evil.

дом семьи пак. он стоял под сине-серым небом, возникая сквозь туман. с чувством неизбежности сонхва подъехал к нему на машине. вся земля по соседству принадлежала лорду чон юнхо, и рента [1], которую тот получал от этой земли, составляла, должно быть, умопомрачительную сумму. квартал был более удален от центра города, чем большая часть роскошных районов. но это совсем не мешало ему привлекать тех, кто ищет дома попросторнее и поизысканнее. старший лорд пак, как и было ему присуще, хотел иметь все самое лучшее. после смерти своего отца он нашел себе прекрасную жену и выстроил прекрасный дом, проделав все быстро и последовательно. дом семьи пак, с его унылыми серыми стенами и зубцами [2], был кульминацией всего, что представлял собой этот человек. люди романтической и творческой натуры строили дома полные света, тепла и смелой простоты, но чудовищное сооружение лорда пака было таким же холодным и жестоким внутри, как и снаружи. темный гравий захрустел под колесами машины, когда сонхва направил ее вокруг дома в сторону парковки. навстречу ему выбежал, спотыкаясь, лакей и, когда сонхва вышел из машины, пробормотал нечто, отдаленно походившее на «милод», взяв у него ключи. виконт направился к дверям зимнего сада. его отец презирал изящное стекло и ажурное железо, которое предпочитали теперь в большинстве своем люди из светского общества, и выбрал вместо них тяжелый камень, смягчить который не могли даже широкие зеркальные окна. мужчина распахнул французское окно [3] и, пройдя через зимний сад, вошел в гостиную. там он остановился перед младшими сестрами, которые тут же застыли и устремили на него две пары одинаковых терракотовых настороженых глаз. — почему ты здесь? — спросила пак хеджу, улыбаясь, как ей казалось, с любящим видом. вид у нее вовсе не был любящим, и улыбка ее никак не могла скрыть раздражения, звучавшего в голосе. сонхва боялся, что ему слишком хорошо известна причина этого. он всегда был единственным человеком, который старался оказывать сдерживающее влияние на близняшек. его отец почти не признавал их существования, так как они были удочерены и не являлись ему родными детьми, а мать потакала каждому их капризу. влияние нянек и гувернанток было немногим лучше. девочки хотя бы были добры по натуре и поэтому не превратились в надоедливых детей, успокоил себя пак, хотя они успешно продвигались по пути превращения в настоящих проказниц. — а что это вы делаете здесь в такое время? хеджин залилась малиновым румянцем, но хеджу скорчила гримаску, слегка выдвигаясь вперед перед сестрой. — ничего, милый сонхва. я просто проявляю сестринский интерес к твоей деятельности. — ты, вероятно, спрашиваешь себя, не хочу ли я проявить братский интерес к вашей с хеджин деятельности, — устало проговорил он. — не бойся, хеджу. на этот раз я пришел не для того, чтобы помешать вашим забавам. по крайней мере пока я не узнаю, что это за забавы, — добавил мужчина, чтобы разрушить зарождающиеся в ее глазах догадки. — ах, сонхва, ты просто отсталый человек, — сказала хеджу, притворяясь, что дуется на брата. виконт фыркнул: — вы забываете, что вы — уже юные девушки. люди легко забывают детские проказы, но неблагоразумная леди может в два счета опозорить себя. — мы еще не опозорили, — сказала хеджин. сонхва покачал головой. — где наша матушка? — ты забыл попросить нас пошпионить за ней сегодня, — злобно проговорила хеджу, — и мы не позаботились проследить за каждым ее словом и движением. — она еще не вышла из своей спальни, когда я видела ее в последний раз, — вставила хеджин, прежде чем сонхва успел ответить. — ты хочешь поговорить с ней? — в ее голосе он услышал скрытую надежду. поговорить с ней — но о чем? вот уже много лет, как им не о чем разговаривать. он присутствовал на всех семейных приемах, на которых ему полагалось бывать, играл роль наследника и шевелил губами, произнося то, что ждали от него. впрочем, за исключением политических собраний, которые время от времени устраивал старший лорд пак в своей обитой дубовыми панелями библиотеке, все их общение годами сводилось к простому обмену любезностями. однако хеджин не понимала, почему сонхва так себя ведет и что заставляет его сохранять холодную сдержанность. — я поговорю с ней позже, — ответил он, а потом вышел. поднявшись наверх, он открыл дверь в комнату матери. сонхва прошел в дальнюю комнату, которая являлась гардеробной. там он нашел горничную миледи, чжуген, раскладывающую платья своей хозяйки. — извините меня, — проговорил виконт, когда та подняла глаза и с тревогой уставилась на него. он прошел мимо нее и принялся открывать шкатулки с драгоценностями, одну за другой, ища богато украшенное эмалью ожерелье, которое было на леди пак четыре вечера назад. чжуген стояла, ломая руки и бормоча какие-то ненужные фразы, явно разрываясь между желанием защитить хозяйку и не вмешиваться в поступки человека, который вскоре станет ее хозяином. нитки жемчуга, затейливые металлические кружева, украшенные гранатами, изделия из черной дымчатой стали с бриллиантовой огранкой, рубины и изумруды в вышедших из моды оправах — все это сверкало в неярком свете низких лучей, проникавших в окно. но ожерелья, которое он искал, не было. — что ты делаешь? — прозвучал в дверях дрожащий голос его матери. — я пыталась заставить его уйти, мадам, — взволнованно проговорила чжуген. — но он не ушел! сонхва оборвал горничную взглядом, и она быстро выбежала из комнаты с испуганным видом. в душном воздухе пахло лавандой и духами. везде были платья, и при виде их сонхва испытал угнетающее чувство, вспомнив бесконечные чаепития, обеды и балы. мать посмотрела на него, широко раскрыв бледно коричневые глаза. руки ее, прижатые к груди, были унизаны кольцами. — вот это платье вышло из моды по меньшей мере шесть сезонов назад, — резко сказал виконт, схватившись за край одного из платьев. — ты никогда больше не наденешь его. зачем хранить его здесь? леди пак вошла в комнату, двигаясь со странной плавностью. мать коснулась платья — бледно-желтого платья для званных чаепитий — изящными дрожащими пальцами. — оно многое мне напоминает, — сказала она. — очень много воспоминаний связано с этим платьем. — а почему ты не можешь хранить эти воспоминания у себя в голове, как это делает большинство людей? — устало спросил сонхва. — моя память не так... не так надежна, как хотелось бы, — проговорила она, нежно прикасаясь к платью. — воспоминания смешиваются со сновидениями. — сновидения, навеянные опиумом, — заметил сонхва. женщина пожала плечами: — если я могу потрогать вещь, пощупать ее, я знаю, воспоминания эти реальны. — во взгляде, который она обратила на него, не было ни капли той неопределенности, которая была в ее словах. — что ты ищешь, сонхва? — ожерелье, которое тебе отдал ким хонджун. леди пак горестно покачала головой, ее рука потянулась к карману ее брюк. — оно мое. хонджун видел это в своем видении. оно предназначено мне. сонхва не стал спорить. хонджун признался, что он обманщик, но его мать этому не поверит. она не поверит, сколько бы хонджун не говорил ей об этом. — я верну его тебе, если будет возможно, — сказал виконт вместо возражения. — почему ты вообще хочешь отобрать его у меня? — в голосе ее появилась раздраженная нотка. — я хочу осмотреть его, — ответил сонхва. — ты ведь хочешь, чтобы его репутация была восстановлена? — ты единственный, кто клевещет на него, — сказала леди пак. сонхва протянул руку: — матушка. она на миг сжала руку крепче в кармане брюк, но потом медленно вынула ожерелье. — я чувствую, что это — эхо моей души, — прошептала она, опуская его в руку сына. у сонхва перехватило горло. — я буду заботиться о нем, словно это так и есть, матушка. она бросила на него долгий страдальческий взгляд, затем повернулась и направилась прочь. мужчина вышел в коридор и увидел, что его отец стоит там, словно собственная тень. отец был согбенным [4] вариантом самого сонхва, его точеное лицо теперь носило отпечаток горя наравне с надменностью. в коридоре он казался неуместным, потому что хотя дом и был выстроен по его подобию, он удалился из него в личный мир кабинета, библиотеки и спальни, и в других помещениях теперь казался улиткой, которую извлекли из раковины. — не огорчай свою мать, пак сонхва, — сурово сказал он. — это недостойно. — гораздо легче предоставить ей идти своим путем, пусть даже к гибели, не так ли? — сонхва не сумел скрыть своей горечи. по лицу графа пробежала тень. — речь не о том, что легче, сонхва. иногда самое трудное — вообще ничего не делать. твоя мать заслужила покой. — покой — да, — согласился сонхва. — но я боюсь, что мистер ким хонджун пытается навредить нам с его помощью. — у каждого из нас есть своя ахиллесова пята, не так ли? — старший пак промолчал. — я думаю ты неверно оцениваешь ситуацию. ким хонджун, возможно, обманывает старую женщину, но он дает твой матери утешение, которое не может ей дать никто другой. я не стану вмешиваться в твои изыскания. или ты найдешь надежные доказательства своим подозрениям, или я положу этому конец. надежные доказательства, пак сонхва, — твердо повторил отец. — в противном случае пусть все остается как есть. и граф повернулся и неспешно удалился обратно, в свой кабинет. сонхва смотрел ему вслед.