Кровь и Вино

      Аделин внимательно наблюдала за действиями девочки, придерживая края футболки. Ее руки тряслись, а все движения были неуверенными. Когда из раны полилась кровь, стекая струйкой по плоскому животу вампирши вниз, девочка и вовсе дернулась, видимо, считая, что сделала что-то не так, и подняла на нее испуганный взгляд. Кровь мертвеца замедляла регенерацию, приводя ее к человеческому уровню. Поэтому, рана от клинка на животе, оставленная на Суде, даже не думала затягиваться, а скорее требовала обработки и перевязки, как у раненного человека. Это тоже стало непривычно и дискомфортно — чувствовать боль и видеть на своем теле кровь, потому что все твои раны больше не исчезают спустя несколько минут или часов.       — Ян, — тихо произнесла мадмуазель Готье, заставляя ее остановиться, — давай, я сама.       — Нет, нет… прости, я сейчас… я обработаю…       — Все хорошо, — Аделин улыбнулась, мягко забирая из ее руки кусок ватки и бутылочку с перекисью.       — Прости, — вновь повторила шатенка, грустно опуская глаза и присаживаясь на стул перед ней. Вампирша так и стояла, одной рукой придерживая футболку, а другой убирая кровавые дорожки с живота с помощью ваты. — Я просто боюсь, что тебе больно, вот и…       — Я понимаю, — блондинка подняла на нее глаза, продолжая улыбаться, а после вернулась к своей врачебной деятельности.       Зенина наблюдала за ней. Конечно, Аделин было больно. Но она, не издав ни звука — лишь стиснув зубы — продолжала обрабатывать рану на своем животе, оставаясь практически невозмутимой. Девочка поразилась ей — вот, что значит годы и годы врачебной практики и сильная выдержка. Блондинка вновь обратилась к ней за помощью, когда пришло время забинтовывать все это дело. Одна она бы не справилась. Яна делала все очень аккуратно, постоянно спрашивая или же просто поднимая на нее взгляд, чтобы понять по лицу вампирши — больно ей или нет. Завязав аккуратно узелок, Зенина убрала все обратно в аптечку, а вампирша аккуратно опустила футболку.       В дверь предварительно постучали, а после показались три макушки — Дима, Егор и Алия.       — Да че вы встали блин? — послышались возмущения Эмиля, который тут же впихнул их в комнату. Вампирша только улыбнулась, покачав головой.       — Как ты себя чувствуешь? — Аля протянула ей стакан крови с десятью каплями лекарства.       — Жива, — усмехнулась Аделин, а после сделала глоток и поморщилась, закашляв. —  Что вы делали, пока я спала?       — Ну, Эмиль трижды проиграл мне в шахматы, — с гордостью начала русая девочка, поглядывая на парня с хитростью.       — Ты жульничала!       — Ты просто играть не умеешь! Все еще путаешь Короля и Королеву.       — Да что я сделаю, если они одинаковые?       Все дружно засмеялись, а Готье лишь покачала головой, усмехаясь.       — Ладно, что еще интересного было помимо трех грандиозных фиаско Эмиля?       — Мы посмотрели несколько фильмов и сыграли в монополию, — весело ответил Егор. Аделин кивнула, но Дима заметил, что на ее лице проскочило что-то, похожее на грусть.       — Вам здесь скучно, — заключила вампирша, оглядывая каждого.       — Нет! Нет! — наперебой загалдели ребята.       Юстициарии охраняли замок сутки напролет. Ради безопасности самой Аделин, девочек и ребят, вампиры никого не выпускали из замка, а запускали лишь ограниченный круг лиц — Старейшину Валентина, Благородного Габриэля, Луизу и целителей. Ребята прекрасно все понимали — сейчас безопасность была превыше всего. Лидер Анархов не найден, а значит, им ничего не мешает заявиться и перебить их всех, как отмщение за смерть своих собратьев.       — Все хорошо, — громче всех воскликнул Эмиль. — Не волнуйся.       — Ладно, — она расслабилась, и уже хотела сесть на постель, как в комнату вдруг заглянул Маркус — юстициарий, который так раздражал Эмиля, потому что вечно смотрел на Алю и пытался завести с ней разговор.       — Мадмуазель Готье, — когда она кивнула, он вошел, — к вам пришел Старейшина Валентин… Не один.       Блондинка нахмурилась, а все переглянулись.       Спустя минуту, в комнату вошел широко улыбающийся Валентин с букетом ароматной сирени в руках. Аделин мило улыбнулась. Старейшина всегда был таким — чутким, внимательным, наставником и советчиком для нее, она уважала его и ценила, как отца. Он никогда не был груб, всегда говорил по делу и помогал всем, чем мог. А еще… Он всегда был очень справедлив и рассудителен, а потому не спешил делать выводы, пока не разберётся в ситуации. Вампир протянул ей букет, обвязанный серебристой ленточкой, и узнал о ее самочувствии.       — Спасибо.       Готье взяла букет в руки, вдыхая сладкий запах. Ребята заулыбались — Валентин нравился всем. А после Старейшина отошел в сторону, и она заметила Князя. Он приветливо улыбнулся, а ее же лицо, напротив, стало бесстрастным, не выражающим ничего. Аделин не глядя отдала букет Яне. Валентин, предвкушая жаркий разговор, предупредительно отошел в сторону.       — Привет, — Антонин подошел к ней. Яна окинула его с ног до головы взглядом, а после скривилась и отошла, выражая все своей презрение. Ребята усмехнулись, а Готье лишь дернула уголком губ, не разрывая зрительного контакта с Князем.       — Здравствуй.       Девочки и парни ошалело переглянулись — буквально пару минут назад ее голос был нежен и ласков, а сейчас стал буквально ледяным и острым, как острие ее клинка. Ни намека на теплоту в ее бархатном тоне.       — Я хотел с тобой поговорить…       — Говори.       Антонин повернул голову, оглядывая всех присутствующих. Парни смотрели на него с интересом, Валентин скрестил руки на груди, а девочки вскинули брови, мол, чего медлишь. Князь вновь повернулся к Готье, взгляд которой не изменился.       — Может, мы…       — Тебе есть что скрывать?       Аделин склонила голову, вскинув брови. Стало ясно — разговора тет-а-тет не получится.       — Я хотел перед тобой извиниться. Мне очень жаль, что ты пробыла в плену у Анархов так дол…       Звон пощечины прервал его. Голова вампира резко дернулась вправо, и, казалось, послышался хруст шейных позвонков. Все округлили глаза, ошалело глядя на блондинку. Она лишь встряхнула кистью. Антонин медленно повернул к ней голову, шокировано глядя в холодные синие глаза.       — Продолжай.              Валентин не выдержал и засмеялся, глядя на недоуменное лицо Антонина.       — Мне очень жаль, что ты пробыла в плену у Анархов так долго, — теперь он говорил медленно и аккуратно, не зная, ожидать еще одного удара или же нет. — Мне жаль, что девочки присутство…       Еще одна пощечина. Звон разнесся эхом по комнате и растворился в тишине. Ребята вздрогнули, раскрывая рты в немом визге восхищения и шока. Он вновь повернул к ней голову.       — Мне очень жаль, что девочки присутствовали на Суде. Мне жаль, что Герман смог при…       И третья пощечина, как вишенка на торте. На этот раз Князь и вовсе отшатнулся, а Готье лишь встряхнула кистью, поморщившись.       — Да сколько еще ты будешь меня бить?! — он повернулся к ней.       — О, поверь, Антонин, у меня достаточно причин, — Аделин уже не говорила, а рычала, медленно наступая на него. При виде пятящегося назад Князя, всем стало смешно. — Ты неделю ждал, прежде чем начать что-то делать и вернуть меня в клан. Ты позволили этому ублюдку притащить на суд не только мое потомство, но и моих людей! — блондинка вцепилась в воротник его рубашки рукой, а глаза потеряли былой синий блеск и стали ярко-красными. — А теперь заливаешь мне за какую-то там жалость? Ты — Князь! Не просто красивая картинка на гербе нашего клана, ты князь! Ты первый должен был что-то делать, первый должен был оторвать свой зад от трона и начать суетиться, потому что ты знал, мать твою! Я тебя предупреждала!       Она оттолкнула его. Антонин пролетел добрых два метра по комнате и впечатался спиной в стену. Но вампирша не отступала. Все стали переживать — если она сейчас потеряет над собой контроль, ей станет плохо.       — Аделин… — Мягко позвал ее Валентин, кладя руку на плечо, чтобы умерить ее пыл.       — Они — люди и новообращенные! Дела клана их не касаются! — она продолжала рычать на него, не обращая никакого внимания на всех остальных. — А ты мало того, что позволил им присутствовать, ты сидел на месте и ничего не сделал, чтобы предотвратить это. Ты сидел и слушал, как этот лживый ублюдок поливает меня грязью и засыпает клеветой, зная, что я не виновата! А теперь ты вдруг решил извиниться?       — Дорогая, — настойчивее произнес Старейшина. Блондинка замолчала, лишь смотрела на Антонина, тяжело дыша.       — Аделин, мне…       — Засунь свою жалость себе в зад, понял?       — Я понимаю, ты злишься на меня…       — Да неужели?! Правда, Антонин? — она дернула плечом, стряхивая руку Валентина. Тот лишь тяжело вздохнул, мол, ничего больше не может поделать. Лезть на рожон с разозленной Готье он не хотел. — Я ничего не сказала, когда ты кувыркался в нашей кровати с Ольгой, я молчала, когда ты женился на ней и сделал Графиней спустя какие-то жалкие две недели… — Старые обиды вылезали наружу. Потому что не были проговорены. Ведь действительно, все, что она тогда сделала — молча ушла. Ни проронила слезы при нем, ничего не сказала. Просто развернулась и ушла. Ушла от него, ушла из Совета. Просто испарилась. — Но моему терпению есть предел.       — Я понимаю…       Дима смотрел на это все, внутренне поражаясь — она тринадцать лет хранила и подавляла в себе всю эту злость и обиду на него, и, по сути, весь этот Суд, их присутствие и вся ситуация стали лишь спусковым крючком. И теперь она выливала на него все. Егор и Эмиль смотрели, широко раскрыв глаза, а девочки лишь довольно улыбались. Гордость их так и распирала. Вот, дорогой Князь, смотри, кого ты потерял, смотри, кто наш Сир, смотри.       — Толку от этого?       Теперь она звучала спокойнее. Устало. Выдохнула и отступила. Антонин взглянул на Старейшину, а тот лишь скорчил забавное лицо и развел руками, мол, а я-то что? Ты тут идиот.       — Прости меня. Я очень перед тобой виноват.       Она взглянула на него, и глаза вернули свой прежний синий цвет. Сейчас она выглядела измотанной. Все силы иссякли. Вампирша смотрела на него, не зная, то ответить. Она все сказала уже. Не хотелось на него смотреть, не хотелось ощущать его присутствие.       — Уходи.       — Что? — Антонин глупо моргнул, посчитав, что ему послышалось. Валентин молча наблюдал, также как и ребята.       — Уходи.       — Аделин…       — Маркус, — она повернула голову к юстициарию, который стоял у двери, пребывая в шоке от всего увиденного и услышанного. — Проводи Князя на выход.       Она не смотрела на него больше. Сжимала челюсти, чувствуя, как пощипывает в уголках глаз. Ей не хотелось показывать свою слабость при нем. Антонин смотрел на нее еще некоторое время, а после, осознав, что она непреклонна, молча направился на выход вместе с Маркусом. Когда двери закрылись, Аделин прикрыла глаза и соленые дорожки побежали по ее щекам к подбородку. Казалось, она даже забыла, что здесь сидят ребята и девочки.       — Мудак, — выпалил Егор, не сдержавшись       — Ну, теперь нам точно стало веселее, — выдохнул Эмиль, которому было крайне тяжело сдерживать свои реплики. И тут же получил подзатыльник от Алии.       Аделин посмотрела на стоящего перед собой Валентина, а после отвернулась и прошла к тумбочке. Взяла в руки стакан с лекарством и, кажется, не чувствуя уже вкуса и запаха, сделала несколько глотков. Но так и не повернулась.       — Аделин, — тихо позвала ее Яна.       Старейшина повернулся и покачал головой, произнося тихое «не сейчас». Все переглянулись. Блондинка так и не повернулась, но по движениям ее рук было понятно — она плачет и пытается вытереть слезы, чтобы успокоиться. Валентин махнул рукой, чтобы все вышли. Как бы им не хотелось остаться, пришлось покинуть комнату.       — Дорогая, — позвал ее Старейшина, и только сейчас послышался всхлип. Вампир аккуратно взял ее за локоть и притянул к себе, по-отечески обнимая. Гладил по голове, но ничего больше не говорил.       — Я верила ему. До последнего верила. — Шепотом, прерываемым лишь всхлипами, проговаривала Аделин. — Даже после всего, дура, верила. Он обещал, что не подвергнет их опасности. Обещал, Валентин.       — Я знаю, милая, — тихо отвечал вампир.       — Я слишком долго молчала…       — Ты долго копила это в себе. Ты ничего не сказала за его измену, после которой тебя встречали в клане косыми взглядами с сожалением. Ты молча шла вперед, гордо поднимая голову. Нельзя держать все в себе… Даже вампирам. А сейчас все просто… вылезло наружу, потому что дело коснулось не тебя, а твоей семьи. Ты всегда была такой… Пренебрежительной к себе. Я все еще помню, как ты яростно защищала Филиппа, хоть и сама была под ударом…       — А он защищал меня.       — Да. Также отчаянно, как ты защищаешь этих людей и своих девочек. Это то, главное и ценное, что ты переняла от него. Я помню, как ты пришла ко мне, напуганная, с трясущимися руками, и сказала, что обратила Яну. Ты так боялась, переживала, что не сможешь стать для них хорошим Сиром, что не сможешь найти с ними общий язык, защитить и научить всему… Ну, а сейчас? Ха, Яна чуть глотку Антонину не перегрызла за тебя. Аля подняла тревогу, выискивала Луизу, Габриэля, просила Маркуса, чтобы он оповестил меня…       Разговор плавно уходил совсем в иное русло, но, Валентин заметил, что вампирша успокоилась. Плечи ее уже не вздрагивали от всхлипов. Аделин мягко отстранилась.       — Я не могу сказать, что ты неправа. Он… оплошал, — вампир усмехнулся. — Но тебе не стоит сейчас поддаваться своим эмоциям. Это тратит слишком много сил, которые могли бы уйти на твое восстановление. Я знаю, вы еще поговорите. Немного позже, когда ты сможешь смотреть на него, не желая оторвать ему голову. — Теперь усмехнулась уже она.       — Спасибо тебе. Ты всегда меня поддерживал. Особенно, после смерти Филиппа.       — Ты хорошая девушка, Аделин. — Валентин улыбнулся. — Все будет хорошо.       Она кивнула. Старейшина посоветовал ей отдыхать и направился к двери, но в последний момент остановился и обернулся.       — Аделин, — она так и замерла, держа в руке уголок одеяла, — присмотрись к этому человеку, — вампирша сначала нахмурила брови, но Валентин знал — она понимает, кого он имеет в виду, — он хорошо к тебе относится, переживает. Быть может… тебе все же стоит подумать о собственном счастье? Хватит запираться в клетку, только потому, что не получилось в первый раз…       Она смотрела на него, прекрасно понимая. Старейшина улыбнулся и скрылся за дверью, оставляя ее наедине со своими мыслями.

*****

      Блондинка сидела на диване у открытого окна. Ежилась от прохладного ветерка, сильнее оттягивая рукава свитера, но даже не думала пересесть — ей так не хватало свежего воздуха. Она согнула ноги в коленях и подтянула к груди, теперь уже думая, что лучше бы надела спортивные штаны, а не пижамные шорты. Было так дико и так странно… Она вампир. Но ощущает все, как человек. Она уязвима.       Разговор с Антонином, а после и с Валентином не выходил из головы. Она не сдержалась… Позволила всей этой массе обиды и злости вылиться наружу так резко. Просто обрушила весь этот ком на Князя. Нельзя сказать, что он не заслужил, но Аделин все еще корила себя за то, что не смогла удержать над собой контроль.       В дверь тихонько постучали. Блондинка повернула голову и заметила Масленникова. Он приветливо улыбнулся, закрывая за собой дверь и держа в одной руке стакан с кровью и лекарством. Аделин ничего не сказала, молча проводила его взглядом, наблюдая, как он садится рядом с ней на диван и протягивает ей стакан. Вампирша забрала его, покрутив в руках, но глоток делать не спешила. Дима коснулся ее ног, чувствуя, что они холодные, а после, нисколечко не стесняясь, уложил их на свои колени, медленно поглаживая щиколотки. Она лишь тихо усмехнулась, словно оценила этот жест.       — Как ты себя чувствуешь?       — Физически, как будто по мне проехался трамвай, а морально… без сил.       — Ты долго молчала. Тебе надо было выговориться, пусть и так.       — Я могла сделать это спокойнее…       — Ты всегда спокойна. Иногда, даже чересчур, — он внимательно смотрел на нее, посмеиваясь, и Готье не сдержала улыбки. — Если бы продолжила молчать… Это все равно бы вылилось, просто немного позже, и еще агрессивнее.       — Может быть.       Она улыбнулась, а после посмотрела на него.       «Присмотрись к этому человеку».       Дима смотрел на нее в ответ, улыбаясь. И почему-то сейчас в его чувствах, которые она считала лишь иллюзией, она не сомневалась. Какой бы нормальный человек стал вот так сидеть с вампиром, на теле которого пейзаж из черных паутинок пораженных вен, носить ей стаканы с кровью и просто разговаривать, поддерживая и обсуждая то, что его вообще не касается?       Другое дело — чувствовала ли она что-то в ответ. Этот вопрос был сложным, но не потому, что она не понимала, а потому, что сомневалась. Чувствовала это тепло к нему, чувствовала странную толику радости, когда он появлялся рядом или же заходил к ней. Она всегда была рада его видеть, и, признаться честно, за последнее время даже успела соскучиться по этим вечерним разговорам на диване у открытого окна. Вопрос скорее был в другом, — почему она так боится просто принять то, что испытывает?       Они все еще смотрели друг на друга. Масленников мягко поглаживал ее замерзшие ноги, а после подался вперед. Аделин не отстранялась и не усмехалась, просто ждала, сама не понимая, что смотрит уже не ему в глаза, а на его губы. Дима улыбнулся, когда между их лицами остались считанные сантиметры, и тогда вампирша подалась навстречу. Этот поцелуй не был таким диким, страстным, каким был в первый раз, на этом же диване. Сейчас была нежность, мягкость, неторопливость. Его рука скользнула выше, и теперь кончики пальцев вырисовывали непонятные узоры на ее бедре. Готье коснулась его щеки, а после сместила руку на его затылок, сильнее притягивая к себе. На самом же деле, он жутко переживал за нее и невыносимо скучал.       Она отстранилась первая, глядя ему в глаза.       — Сегодня ты тоже ляжешь со мной? — вампирша усмехнулась, убирая руку и теперь уже делая глоток крови из стакана.       — Если ты скажешь — я уйду, — Дима улыбнулся. Она скосила взгляд в окно, словно бы тщательно обдумывала, а после вновь посмотрела ему в глаза и улыбнулась.       — Останься.