evil.

за три часа до заката леди пак со своими спутниками подъехала к воротам зоологического сада. ее лицо было серым, глаза остекленели от опиума. когда она улыбнулась сонхва, ему показалось, что рот у нее сейчас сломается. он смотрел на мать, и в нем боролись желание защитить ее, горечь, жалость и возмущение. неужели было время, когда он просто любил мать с детской открытостью и непосредственностью, которая до сих пор сохранялась у его младших сестер?! он усомнился в словах хонджуна, что его мать скрывает какие-то сведения о смерти его сестры. в конце концов, что могла знать мать? она оставалась в доме в день смерти гоын. но рассказ хеджин о чаепитие с хонджуном вызвал у него сомнения, и теперь он не знал, следует ли ненавидеть мать за скрытность или еще больше сострадать ей. он подал ей руку, чтобы она вышла из машины, а когда мать не сразу приняла ее, сдержался. она стояла на дорожке в раздумьях и казалась очень слабой и слишком старой. в конце концов она слегка оперлась на его руку, и они вошли в ворота. его сестры, шедшие следом за ними, сплели руки и, приблизив друг к другу свои головки, зашептались. — ты так редко сопровождаешь нас в эти дни, сонхва, — сказала его мать. старший лорд пак обычно называл его по фамилии с тех пор, как закончилось следствие по поводу смерти гоын, но мать всегда называла по имени. — почему ты решил поехать с нами в этот раз? особенно если учесть, как недобр ты был ко мне два дня назад... — она укоризненно замолчала. — ты знаешь, что я не хотел быть жестоким. в последнее время ты выглядишь не очень здоровой. я подумал, что ты обрадуешься присутствию сына, как необходимой поддержке, — сказал сонхва. он солгал и даже не почувствовал себя виноватым. — а знаешь, ким хонджун тоже будет здесь. — леди пак смотрела прямо перед собой, пока они шли мимо искусно устроенного сада из экзотических растений. — да. я слышал, что вчера он вас огорчил. — он внимательно смотрел на нее, но опиум умертвил все ее реакции. и добавил — глупо, импульсивно: — тебе не следует терпеть это, матушка. тебе не нужно даже встречаться с ним. скажи только слово, и я прогоню его. леди пак вздохнула: — неужели ты так сильно его ненавидишь? картины их встреч — все до единой — мелькнули у него в голове. ненавижу? он пытался его ненавидеть, но чувство, вызываемое в нем хонджуном, гораздо более сложное и опасное, чем ненависть. этот молодой человек проник ему под кожу, пробрался в кровь. — мне просто не хочется видеть, как ты страдаешь, матушка. — ах, сонхва, ты должен поверить ему. я должна поверить ему. он видит так ясно. он видит более ясно, чем сам это понимает. — глаза ее были полузакрыты. — он обманщик, матушка. — слова эти сорвались с его губ резко, он должен был произнести их, хотя и понимал, что толку от этого не будет никакого. — возможно, сам он думает так же. я готова согласиться с такой возможностью. но видит он все-таки верно, — заметила она, ее голос был полон неземной уверенности. сонхва не показал виду, что злится. на это сказать было нечего. хонджун сидел на скамье, спрятавшейся у задника тепличных растений, темно-зеленый цвет его костюма казался незаметным среди листьев растений, окружавших скамью. он, по-видимому, заметил их прежде, чем они увидели его — его лицо под черной маской было обращено к ним. но он не поздоровался с ними, пока леди пак не обратилась к нему: — мистер ким хонджун! как я рада, что вы пришли. — в голосе ее из-за опийных капель не слышалось никакой радости, только отвлеченная эмоция. хонджун встал и склонил голову. сонхва представил себе его лицо под маской, вспомнил его лицо в своих руках. — я всегда в вашем распоряжении, леди пак, — сказал он. иностранный акцент снова появился в его голосе. сонхва заметил, что в общении с ним ким разговаривает без всякого акцента. они направились к вольеру с хищниками. хонджун пошел рядом с ними. — боюсь, что я плохо спал этой ночью, — сказал хонджун после того, как они прошли десяток метров, и добавил, понизив голос: — меня мучили видения. я чувствую, что вы, мадам, тоже видели тревожные сны. вы можете их вспомнить? — да. — леди пак на миг сжала губы в тревоге, прорвавшейся сквозь ее наркотическое безразличие. хонджун завладел ее свободной рукой и быстро сжал ее. леди пак в ответ тоже сжала его руку, хотя, на взгляд сонхва, скорее казалось, что она отчаянно цепляется за медиума. а тот сказал: — тогда мы постараемся понять, были ли то настоящие сны или ложные. истинные видения приходят свыше, но духи тех, кто желает нам зла, могут лгать. — так вы уже говорили. но эти сны были истинные. что она имеет в виду? вот что хотелось сонхва узнать у матери. но он прикусил язык и ждал, что ответит хонджун. юноша пользовался доверием его матери гораздо в большей степени, чем сонхва, и он не мог изменить положение вещей одним своим желанием, как бы это ни злило его. — мы непременно поговорим об этом в свое время, — только и сказал хон. они прошли вдоль помещения для хищников, украшенного классическими колоннами и плохо сочетающимися с ними железными прутьями. пять клеток, обращенных к ним, были длинными и неглубокими, так что животные находились недалеко от проходящих мимо людей. один из тигров спал, прижавшись к прутьям спиной. — он так близко, что можно его потрогать, — заметила хеджин. сонхва обернулся и посмотрел на сестер: — не советовал бы. — да мы и не собираемся, разумеется, — презрительно отозвалась хеджу. — или ты считаешь нас дурочками? сонхва предпочел не отвечать на этот вопрос. они, конечно, беспечные создания. их не столько воспитывали, сколько баловали. отцовское равнодушие позволяло матери потакать им во всем. они остановились перед клеткой со львом — любимцем его матери. здесь она всегда останавливалась в первую очередь. леди пак шагнула вперед и окинула взглядом четверых животных. они развалились на жестком цементном полу, под влажным мехом четко проступали мышцы. — львиное логово, — пробормотал хонджун так тихо, что виконт едва расслышал его. — какие это благородные животные, — сказала женщина. – такие сильные и смелые. конечно, с виду они были сильными, но казались скорее скучающими, чем благородными. — как может лев быть смелым, когда он заперт в клетке? — спросил сонхва. — становится ли человек смелее после того, как он совершает смелый поступок? или он смел по своему характеру еще до того, как поступок позволил ему это показать? — ответ хонджуна застал его врасплох. — можно ли считать человека, думающего об убийстве, таким же злом, как и убийцу? — возразил он. медиум склонил голову набок. — я бы не отважился вам ответить. я задал вопрос, я не затевал спор. — я бы не назвала этих двух львов смелыми, — заявила хеджу. — почему же? — спросила леди пак. — они слишком ленивы, чтобы обладать смелыми характерами, — ответила ей дочь. — откуда ты знаешь? — заметила хеджин. — им здесь нечего делать, только лежать. клетка слишком мала, чтобы можно было показать себя. — я не думаю, что лев смел по характеру, — сказал хонджун. его тихое замечание осталось незамеченным близняшками, затеявшими добродушный спор. — большинство людей не согласились бы с вами, — сказал сонхва, поворачиваясь к юноше. — я знаю. — руки кима сжались, их тонкие кости стали заметны сквозь мягкую кожу перчаток. — смелость подразумевает самоотверженность или хотя бы какой-то риск ради цели. львы пользуются зубами и когтями, чтобы убивать животных, у которых нет ни того ни другого. он не более смелы, чем мясники. — по вашим словам, они просто злы, — сказал сонхва. хонджун повернул к нему голову, и виконту представилось, что его шоколадные глаза под маской устремлены на него. — не злы. злыми бывают только люди. но они и не смелы. пак почти протянул к нему руку, не понимая зачем, но, хонджун уже отвернулся от него. сонхва встряхнулся, заглушил свой порыв и поискал глазами мать. леди пак ушла вперед. цвет ее лица стал лучше, но рука по-прежнему тянулась к жемчугам на шее, перебирала их на ходу. близняшки шли за матерью, все еще препираясь. — вам не следовало приходить сюда, — хрипло прошептал хонджун, как только троица отошла от них на достаточное расстояние. — значит, я должен оставить вас наедине с моей матерью, чтобы вы делали с ней все, что вам хочется? — сонхва не смог скрыть своей горечи. — вы делали это до сих пор, — сказал хон, желая ранить мужчину этими словами. и ранил. — только потому, что я не могу запретить ей видеться с вами. пока что, — добавил он. хонджун замер, а потом пожал плечами с безразличным видом. впрочем, виконт не поверил этому деланному равнодушию ни на секунду. — не я хочу заниматься расследованием обстоятельств смерти вашей сестры. если вы решили мешать мне, это повредит вашему делу, а не моему. сонхва тихонько выругался. это была дурацкая сделка. он это понимал. но не хотел отказываться от своих фантазий, от надежды на то, что после стольких лет можно что-то изменить. — ваша мать не станет исповедоваться мне, пока вы витаете над ее плечом, точно ворон, — холодно продолжил ким. — вы должны оставить нас в покое, если хотите что-нибудь узнать. положитесь на ваших шпионов, пусть они подтвердят содержание наших разговоров, коль скоро вам это нужно. если, конечно, они могут прятаться так близко, чтобы услышать нас. — в его последних словах послышалось легкое презрение. сонхва долго не двигался, глядя на своего собеседника. хонджун стоял совсем рядом с клеткой со львами, темно-зеленый костюм подчёркиваю его подтянутое тело. наконец лорд пак кивнул. что еще ему оставалось делать? — ну так поговорите с ней. я пойду... — сонхва усмехнулся. — к клетке с обезьянами. полагаю, в этом есть некая поэтическая ирония. хон смотрел на его высокую широкоплечую фигуру, удаляющуюся от него, и передернулся. даже когда он нарочно провоцировал его, медиум не утрачивал контроль над своим лицом. только когда он дразнил виконта своим телом и его собственной похотью, ослабевала его железная хватка. и хон не знал, придает ли это ему смелости или пугает. теперь мужчина ушел, и ему следовало бы почувствовать облегчение. он с трудом оторвал взгляд от сонхва, снова повернулся к леди пак и ее дочерям и расправил плечи. теперь у него есть два обязательства — одно перед само собой, другое — перед сонхва. оставалось только надеяться, что он выполнит и то и другое. хонджун догнал леди пак. близняшки ушли вперед. графиня тихо напевала что-то — немелодично и с придыханием. хон знал, что половина капризов этой женщины — просто представления, разыгрываемые больше для самой себя, чем для кого-то еще. у леди пак была потребность играть роль обреченной девы, слишком нежной для этого мира. это придавало смысл ее жизни, которая в противном случае была бы вообще лишена его... несколько минут хон молча шел рядом с ней рука об руку, предоставляя графине выбирать дорогу. наконец он спросил: — что вам приснилось? в клетке перед ними дикобраз, похожий на переросшего ежа, направлялся к своей плошке. леди пак сказала, не отводя от него глаз, хотя вид у нее был рассеянный: — я снова видела гоын. — а-а... это весьма серьезно, — сказал медиум. — она была мертвой — именно такой, какой я видела ее, когда ее везли домой на носилках. — она говорила так, словно ворошила что-то, случившееся очень давно с кем-то другим, голос ее звучал почти сонно. — а потом она села и обвинила меня. — в том, что вы молчали? — рискнул спросить хонджун. — в том, что позволила ей умереть. потому что я молчала. — она кивнула, движение это было несколько судорожным. — но она опоздала. она уже умерла, и, что бы я ни сказала и ни сделала, уже не могло вернуть ее к жизни. — быть может, если вы заговорите теперь, это успокоит ее дух, и она перестанет посылать вам подобные сны, — прошептал хон. леди пак взглянула на него: — вы сказали, что она прощает меня. — так оно и есть, — согласился хонджун. — но голос совести трудно заглушить. — а как же насчет покоя для живых? — осведомилась леди пак. — разве они не заслужили немного сострадания? — милосердие — это добродетель, которую нельзя проявить, пока зло остается сокрытым, — настойчиво продолжил хонджун. леди пак смотрела на него в течение одного мучительного мгновения и уже было раскрыла рот. но лишь покачала головой. — я не могу, — сказала она. — понимаю, — ответил хон. — как только вы будете готовы дать покой вашему духу и духу гоын, я буду с вами и выслушаю вас. я храню тайны в своей груди так, что никто их не найдет. — каждая фраза была правдой по отдельности, но все вместе было вопиющей ложью. хонджун предпочел избавиться от угрызений совести, медленно вонзающихся ему в ребра, как кинжалы. — конечно, это так, — сказала леди пак с дрожащей улыбкой и погладила собеседника по руке. — вы — мое сокровище. хонджун наклонил голову, словно в смирении, радуясь, что маска скрывает стыд, без сомнения, написанный на его лице.