Филологическая анатомия. Пять общих законов, по которым живут язык, речь и стиль
18 марта 2022 г. в 19:23
Из-за масштабной могучести русский язык многим (даже среди его носителей!) представляется каким-то чудовищным диплодоком с зашкаливающим количеством костей и мышц. Ну правда, это же сколько в нем «но», «если», «а еще»... выучить можно, а понять? Да еще что-то новое все время вылезает! Но пришло время филологической правды. Хаоса в языке ― русском, да и любом ― куда меньше, чем порядка. В конце концов, язык тоже организм, просто очень большой.
И функционирует, и развивается он по ограниченному количеству законов. Более того, эти законы просты и подсознательно ясны нам всем, они помогают нам с языком работать, пополнять речевой и писательский арсенал. Они же — источник наших ошибок. Об этих законах мы и поговорим. И если вы осмыслите их, запомните и начнете применять осознанно, это откроет вам путь к чудным открытиям.
Базовый закон развития языка — закон системности. Мы никогда не знаем, как слово наше отзовется, но еще меньше знаем, что с ним станется, допустим, десять лет спустя. А вот что: если оно, например, приобретет новое значение, за этим последует целый комплекс изменений на других уровнях. Слово может перестать или наоборот начать образовывать другие части речи, расстаться с нейтральной коннотацией, потерять или найти множественное число. Например, компьютерные технологии, развившись, похитили «мышь», но выражений вроде «мышиная клавиша» или «мышиный шнур» не появилось. Прилагательное систематически отпало: мышиным может быть только помет, писк и так далее. Зато «мышка» в значении гаджета, а не милого зверька приобрело нейтральную коннотацию, расставшись с ласкательностью. Слово «токсичный», перейдя в сферу популярной психологии, обрело отчетливую негативную коннотацию, хотя как термин из химии нейтрально. Закон работает и на более широких уровнях. Позволив существовать таким двусмысленным конструкциям с инфинитивами, как «казнить нельзя помиловать», человечество щедро отсыпало им знаков препинания; запутавшись в склонении некоторых существительных в винительном падеже, задействовало жесткую фиксацию порядка слов (В предложении «Ночь несет смерть» понятно, кто и кого несет, исключительно за счет него). Человечество любит понятность. Закон помогает нам трансформировать язык по принципу домино. «Если где-то чего-то поменялось, то где-то чего-то поменяется еще».
Какими ошибками нас это одаривает? Мы не всегда понимаем, что одно изменение влечет другое. Просто взять слово и начать употреблять в несвойственном значении нельзя, равно как и перенести новые «опции» слова, изменившего значение, на его пожилого родственника. В современном мире «пираты» — уже не только морские разбойники, но и любители бесплатных книг, фильмов и ПО. По мере того, как это значение укоренилось в языке, от него родился разговорный, но назойливый глагол «пиратить». В контексте IT-статьи слово чудо как хорошо, а вот «Джек Воробей спиратил сокровища» сказать все же нельзя.
Какие возможности этот закон нам дает? Во-первых, ясность и поле для экспериментов. Понимание, что любые изменения в языке затрагивают разные его стороны, помогает нам как избегать путаницы, так и образовывать яркие языковые мутации. Мы обогащаем словарный запас (например, получили слово «сетевой», которое не было в чести, пока сеть оставалась только рыболовной) и не путаем теплое с мягким (например, зная, что «пекарня» и «булочная» — синонимы только в контексте места, где можно купить хлеб, но не в жаргоне хакеров).
Наконец — это главное! — именно закон системности помогает нам делать грамотную литературную правку. Его всеохватность заметна в большинстве примеров редактуры, которые я приводила выше. Там практически нет предложений, где я бы просто заменила одно слово другим или удалила. Почти везде что-то перестроено, разбито, поменяно местами. Прилагательные становятся существительными, глаголы — причастиями и так далее; приходят и уходят предлоги и местоимения. Примерно так выглядит правка большинства опытных редакторов. И это не потому, что нам нравится жестоко кромсать текст (хотя кому-то нравится). Просто закон системности работает не только на уровне развития языка, но и там, где мы уже им пользуемся.
Нередко, поправив одно слово, мы понимаем, что потеряли важный смысловой оттенок — и пытаемся вернуть его другими способами; породили повтор — и пытаемся его убрать, сменив формулировку; что-то сделали непонятнее — и должны прояснить. Неопытный или невнимательный редактор / автор, не отслеживающий таких взаимосвязей, порой сталкивается с тем, что правка плодится бесконечно, а лучше текст не становится. Но стоит увидеть в языке систему, поняв, например, что не каждое существительное можно просто заменить местоимением, и философский камень ваш.
Закон экономии (языковых и речевых усилий) — наш прагматик, который читал Адама Смита. Именно благодаря ему во фразе «Все сидят в тиктоке, и Сережа — тоже» нет второго глагола. Закон напоминает: «Повторы не нужны, все и так понятно». Он же закатывает глаза: «В XXI веке говорить предложениями по пять-шесть строк могут в лучшем случае пожилые преподаватели, в худшем — нудные душнилы, в крайнем ― кто угодно, но за водкой. Больше пауз, приятель. И диалог вот этот длинный подсократи». Он же предлагает нам придумывать аббревиатуры, забавные короткие клички для друзей и максимально резать все, что может быть порезано, превращая «Сбербанк» в «Сбер». Какими ошибками он нас снабжает? Теми самыми попытками сказать все как можно короче. Работает и на уровне избыточной парцелляции, и на уровне тяги максимально «урезать» описания и украшения, упростить речь героев (вопреки возрасту, статусу, культурному бэкграунду), скорее «передать смысл». Такой вот интересный товарищ, примерно как диета: если не перебарщивать, прекрасно, а вот если увлечься, останется один скелет.
Закон аналогии — самый плодовитый, веселый и одновременно вызывающий самые сердитые споры в двух лагерях: «строгие нормы, ясность и благозвучие» vs «гибкость, живость, широкая репрезентация и отклик на повестку». Если коротко, закон аналогии — убежденность носителей языка, что если что-то можно одному слову, значит, можно и второму, особенно при условии, если оно созвучно и обладает похожими морфологическими характеристиками. Или что слово это имеет совсем не то значение, какое на самом деле, потому что... да потому что видно же!
Мой любимый пример второго варианта — тот самый ребенок, который искренне уверен, что левша — это самка льва, а баранка — овца. Первый же сценарий мы наблюдаем в больших масштабах прямо сейчас, пока право на жизнь отвоевывают феминитивы. Такие слова, как «редакторка», «детективка», «фотографиня», родились и продолжают рождаться именно по закону аналогии, просто потому, что это наиболее простой способ словообразования: дать «автору» суффикс «к», ведь его уже дали «журналисту». У слов одно склонение, один род, и оканчиваются оба на согласный. Хорошее поле для трансформаций, учитывая разнообразие в языке «женских» суффиксов.
Какими ошибками нас одаривает этот закон? О, огромнейшим спектром, от этических до стилистических. Мы можем образовать глупое или отвратительное слово и кого-то обидеть, хотя вроде хотели проявить уважение (представьте себе «докторшу» или «критиканку»). Мы можем делать нелепые ошибки, ведь похожее слово пишется иначе (я обожаю ляпать «светопреДставление», за что мои корректоры справедливо побивают меня каменьями). В контексте смыслов мы получаем странных монстров вроде «скрипя сердцем» (хотя скрипим мы зубами, а сердце вынуждены скрепить) и спорные выражения вроде «целовать в кончик рта» (хотя более традиционно — «край» / «уголок»). В обоих случаях мы строим аналогию, смешивая два похожих выражения / задействуя синонимы.
Что этот закон нам дает? В паре с другим законом, традиции, — мощные возможности для словотворчества. Беря свежие корни и старые суффиксы, мы обзываем новые профессии и явления. Преумножаем мемы, уцепившись за прикольную конструкцию. И выходим на совершенно новый уровень, сочиняя, например, ругательства и молитвы для фэнтези-миров, где нет чертей / богов и правильнее сказать «Раздери тебя Бармаглот!» или «Храни вас озерный дух!». Закон аналогии развязывает нам руки. Ведь зная, что он есть и надежно зафиксирован в учебниках, творить еще приятнее.
Что такое закон традиции, кажется, уже понятно из контекста: это мрачный консерватор, придерживающий предыдущего товарища за шкирку и периодически возмущенно рыкающий ему «Нельзя!». Упрощая предельно, это языковая фиксация, любая, от намертво прилипших к тем или иным гласным ударений (все-таки звонИт!) до идиоматики (хотя, казалось бы, какая разница, чем мы скрипим, зубами или сердцем?) и порядка слов («Собака бывает кусачей» — норма русского языка, «Кусачей бывает собака» — норма магистра Йоды). Закон традиции также отвечает за многие коннотации, например, за наше четкое понимание, что «авторша» — это оскорбительно, а «генеральша» и «аптекарша» — просто жены генерала и аптекаря соответственно, и так или иначе, этот суффикс не сварит каши с феминитивами.
Зачем закон вообще нужен? Чтобы хоть что-то на свете считалось ошибкой и языковые механизмы не развивались кто в лес, кто по дрова. Это тормоз, предохранитель и фильтр. Закон традиции, пожалуй, основательнее собратьев поселился в нашем подсознании. Именно он подсказывает нам, что мы родили абсолютно неблагозвучную / инородную конструкцию, он напоминает, что в словотворчестве тоже есть предел. Власть его, кстати, хрупка — особенно там, где книжная речь, подкрепленная многовековым литературным наследием, сменяется разговорной. В ней языку все труднее регулировать потоки новых явлений, они появляются каждый день и каждое просит слов. Эти два потока стоит четко различать. Что хорошо в диалоге тиктокеров, вряд ли подойдет для темной академии в антураже Бестужевских курсов. Закон традиции вам об этом напомнит.
Бодаясь, эти два товарища образуют последний закон — антиномии. Эта тема очень глубокая, лежит, страшно сказать, на стыке философии и филологии и вдобавок те самые антиномии имеют классификацию. Мы в них падать не будем, на самом деле это разговор на целую книгу. Просто для примера, это то самое:
— Хочу пожелать боссу «сбычи мечт», раз могу сказать «сдача карт», почему мне нельзя?
— Да нет таких слов, умник, нет и все, желай «пусть мечты сбудутся».
(Антиномия узуса, то есть системы как таковой, и нормы употребления, в которых у некоторых слов отсутствуют некоторые формы)
И в том числе то самое:
—Эти феминитивы фу, они же уродуют язык!
― Прогрессивная общественность считает иначе.
(Антиномия личного и общественного)
Запоминайте эти кости и мышцы языка, и работать с ним будет намного проще!