evil.

было все труднее заставлять все уровни сознания работать одновременно, отделять воспоминания от намерений, анализ от слов. хонджун был измучен и почти ничего не ел с самого утра. — я предлагаю вам помощь, а взамен прошу только дать мне время и прекратить противодействовать мне. можете ли вы подарить мне такую мелочь? — нет. — тогда вы ничего не будете с этого иметь, — сказал медиум, давая понять своим голосом, что разговор окончен. — буду, — это слово прозвучало грубо, почти отчаянно, — вы будете со мной всякий раз, когда я захочу. сердце хонджуна забилось сильнее, и он прикрыл глаза при этом глядя на сонхва. — это само собой разумеется — я не стану снисходить к переговорам по таким пустякам. — вы не так холодны, каким притворяетесь, — хриплым голосом сказал лорд пак. — я никогда не притворялся холодным, — возразил хон. — я, возможно, обещал всякие удовольствия, но никогда не говорил, что я холоден. — я говорю не об этом, и вы это понимаете. я говорю о том, что вы холодны вот здесь, — и сонхва поднес палец к его лбу, — и здесь. — и передвинул палец на его левую часть груди, как раз над сердцем. — вы не всегда были равнодушным. — что вы знаете о моем сердце? — презрительно спросил хонджун, хотя внутри весь сжался. — судя по вашему утверждению, его у меня вообще нет, если помните. — откуда вы явились, джунни? вам не идет роль пресыщенного и опытного развратника. — ниоткуда, — прошептал он, отгоняя мысли и мечты о его родном городе анян [1], о золотых днях в пхенчхон-доне [2], которые исчезли во мраке. от этих воспоминаний голова у него, кажется, слегка закружилась, и ким тряхнул ею, чтобы снова оказаться здесь и сейчас. — руки у вас мягкие — они никогда не занимались грубой работой. ваше лицо говорит о том, что вы из хорошей семьи. как вы могли пасть так низко? хонджун невесело рассмеялся и решил выдать ему крошечный кусочек правды и тем заставить его поверить, что когда-нибудь он предложит ему большее. — я пал не так низко, как вы могли бы подумать. многие могли бы сказать, что в моем случае кровь сама себя выдает. — есть небольшая разница между ублюдком и шлюхой, и хонджуна воспитывали как ублюдка. поздно, слишком поздно он понял, как несправедливо это клеймо, когда уже ничто не могло спасти его. лорд пак протянул руку. хон уставился на нее, пытаясь определить, что стоит за этим жестом. виконт не шевелился, и в конце концов он без всякой охоты взялся за нее. твердо и настойчиво сонхва заставил его встать. хонджун был среднего роста, но лорд был выше, так что, стоя совсем рядом с ним, хон был вынужден приподнимать голову, чтобы видеть его глаза. и он увидел в этих глазах нечто, заставившее его пожалеть, что он вообще посмотрел в них, особенно потому, что маски на нем не было, и он не мог скрыть, как подействовал на него этот взгляд. — вы не позволите мне вернуться домой этой ночью, — спокойно произнес юноша, и это спокойствие не соответствовало учащенному биению его сердца. — нет. не позволю, — сказал виконт. жар, исходящий от его тела, вдруг показался хонджуну невыносимым, и он с трудом удержался, чтобы не отойти от него. — вы знаете, что я безумен. я вполне могу убить вас в постели. — я искренне сомневаюсь в этом. — вы не сомневаетесь, — возразил хонджун. — вы всячески стараетесь не думать об этом, потому что все еще хотите меня. некое подобие улыбки мелькнуло на лице сонхва. — вы проницательны. я не собираюсь позволить вам уйти отсюда сегодня, так почему бы мне не получить удовольствие? хонджун думал, что ему не выдержать целую ночь его ласк так, чтобы не повредиться в уме, но он не посмел открыто отказать ему. а часть его существа, та часть, которая наполняла его стыдом и яростью, вообще не хотела отвергать пака. эта его часть оказалась более сильной, чем следовало. она вносила раздор в его мысли и вынуждала его собрать своим мысли силой воли. медиум сказал резко, желая уколоть лорда: — вы можете смеяться над тем, что называете претензиями на опытность, но одной вещи вы никак не поймете. — он вздернул подбородок, заставил себя подойти к нему ближе, так что его грудь прикасалась к его груди. — вам следовало бы бояться. — это почему? — даже когда вы насмешничаете, вы вожделеете. вопреки всякому здравому смыслу. вы не можете устоять передо мной. — улыбка его была жесткой. — ваши грубые ласки не вызвали у меня желания дать вам то, чего вы хотите. почему бы вам не попробовать соблазнить меня как-то нежнее? — а почему бы мне не заниматься этим просто ради собственного удовольствия? — возразил сонхва. но было что-то в его глазах, в его голосе, что заставило хона удивиться… ему становилось все труднее думать, какая-то дымка затуманивала голову, и хонджун почувствовал, как по его телу пробежала тревога, и неестественная вялость этой тревоги показалась ему вдвойне пугающей. он отпрянул от мужчины и повернулся к зеркалу, висевшему над камином. оттуда на него смотрело его лицо с узкой радужной оболочкой глаз, похожей на коричневые ободки вокруг черных колодцев зрачков. такие расширенные зрачки он видел довольно часто у леди пак, чтобы понять, что это значит. его опоили наркотиком. — вот ублюдок! — прошипел хонджун, схватил с полки подсвечник и, круто повернувшись, занес его для удара. но сонхва ударил его тяжестью своего тела, отбросив назад, и темно-красная брючина задела угли. запахло паленым шелком. ким с размаху ударил его по голове. тело молодого мужчины внезапно обмякло, и рухнуло на ковер. юноша подошел, нетвердо ступая, и пнул его кончиком ботинка. сонхва не шевелился. — надеюсь, ты мертв, — сказал хон ему, но страх, сжавший его внутренности, говорил об обратном. если он мертв, его запросто могут посадить за это, и даже если виконт не мертв… ну что же, этот человек — беспринципен и груб, но он не сделал ничего, чего, вероятно, не сделал бы хонджун на его месте. точнее, он сделал бы гораздо больше, обладай он такой силой, он не стал бы держаться так неосторожно и не позволил бы взять над собой верх какому-то ничтожеству. это потому, что у тебя нет хороших манер, сказал хон себе с глубочайшей иронией. но на самом деле это произошло потому, что он был в отчаянии — в гораздо большем отчаянии, чем мог понять этот аристократ. он наклонился пощупать пульс. пульс был на месте, сильный и ровный, и, быстро прикоснувшись к его лбу, хонджун нащупал распухающую шишку. вряд ли он проломил ему череп. медиум быстро порылся в его карманах и нашел ключ от двери. взял его и, проходя мимо бара со спиртными напитками, задержался и заглянул туда. да, вот оно. полпузырька настойки опия. с нечестивым удовольствием он откупорил бутылку бренди и вылил туда остаток настойки, глядя, как более светлое облако настойки растворяется и становится невидимым в золотистом напитке. — ублюдок, — повторил он. или скорее попытался повторить, потому что слова не шли с языка. внезапно охваченный страхом, он поставил обратно опиум и бренди. глаза и руки не слушались его. потом он закрыл дверцу бара, повернулся — ноги почти не повиновались — и пошел к двери. в его голове — казалось, где-то далеко — звучали тревожные колокола, но звук их становился все более и более глухим в окутывавшем его тумане. хонджун схватился за дверную ручку и потянул. ничего не произошло, и он немного постоял, покачиваясь и тупо глядя на дверь. надо выбраться отсюда. эта мысль появилась как из тумана. потом возникло слово «ключ». он посмотрел на свою руку. она была обмотана носовым платком, а поверх платка лежал ключ. хон неловко взял его и попытался вставить в скважину, но никак не мог попасть. он понял, что скользит куда-то, и мгновение спустя мир съехал вбок, и он упал. ощутил запах паркета, которым был уложен пол. — проклятие, — отчаянно выговорил он. а потом тьма охватила его рассудок и утянула куда-то вниз.