***
— Простите, если потревожил ваш сон
***
Говорят, что уснуть не могут лишь лодыри, но разве такое можно сказать про Тому? Он ворочается в новой постели, остро ощущая незнакомые запахи мебели и постельного белья, за окном царит темнота, внутри комнаты тоже, здесь не холодно и не жарко… но как же трудно уснуть! Точнее, Тома задремывал пару раз — но почти тут же просыпался. Почему? Ну, например, в последний его сон заявились Итэр и Тарталья, заставив наблюдать, как второй жёстко мнёт ягодицы первому и даже забирается пальцами между ног, словно норовя проткнуть одежду и проникнуть… Сон не выдержал такого откровенного зрелища. Да и в предыдущие разы было не лучше… В одном Итэр даже был уже голый… и сидел почему-то у него на коленях, стыдливо прикрыв низ живота кончиком длинной косы. Тогда Томе, чтобы хоть немного успокоиться, прошлось вскочить с кровати и немного побегать по комнате. Который уже час? Стоит закрыть глаза, как перед внутренним взором встаёт одна картина вульгарней другой. «Я и не думал, что настолько испорчен…» Не то чтобы Тома поклялся дать обет безбрачия или стать евнухом, однако, когда он жил в Мондштадте, был ещё слишком юн для таких дел, а в Инадзуме… даже в общественные бани ни разу не ходил: сначала Тому не пускали, как чужака, а потом уже и самому расхотелось — сауна в имении Камисато его вполне устраивала: пусть и небольшая, но зато там можно было побыть наедине с самим собой. Так что голых мужчин Тома не видел… Ну кроме господина Аято, заставляющего помогать себе одеваться. А женщин — и подавно. Хотя пару раз с Томой флиртовали старушки, но естественно, он воспринял это лишь как невинные шутки. Прижав ладони к разгорячённому лицу, Тома убеждает себя перестать думать. Вообще. Ни о чём. А когда опускает руки, обнаруживает прямо над собой тёмный силуэт со светящимися бирюзой глазами! От этого силуэта несёт, словно из бочки со спиртом. — Не бойся, — ласково просит мелодичный голос. Правда, слегка заплетающимся языком. — В-венти? — от испуга язык Томы тоже спотыкается о зубы. — З-зачем… Что-то случилось? — Что? …нет, ничего. Просто так. А нельзя? Кровать в ногах проминается под весом гостя. Опустившись на колени, тот перебирается выше прямо по телу Томы, тянется мимо его лица к прикроватной тумбочке (Тома при этом забывает, как дышать), но зажечь лампу у барда почему-то не получается ни с первого, ни со второго, ни даже с третьего раза. — О-ох ты, проклятье… Совсем не дышать затруднительно — Тома всё-таки осторожно выдыхает и вновь набирает воздуха в грудь… и тут же чувствует, что окосел: стены комнаты поплыли вместе с тёмным силуэтом. Запах алкоголя так силён, что даже перебивает отвратительную вонь чёрной мази. — В-вы- …вам не досталось комнаты? — Не досталось, — бард тяжко вздыхает, бросая попытки зажечь свет. — Ты такой тёплый… И просто вытягивается на постели. Точнее, на Томе. — А… Эм-м… Вам удобно? Бард не отвечает. Сквозь одеяло не слышно биения его сердца, да и само маленькое тело кажется таким невесомым, словно принадлежит десятилетнему ребёнку. «Я точно не сплю?» — Вам не холодно? — пробует Тома позвать ещё раз. Но снова остаётся ни с чем. «И что мне теперь делать?» Вторжение Венти почему-то не разозлило, хотя где это видано, чтобы в чужие спальни врывались и заваливались дрыхнуть прямо на отдыхающих жильцов? Разве что запах… алкоголь… Тома отворачивается и закрывает глаза, стараясь дышать через раз. Удивительно, но волнение постепенно отступает. Наваливается сонливость. В новом сне Тома долго и мучительно продирается через спиртовое болото, постоянно увязая в чёрной жиже, густая вода давит на грудь, руки и ноги путаются в ряске, дышать становится всё тяжелее и тяжелее… Но когда Тома открывает глаза, в окне уже брезжит рассвет. На кровати он лежит совершенно один. «Неужели Венти мне тоже приснился?» . . . Тома привык рано вставать, так что надев с ночи аккуратно сложенную возле постели одежду, он выходит в коридор, спускается на первый этаж и разводит огонь в кухонной печи, после чего умывается в бочке с водой для мытья посуды — кстати, её не помешает наполнить заново. Напротив кухни обнаруживается полупустая подсобка, а во дворе мимо вышедшего на улицу Томы пробегает самый настоящий кабан. «Странное у тебя представление о Мондштадте, Итэр…» На самом деле, заметно, что путешественник постарался: вдалеке даже виднеется что-то вроде каменного городка, стиль которого не спутаешь ни с каким другим — но с кабаном перебор. Кабаны по улицам Мондштадта не бегают. По крайней мере, не бегали раньше…***
Когда входная дверь закрылась за Томой, на втором этаже дома одновременно открылись две другие. Моракс и Сяо уставились друг на друга, причём первый склонил голову к плечу, рассматривая перемазанного в чём-то чёрном яксу, второй же выпрямил спину и опустился на одно колено. Предрассветная серость за окнами успела порозоветь, когда Моракс шагнул к яксе и опустил руку на его голову. Так они постояли ещё какое-то время, совершенно не обратив внимания на вновь хлопнувшую внизу дверь. — Тебе лучше? — спросил Гео Архонт. — Простите, если потревожил ваш сон, — сквозь сжатые зубы пробормотал якса. — Ты же знаешь, что тебя всегда рады здесь видеть. Казалось бы, совершенно не связанный разговор, но они прекрасно поняли друг друга. Когда Сяо исчез, Моракс только вздохнул. С первого этажа до него донёсся аромат свежезаваренного чая — и это стало решающим фактором в принятии решения, куда дальше податься. В последнее время Гео Архонт находит особое удовольствие в спонтанных поступках — освободившись от ежечасных забот, он решил наслаждаться жизнью во всех её проявлениях.***
Ворочаясь на кровати, Чайльд в очередной раз стукнулся коленями о стену и выругался, поняв, что больше не уснёт. Ночью он проснулся в холле главного дома совершенно один. Если бы не греющее спину одеяло… Нет, в любом случае его просто бросили в баре! Обидевшись, Чайльд ушёл. Только недалеко — на соседнем островке как раз расположилась целая деревушка. Правда, без жителей… что немного стрёмно, но в то же время удобно: сунувшись в первый же дом, Чайльд забрался на узкую тахту и провалился в сон. Однако домик оказался довольно хлипким, продуваемым всеми ветрами, так что к утру самовселившийся постоялец знатно промёрз. Всё-таки в главном доме намного уютнее и теплее… Жаль, по словам Итэра, он может менять интерьер только там, а остальные дома и прочие постройки идут «цельным куском». Что ж, наверное, это лучше, чем ничего? Выйдя на улицу и умывшись в колодце, Чайльд потягивается, наблюдая за подпрыгивающими в ограждении зябликами. Благодаря им это место кажется не таким уж и жутким… но если подумать — жуть ещё та: ни одной птички на небе, ни одного насекомого в траве, лишь пустые дома и словно по кругу бегущие облака. Мёртвый мир. Чайник. — Доброе утро, —поднимает руку в приветствии молодой человек из Инадзумы в странном ободке с рожками на голове. И откуда он только вылез в такую-то рань? — И тебе. Парень направляется к разбитым Итэром полям, а Чайльд снова потягивается. Он не решается вернуться в дом к завтраку, лишь наблюдает за двором издалека. Когда же Итэр наконец-то показывается, выжидает ещё немного — убеждается, что Моракс остался внутри и телепортируется к Пухляшу: — Ну что? В подземелье?