Мистер Смерть, 3246-ой и дорогой клиент.

Вопреки её мыслям, что лечиться она будет «дома» первую неделю в обязательном порядке ей предстояло провести в нейрохирургическом отделении под присмотром медсестёр и лечащего врача, которым доктор Каллен предсказуемо не стал. Мать срывала телефон, закатывая одну истерику за другой, отец то бледнея, то краснея поносил непутёвых вечно куда-то несущихся подростков, а в отдельности Тайлера на чём свет стоит, голова первое время непрерывно кружилась так сильно, что мысли и без того отчего-то вялотекущие не могли задержаться в разуме совершенно. Белла много спала, мало разговаривала и похудела на 15 фунтов из-за постоянной тошноты, которая не покидала её совершенно. Три тысячи двести сорок шестой даже успел пожалеть, что намеренно усилил её удар головой об промёрзший асфальт, так сильно ему было скучно, парить рядом с ней. Она не отпускала его, плакала, если их пальцы размыкались, ныла, что у неё болит голова и… кто-то бы сказал, что она вела себя как маленький ребёнок, но сам сборщик душ сравнивал её с самим собой в те далёкие годы, когда он впервые появился в темноте того мира, что называл родным. Он тогда отказывался отпускать дорогого Хозяина, жался к нему, обвивал щупальцами, хныкал, когда тот ласково рассказывал, как правильно перемещаться в пространстве, настойчиво уговаривая попробовать. В те времена это казалось невообразимым. Слазить с нежных, заботливых рук было страшно, ещё страшнее была мысль, что он не сможет парить в этой бесконечной тьме и упадёт, разобьётся, умрёт… Он тогда был совсем мал и глуп, не записывал в памяти так тщательно, как стоило бы, эти прикосновения, не мог до конца осознать насколько трепетны чужие прикосновения, недостаточно ценил тепло кожи и мягкость губ, что целовали его в щёки, успокаивая надрывный плач, вызванный страхом. В те времена Три тысячи двести сорок шестой боялся всего: чувства полёта, света, прочих сборщиков, предстоящего существования, способа питания, мира смертных, людей… Он не боялся только дорогого Хозяина, который был настолько предусмотрителен и предупредителен, что отгораживал своё капризное, пугливое дитя от всего от чего мог. Три тысячи двести сорок шестой был единственным и неповторимым в плане воспитания. Со всеми прочими никогда не было проблем, господин Смерть обучал их от силы год (по земным меркам), а дальше просто наблюдал и иногда давал советы, подбадривал или утешал в случае провалов… С Три тысячи двести сорок шестым же он пробыл около ста лет, обучая, трепетно воспитывая и создавая в своём милом помощнике стальной стрежень, что никогда не сломается, что бы не произошло. Он любил его, холил и лелеял, взращивая, как самый прекрасный цветок, терпя бесконечное нытьё и слёзы, нахваливая за малейшие успехи, наслаждаясь самим процессом этого воспитания. В иные моменты казалось, что он был готов на всё ради него одного. Отдать свою жизнь и жизни прочих помощников, разрушить мир смертных, вознестись обратно туда, откуда он прибыл, и уничтожить и тот мир тоже, лишь бы его драгоценное дитя продолжало безмятежное счастливое существование. Всё это Три тысячи двести сорок шестой понял слишком поздно, тогда, когда он уже не мог вернуть прежние годы, не мог позволить себе обвивать тонкое тело дорогого Хозяина щупальцами, заявляя, что никогда-никогда не ступит на территорию мира смертных, пряча глаза у того на плоской груди. Он бы сейчас отдал очень и очень многое, чтобы поступить так. Обвить своими окрепшими, сильными щупальцами, сжать в объятьях, заявляя права, пометить и показать прочим сборщикам, что он принадлежит их дорогому Хозяину, а тот совершенно не против позволить ему присвоить хоть ненадолго себя в ответ. Три тысячи двести сорок шестой представил себе искривлённые в презрении, недоверии, а может даже и гневе лица прочих своих соплеменников и рассмеялся. Он бы посмотрел на них в ответ с надменностью, сильнее обвился вокруг дорогого Хозяина и … Его поток мыслей прервал другой, более приземлённый – Белла очнулась, первым делом сжав его пальцы в своих и облегчённо выдохнув, повела головой, выискивая его взглядом. Три тысячи двести сорок шестой прикинул своё на неё влияние и проявился, признавая мысль, что уговорить её покончить с собой будет намного легче, если она будет безоговорочно ему доверять и любить. Он бы отдал свою жизнь, стоило бы только дорогому Хозяину намекнуть, но … их отношения были не … Помощник Смерти снова запнулся, не способный даже мысленно правильно выразить словами связывающие их с дорогим Хозяином взаимоотношения. Это было больше чем любовь со стороны Смерти, больше чем поклонение с его собственной стороны. Это было взаимное чувство трепетного обожания помноженного на тысячу и растянутого на все годы их существования. Смертные подобного испытать не в силах, а он не в силах изобразить подобное, не чувствуя даже отголоска чего-то схожего, но… если не выгорит с той девчушкой, то у него есть какой-никакой запасной план. Он мягко улыбнулся ей чужой улыбкой, протягивая свободную руку и поправляя волосы, затем наклонился и легко поцеловал в горячий лоб, советуя закрыть глаза и продолжить спать. Ему было скучно, но пока она не пребывала в сознании, он хотя бы мог предаваться воспоминаниям. Стало хуже, когда Белле в одно утро резко стало лучше, как бы парадоксально это не звучало. Ей всё ещё не разрешали вернуться домой и, изнывая от скуки, она не знала чем себя занять, крутя в голове произошедшее и так и эдак, пытаясь понять, что просто плод её воображения, а что реально. Разговаривать с Лукасом она не могла, боясь показаться невменяемой. От нейрохирургического отделения до психиатрического её отделяло пару споров о Каллене и его причастности к произошедшему, поэтому она молчала. Ей не разрешали читать и пользоваться техникой, настаивая, что это навредит её здоровью, не разрешали подниматься с постели и даже обед ей приносили в палату. Единственное, что она могла это лежать и думать, мягко перебирая чужие пальцы в своих и чувствуя, как нежно касаются её волос, путаясь в шелковистых прядях. Не только Три тысячи двести сорок шестой скучал, но он привык проводить своё время в размышлениях и наблюдениях и имел возможность хоть немного разбавить свою скуку воспоминаниями, что грели то, что заменяло ему душу и сердце. К концу недели, когда Белла уже готова была на стены лезть от пожирающих её тоски и уныния, её наконец выписали, но радоваться было рано, ведь предстояло ещё провести почти три недели дома, но там она хотя бы смогла разговаривать с Лукасом, что приносило ей успокоение. Три тысячи двести сорок шестой лениво висел в воздухе над Беллой, перебирая её волосы своими пальцами, и слушал, как её отец заводит машину и отъезжает от дома. Свон, которая последние дни изнывала от желания поделиться своими мыслями, сгорала от нетерпения, ожидая его отмашки. - Уехал,- озвучил очевидное Лукас и она воспряв духом, собиралась было сесть, но он, предвещая последующее нытьё о возобновившейся головной боли, не позволил ей этого сделать, опустился пониже и протянул ей одну руку, вторую оставив в волосах. - Он стоял около своей машины,- начала она, принявшись растирать его пальцы в бессознательном желании успокоиться. - Стоял,- подтвердил Три тысячи двести сорок шестой, прислушиваясь к её мыслям. - Потом в одно мгновение оказался рядом,- её пальцы замерли, а затем, чуть сжавшись, вновь продолжили движение.- Я видела вмятины смутно похожие на очертания плеч, но… я не уверенна действительно ли видела это или мне показалось? - На боку машины,- спокойно кивнул Лукас, насмешливо раздумывая, что подтвердит любой дальнейший бред, что придёт в её голову. - Ты оттолкнул его от меня, и он своим телом… помял металл,- не доверяя собственным умозаключениям, произнесла Белла, вновь немного изменяя скорость и давление своих пальцев, замедляя движение и начиная прощупывать средний и безымянный. - Предположим. - Его глаза изменили цвет с почти чёрного на золотой,- Белла задумчиво прикусила губу и взглянула в зелёные глаза, что будто были подсвечены изнутри. - Изменили. - Он… такой же как ты?- робко поинтересовалась она и, заметив, как искривилось прекрасное лицо напротив, слегка расслабилась, даже не успев заметить, как напряглась, снова сжав чужие пальцы и прекратив движение. - Нет. - Тогда… кто он? Три тысячи двести сорок шестой даже слегка задумался над возможностью выдать ей ответ прямо сейчас, но… наверняка ведь пока она будет стремиться узнать эту тайну что-то может произойти и она погибнет. Он дёрнул плечом и отвёл глаза будто в смущении. - Ты не знаешь,- расстроено поняла Белла, а затем тихо поинтересовалась,- Ты мой ангел хранитель? - Да,- соврал помощник Смерти… отчасти, ведь он действительно был Ангелом, только Смерти, а не этого их Господа, которого и в глаза то никогда не видел. - Ты здесь чтобы защитить меня от него?- невинно поинтересовалась Белла и Три тысячи двести сорок шестой задумался над возможностью того, что в её голове что-то безвозвратно сдвинулось и сломалось. «Она забыла моё поведение в начале или что?»- потерянно подумал он и заглянул поглубже в её разум, нашёл воспоминания и, осознав, что нет, она всё помнит, снова подзавис. Он не мог этого понять, но… может смертные мыслят не так, как подобные ему? Он прикрыл глаза, погружаясь в раздумья об их очевидной разнице, и открыл их только когда услышал, что Белла заснула, сжав его руку в своих ладонях и положив поверх щёку. Три тысячи двести сорок шестой лежал на кровати Беллы, читая одну из её книг, найденных на полке, когда почувствовал, как она задрожала во сне и сильнее сжала его руку в своих ладонях. Он отложил книгу и скользнул в её разум, сразу же попадая в тёмный лес, в котором теней было больше, чем света. Он покрутил головой и с трудом заметил сжавшуюся в комочек девочку у корней разлапистой ели, он склонился над ней и легко коснувшись головы ребёнка заставил поднять голову и, вглядевшись в хмурое, заплаканное лицо, улыбнулся нежной улыбкой дорогого Хозяина. - Что случилось?- спросил он и поразился на миг, что голос звучал не как обычно, а как будто издалека. - Мама пропала,- прохныкала маленькая Белла и потянула к нему свои руки и Три тысячи двести сорок шестой покорно склонился и поднял её, вгляделся в это детское личико и с интересом склонив голову набок, поинтересовался: - Куда? - Не знаю,- растерялась Белла, обнимая его за шею и пряча личико в волосах. - И как давно она пропала? - Давно,- протянула девочка,- А где твоя мама? - Моя мама?- позабавлено переспросил он, представляя дорогого Хозяина, а затем что-то щёлкнуло в его голове, и он ответил,- Моя мама дома. Он прижал Беллу к себе сильнее и неспешно побрёл по лесу, раздумывая над собственным ответом. Дорогой Хозяин разумеется, не был его мамой, но… он был его создателем, он растил его, воспитывал, отдавал ему свою любовь, дарил заботу и нежность, вкладывал в его разум знания, учил жить в мире, что они зовут родным, а затем учить жить и в этом, мире смертных, тоже. Он объяснял ему суть вещей, смысл их существования, он оберегал его от страхов и жестокостей, даже… Три тысячи двести сорок шестой остановился и глянул в овраг перед собой. Это был сон Беллы… значит и эта бесконечная яма предназначена для неё? Должен ли он бросить её туда, чтобы она падала-падала-падала в эту тьму, чтобы её охватывал ужас, чтобы она молила о помощи? Или же взлететь и спасти её от этого? Спасти от самой себя? - Что есть Смерть, если не спасение?- тихо вопросил Три тысячи двести сорок шестой. Он так скучал… - Что?- не услышала его слов девочка. - Ничего,- ответил помощник Смерти и шагнул вперёд, зависая над пропастью,- Посмотри вниз, Белла. Она оторвалась от его шеи и глянула в непроглядную тьму, сразу же принявшись хныкать и просить его вернуться обратно на землю. Три тысячи двести сорок шестой вспомнил самого себя вновь. - Я боюсь,- он тогда не хныкал. Он отчаянно рыдал, обвивая щупальцами чужие руки, что легко удерживали его, трепетно прижимая к себе. - Чего ты боишься, мой милый? - Я боюсь упасть! - Но в падении нет ничего страшного,- отвечал тогда дорогой Хозяин. - В падении нет ничего страшного, Белла. - Я разобьюсь и умру,- пролепетала она, не отрываясь от его шеи, сжимая тонкими пальчиками ткань рубашки. - Даже если ты упадёшь, я всегда буду рядом, чтобы протянуть руку и поднять тебя. Я всегда буду ждать тебя в конце твоего пути. - Я буду ждать тебя внизу, чтобы подать ладонь. И он разжал руки, наблюдая, как детское лицо искажается в панике, вглядываясь в этот чистейший предсмертный ужас. Она падала… прямиком в его смертельные объятия.