки. Он видел храмы и молитвы. Видел, как жрецы просили — и их желания исполнялись. Видел, что Боги следили за своей паствой и дорожили ей, как сука дорожит щенками. Видел величайшие деяния, совершённые во имя веры... Невилл видел то, что потом назовут Преданностью.
— По нраву ли тебе мой дар?
Руки дрожат, и нет уже силы говорить. Ему приходится ущипнуть себя за щёку, чтобы выдавить-выплюнуть:
— Нет.
Она снова рассмеялась, нежно и любяще, и Невиллу стало очень больно.
— Выходи, Чёрная Луна! Посмотри, какой нам попался гость.
Чёрные ленты поднялись откуда-то снизу и поползли вверх, охватывая левую колонну. Из тьмы вынырнул Гарри Поттер с чёрными провалами вместо глаз, в слишком большой ему мантии и с длинными, собранными в высокий хвост чёрными волосами. Он поднял руку, аккуратно подцепил очки, и они исчезли, став частью его ладони. Женщина прикрыла рот ладонью и захихикала.
— О. Ты жесток, брат Нуитари. Подумать только, какое лицо!...
Гарри не ответил. Он не своим жестом склонил голову набок и улыбнулся. В этой улыбке было что-то вязкое, липкое и сальное. Невилл не мог поверить, что гаррино лицо вообще способно на такое.
— Ты отверг мудрость моего брата и страсть моей сестры. Смотри, человек — я хочу подарить тебе предательство.
И Невилл раскрыл глаза до боли, вышибая слёзы, и рассматривая историю четырёх друзей, четырёх историй и четырёх смертей. Он ощущал, как текут по его щекам слёзы, и смотрел как истребляли магов, как втаптывали в грязь их веру, как выгоняли их из замков и храмов. И видел Невилл то, о чём люди забыли и не знали никогда, но если знали бы, назвали Войной...
Он очнулся на коленях, в слезах перед Тремя Богами. Тот, кто украл лицо Гарри, всё так же улыбался и смотрел, чуть склонив голову набок. Слишком большая одежда обнажила хрупкое белоснежное плечо, и от этого тело казалось младше и грязнее.
— По нраву ли тебе мой дар?
Кажется, кровь клокочет в горле, и слова просто не пробьются сквозь. Лишь сип, который нельзя назвать ответом, но тому, кто был назван Нуитари, этого хватило.
— Он не примет меня, потому что однажды предаст сам. Он не примет тебя, сестра, потому что создаст свою веру. Он не примет и брата, потому что в конце сам станет им.
Невилл закрыл глаза, принимая приговор-предсказание, сказанное мурлыкающим голосом его друга. Девушка захихикала, старик хранил молчание. Невилл встал и, ощущая колебание этого мира, сделал торопливый шаг вперёд.
— Постойте!
Уже исчезающие Боги замерли.
— Вы ко всем так приходите?
Старик хмыкнул.
— Нет. Каждый видит лишь то, чего хочет сам, и что знает сам. Иначе почему мой тёмный брат оказался слева?
Примечания:
Вот. Топчемся на месте, ибо листочка всё ещё нигде нет.
Посему вопрос: продолжать ли поиск уже намеченного плана действий или переписать историю?