Рандомайзер решит

«Нам не нужны причины, чтобы влюбиться, но для расставания мы всегда стараемся найти повод» — Рёдзи Кадзи.

      Не помню, как расталкивал весь народ, как помогал ему допрыгать до машины Пайпер, потому что скорая не ехала. Помню его улыбку и как он говорит, что всё хорошо, ведь он всего лишь сломал ногу. Я ждал его в длинном коридоре, где носились медсёстры, пока на его левую ногу накладывали гипс. Весь лак с ногтей сгрыз от переживаний. На самом деле беспокоиться о ком-то гораздо тяжелее, чем самому подвергаться опасности. Всё в голове перемешалось в кашу, хотя, казалось, только вот я освободился от ненужных мыслей и смирился с появлением нового друга. Мне не хотелось думать, вообще. Очередная поездка. Вот, мы снова выходим из машины и я помогаю ему дойти до двери его дома. — Спасибо. Я быстро восстановлюсь, не переживай, — старается меня успокоить, но кусаю свои губы до крови, будто бы это была моя вина.       Голова, словно огромный пчелиный улей, противно жужжит и становится тяжело стоять на ногах. Никто не хочет прощаться, стоим играем в гляделки. — Можно я останусь у тебя? — Без проблем, — будто этого он и добивался.       Захожу за ним, он нащупывает включатель, дом озаряет светом. Стоим в небольшой прихожей, слева закрытая дверь, а справа меня встречает большая гостиная, распознаю предназначение комнаты только из-за арки, за которой всё видно. Снимаем обувь, он передвигается с помощью костылей вглубь дома, следую туда же. Впереди холл, слева лестница на второй этаж, несколько закрытых комнат. Стены в доме белоснежные. Он куда-то уходит, я останавливаюсь возле лестницы и рассматриваю картины на стенах. Их немного, но все они являются какими-то абстрактными, чего я никогда не понимал. Такие работы скупают на аукционах за миллионы, хотя с виду мазня-мазнёй. Обычно объясняют, что каждый видит в них собственный смысл, но в разноцветных линиях разного размера и формы может быть смысл? Он возвращается и просит меня протянуть руку. — Ты ведь тоже поранился.       Только сейчас замечаю на ладони большую ссадину. — Я сам могу обработать, лучше присядь.       Игнорирует меня и берёт мою руку в свою, другой же проходит по ране ваткой, смоченной перекисью. Щиплет, но терпимо. Наклеивает пластырь и целует это место, от чего вдруг голова начинает болеть ещё сильнее. Благодарю и упрекаю, что последнее было лишним, но Фэнг лишь заправляет за ухо свою выбившуюся прядь из хвостика. — Если хочешь что-нибудь поесть, то говори, а так, может фильм посмотрим?       Меня удивляет его предложение. — Может, лучше отдохнёшь? — Так и отдохну, — он включает плазму и листает названия фильмов, включает какой-то. — Мой любимый.       И я начинаю внимательно его смотреть, стараюсь не упустить и кадра, пытаюсь угадать сюжет, а он смеётся и говорит, что думал точно также. Наблюдаю боковым зрением как он корчится от боли, сжимает подушку пальцами, но как только в открытую разглядываю — делает вид, что всё в порядке. — Тебе не дали обезболивающие? — Если бы не пил, то, возможно, дали бы.       Я обреченно вздыхаю, от алкоголя одни проблемы. — Утром выпью, если будет так же болеть. — Не хочешь бросить пить? — Не-а, иначе будет скучно, — закуривает прямо на диване.       Встаю и открываю окно, пропуская воздух для битвы с никотиновым запахом.       На экране медленно тянутся титры, а я лежу и смотрю последние фотографии в галерее, замечаю что-то новое: на заднем плане лежу на своей кровати с закрытыми глазами, а на переднем Фэнг улыбается в камеру и показывает указательным и большим пальцами сердечко, такие я часто видел у Эмз. Меня пробивает на смех, но получается какой-то нервный. Протягиваю телефон Фэнгу и тот тоже прыскает в кулак. — О, я помню то утро. Чувство, будто это было вчера, а прошла целая неделя, — он придаётся приятным воспоминаниям, а я корчу лицо от тех времён. — Не хочешь сфотографироваться ещё раз? — Кажется, твоя подружка-блогерша плохо на тебя влияет, — но он соглашается.       Ставлю телефон на кофейный столик, облокачиваю на пустую чашку от чая, который недавно делал мне Фэнг. Выбираю таймер и отсчет пяти секунд пошёл. Усаживаюсь на пол и шутливо приобнимаю загипсованную конечность Фэнга, как трофей, а второй рукой показываю большой палец вниз. Комнату освещает вспышка и я подбегаю посмотреть на результат. Фэнг подставил мне «рожки» пальцами, но выглядит он совсем уставшим и даже актёрская улыбка не скроет этого.       Мы поднимаемся на второй этаж и он запускает меня в свою комнату, мол, ложись со мной. Не спорю, ведь буду рядом, если ему что-то понадобится. Предлагает мне свою одежду и сам переодевается. А я сижу и просто смотрю на его голую спину, но ткань быстро скрывает её. Надеваю светлую футболку, почти как раз, если не брать в счёт, что в ней очень просторно. Натягиваю спортивные штаны. Свет в комнате исчезает. В темноте мало что различаю, но стараюсь не занимать много места на двуспальной кровати, а он стонет от боли, перекладывая сломанную ногу на простынь.       Настала долгожданная тишина, если не считать тяжких вздохов парня, которые я ранее не замечал. Он ворочается, пытается подобрать какую-то позу, а я почти проваливаюсь в сон, но горячее дыхание на моём лице выводит меня из этого состояния. Не шевелюсь, замерев, но тот видимо уснул и повернулся лицом ко мне. Мне напомнило это тот поцелуй у меня на кухне, стало неловко. Почему-то не отворачиваюсь, а придвигаюсь ещё ближе, теперь он дышит мне прямо в губы. От этого ощущения по всему телу прошлись мурашки, и я начинаю корить себя за то, что вообще делаю что-то подобное. Стараюсь придумать внятную причину из-за чего появилось сильное желание впиться в эти губы. Нужны ли вообще для этого какие-то причины? И я поддаюсь своим глупым мыслям. Аккуратно касаюсь чуть приоткрытых уст, чтобы не разбудить. — Твои губы или твои слова — чему я должен верить?       Отстраняюсь, кажется, кончики ушей покраснели. — Почему ты не спишь? — Нога болит. Отвечай на вопрос.       Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок, освещённый лунным светом. — Знаешь, недавно я думал над тем, чтобы начать игнорировать тебя. — Я так сильно давлю на тебя? — прижимается своим плечом к моему, а потом и вовсе кладёт свою голову на меня. Само его существование давит на меня, но ему этого лучше не знать. — Не знаю, просто непривычно. Ни один парень ещё не заботился обо мне так сильно, как ты. — Знаешь, почему люди заботятся о других? Они хотят, чтобы к ним относились так же. — Тебе не хватает этого? У тебя должно быть много друзей, ты ведь популярный, — он молчит, обдумывая мои слова. — Я люблю это чувство всеобщего восхищения, но не более. Могу сказать, что у меня нет друзей кроме тебя. — Ты врёшь.       Он почему-то смеётся и меня как током бьёт от очередного вздоха в мою шею. — Зачем тебе презервативы в машине?       Снова затихает и прокашливается. — Знаешь, я люблю твою честность и хотел бы говорить так же открыто, но есть вещи, которые лучше не знать, — он приподнимается и я чувствую как мне перекрыли дыхание пальцами. — Любопытный ты, — чуть дёргает мой нос. — У тебя ведь были отношения?       Убирает свою руку, тяжко вздыхая. — Если серьёзные, то одни. Я сам расстался с ней.       Пытаюсь представить как Фэнг гуляет с кем-то за ручку и водит по ресторанам, делает комплименты.       Выходит легко, а вот себя я уж точно не могу увидеть в отношениях. Возможно, я просто такой человек — не способный сказать кому-то о своих чувствах и предпочитающий в тишине успокоить своё сердце, потому что так легче. Легче не любить и не страдать, чем потом собирать своё разбитое сердце по кусочкам. Чувства к кому-то — очень трудно объяснимое ощущение. Задаёт аналогичный вопрос, а я молчу, на душе стало как-то паршиво. Минутная слабость, так я могу это объяснить. Он проводит пальцами по моей руке и что-то бурчит себе под нос. — У меня вещие сны, — он переспрашивает. — В начале сентября снилось, как меня кто-то толкает с балкона, но я был почему-то в твоём теле. — Теперь мне страшно рядом с тобой находиться, а вдруг ты колдун!       Этот дурак показательно отстраняется, но я притягиваю его обратно, обнимаю со спины.       Утыкаюсь носом в его распущенные волосы. Пахнут вкусно. Наверное, добавлю этот запах в копилку любимых, рядом с мокрым от дождя асфальтом и лаком. На самом деле, самого пугает, что снится что-то подобное и вместо того, чтобы хотеть видеть сны, мне хочется закрыть глаза и проснуться уже утром. — Можно я тебя поцелую? — он разворачивается ко мне обратно. — Раньше ты не спрашивал разрешения, — вдруг становится мокро и меня утягивают в поцелуй.       Неопределённость — вот что я сейчас чувствую. Отвечаю взаимностью, мну его губы своими, чуть покусывая его нижнюю. Играется, проводит языком по зубам, но тут уже увиливает от моего, а его ладонь гладит лицо, притягивает всё ближе, хотя уже некуда. Наконец проталкивается в ротовую полость, так, как хотел в прошлый раз. Понимаю, что в поцелуях я не силён, но вспоминаю одну фишку, которую прочитал на женском форуме от скуки. Втягиваю его язык в себя, чуть посасываю и отпускаю, от чего тот рычит мне в рот и видимо хочет сменить положение, но не может из-за груза на ноге. Он тянет меня на себя, а я, как пятнадцатилетняя девочка, робко усаживаюсь ему на колени. Это просто безумие, нужно слать его подальше — говорит мозг, а сердце тянется за очередной порцией поцелуев. Кладёт свои руки мне на бёдра, то и дело сжимая край футболки. Свои пристраиваю за его шеей, но потом просто кладу на плечи. Всё тело будто горит, особенно где-то внизу. Меня притягивают всё ближе. Отстраняюсь и перевожу дыхание, всматриваюсь в блики его глаз, почти ничего не вижу. Не вижу, но всё чувствую, особенно сидя верхом на заметно вставшем органе. — Я не шутил тогда, — еле выговаривает и тяжело дышит, — когда спрашивал гей ли ты.       Теперь мой разум начинает проясняться. И причина конца его прошлых отношений тоже.       Молчу, не зная, что ответить. Я мог давно уйти, забыть его и всё, что было, но уже погряз в этом. Не успев стать другом, он становится непонятно кем. Изучает мои глаза, а я его, но без света не так интересно, потому просто впиваюсь в его губы обратно, ведь дороги назад нет, как и желания уйти.       Снимает шарф, тянется к моей голой шее, опаляет кожу и меня снова уносит куда-то. Обхватывает губами, проводит влажную дорожку языком и прикусывает, чуть всасывая кожу, от чего дёргаюсь и рефлекторно проезжаюсь по его стояку. Теперь уж точно хочу провалиться сквозь землю, потому что слышу тихий стон и его дыхание, и так сбившееся к чёрту, становится всё тяжелее. Он возвращается к моим губам, а его руки нарушают границы вседозволенности, приподнимая футболку. Его пальцы проходятся по животу, затем очерчивают рёбра, но от того, что они холодные, стадо мурашек снова покрывают тело. — Насколько далеко ты готов зайти? — спрашиваю со страхом остаться без прикрывающей ткани, и не важно, что она не моя. — Сколько позволишь, просто скажи, когда остановиться.       Киваю и принимаю решение помочь ему снять мой верх, а потом его.       Он ложится спиной, а я остаюсь сидеть на его бёдрах. Наконец прикасаюсь к тому, что видел ранее на фото. Вожу рукой сначала по шее, плавно спускаясь вниз, будто течение реки. Останавливаюсь на ключицах и вдавливаю палец между ними, потом повторяю их строение, провожу сразу двумя руками. Наклоняюсь и прикусываю, ничего не выходит из-за толстой кожи. Изучаю рельеф пресса, но мой собственный урок анатомии Фэнга быстро заканчивается, и меня притягивают к себе, требуя поцелуя. Чёлка мешается и лезет ему прямо в глаза, но что-то сделать с ней не могу. Слышу, как его сердце отбивает бешеный ритм, но моё не лучше.       Он снова поднимается и облокачивается спиной о подголовье кровати, перемещаюсь вместе с ним и в очередной раз случайно задеваю, или уже специально, бугорок на штанах. Тот воет, то ли ему приятно, либо же больно. Шепчу извинения, но меня снова затыкают и чувствую, как ему мало этого всего. Водит по резинке штанов, не решается опустить их. Но мне уже настолько сорвало крышу, что я беру его руку в свою и прикладываю к такому же возбужденному месту. Охаю, когда он сжимает его через слой одежды, готов взять и превратиться в жидкую лужицу. Это совсем не то, когда трогаешь себя сам. Становится стыдно и я отворачиваюсь от него, хотя всё равно ничего не видно. Это меня успокаивает, при свете дня я бы точно не решился на подобное. Могу сказать стоп, но способность говорить будто исчезла, и я просто молча сижу, чувствуя, как его рука оттягивает ткань и просачивается под неё. Затаиваю дыхание, потому что вот-вот он коснётся пальцами головки, но он так и держит руку рядом, отчего начинаю задыхаться. Трогает низ живота, гладит талию, но не там. Он издевается надо мной? Отзеркаливаю чужие движения, на что получаю рваный выдох под ухом. Строим из себя гордых и никто не желает сдаваться, дразним друг друга. Кусает мочку уха и я сдаюсь первым, обхватываю чужой член. Не дам ему играться, потому начинаю оттягивать кожицу вверх-вниз, что на сухую не очень хорошо, но меня это не волнует, потому я ускоряю темп.              Слезаю с его колен, продолжая надрачивать, сажусь рядом, ноги сильно затекли. Фэнг сидит неподвижно, тянусь к шее и оставляю след, чтобы отомстить. Тянется к губам, принимаю их в свои и, кажется, что он вот-вот кончит, судя по тому, что разрывает поцелуй и откидывает голову назад. Миг и в моей руке остаётся теплая субстанция, а парень пытается возобновить функционирование лёгких. Я только что впервые довёл кого-то до оргазма. Стоит ли мне этим гордиться? — У тебя есть салфетки? — На столе посмотри.       Встаю с кровати и как крот ищу пачку. Вытираю руки и наблюдаю до сих пор колом стоящий член.       Что я натворил? Провожу влажной салфеткой по животу Фэнга, на котором осталась его деятельность и собираюсь уже уходить, как он свешивает ноги на пол и всё-таки берёт головку в свои руки. Чуть пошатываюсь от приятных ощущений и в один момент внизу становится очень жарко и мокро. Господи, он взял его в рот. Водит языком по основанию, затем притрагивается к уздечке, облизывает венчик головки. Откидываю салфетки прочь и тяну его за волосы на себя, заставляя взять глубже. А он не церемонится и берёт, а мне кажется, я беру билеты на тот свет. Начинает двигать головой, но раз мне выпала такая возможность, то наматываю волосы на кулак и контролирую скорость сам. Не верю в то, что происходит. Не понимаю, почему веду себя так и позволяю вытворять всё, что ему вздумается. Как потом мне смотреть в его глаза? Но его лицо в этот момент просто стирает все мои мысли, и я делаю последний толчок. И неизвестно, толчок ли это в светлое будущее.