Пожирательница душ

Джен
R
Завершён
123
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
88 страниц, 12 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
123 Нравится 231 Отзывы 27 В сборник Скачать

Часть 2: Битва на мосту. Глава 5: То, что Вверху

Настройки текста
      ...       - Спаси меня.       Еле слышный шепот — мольба откуда-то из дальней дали. Человек вздрагивает в забытьи.       Мольба повторяется. Слова почти неразличимы:       - Спаси меня... - или «себя»?       С хриплым стоном человек приоткрывает глаза. Закрывает и открывает еще пару раз, протирает ладонью. Либо он ослеп, либо кругом царит непроглядная тьма.       Холод и тьма.       Он поворачивается... и испускает сдавленный крик, когда ноги его и нижняя половина туловища вдруг соскальзывают и повисают в пустоте.       В последний миг ему удается зацепиться рукой за что-то твердое, угловатое и шершавое. Деревянная балка. Хоть что-то знакомое! Дерево он знает и любит, и сразу узнает его на ощупь — по крайней мере, осязание ему не изменило.       Держась одной рукой за балку, а другой цепляясь за дощатый помост, на котором лежал, он с трудом втаскивает себя обратно. Отдышавшись, начинает осторожно ощупывать место вокруг себя, пытаясь понять, где находится.       Он сидит на неошкуренном деревянном настиле дюймов в тридцать шириной. По сторонам, на равном расстоянии друг от друга — вертикальные стойки. Что наверху и что внизу — непонятно.       Издалека доносится порыв ветра, и вся конструкция начинает скрипеть и угрожающе раскачиваться. Интересно, далеко ли до земли?       Чуть светлеет — или, может быть, просто глаза привыкают к темноте. Над головой, на фоне беспросветно-черных небес, он видит следующий ярус деревянной конструкции. Держась за стойку, свешивается вниз: туда, смутно светлея во мраке, словно возникая из пустоты прямо у него на глазах, уходят бесконечные уровни балок и перекрытий. Земли не видно.       Леса — вот как это называется. Леса для строительства или ремонта больших зданий. Как в Изумрудном городе. Многоэтажные каменные дворцы, блеск хрустальных розеток в стенах, мощеные булыжником мостовые. Он тоже строил дом, когда...       [когда был человеком?]       ...когда жил там...       [В Изумрудном городе? Нет, раньше. В Когиде. А что это - Когида?]       … но это был одноэтажный дом из толстых сосновых бревен. Леса для него не требовались. А здесь вообще никаких домов нет — ни больших, ни маленьких. Только тьма, и пустота, и странная многоярусная конструкция, растущая и меняющая форму у него на глазах. И шепот из дальнего далека:       - Спаси меня... Спаси себя...       Откуда-то снизу. Едва слышно. Очень, очень далеко.       Из глубины памяти выплывают странные, словно на чужом языке, слова: «То, что Вверху».       Ладно. Допустим. Он сейчас, несомненно, вверху. А что внизу? Что это за место, как он здесь оказался, и... и кто, черт побери, он вообще такой?       Он сжимает виски ладонями, вдруг осознав, что не знает даже собственного имени.       Сверху слышится грохот: с черного неба летит, проламывая хлипкие перекрытия, какой-то массивный предмет. Человек едва успевает увернуться и прижаться к балке; мимо него проносится и исчезает во тьме внизу... что это было? Платяной шкаф? Что за чертовщина — кто там, на небесах, швыряется мебелью?       В этот миг, словно пробужденные грохотом и опасностью, в памяти выстреливают два коротких слова.       Урфин Джюс.       Его имя.       Звучит как-то неуклюже — словно натягиваешь старые сапоги, которых не носил уже много лет. Но, несомненно, так его зовут...       [Или «звали»?]       Вокруг заметно светлеет — но и ветер усиливается. Леса душераздирающе скрипят и раскачиваются; оставаться здесь опасно. Вверх или вниз? Или, может быть, просто проснуться?       С неба снова падает что-то громадное. Проламывает перекрытие наверху. На этот раз он не пытается увернуться или бежать — он ждет, и странный предмет, словно повинуясь его желанию, на несколько мгновений зависает прямо перед ним, а затем меняет курс и с грохотом и треском уходит куда-то вбок, исчезает в лабиринте внизу.       Это — косо, как будто ножом срезанная секция внутренней стены дома. Крашеные сосновые доски, какая-то невнятная, засиженная мухами картина в раме, треснувшее зеркало на гвозде. В зеркале он успевает кое-что разглядеть — и даже мимолетно поражается тому, до чего же он, гм, не красавец. Но важнее другое. Кто-то говорил ему... какой-то седобородый старик, черт знает, что за старик и когда... или не ему, а при нем... короче, откуда-то он знает, что во сне невозможно увидеть свое отражение. Это верный признак, позволяющий отличить сны от яви. Нельзя увидеть себя в зеркале — и нельзя увидеть собственные руки.       Руки тоже видны. Уже почти светло — видны даже мозоли на ладонях. Значит, не сон. По крайней мере, не обычное сновидение. Это все по-настоящему.       И надо спешить. Он не помнит, кто он, не понимает, где он, понятия не имеет, как сюда попал и как отсюда выбраться, но точно знает одно: времени у него совсем немного.       Из уст марранов вырвался единый многоголосый вопль ужаса.       - Тихо! - перекрыл крики десятник Венк. Старший в клане, он инстинктивно взял командование на себя. - Спокойно, братья! Поединки богов — не то же, что битвы людей. Смотрите: она не трогается с места — значит, бой еще не кончен. Будем ждать.       - И молиться, - вполголоса добавил кто-то.       Лакс из клана Бурундука закрыл лицо руками. Кому молиться?! «Огненному Богу», который лежит сейчас ничком и бьется в судорогах, опасно сползая на край моста? Злой Богине, что замерла, подавшись вперед и впившись в него глазами, с неестественно широкой и радостной ухмылкой на бескровном лице? Или истинным Богам — тем, что, должно быть, отвернулись от своего народа, когда марраны покинули их и начали служить самозванцу, навлекшему на себя и на всю Волшебную страну страшное бедствие?       Небо постепенно светлеет, как перед рассветом. Ветер все усиливается. С небес по-прежнему сыплются странные предметы, покрупнее и помельче: среди них — мебель, и домашняя утварь и инструменты, и игрушки и разные поделки из дерева, и даже головы, руки и ноги огромных деревянных кукол со свирепыми лицами. Это удивляет, но уже не пугает: он обнаружил, что может одним усилием воли отклонять эти вещи от себя, замедлять их скорость или изменять направление. В том, прежнем мире, о котором он почти ничего не помнит, таких способностей у него точно не было.       Вновь обретенные силы придают ему бодрости. «Ничего, прорвемся!» - бормочет он себе под нос, обыскивая карманы камзола и штанов. Маловероятно, конечно, что в кармане у него завалялась веревка — но вдруг...       Веревки нет. Нет и ничего такого, что помогло бы ему больше узнать о себе. Нож на поясе, кое-какая мелочевка в карманах. Из последнего кармана он извлекает странную безделушку: плоскую коробочку из неизвестного золотистого металла, с крышкой сбоку. Повертев ее в руке, привычным движением открывает крышку, нажимает на рычажок — и вдруг из коробочки прямо ему в ладонь вылетает обжигающее пламя.       От неожиданности он роняет зажигалку. Несколько минут ползает на четвереньках, разыскивая ее на полутемном помосте, наконец с облегчением находит — и замирает надолго, снова и снова высекая из чудесной вещицы огонь и глядя, как завороженный, на золотистый язычок пламени. Кажется, к нему начинает возвращаться память...       Ему уже случалось — много, много раз — сидеть вот так, бездумно щелкая зажигалкой и глядя на пляшущий огонек. Сгущались сумерки, за окном лил дождь, и даже огонь в печи не разгонял промозглую сырость. В такие дни, гнилые и пасмурные, низкий потолок его избенки казался особенно низким. В такие дни отчаяние хватало его за горло, мечты о реванше выглядели пустыми фантазиями; и только живой огонь из Мира-за-Горами, как добрый друг, уговаривал не сдаваться и ждать...       Урфин Джюс поднимается на ноги. Решено: путь его лежит вверх — к свету. Вперед и вверх, только так.       Но как быть с тем, кто звал на помощь?       Он становится на край помоста, пробует посветить зажигалкой вниз. Ничего и никого. Только бесконечные уровни, уходящие вниз, в непроглядный мрак. Полно, был ли там вообще кто-нибудь? Может, ему почудилось? А если и был — что говорил? Кажется, что-то вроде: «Спасай себя...» Что ж, спасением себя Урфин и займется.       Ветер уже рвет и мечет, словно разъяренный великан, шаткие леса вот-вот обрушатся. Надо спешить.       Но как отсюда выбраться? Лестниц здесь нет. Карабкаться по-обезьяньи по балкам, ежесекундно рискуя сорваться, загоняя занозы в ладони и под ногти? И что дальше — когда доберется до верхнего яруса? И вдруг он хлопает себя по лбу: удивительно, как раньше до этого не додумался! Вцепившись в вертикальную балку, чтобы его не снесло ветром, Урфин устремляет сосредоточенный взгляд на дощатое перекрытие у себя над головой, представляет, как гвозди выскакивают из лунок, как доски выходят из пазов, взлетают в воздух, сами собой складываются в прочную лестницу...       Получается далеко не сразу. «Работать головой», оказывается, ничуть не легче, чем руками —только еще и непривычно. Освобожденные от креплений, доски валятся на помост бесформенной грудой, одна чувствительно задевает его по плечу (хорошо, не по голове!) Но он пробует снова и снова, упорно и сосредоточенно — и наконец перед ним вырастает лестница, висящая в воздухе безо всякой опоры; она пронизывает полуразобранные перекрытия верхнего яруса и уходит в небеса. Урфин ставит ногу на первую ступень...       - Спаси меня!       Он бросает последний взгляд вниз, в темноту.       - Я вернусь, - обещает он, хотя вряд ли его кто-нибудь слышит.       И начинает подниматься по лестнице в небо.       ...Топотун на краю ущелья сунул лапу в рот и заскулил тоненько, словно новорожденный медвежонок. Видеть, что творилось с хозяином на мосту, было невыносимо; и еще страшнее — помнить, что он, Топотун, обещал сделать. Может быть, уже пора?       Нет, нет! Ведь повелитель сказал: только не торопись!       Но что, если он опоздает?..       Бесконечная лестница, висящая в пустоте, тянется все выше и выше. Кроме разобранных лесов, Урфин встраивает в нее разнообразный деревянный мусор, летящий сверху, и от этого лестница порой приобретает странный вид.       Чем выше, тем светлее; и с каждой ступенью он все больше припоминает о себе — словно заново строит себя из обломков. Вновь проживает собственную жизнь.       Он вспоминает свою невеселую юность: одиночество, постоянные ссоры с односельчанами, презрение к ним, желание ни в чем не походить на это тупое трусливое быдло — и твердую, хоть и ни на чем не основанную уверенность, что он себя еще покажет, что его ждет какая-то необыкновенная судьба.       Вспоминает, как однажды ураган занес к нему в огород семена растения, обладающего удивительной жизненной силой. Как, изготовив из высушенных стеблей и листьев сорняка живительный порошок, он научился давать жизнь неживому. Окружил себя собственными созданиями, которые видели в нем своего творца и готовы были выполнить любой его приказ. И отправился по Дороге из Желтого Кирпича завоевывать мир.       Потом — победа, недолгое возвышение и падение. Он хорошо помнит осаду Изумрудного города; но триумф и коронация уже подернулись какой-то мутной пленкой, словно все это было не с ним. Зато живы и остры другие воспоминания: бегство... плен... вот он валяется на земле, пойманный, словно зверь в капкан, обессиленный и жалкий, а Великан-на-деревянной-ноге, возвышаясь над ним, как гора, ухмыляется со снисходительным презрением победителя к побежденному...       А дальше? Он был готов к многолетнему тюремному заключению, к рудникам, даже к смерти; но его просто отпускают на все четыре стороны, со слащавыми улыбочками говоря: мол, «лучшее наказание для этого человека — оставить его наедине с самим собой». Быть может, там, в Мире-за-Горами, так понимают милосердие — но для него такое «милосердие» стало хуже самой лютой казни. Он вспоминает, как брел по Желтой Дороге, глядя в землю, под перекрестным огнем злорадных и презрительных взглядов... Неудачник. Жалкий неудачник. Даже покончить с собой не смог — не хватило духу; через Тигровый Лес пробирался стороной, вздрагивая от каждого шороха и проклиная себя за трусость...       Но, может быть, это не трусость? Да, он хотел жить — вопреки всему. И сдаваться не собирался. Как тот сорняк, что не сдавался даже на раскаленной сковороде.       Семь долгих лет прошло, прежде чем судьба дала ему еще один шанс. На этот раз он был умнее. Тщательно все продумал, разработал многоходовую комбинацию. И все получилось! Пусть детали пока ускользают из памяти — он точно помнит, что на этот раз вышел победителем!       Солнца по-прежнему не видно, но впереди разгорается странное зарево — словно само небо чествует триумфатора. Он поднимается все выше, купаясь в негреющем белом сиянии, вновь переживая то, как превратил свое поражение в победу.       Сбылись все мечты: Волшебная страна в его власти, старые враги повержены и заточены в подземелье. Люди не просто прославляют Урфина Джюса — поклоняются ему, как живому Богу на земле. Чего еще желать?       Почему же этого мало? Почему он скучает и томится на своем Изумрудном троне — что за нетерпеливый голод подстегивает его, требуя все новых завоеваний и побед?       Он уже почти бежит: чудится, что там, наверху, его ожидает исполнение всех желаний. Там, наверху, раскинулось что-то вроде моста, соединяющего пустоту с пустотой; от него и исходит свет. На мосту - стройная девушка в белом платье; она ждет его.       Кто она? Если он король Волшебной страны - быть может, это его королева?       В той, прежней жизни он был закоренелым одиночкой, не мог даже вообразить кого-то рядом с собой; но в Мире Вверху, шатком и продуваемом всеми ветрами, эта мысль кажется не такой уж нелепой. В конце концов, разве он не достоин самого лучшего, что можно взять от жизни? Например, прекрасной женщины... Пусть он не видит ее лица, но точно знает, что она прекрасна.       И она — одна из тех немногих, кто его понимает. Восхищается им. С ней можно быть откровенным. У них много общего: она тоже непохожа на других, так же презирает людей и предпочитает одиночество, так же готова на все ради исполнения своих желаний, страстных и неотступных. Соединив свои силы, они станут непобедимы!       Вот он уже на мосту... вот она протягивает ему руку — но почему-то отворачивается, прячет лицо за завесой золотисто-рыжих волос... Кто же она? Он вспомнил уже почти все — только ее не помнит.       Нежная рука девушки тонет в его руке... и в этот миг она поднимает голову, и он видит ее лицо.       Глаза ее — два кратера, полные бурлящей жидкой грязи. Рот ее разъезжается в гротескной ухмылке, обнажающей острые зубы. Прекрасное лицо трескается, распахивается, словно двустворчатый шкаф, а за ним — что-то бескостное, слизистое и черное.       И он вспоминает все.       Так вот зачем он долгие годы ждал удачи! Вот ради чего строил и воплощал в жизнь изощренные планы, работал на износ и сражался, хитрил и интриговал, рисковал собой и подставлял под удар других. Вот для чего с таким отчаянным упорством стремился к своей цели.       Чтобы на вожделенной вершине, холодной, пустой и залитой безжизненным светом — встретить ее.       Пожирательницу Душ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.