Разврат в Чайнике

***

В кузнице ужасно жарко. Кадзуха сначала закатал рукава по локоть, но когда пот пропитал рубашку и та начала липнуть к телу, сковывая движения — избавился от неё. А вот Мучача… то есть, Скар, кажется, совсем не потеет. — … Бум-бум-бум… Ш-ш-ш… Опущенное в студёную воду лезвие поднимает пухлое облако пара, но даже сквозь него Кадзуха чувствует направленный на себя взгляд. Помощник старательно раздувает меха, демонстрируя удивительную силу и усердие. Даже странно немного. И в то же время сердце мягко подрагивает, словно бабочка — крыльями. «Слишком быстро». Кадзуха никогда не влюблялся, но почему-то уверен, что сейчас чувствует нечто иное. Однако не только из-за того, что любовь по его мнению должна зарождаться не за несколько часов и даже не за несколько дней, а потому что происходящее как-то связано с неправильностью, которую Кадзуха ощущал последние месяцы и которая внезапно просто исчезла. Будто насмешка богов. А ещё — загадочная осведомлённость нового знакомого будит скорее азартный, чем романтический интерес. «Привычки, о которых я сам ещё не узнал… откуда о них знаешь ты?» Вздохнув, Кадзуха достаёт из ведра поплывшее волнами лезвие и разочарованно закидывает обратно в печь. Жаркое пламя снова расплавит металл, после чего он попробует в очередной раз придать ему форму. Многослойная ковка требует скрупулёзного подхода. Эту кузню Итэр воздвиг всего за одно утро, как и обещал, хоть Кадзуха и просил его не утруждаться. Но, если честно, вряд ли бы ему самому удалось так быстро восстановить давно опустошённую мастерскую при усадьбе. Да и чтобы начать восстанавливать, сначала не помешает вспомнить, что и как вообще должно быть устроено: прошло уже несколько лет с тех пор, когда Кадзуха в последний раз заглядывал в кузню и брал в руки молот… не считая случая с проклятым мечом, который, по сути, сам себя перековал, временно завладев его телом — но именно благодаря испытанным тогда ощущениям: жару очага, запаху плавящегося металла, тяжести молота в руке… Кадзуха вспомнил, как ещё совсем маленьким впервые пришёл к кузнецам, как наблюдал за ними, тщетно спорящими о восстановлении утерянных техник… и как восхищённо смотрел на огонь, не понимая, к чему так печалиться? Ведь взамен утерянного всегда можно создать новое! И это новое будет даже лучше! Взять, к примеру, каллиграфию: какими бы неказистыми не были закорючки, со временем все учатся красиво писать! …конечно, со временем Кадзуха понял, что секреты мастерства и старые прописи — не одно и то же. И что накопленный поколениями опыт так просто не превзойти. Однако его вера в себя ещё не успела потухнуть до конца, и если Скар и правда много знает о ковке… «Нет. Моё сердце так бьётся не из-за возможности вернуть клану былую славу». «Но тогда почему? Почему я никак не могу сосредоточиться на ковке?» Скар очень чётко объяснил принцип соединения двух пластин металла разной плотности. Но даже если Кадзуха хорошо контролирует силу ударов и, вроде бы, вовремя отправляет заготовки в холодную воду — железо постоянно морщится или трескается, становясь слишком хрупким вместо того, чтобы обрести крепость алмаза. — Отдохни… -те. Весь чумазый из-за чёрного дыма Скар оставляет меха и подходит ближе, помогая поправить почти полностью расплавившегося ледяного слайма под бочкой. — Ха-а… да, наверно, пора. За окнами уже стемнело. Итэр приходил пару раз, спрашивал, как дела и звал перекусить, но Кадзуха неизменно отказывался, чувствуя, что не имеет права останавливаться, пока не поймёт, что же делает не так… и почему объяснения Скара звучат так просто, а на деле выходит ерунда. «Или металл не такой… или я идиот…» — Нет, в последний раз. Я попробую ещё разок. Скар отводит взгляд, но Кадзуха успевает заметить раздражение в его взгляде. Вот такой вот у него помощник — ведущий себя очень тихо, но абсолютно не умеющий скрывать чувства даже при отсутствии обычной для людей мимики. «Так зачем я понадобился тебе?» — Ладно, смотри, — внезапно вздыхает помощник, обходит Кадзуху и, прижавшись к его спине, обхватывает руку с молотом. — Расслабь запястье… -то есть, расслабьте, господин. А по спине пробегают электрические разряды. Совсем как в некоторых местах Инадзумы с повышенной концентрацией Электро элемента. Только эти причиняют лишь беспокойство… — Можешь говорить свободно, — косится через плечо Кадзуха. Вполне нормально испытывать неловкость, оказавшись в объятиях постороннего человека, пусть и обоснованные помощью. А вот что не нормально — так это распространяющееся по спине тепло, как будто такие прикосновения для тела более, чем приемлемы… До сих пор Кадзуха не замечал за собой подобной терпимости. Кстати, он совершенно не помнит, чем закончился вчерашний вечер — позор и только. А ведь напиваться без памяти также никогда не входило в число его привычек даже в компании капитана Бей Доу и её верных подчинённых. Можно предположить, что вино было слишком крепким или что Кадзуха расслабился из-за Итэра, к которому с самого знакомства проникся доверием… или из-за исчезнувшего чувства неправильности… но факт остаётся фактом: он проснулся в постели, понятия не имея, как до неё добрался и когда успел раздеться. Хорошо хоть не конца. Потому что, скорее всего, его раздели. «Хм-м…» — …сожмите сильнее. А удар должен быть с оттяжкой, будто бьёте хлыстом. Голос помощника отчего-то всё больше понижается, становясь сиплым, и пробегающие по спине мурашки становятся всё крупнее. «Я должен сосредоточиться». Кажется, что от помощи Скара нет никакого толка, ведь он всего лишь двигает его рукой — совсем как дух проклятого меча — но в отличие от духа Скар ещё и объясняет, когда расслабить запястье, а когда напрячь — и почему. Металл под молотом выгибается, подобно размоченной глине. А Кадзуха всё больше теряется: одна часть его души остаётся настороже, пытаясь честно следовать указаниями и запоминать, другая же скорее наслаждается садящимся голосом, звучащими в нём ворчливыми и недовольными нотками, за которыми чувствуется забота и что-то ещё, пока не очень понятное. Скар в целом — одна сплошная загадка. Утром Кадзуха обнаружил его сидящим на полу возле своей кровати. Показалось, что юноша спит… однако, как Кадзуха не приглядывался — плотные ресницы нового знакомого не трепетали, а глаза под опущенными веками не двигались… и даже грудь не вздымалась. Очень захотелось проверить, бьётся ли его сердце. Но даже позволив себе рассматривать юношу так близко, Кадзуха не решился протянуть руку и коснуться его. Однако Скар вдруг сам схватил Кадзуху за запястье и заставил прижать ладонь к своей груди. — Я — кукла. Не бойтесь задеть мои чувства, — чётко, словно и правда не спал, произнёс он с еле слышной, но явно затаившейся горечью. — Разве куклы не способны испытывать чувства? — удивился тогда Кадзуха. Фиалковые глаза Скара округлились в ответном удивлении, но не радостном, а скорее болезненном, будто он уже слышал эти слова от кого-то… кого-то, с кем его разлучила судьба. «Возможно ли, что он видит во мне кого-то другого? И те озвученные им привычки — относятся не ко мне?» Почему-то это предположение вызывает разочарование. Причём, даже большее, чем другие возможные причины, о которых Кадзуха уже думал. Например, о заказанном кем-то убийстве… Нет. Смешно. Кому он вообще нужен? И цель Скара явно не деньги клана, если только на территории усадьбы Каэдэхара не зарыт тайный клад. И не секреты кузнечного мастерства, ибо если кто-то и выигрывает от их сотрудничества — так это Кадзуха. «Не понимаю… но жуть, как хочу понять». — Не отвлекайся! Хватит колотить! Разве не видишь, уже начало остывать?! В какой-то момент Скар отошёл от него, но продолжает руководить со стороны. Его ругань действует на нервы, но Кадзуха не слышит в ней искренней злости или раздражения, хотя он действительно отвлёкся и напортачил. А ведь ему наконец-то удалось заставить твёрдую сердцевину слиться с мягкими пластинами, образуя более или менее годную заготовку! — Оставь её закаляться на ночь, — вздыхает Скар. — Может, лучше переделать? — Ты решил себя уморить, идиот? Хмуро зыркнув, Скар сбрасывает перчатки и уходит. Кадзуха растерянно смотрит ему в след. «Похоже, я его всё-таки рассердил…» — …ладно… тогда приберусь. Около получаса уходит на то, чтобы сложить инструменты, погасить очаг и выгрести мусор. Когда же Кадзуха выходит наружу с собранной золой, чтобы ссыпать в заранее приготовленный Итэром ящик — путешественник объяснил, что собирается использовать её как удобрения — то обнаруживает прямо посреди двора бочку. Бочку, под которой развели костёр. Скар как раз просовывает между железных ножек дрова, когда замечает Кадзуху. — Ужин скоро будет готов, хозяин. А пока приведите себя в порядок. «Снова…» Кадзуха вздыхает, испытывая благодарность — он как раз переживал, где бы помыться — не идти же в дом чумазым с ног до головы? Однако, мыться в бочке… Нигде не видно ничего похожего на ковшик, которым можно было бы черпать воду и лить на себя — значит, остаётся только один вариант. — Уже можно залезать? — на всякий случай спрашивает Кадзуха, чтобы подтвердить догадку. — Мгм, — неопределённо кивает Скар. И Кадзуха, пожав плечами, начинает раздеваться. Итэр возвёл кузню на отдельном острове, так что здесь никого, кроме нового знакомого, кого можно было бы смутить. К тому же уже стемнело. Однако огонь под бочкой пылает достаточно ярко, чтобы отбрасывать на его тело светлые блики. «Я веду себя слишком вызывающе… но ты сам виноват». — Там на дне песок, — глядя куда угодно, только не на стаскивающего хакама Кадзуху, сухо сообщает Скар. Он снова ведёт себя скромно, хотя совсем недавно командовал, совершенно забыв о почтительности слуги. «Зачем тебе эта маска?» — …надеюсь, не обожгусь. Наконец раздевшись полностью, Кадзуха трогает горячий, но не раскалённый край толстой бочки и растерянно замирает, не зная, как в неё залезть. Если попробовать подтянуться — можно ведь и опрокинуть махину на себя… Щиколотки опаляет жар костра. — Я помогу, — не поднимая глаз, Скар опускается на одно колено и сцепляет пальцы в замок, всем видом предлагая использовать свои руки как ступеньку. И Кадзуха, поколебавшись, действительно ставит босую ступню на его руки и как можно быстрее забирается в бочку. На миг к обнажённому бедру прижимается чужая щека, и даже горячая вода не сразу смывает оставшийся на коже палящий след. На дне бочки и правда насыпан песок — тоже горячий. Сердце заходится от такой температуры, но Кадзуху больше волнует другое: он всегда рассматривал наготу лишь как нечто неподобающее, однако сегодня откуда-то взялось совершенное иное волнение. «Почему моё тело так реагирует на него?» — Не горячо, господин? — Просто прекрасно… — Это хорошо. Я не так чувствителен к температуре, поэтому… в общем, отлично. — А ты не собираешься мыться? — Этот слуга помоется после хозяина… — А могли бы и вместе… — Что? — Что? Скар смотрит на него с открытым ртом. Кажется, его маска вот-вот снова треснет… однако Кадзуха слышит лишь обеспокоенное: — Хозяин переутомился? — …нет. Вовсе нет. «Я и правда, наверное, идиот…» Он и сам понимает, что ведёт себя вызывающе. Похоже, этот парень и впрямь хорошо его знает, раз удивлён… но как такое возможно? «Я ведь не жмурюсь… когда кончаю…» Голова кружится, сердце стучит всё быстрее… Наверное, не стоило именно сейчас вспоминать о тех словах Скара. «Как же хочется тебя удивить…» — Эй, вы весь красный, хозяин. — М? Ну да… так ведь и должно быть? Кадзуха умывает лицо, облокачиваясь на край бочки. Поры раскрываются в горячей воде, суставы размягчаются, кажется, вместе с костями… хочется закрыть глаза, уснуть… и не думать больше о странном парне без сердца. Сознание и впрямь уплывает. — …хозяин? …эй? С вами… Вот дерьмо! Резкий голос доносится сквозь дымку поднимающегося к звёздному небу пара. А потом его вытаскивают на холод худощавые, но сильные руки. — …ну почему ты такой упрямый? И почему я такой идиот?!