***
Такое ощущение, что мозг расплавился, выпрямив все извилины, и вместо мыслей в голове поселился тревожный шум. — Извини, Итэр… я высказался слишком резко. — Да, на меня тоже что-то нашло. Итэр вытянулся рядом на двуспальной постели, подсунул обе руки под мягкую свежую подушку и спрятал в ней лицо. Несмотря на изменившееся тело и ставший более высоким голос, это по-прежнему Итэр — его глаза, его интонации… и его ненавязчивая забота всё те же. Син Цю с самого начала оценил тактичность путешественника, но, похоже, и ему иногда свойственна повышенная эмоциональность. Или всё дело в превращении? Син Цю и сам будто бы стал чувствительнее. Например, сейчас ему хочется заплакать. А ещё — уткнуться в грудь лежащей рядом девушки и почувствовать, как гладят по спине. …и лучше уж сейчас рядом будет Итэр, чем Чун Юнь. Син Цю уверен, что любимый принял бы его в любом теле, однако идея показаться ему в таком виде — совсем не кажется хорошей. Как и продолжать думать о том, что родись кто-нибудь из них изначально в женском теле, сейчас бы всё было по-другому: не приходилось бы прятаться и испытывать это жгучее чувство вины перед родными, уверенными, что уже совсем скоро их сыновья/внуки приведут в дом невест… «Итэр прав. Мне легче принимать себя, испытывая боль… Знаю я всё! Но как объяснить это А-Юню? Не могу же я вновь начать использовать его слабость перед алкоголем? А без выпивки… он всегда слишком жалеет меня». Повернувшись набок, Син Цю всматривается в смятую подушку рядом и в свернувшуюся петлёй светло-русую косу, словно сплетённую из тончайших колосков пшеницы. «Будь это роман, я бы смог придумать сцену, в которой родители узнают о неправильных предпочтениях сына и смиряются, принимая его: построить диалог, продумать реплики, аргументы… Но почему то, что хорошо выглядит на бумаге, в жизни кажется сущей бессмыслицей?» — Если хочешь, я поговорю с ним, — вдруг повернув голову предлагает Итэр, щурясь из-за заливающего кровать утреннего солнца. Хмурится. И неожиданно по постели и по его телу пробегает тень, будто солнце ускорило бег, за несколько секунд обежав весь небосвод. Обернувшись к окну, Син Цю с удивлением обнаруживает, что на дворе уже вечер. — Ты и так можешь? — Ничего сложного. Пару минут Син Цю сидит, глядя в окно, пока наконец не решает всё-таки ответить на заданный ранее вопрос: — Не надо, я сам. — Уверен? — Мы… не то чтобы поссорились. Он косится на перевернувшегося на спину Итэра и быстро уводит взгляд в сторону от мягких холмиков его/её груди. Син Цю ни разу не находился в подобной близости с представительницей женского пола, но смущается не потому, что взволнован женскими прелестями, и не потому, что они больше, чем его собственные… а из-за того, что Итэру наверняка и без этих взглядов жутко неудобно. — …скорее, похоже на забастовку, — продолжает Син Цю, наконец остановив взгляд на лице путешественника. Хотя смотреть глаза в глаза в данных обстоятельствах… тоже не кажется хорошей идеей. — Чун Юнь сказал, что больше не может так. И что лучше нам вовсе не прикасаться друг к другу. — А-ха, — вздыхает Итэр, прикрыв глаза и тем самым снизив градус неловкости в комнате. — В другой ситуации я бы посоветовал вам обоим расстаться и поискать более подходящих партнёров, только вот проблема не в этом… И почему в Тейвате нет психотерапевтов? — Кого? — Да так… никого… Кажется, Итэр медленно засыпает — его голос звучит всё приглушённее. Син Цю тоже уже некоторое время чувствует нарастающую сонливость, будто и правда уже прошёл целый день. Улёгшись обратно на вторую подушку, он отворачивается к стене под окном. «Может… может, мне и правда признаться во всём отцу? …всё равно я не старший сын и не обязан продолжать род… Но что делать, если он выгонит меня? Или информация просочится и семья подвергнется осуждению? …как же хочется просто сбежать. Сбежать с ним вдвоём и отправиться в путешествие».***
Чайльд знал, где искать Моракса — тот опять подвязался в очередное скучное дельце по посредничеству между купцами Фонтейна и Цисин, заправляющей добычей необычной руды в Разломе. Наведавшись в лагерь и убедившись, что переговоры в самом разгаре, Чайльд обзавёлся более подходящей для своего нового облика одеждой — а именно длинным обтягивающим платьем с разрезом до середины бедра: однотонное и бордовое, его украсила тонкая цветочная вышивка золотой нитью вдоль разреза. Облик дополнила копна длинных рыжих волос, заколотая так, чтобы всей тяжестью ниспадать на правое плечо, и чёрный веер без рисунка, но зато с замысловато вырезанным цветочным узором. Глядя в зеркало, Чайльд почувствовал желание трахнуть красавицу из отражения. «Дедушка же будет в восторге?» За последний месяц они посетили много как романтических, так и злачных мест, попробовали как нежный, так и грубый, неудержимый секс… однако Чайльд до сих пор так и не рискнул развести перед Мораксом ноги. А Моракс и не настаивал. Часто они и вовсе обходились без проникновений, наслаждаясь друг другом и экспериментируя сотнями, если не тысячами способами альтернативных стимуляций… Чего только стояли ощущения от скользящей по коже мягкой чешуи или от обвившего целиком всё тело гигантского раздвоенного языка? Да-да, Чайльд как-то уговорил Моракса превратиться, после чего каким-то образом оказался пленён и совершенно беспомощно доведён до неистового удовольствия, высосавшего и обескровившего каждую клеточку его тела. «Уверен, слюна дракона обладает каким-то фармакологическим действием… и мы могли бы не плохо заработать, изготавливая из него афродизиаки для чёрного рынка». «…впрочем, этот способ стоит отложить на тот случай, когда меня всё-таки выгонят из Предвестников». Чайльд уже три месяца не возвращался в Снежную под предлогом поиска Скарамуччи. — Так, ладно. Закончив крутиться перед зеркалом, он наконец покидает гостиницу и вновь направляется к лагерю у Разлома, обмахиваясь чёрным, как ночь, веером и прикрывая от восхищённых взглядов рудокопов слишком глубокий вырез — изначальный дизайн платья подразумевал, что оно будет застёгнуто под самое горло, однако Чайльд позволил себе расстегнуть пять… десять… в общем, несколько пуговиц. «Проклятье, я совсем не подумал, что тут сплошные камни… и нахера надел туфли с каблуками?» Споткнувшись в десятый раз и вызвав у наблюдателей сдержанный смех — всё-таки над красотками не ржут, а тактично посмеиваются — Чайльда едва не сталкивается с Кэ Цин, вышедшей из высокой палатки и нагруженной кипой свитков. Увернувшись, но при этом потеряв равновесие всё из-за тех же дурацких каблуков, на которых и по ровной-то поверхности ходить сложно, Чайльд падает… прямо в чьи-то объятия. — Не думаешь, что стоило сначала немного потренироваться? — раздаётся у уха знакомый голос. По коже тут же пробегают мурашки, но в спину уже подталкивают, помогая вернуться в устойчивое положение, после чего Моракс учтиво улыбается: — Надеюсь, с вами всё в порядке, миледи? — Хм, ты совсем не удивлён? — прикрыв губы веером, быстро интересуется Чайльд, после чего бросает взгляд на других людей, вышедших из палатки, и продолжает уже громче, придав голосу медовой сладости: — Ах, благодарю вас, сударь… Кажется, у меня закружилась голова. — Голова? — Моракс немного меняется в лице, и хоть его вежливая улыбка не исчезает, из неё пропадает вся весёлость. — Позволите проводить вас до вашего… м-м… — Ох, я буду та-а-ак благодар- …на! Протянув руку, подобно истинной леди, Чайльд позволяет взять себя под локоток. Едва они отходят достаточно, чтобы скрыться от посторонних глаз, как Моракс вдруг останавливается, наклоняется и подхватывает его на руки: — Что с тобой случилось? — Понятия не имею, но просто обязан воспользоваться этой возможностью, — прижав к груди сложенный веер, Чайльд обхватывает шею Моракса и целует его в уголок обеспокоенно приоткрытого рта. — Правда, голова у меня и правда… немного кружится. Не успевает он договорить, как перед глазами вспыхивает жёлтое свечение — закрученный вихрем золотой песок поднимается с земли и окутывает их, к горлу подкатывает тошнота… но через миг сквозь свечение уже проступают очертания комнаты, которая просто не может быть ничем, кроме спальни Чжун Ли в похоронном агентстве. Опустив Чайльда на пол, Моракс встревоженно вглядывается в его лицо, Чайльд же смущённо отводит взгляд, словно и впрямь невинная барышня, впервые посмевшая оказаться с мужчиной наедине… Впрочем, будь выбор за ним, Чайльд бы предпочёл более современное местечко этому музею, уставленному старой мебелью, среди которой преобладают шкафы и стенды с потемневшими от времени свитками, мерцающими и буквально поглощающими свет камнями, а так же оружием: от грубых кинжалов и странных дротиков за стеклом, до пары длиннющих скрещенных алебард, украшающих стену — всё настоящий антиквариат. В другое время Чайльд бы не упустил возможности изучить древние клинки, но сейчас его внимание привлекает кровать — только вот и она кажется лишь экспонатом, которым не пользовались уже тысячу лет. «Сколько же ты прожил здесь, притворяясь Чжун Ли? Являясь людям только единожды за год, всё остальное время ты жил как консультант? В этом унылом бюро? До чего же печально…» Хотя Чайльд впервые в гостях у Моракса, он совсем не удивлён: старикам свойственно собирать старые вещи. Но почему-то Чайльд до сих пор был уверен, что архонт не против смены обстановки и наверняка одобрит тот домик, что он присмотрел… сконструированный и уже почти полностью обставленный по последнему писку моды. Однако сейчас, обводя взглядом скопление экспонатов, Чайльд теряется — с каждой секундой это тёмное, пахнущее пылью и камнями место, начинает казаться не таким уж ужасным. — …Тарталья? Его слегка встряхивают и, схватив за подбородок, заставляют вновь посмотреть на хозяина комнаты. — Давай сделаем это! — улыбается Чайльд, прищурившись и вцепившись в плотный ворот коричневого камзола. — Ты… У тебя ничего не болит? Беспокойство пульсирует в янтарных глазах, и Чайльд чувствует себя важным и нужным для этого древнего существа, от чего-то выбравшего его в свои компаньоны на пенсии. Только выглядит древнее существо совсем не дряхлым, а безумно прекрасным, чувственным и полным жизненных сил, которыми очень хочется воспользоваться! — …не болит, — ещё шире растягивает Чайльд губы, подтягиваясь и сразу проникая языком в горячий рот архонта. Тот отвечает не сразу, словно прислушиваясь к чему-то, но в какой-то момент просто сдаётся, сжимая Чайльда в крепких объятьях и грозя раздавить. — …сумасшедший, — выдыхает Моракс, вдруг разорвав поцелуй и вновь подхватив его на руки. Несколько быстрых шагов — и Чайльд оказывается на постели, затянутой шёлковым покрывалом. Его попытка утянуть Моракса за собой и вновь слиться с ним в долгом, лишающим дыхания поцелуе не увенчивается успехом — архонт отстраняется и просто садится рядом, после чего прижимает ладонь к его лбу. — Ты весь горишь. — Подумаешь… Слушай, я так хочу почувствовать тебя в себе… всего тебя… — И поэтому ты решил использовать алхимию? — всё больше хмурится Моракс. — Это не… я не знаю, кто это сделал. Но разве не здорово? Я же сногсшибательно прекрасен! Чуть смягчившись, и всё же ещё с беспокойным блеском в глазах, Моракс нежно касается его спутавшихся волос, пропускает вьющуюся прядь между пальцев и наклоняется, наконец-то снова целуя. Но что-то не так. Чайльд будто уплывает куда-то. Борясь с сонливостью, он обхватывает спину Моракса, выгибаясь и прижимаясь к нему… однако взбодриться это не помогает. — Если бы я знал, чего ты хочешь, давно бы взял тебя. — …но… ты такой большой там… — с трудом выговаривая слова, Чайльд уже не в силах открыть глаза. — Я… я не смогу… он- …он не войдёт… — Проблема лишь в размере? Кажется, Моракс улыбается. И говорит что-то ещё. Но Чайльд проваливается глубже в сон, словно затянутый неведомой тенью на дно глубокого и мрачного колодца.