Разврат в Чайнике

***

Скар ожидал, что придётся нарушить данное Нахиде слово и уже сегодня вернуться в Инадзуму, однако стоило ему самоуверенно заявить, что Кадзуха волен пользовать его, как слугу, без сна и еды — как дверь за спиной инадзумца дёргается и на пороге возникает человек, которого Скар предпочёл бы никогда больше в своей жизни не встречать. Не то чтобы человек этот сделал что-то конкретно ему… но одно дело, когда твоё становление богом срывает другой бог на пару с Сошедшим, и совершенно другое, когда обнаруживается, что главный виновник смуты — секретарь академии, которому слишком нравится перебирать бумажки! Кстати, он их и сюда с собой прихватил! …конечно, те игры с Сердцем Бога с самого начала были не более, чем экспериментом Дотторе, а Скар, тая обиду на весь мир, лишь глупо цеплялся за призрачную мечту стать равным богам… да и никто уже попросту не помнит, что произошло на самом деле… но появление Аль-Хайтама вызывает резкое желание треснуть его по голове. Чтобы хотя бы на миг сбить это уныло-чопорное выражение с лица. Впрочем, без унылой чопорности и занудства, учитывая его ум и задатки к беспринципному манипулированию окружающими, из секретаря академии вполне мог бы выйти второй Дотторе. «Интересно, Итэр вообще понимает, что им воспользовались?» А ведь до знакомства с секретарём Скар искреннее считал, что нет более раздражающих личностей, чем болтающие без умолку истероиды. — Прошу прощения. Конечно же, Аль-Хайтам его не узнаёт. И потому спокойно проходит мимо. Кадзуха же провожает широкую спину секретаря задумчивым взглядом: — Кажется, вы с ним знакомы? «Как он понял?» Пока Скар раздумывает, Аль-Хайтам доходит до бара, сгружает увесистую стопку бумаг на край стойки и принимается деловито рыться на полках. Буль-буль-буль. Чайного цвета жидкость на треть заполняет широкий стакан, способный, наверное, вместить не менее литра, и воздух пропитывается древесно-мускатным ароматом. Присосавшись к стакану, Аль-Хайтам не отрывается от него, пока не опустошает, после чего садится и сердито выдёргивает из середины стопки пару бумажек. «Будто у себя дома…» Поморщившись, Скар оборачивается к Кадзухе: — Может, пойдём… -те? Любопытный блеск в глазах инадзумца, глядящих на накаченного сумерца, вызывает неприятное чувство. «Нет-нет, это опасно». — Кадзуха? …хозяин? Пониженный тон и подобострастные нотки заставляют Кадзуху перевести на него удивлённый взгляд. — …прямо сейчас? Мне немного неудобно перед Итэром. Наверное, будет лучше дождаться его возвращения, прежде чем уйти. Скар снова морщится. Будь его воля, он сейчас же поднялся бы наверх и выдернул путешественника из постели, лишь бы Кадзуха поскорее исполнил свой долг вежливого гостя… однако, такой поступок вряд ли найдёт у него понимание. Кстати, со своим уникальным слухом Кадзуха тоже наверное в курсе, что именно сейчас происходит на втором этаже? — Ха-а… хорошо, как прикажете, господин. — Тебе так нравится быть слугой? — лукаво поднимает брови Кадзуха, словно не понимая, что его слова могут истолкованы, как флирт. «Нет… просто я такой испорченный… потому и толкую всё извращённо». — Вы разве не собирались уходить? — раздражённо оборачивается Аль-Хайтам. Кадзуха не из тех, кто останется после такого прямого намёка. И всё же, похоже, что между удобством гостя и вежливостью по отношению к хозяину дома инадзумец выбирает второе, когда смиренно опускает голову и направляется к бару: — Мы находились в раздумьях, — отвечает он тихо, занимая дальний стул в ряду перед стойкой. Скар тоже возвращается. — Как вам будет угодно… — доносится до него ворчание сквозь шелест бумаг. «О, архонты, как же хочется вывести его из себя!» — Господин, что будете пить? — как можно громче интересуется Скар у Кадзухи. Тот понимающе щурится и укоряюще качает головой, а потом взглядом указывает на несколько запечатанных глиняных бутылочек в самом низу стеклянной витрины за стойкой. Скар улавливает намёк. И какое-то время занимается давно забытым делом: подогревает саке и подливает его человеку. Так же за баром обнаруживается бочонок с квашенными овощами, и Кадзуха благодарно кивает, когда Скар принимается их нарезать. Такая ерунда. Такая глупость. Так раздражает. Но на душу понемногу опускается спокойствие и тепло от этих незамысловатых действий. И даже продолжающий шелестеть бумагами секретарь сумерской академии перестаёт сильно бесить. А потом к ним спускается Итэр — порозовевший, с прилипшей к лицу чёлкой и пахнущий сексом. Эта еле уловимая смесь пота, спермы и мыла… конечно же, Кадзуха не может не почувствовать её. Однако вида не подаёт. И лишь Скар, вероятно, замечает чуть покрасневшие кончики ушей инадзумца. Первым делом Итэр разбирается с Аль-Хайтамом, отправив его в комнату на втором этаже — похоже, здесь что-то вроде гостиницы? А потом у них с Кадзухой завязывается наискучнейший разговор. Скар не обращает внимания на попытки путешественника подшутить над собой и через некоторое время отправляется на кухню, почему-то окружённую барьером — который не работает, ибо пропускает его без проблем. А на кухне обнаруживается хмурый повар… похоже, барьер призван не запрещать кому-то входить, а не выпускать этого типа. Скар бросает заинтересованный взгляд на поднос с варёными раками, но принимается готовить сладкие моти. Естественно, не для себя. . . . Вечер тянется, плавно перетекая в ночь. Итэр предлагает переночевать в доме, а к утру подготовить что-то, разговор о чём Скар благополучно пропустил — но идея остаться здесь с Кадзухой будоражит. Хотя вернуться в тот большой дом в Инадзуме тоже, наверное, было бы не плохо. — К сожалению, места не так много… — извиняясь, вздыхает Итэр. — Ты не против разделить комнату с Мучачей? Если нет — я придумаю что-нибудь. — Я не против, — улыбается Кадзуха. — В путешествиях приходилось спать и в более стеснённых условиях, так что не беспокойся. «О, нет… я же не выдержу…» — Что-то хочешь сказать? — обращаются к Скару песочные глаза, и все возражения растворяются на языке. Итэр будто видит его насквозь. И будто спрашивает: «Ты же не натворишь глупостей?» «Мне явно продлевают испытательный срок». — Нет, ничего. — Верно, — кивает Итэр. — В конце концов, слуга обязан находится подле своего господина круглые сутки. «Катись к чёрту…» . . . Кадзуха постепенно пьянеет, к нему присоединяются ещё какие-то люди, среди которых Скар с удивлением замечает двойника запертого на кухне повара. Спускается Барбатос и принимается всех спаивать… умудряясь при этом то травить скабрезные байки, то вполне прилично исполнять грустные баллады. Инадзумец всё больше соловеет, но заметно, что ему нравится здесь: он почти не говорит сам, однако внимательно слушает. А вот Скар давненько не был в толпе. Ещё и ревность царапает сердце… И всё же он дожидается, когда его новоиспечённый хозяин наконец-то принимается клевать носом — правда, к этому времени за окнами уже начинает брезжить рассвет. — …как поднимешься на второй этаж, вторая дверь направо, — кивает Итэр, сонно выстраивая очищенные фисташки в длинный ряд, а потом щелчком пальца посылает одну из них в полёт, прямо к ряду стопок на голове Барбатоса. Фисташка залетает в центральную. — Браво, — хмыкает Анемо Архонт. — В качестве награды я расскажу вам, как появился род Мураты… — Кхм, — сердито косится на него обладатель красной копны волос из Мондштадта. — О, а я бы послушал! — отлепляет от стойки щёку пришедший с ним павлин с повязкой на одном глазу. Дальше Скар не слушает. Придерживая Кадзуху, он помогает ему переставлять ноги, поднимаясь по лестнице. Обычно кукольное тело не страдает от холода или жары, однако горячий бок инадзумца будоражит кровь в искусственных венах, пробуждая самые грязные мысли. Это испытание… явно будет не из лёгких. Но Скар пока держится. И даже доводит Кадзуху до нужной двери, не пощупав его там, где этого не требует помощь. Комната, что им предоставили, оказывается очень скучной, с двумя кроватями: одной большой, чьё тяжёлое изголовье украшено сложной резьбой и, похоже, золотой краской, и второй узкой и убогой, отгороженной ширмой в таком же узком и убогом углу. — Я могу лечь здесь, — кивает Кадзуха на убожество. — Нет, — мотает Скар головой, подводя его к широкой и пахнущей свежестью постели. — Но… так ведь неправильно… Язык инадзумца заплетается, а его покорная слабость возбуждает. В голову то и дело лезут непристойные идеи: например, что в таком состоянии парень даже не вспомнит, если сейчас завалить его и сделать своим. «Тя-же-ло…» — Я же слуга. Усадив Кадзуху, Скар принимается аккуратно развязывать многочисленные тесёмки, так любимые инадзумцами. Делает он это не впервые, но из-за того, как руки опаляет горячее дыхание, руки почему-то отказываются нормально двигаться, пальцы цепляются друг за друга, и, в целом, процесс идёт туго. — Нет, — вдруг задирает голову Кадзуха. — Я лягу там! Едва успев среагировать и отпрянуть, Скар всё же оказывается застигнут врасплох широко распахнутыми алыми глазами. — Это глупо… — пробует он возразить, удивившись своему охрипшему голосу. — Нет, — мотает головой Кадзуха. — Справедливо! — Хорошо, — приходится согласиться. — Тогда мы ляжем там вместе. На этот раз инадзумец удовлетворённо кивает. И хватается за его руки, как раз терзающие последний узелок, попытавшись встать. Похоже, Кадзуха вознамерился прямо сейчас перебраться на другую кровать, однако такого напора Скар не ожидал. Попытка удержать равновесие, просто отступив, проваливается из-за оказавшейся прямо за спиной ширмы, на которую он и падает. И Кадзуха тоже. Прямо на него. Оказавшись придавлен горячим, словно прямо из бани, телом, Скар теряет дар речи. Кадзуха влажно смотрит на него сверху, не спеша подниматься. Свисающие белые пряди щекочут шею… расширенные зрачки гипнотизируют… язык, проскользнувший меж пересохших губ, манит поймать себя и завладеть… Огромным усилием воли Скар отворачивается, уставившись на дверь. Но жар лежащего на нём тела проникает всё глубже, вытаскивая из укромных уголков памяти неуместные сейчас воспоминания. — И правда… — прерывисто выдыхает Кадзуха, пьяненько усмехнувшись. — Ты не чело- …человек. У тебя сердце не б- …не бьётся. И прижатая к груди Скара ладонь сжимается в кулак, сгребая одежду. А ещё через миг к его губам прижимаются сухие губы инадзумца. «Что? …почему?» Поцелуй обрывается внезапно, не успев толком начаться. — Ну как? Я выполнил… твою просьбу? «Ах, да, верно… я же вроде просил о поцелуе… но, всё равно — почему?» — Ха-ха… у тебя такое удивлённое лицо, — щурится Кадзуха уже скорее сонно, чем игриво. — Почему мне так спокойно с тобой? Почему я лежу на тебе и не испытываю смущ- ик! …смущения? «Может, потому что мы занимались куда более смущающими вещами и твоё тело о них не забыло?» — Скару хочется произнести это вслух. И, наверное, он сделает это однажды. Когда они станут ближе. Но не сейчас, не сегодня. А пока он просто кивает. И позволяет Кадзухе опустить голову на свою грудь, а затем уснуть. Чтобы чуточку позже поднять его на руки и перенести на постель.