Агнец

Сонхун соврал бы, сказав, что этой ночью смог заснуть. Он всё время трясся под одеялом, наивно сжимая баллончик. Сехун пару раз прикрикнул на него, попросив не сопеть там громко и прекратить шептать проклятия на латыни, но Пак ослушался. В последние пару дней О Сехун был ещё более нервным, чем Сонхун; и парень удивлялся, как такой человек, который элементарно не может контролировать собственные эмоции, решил выбрать профессию педагога. Хотя, Сонхун и сам недалеко ушёл. Он никогда не был уверен, что сможет стать хорошим примером для подражания. Да и на кого ему ровняться? В детстве играм на улице парень предпочитал посиделки у телевизора с тарелкой нарезанных фруктов, а в школе держался от всех отдельно, был сам по себе. Типичная белая ворона. Одноклассники дразнили мальчишку за чрезмерно большие глаза и считали их «слишком глупыми и любопытными». Девочки тоже его не особо жаловали, вовсе не обращая внимания. Поэтому, когда Сонхун выбирал среди огромного количества профессий, что не сможет потянуть, выбор пал сам собой. Быстро и не задумываясь, будто так и должно быть. Сонхун не видел в себе педагога. В нем не было качеств лидера или других умных терминов, которые обычно пишут для составления резюме. Пак Сонхун просто хотел дать детям счастливое детство. Обычно всегда даришь то, что сам хотел бы получить. Недели неслись друг за другом, сбивая парня с ног. Он путался в днях, писал доклады в комнате, не удосужившись заглянуть в библиотеку. Одалживал ноутбук у Сехуна и выслушивал истерики про то, что ему давно пора обзавестись своим, и аниме само себя не посмотрит. Листы с домашним заданием и бесчисленные конспекты, которые нашли укромное место где угодно, но только не на столе, валялись по всей комнате. Сонхун вливался в учебный процесс медленно и поэтапно, не мог так быстро запомнить огромные блоки информации и сидел до утра, лишь бы вызубрить несчастные десятки терминов по педагогике для зачёта. Наверное, стоило выбрать для изучения конкретный профильный предмет, как это сделал Сехун с корейским и литературой, но Пак остановился на начальных классах. «Да ты сумасшедший, — прочавкал Сехун, доедая очередную порцию рамена. Речь внезапно зашла о выбранных специальностях, и Сехун показал свой учебник по корейскому, который в толщину превосходил его запястье. Тогда Сонхун и признался, что учится на учителя начальных классов, и услышал в ответ тираду Сехуна. – Тебе себя совсем не жалко? Будешь водиться с этой толпой детишек, а их пока научишь писать, читать... Тебе это нравится?» «В этом возрасте у детей начинают формироваться понятия о том, что «хорошо», а что – «плохо». Грамотный классный руководитель должен научить их разделять это». Впервые Пак Сонхун почувствовал полную удовлетворённость после произнесенных слов. Никаких сожалений. Отступать уже поздно, да и через пару дней коллоквиум по психологии. «Все равно это не отменяет того факта, что ты сумасшедший», — буркнул Сехун, сдавшись. Сонхун старался выложиться на сто процентов и впервые за всю жизнь к чему-то стремился. Он хотел стать лучше. Он хотел зажить обычной жизнью и иметь достойную работу. Дом в лесу всё ещё оставался чем-то родным, что маячил на задворках памяти. Сидя в душной комнате (Сехун ненавидел проветривать и предпочитал задохнуться, нежели открыть форточку на пару минут), Сонхун вспоминал летние вечера в гамаке под стрекот кузнечиков и жужжание комаров над ухом. Он совсем перестала видеть Ёнджуна и Джея. Точнее, Сонхун перестал искать с ними встреч и сбегал с общих пар сразу же, как они заканчивались. По коридорам он ходил осторожно, не забывая привычку вечно оглядываться. Единственная вещь, что когда-либо связывало его с Джуном – дом – перестал быть для них местом времяпровождения. Завидев в толпе макушку светлых волос, Сонхун как можно крепче сжимал в кармане драгоценные чётки и шёл в противоположную сторону, стараясь затеряться. И это у него отлично получалось. У Пак Сонхуна определенно был хороший навык маскировки. С Джеем всё оказалось куда проще: он и сам не желал пересекаться. Проходил мимо, даже не взглянув; едва кивал, стоило словить на себе вопросительный взгляд парня. Он был закрытой книгой, блокнотом на замочке, что не желал открываться и потерял ключ. Но кое-что Сонхун всё же смог уловить в парне: небольшая перемена эмоций, совсем крошечная, возникающая на лице, стоило Джею внезапно задуматься о чем-то. С таким же выражением он словил его в коридоре, когда Джей, привалившись к стене, долго смотрел в одну точку. Сонхун правда не хотел начинать разговор, действительно собирался пройти мимо, но вещь, что привлекла внимание Джея, заставила и его подойти ближе. Когда Сонхун встала плечом к плечу рядом с Паком, тот не произнес ни слова, лишь глубоко вздохнул, позволяя ему всё услышать самому. – ... реально чокнутый! Ты вообще видел его? Ходит себе с этой глупой улыбочкой, разговаривает сам с собой. На днях приятель видел, как он вытворял те вещи... ну, знаешь, я просто не могу не... – послышался шёпот, потом – чьи-то смешки, переходящие в назойливых смех, что трещал в ушах. Поначалу Сонхун не понимал, что происходит. Почему Джей подслушивает? Про кого говорят те парни? Венка на шее Джея запульсировала, кулаки непроизвольно сжались – и Сонхуна осенило. В тот момент, когда он собирался схватить Джея за руку, его уже и след простыл. – Да ему в психушку надо! Забавный такой, что даже смеяться над ним жалко и... ... и удар, что просвистел в воздухе. Раздались крики, но удары продолжались. Джей успел рассечь губу и нос самому болтливому, но остальные два парня набросились на него со спины, повалив на землю и ударив ногами по ребрам. Джей припал лицом к полу, задыхаясь от боли, собирался подняться, когда внезапно нападавшие начали царапать стены ногтями. Сонхун тяжело дышал, словно пробежал марафон, дрожащей рукой сжимая газовый баллончик, которым только что распылил в глаза всем троим. На лице Джея мелькнула едва заметная улыбка и некий блеск в глазах. Сплевывая кровь, он медленно поднялся, принимая протянутую руку помощи. Пока злосчастная компашка ползала на коленях, Джей спокойно предупредил: – Если хоть от одного человека я услышу подобные слова, то сдерживаться не буду. Считайте, что ангел кровопролития вас пощадил, — на этом он сделал паузу, многозначительно глядя в сторону Сонхуна, но глаза так и не смог поднять. – Я несколько раз повторять не стану. Вы меня услышали. Собранный, сосредоточенный и закрытый – вот он, настоящий ангел кровопролития. Сейчас в голове Джея мелькало лишь одно имя: «Джейк». Это всегда был Джейк. Это всегда будет Джейк. И Пак Джей не собирался наблюдать за тем, как кучка отбросов потешается над его лучшим другом. – Не рассказывай ему про драку, — вдруг попросил парень. Его спокойный голос вдруг задрожал, словно ему было очень тяжело произнести эти слова. Джей проверил, нет ли кого поблизости, и лишь тогда снова обратился к Сонхуну: – Джейк не любит драки. Он не любит насилие в любом виде, а мне приходится следовать его правилам. – Что имели в виду те парни? Джей взглянул на него оценивающим взглядом, в котором больше не было места жестокости – лишь беспокойство за друга. Ещё во время первой встречи с парнем он хорошо запомнил его голос, который временами кажется дрожащим, будто Сонхун разговаривает на вершине продуваемого всеми ветрами холма. – Ты же то же знаешь это, — глаза Джея бесстыдно сверлили его нахмуренное лицо, — дети бывают жестокие. – Значит, они всё ещё дети? Сонхун не собирался отступать. Джей не собирался мириться. – Каждый из нас лелеет своего внутреннего ребенка. В самое яблочко.

***

Джейк вглядывался сквозь золотистые лучи солнца, выставив правую ладонь перед собой. Он пытался словить на коже остатки тепла. Оливия любила принимать солнечные ванны, часами нежась под ослепляющим солнцем, в то время как Джейк предпочитал затаиться в тени, по грудь заходя в воду. Хоть вода и сковывала движения, но в ней Джейк чувствовал себя в безопасности. Он часто сравнивал Австралию с ясным солнцем, а Корею – с прозрачной водой. Представлял, как расскажет Сону с Джеем о песчаных пляжах, горячем песке и ракушках на берегу океана, что напоминали разноцветные стекляшки, переливающиеся всеми цветами радуги. Джейк будто наяву видел, как они с друзьями закажут пиццу – конечно же, с этими противными ананасами, потому что её боготворил Сону, — и включат популярную мелодраму. Стоит Джею начать возмущать, что «мелодрама – это, вообще-то, совсем не по-мужски», как Сону тут же выйдет из себя и напомнит хёну о влюбленности в Шин Рюджин. Громкие возмущения Джея, отчаянные попытки Сону сбежать из комнаты и скрыться из поля зрения – и Джейк счастлив. Эти мысли и образы грели Джейка в дождливые вечера в Австралии, когда единственная точка за окном – горизонт океана, бесконечная линия, что брала начало далеко отсюда, — рябью ходила на периферии зрения. Сейчас же Джейк наивно пытался согреться последними лучами солнца. Он не знал точно, сколько просидел на этой деревянной скамейке около университета. Не знал, что закончилась третья пара, а студенты толпой повалили из здания, бурно что-то обсуждая. Не знал, что среди них был и высокий парень-птица, чьи крылья ещё не прорезались. Пак Сонхун заприметил его не сразу: понадобилось какое-то время, чтобы он обогнул декоративные кусты, за которыми несколько второкурсников устроили курилку. Джейк не спеша перевел взгляд и прикрыл глаза. Жемчужно-голубые глаза Пака горели солнцем и поднявшимся пламенем. Какая-то эмоция промелькнула на его лице – Джейк не успел разглядеть, ибо Сонхун тут же плотно сжал губы, не позволяя и слова сказать. Они так и стояли на расстоянии десяти локтей, вцепившись друг в друга взглядом. Джейк всё так же, не отводя глаз, достал мобильник с кармана и, как не удивительно, тыкнул пальцем в экран. Раздалась вибрация – и Сонхун прижал телефон к уху. – Что ты делаешь? – голос парня походил на топленый шоколад. Он ни секунды не сомневался в том, кто звонит. – Я обещал позвонить. Мне казалось, все джентльмены выполняют обещания. Сонхун не спросил, откуда у Шима его номер. Джейку не пришлось объясняться, что он потребовал телефон у Джея ещё в тот день, когда Сонхун незаметно для друзей покинул домик в лесу. Да Джейк и не нашел бы нужных слов. Пак Джей всегда твердил, что Джейк уж точно не скуп на слова, и единственный из них, кто не прозвучит тупо при разговоре. У Сону и голос приторно-сладкий, и лицо такое же. Джей же просто казался высеченным из камня и словами разбрасываться не любил. Голос Джейка напоминал музыку ветра: лёгкий, играющий на струнах, невесомый, но значимый. Точно значимый. Определенно значимый. – А что дальше делают джентльмены? – внезапно спросил Сонхун. Их всё ещё разделяло небольшое расстояние. Его волосы, как плитка горького шоколада, подхватил порыв ветра. Джейк улыбнулся, как улыбаются по-настоящему счастливые люди. Искренне и без притворства. Улыбка Джейка и правда являлась тем самым зрелищем, увидев которое, забыть больше не сможешь. Она словно таила в себе всю любовь, что запечаталась в его большом сердце. Джейк сбросил звонок и сократил расстояние между ними, продолжая улыбаться. Он чуть склонил голову в сторону - и его волосы с золотистым отливом поймали свет так, словно они сами были сотканы из солнечных лучей. Сегодня слишком много солнца. – А дальше по плану музыка. В последний раз Джейк посещал музыкальное кафе за месяц до отъезда из Кореи. Сону тогда решил отпраздновать свой прошедший день рождения, заставил друзей притащиться сюда и заказать несколько больших порций фирменных блинчиков с клубничным сиропом. Нельзя сказать, что они и сопротивлялись: когда Ким платит, можно пойти куда угодно. Сону тогда ещё уж очень возбуждённо рассказывал, как впервые поцеловал девушку в отцовской машине, а потом настолько покраснел, что не смог сдержать неловкий смешок и рассмеялся прямо перед ней. Джей заржал на всё кафе, перекрикивая музыку, от чего Джейк чуть не треснул друга по шее. Сам же Джейк метался где-то между истерическим смехом и испанским стыдом. Сону, почти пунцово-красный, продолжал в подробностях описывать, как почти согласился на первый секс. «То есть ты серьезно чуть не трахнул её прямо на заднем сидении старой развалюхи своего отца? Да у тебя же там даже твоя детская игрушка валяется», — Джей всё ещё не мог сдержать смех и осушил стакан воды. «Подбирай выражения, — попросил его Джейк. Сону весь скрючился от стыда и уже добрался до порции Джея. Тот покорно пододвинул её. – И как? Почему вы остановились? Не было презервативов?» Сону недовольно выпятил нижнюю губу. «Мне на такой случай Джей-хён подкинул в рюкзак, — признался Сону, а Пак ехидно рассмеялся, — но я просто... не смог. Не знаю. Это всё сложно. Мне пришлось вызвать ей такси и уйти домой». Джейк понимал Сону. Киму не нужно было ничего доказывать. По крайней мере, точно не им. Сам же Джейк впервые увидел перед собой голое женское тело в выпускном классе, когда его одноклассница, что нравилась ему какое-то время, пригласила Шима к себе домой. Тогда они медленно и неуверенно целовались на ее кровати, пока вокруг валялись учебники и конспекты. Джейк от волнения прикусил ей губу, а девушка лишь засмеялась. Джейк помнил то ощущение, когда впервые стянул с нее лифчик, неумело и долго разбираясь с застёжкой. Помнил, как она просила коснуться грудей, провести пальцем по животу и пупку, как широко раздвинула ноги... Джейк хотел этого, правда. Но тот процесс не принес ему совершенно никакого удовольствия. Возможно, Джейк не испытывал к девушкам таких уж и сильных чувств. Возможно, его настораживала и смущала её спешка и желание быстрее со всем расправиться. Джейк представлял секс медленным и плавным, а в итоге натягивал брюки уже через пять минут. Возвращаясь домой с пустым листком для заданий, Джейк неловко смеялся, думая, как расскажет об этом друзьям, как Джей хлопнет его по плечу, а Сону лишь покачает головой, по-детски краснея при упоминании слова «секс». Но сейчас Шим Джеюн сидел здесь с Сонхуном. И когда ему начали нравиться парни? Случилось ли это в Австралии, среди забитых учебой школьных дней, или до этого, уже здесь, в Корее? Джейк не помнил, чтобы как-то делил людей по гендеру, спрашивал о том, что «правильно» и «неправильно». Просто Шим Джеюн подмечал в людях необычные детали, вроде родинок на носу, холодных ладоней, что леденят сердце, глубоких глаз или голоса, что напоминал выдержанное вино, засахаренные фрукты и цветы со срезанными шипами. Ему нравилось наблюдать за поведением людей, анализировать их смену настроения и привычки. Это помогало Джейку не чувствовать себя одиноко какое-то время. Но Сонхун был другим. Джейк не мог сказать точно, что именно в нём привлекло его. Было ли это то, с каким взглядом он смотрел на гладь озера, пытаясь хоть что-то почувствовать, или то, как закрывался от людей, не позволяя узнать себя настоящего? Пак Сонхун словно был высечен из камня и стали; раскалённое железо, ледяной ветер, что царапает щёки, и капли дождя на ресницах. Пак Сонхун говорил мало, неловко ёрзал на стуле, а в глазах затаилась такая печаль, что Джейк на мгновение не мог понять, как в таком юном парне умещается эта боль. Сонхун не был похож на остальных парней, которых Джейк знал, но в то же время Пак казался совершенно обычным подростком. Обычным подростком с шипами в груди. Джейк заказал порцию любимых вафель, ведь Сонхун так и не смог ничего выбрать из меню. Парень держал руку в кармане и сверлил столешницу взглядом. Кафе наполнил шум голосов, и Джейк вспомнил, как сидел здесь раньше с друзьями, как лишь их голоса переплетались с музыкой из автоматов, а смех – звонкий, тёплый – грел уши. Сонхун не знал, но он первый, с кем Джейк пришёл сюда, не считая Джея и Сону. Наверное, это всё же что-то значило. – Почему ты носишь оберег с собой? – вдруг спросил Джейк, доставая сапфир, что вручил ему парень. Он крутил его в руках, подставляя приглушённому свету. Тот отбрасывал тени на лицо Шима, целовал нос и губы, оставлял едва заметные отпечатки на веках. Сонхун вынул руку из кармана, а с ней и чётки. Те камнями переливались, извивались по столешнице, светились и изворачивались. Сонхун по привычке пересчитал камни и, остановившись на последнем, тридцать втором, кинул взгляд на сапфир в горячих ладонях Джейка. Он отдал ему недостающую часть. Для Сонхуна это было интимнее секса. – Они помогают не волноваться. Дышать ровно и видеть ясно, если уж на то пошло. Просто мне нужно перебирать что-то в руках, чтобы отключиться от голоса в голове. Джейк внимательно взглянул на Сонхуна. Родинка на носу парня, едва заметная при тусклом свете, горела путеводной звездой. Пальцы Сонхуна, потрескавшиеся и бледные, по привычке потянулись к четкам, но замерли на полпути. – И где ты купил эти чётки? Или сделал сам? Занимаешься творчеством? Сонхун моргнул. На губах Джейка застыл невысказанный вопрос: «И что тебе говорит этот голос?» Впервые Сонхун увидел камни в восемь лет. Разных размеров и форм, они были разбросаны по всему магазинчику, манили, как манит сладкое или золото. Мальчишкой, Сонхун опешил. Никогда ещё он не видит столько огней в одном месте, разве что мог сравнить их со звёздами на ночном небе. Это случилось в будний день, сразу после школы с тяжёлым от книг рюкзаком Сонхун переходил улицу – привычное действие, условный рефлекс, что повторялся изо дня в день, — как внезапно худощавые ноги понесли его в совершенно другом направлении. Сонхун не знал, что это было, каким образом он оказался в этом незнакомом магазинчике на углу, и как только осмелился зайти внутрь, но картина до сих пор стоит у него перед глазами. Помещение сияло тысячью камнями, искрилось и, казалось, могло вот-вот произойти настоящее волшебство, о котором Пак читал в книгах. Он присел на корточки и, схватив один из многочисленных камней, поднес его к лицу, чтобы как можно тщательнее рассмотреть, запомнить каждую неровность и шероховатость, зазубрить наизусть текстуру кончиками пальцев. «Нравится? – резкий голос из-под прилавка заставил мальчишку подпрыгнуть на месте, но драгоценный камень он не выронил, держал как можно крепче вспотевшими от волнения пальцами. – Ты держишь в руках яшму. Словно сгусток крови, песочный и полосчатый, с примесью сургучно-красного и жёлтого, ближе к охре сбоку – видишь? – этот камень снимает весь негатив с человека. Разве не настоящее чудо, правда? Почему тебя потянуло именно к нему? Здесь ведь так много более красивых камней». Сонхун переводил взгляд с женщины на камень, переваривая услышанные слова. Владелица магазина предстала перед ним высокой и пышногрудой с изумрудной лентой в кудрявых, непослушных волосах и рубинами на губах. Её глаза, будто такие же драгоценные камни, не сводили взгляд с мальчишки, дожидаясь ответа. Она свободно ступала босыми ногами с раскрашенными венами, словно рисунок, по полу, ничуть не боясь наступить на свой же товар. Это зрелище заставило Сонхуна выпучить и без того большие глаза. Впервые в жизни он увидел человека, что настолько не принадлежал этому миру. «Просто», — проговорил наконец Пак. Женщина лишь покачала головой, скрестив руки на груди и подпирая грудь, и лукаво улыбнулась. «Запомни: просто так ничего никогда не бывает. Камни притягивают, растворяются в хозяине, показывают все тайны души. Я не подбираю посетителям обереги по знаку зодиака или году рождения, как это делают другие. Нет, они сами выбирают камень. Можешь забрать его, он твой. Считай это моим подарком тебе, мальчик-краска». «Мальчик-краска?» Женщина довольно кивнула. «А ты разве не видишь, как раскрасил это место?» Сонхун никогда не слышал подобных слов. Никогда не мог и представить, что может сделать подобное. Его мать, если бы она только удосужилась обратить на него своё внимание, то же могла бы произнести что-то в этом роде для единственного сына. Но почему-то Сонхун услышал такие важные для него слова от незнакомки. Наверное, это должно было произойти. И Сонхун стал приходить к ней каждый день после школы. Перебирал камни, пробовал их на вес, слушал удивительные истории и запоминал их, как если бы собирался рассказать потом кому-нибудь ещё. Утопал в оливково-зеленых хризолитах с золотистыми разводами на руках, рассматривал непостоянные александриты, что меняли цвет в разных частях комнаты. Перекатывал сердолики, что внешне напоминали самую сладкую карамель. Раскладывал обсидианы с вкраплением снежинок внутри и улыбался, улыбался, улыбался. Сонхун запоминал свойства и описания камней, прятался под прилавком, стоило посетителям нагрянуть, и никогда не задавал лишних вопросов. За все четыре года в магазине он словно сам вылепил себя из горной породы, впитал глазами разнообразные цвета и даже, когда дела в магазине заканчивались, а свет гасился сам собой, Сонхун доставал потрёпанный альбом с измятыми краями и начинал рисовать. Сначала неловко и неуверенно наносил штрихи, пытаясь правильно передать форму камней, потом закрашивал внутренность, не забывая про блики и рефлексы. Через некоторое время Сонхун кое-как раздобыл пальчиковые краски и стал рисовать в цвете, что помогало ему лучше передать особенности каждого камня. Ведь каждый из них, как и люди, отличался, был не похож на остальные. К двенадцати годам Сонхун уже самостоятельно собирал чётки, в перерывах между работой и учебой рисовал камни и продавал, за что получал небольшую сумму, и наконец цветок в его груди распустился. Пак Сонхун был счастлив и был рад постоянству в жизни. Но цветы всегда могут обернуться шипами. В один из таких учебных дней, когда дождь надоедливой моросью забирался под воротник тонкой куртки, цепкими пальцами хватался за шею, Сонхун почувствовал первую боль в области груди. Магазин был закрыт. Впервые за четыре года Сонхун не смог попасть внутрь. Он был закрыт и на следующий день, и через неделю, и даже спустя долгие месяцы, полные одиночества и разочарования. Сонхун таскал в кармане полученную когда-то от владелицы яшму и, осознавая наконец печальную реальность, решил собрать чётки. Камни, что накопились за все года, хранились в крохотном пластмассовом контейнере и ждали своего часа. Сонхун нанизывал их на шнурок от дырявых ботинок, стойко сдерживая слёзы. Его снова бросили. Оставили одного, ничего не сказав. Пак Сонхун не был птицей или краской. Пак Сонхун был смесью пустоты и дичайшей боли, что разливалась по телу. – Я сделал их сам, — ответил Сонхун. Его поразило, как Джейк всё это время ждал ответ, не торопил, давал подобрать правильные слова. И тут Сонхуну стало стыдно: он хотел быть таким же открытым и располагающим к себе как Джейк. Хотел так же светиться от счастья, излучать лишь тепло и ничего более. Он добавил: – Я рисовал раньше. Познакомился на летних курсах с Ёнджуном и Джеем. Мы вместе ходили в одну группу какое-то время, пока я не бросил. Я привык рисовать одному. Большое скопление людей заставляет меня думать о том, что я делаю что-то не так. Всех учат одной технике, но меня это не устраивает. Поэтому я и ушёл. А вот у Джей-хёна действительно талант к этому. Мне пару раз удалось увидеть его работы: такие аккуратные, прорисованные черной гелиевой ручкой, с нетипичной для него остротой в линиях. – Да, Джей всегда рисовал, — кивнул Джейк. Их еду наконец принесли, и парней окутал пьянящий аромат. – Он не любил показывать рисунки. В этом вы похожи, — поймав на себе непонимающим взгляд Пака, Джейк объяснил: – Тебе же то же не нравится рисовать, когда все видят и пытаются исправить тебя. У Джея то же есть это чувство, я знаю. Так почему ты отдал мне именно сапфир? На четках много камней. – Как ты понял, что отдал тебе один из камней с чёток? Джейк улыбнулся, словно ответ был до ужаса очевиден. У Сонхуна вафли в горле застряли, а бледное лицо раскрасил румянец. – А разве могло быть по-другому? «Просто так никогда ничего не бывает. Владельцы сами выбирают камни». – Этот камень помогает найти новый путь, помогает добиться успехов и самосовершенствования. Он является талисманом любви. Мне кажется, тебе он очень подходит. Я бесчисленное количество раз видел, как люди сами выбирают камни, но мне никогда не удавалось подобрать его для кого-то. Не всем нравятся такие штуки, кто-то считает это глупостью. Камни похожи на мазки краски, на радугу после дождя. Ты почему так смотришь на меня? Джейк не сводил с парня взгляд. В глазах цвета солёной карамели притаились лучи солнца. Уголки губ подрагивали, а пальцы так же крепко держали камень, как если бы цеплялись за якорь. Джей говорил, что Шим не любит драки, и сейчас Сонхун отчётливо видел, что парень будто бы создан из стекла, соткан из шёлковых нитей. – Мне нравится слушать, как ты рассказываешь об этом. Думаю, талисман любви – это действительно неплохая идея. Сонхун почувствовал, как лицо покраснело. Почему-то именно слова Джейка наводили на него подобную реакцию. Пак схватил вилку и запихнул в себя вафлю целиком, лишь бы не продолжать разговор. Вся эта ситуация казалась ему до ужаса неловкой. Джейк при взгляде на набитые едой щеки Сонхуна лишь усмехнулся. Шим всё ещё перебирал сапфир в руке и даже не притронулся к еде. Паку хотелось расспросить этого парня о его дружбе с Джеем и Сону, о школьных поездках, в которых Сонхун ни разу не бывал, а лишь слышал от одноклассников, о всяких подростковых штуках, которые, Сонхун был уверен, Джейк успел попробовать. Спустя время Сонхун перестал перебирать чётки от волнения, лицо вернуло прежний цвет, а музыка в заведении показалась даже более чем приятной. – Люблю эту песню, — признался Джейк, обводя помещение взглядом. С их места открывался вид на соседние столики, аккуратно застеленные скатертями в клетку. Дубовый пол скрипел в такт музыке, стоило посетителю зайти в кафе. Джейк вспомнил, как Сону какое-то время очень раздражал этот звук, а Джей купил младшему несколько порций мятного мороженого и газировку, чтобы развеселить друга. Сону тогда поглощал еду так же стремительно, как и Сонхун полчаса назад. – Она вышла, когда я ещё учился в средней школе. Тогда я закачал ее на телефон и слушал через старые наушники, один из которых постоянно отходил. А какая твоя любимая песня? Что-то из попа или тяжёлого рока? Сонхун уставился в исцарапанную столешницу пустым взглядом. Музыка? Его никогда не спрашивали о таких вещах, никогда не интересовались. Сонхун пытался вспомнить хоть одну песню, которую он слышал более одного раза или которую бы смог напеть в случае необходимости, но на ум так ничего и не пришло. – Я не слушаю музыку. Мне не с кем её слушать. И снова Джейк не сказал ему ни слова в упрёк. Не рассмеялся в лицо, тыча пальцем, не состроил жалостную мину, что Сонхун ненавидел больше всего на свете. Лишь понимающе кивнул и потянулся к карману брюк. Достал черный футляр, больше напоминающий миниатюрную шкатулку, и, открыл. Сонхун увидел наушники и внимательно наблюдал за тем, как смуглые пальцы Шима достают один и протягивают ему. Второй Джейк надел сам и быстро включил что-то на телефоне. – Знаешь, а ведь так даже лучше. У тебя нет никаких предубеждений по поводу жанров и ты можешь слушать всё, что захочешь, узнавая всё новые и новые песни. Я слышал эти песни сто раз, а для тебя они будут звучать впервые. Только для тебя, понимаешь? Это шанс, Пак Сонхун! В некотором роде большая привилегия. Сонхуну хотелось разрыдаться прямо перед ним большими горючими слезами. Джейк обладал особенностью подбирать слова так, чтобы они звучали по-особенному, предназначались только для тебя одного. Чтобы показать, что ты особенный. Важный. Заставить мальчика-птицу распахнуть свои крылья. Вместо музыки Пак слышал, как пальцы Джейка отбивали чечётку по столешнице. Шим подпёр подбородок рукой. Отросшая, выцветшая на солнце челка, спала на лоб, прикрывая глаза. Сонхун не мог понять, как в одном человеке может умещаться столько тепла и внутреннего спокойствия, словно первые цветы после затяжной зимы прорастали сквозь рёбра. Пак забыл звук сердцебиения, забыл про чётки и про недоеденные вафли, забыл о том, что в кафе играет музыка и в его наушнике – то же. Отчего-то он вспомнил слова избитых Джеем парней, но сам Сонхун не считал Джейка странным. Наверное, потому что и сам был чудиком. Теперь Сонхуну стало понятно, почему Джей так начался защищать Шима. Джейк был чистым бумажным листом, где каждый штрих карандаша отражался темной, неровной линией. Для Сонхуна Джейк казался воплощением юности, первого глотка вина и мороженого после дня, проведенного на солнце. Шим Джейк сжимал сапфир, словно камень являлся сердцем Сонхуна. Шим Джейк качал головой в такт песни, которую Сонхун уже давно не слышал. Шим Джейк сидел перед ним в, как всегда, подходящих разноцветных носках и наслаждался жизнью. Делал то, о чем мечтал Сонхун. Жил той самой жизнью. Сонхун отвёл взгляд и напоролся на темную фигуру. Размытая, словно у нее не было четких очертаний, она маячила где-то на горизонте, возле выхода из кафе. Сонхун почувствовал, как баллончик в кармане толстовки налился свинцом. Он знал, что это не может быть случайностью. Как и знал, что тень не оставит его в покое, как и не оставляла до этого. Поэтому Сонхун знал, что его жизнь никогда не сможет быть такой же, как у Джейка. От осознания этой мысли ему стало тошно. Прощались они около остановки. Джейк собирался отправиться в дом у озера, когда Сонхун – куда подальше отсюда. Пак видел, что парень собирался сказать что-то ещё, что-то, что не давало ему покоя, но не стал. Сонхун быстро махнул рукой, отвесив обычное «увидимся» и сел в первый попавшийся автобус. Вышел через пару остановок, пересел на следующий и в этот раз доехал до конечной. Прошел несколько метров пешком, не переставая оглядываться, и сел на автобус до общежития. Камни врезались во вспотевшую ладонь, оставляя зазубрины на тонкой коже. Сонхун чувствовал, что скоро больше не сможет сдерживать приступ, что вот-вот рухнет на пол, хватаясь за голову. Страх мешал ему думать, делал слишком уязвимым для теней. Когда Сонхун вбежал на этаж общежития и скрылся за дверями комнаты, его чуть не вырвало прямо на собственные кеды. Глубокий вдох. Я в порядке. Я в порядке. Я в порядке. Выдох. Я в безопасном месте. Я в безопасном месте. Я в безопасном месте. Он присел, обхватил колени руками и раскачивался туда-сюда, пока голоса в голове не смолкли. Сонхун сел возле двери, держась за стену, и тяжело дыша, когда его расфокусированный взгляд поймал силуэт на кровати Сехуна. Кошачьи глаза наблюдали за ним всё это время, пока Сонхун, как ненормальный, пытался остановить очередной накативший на него приступ. Он уже потянулся за баллончиком, когда раздался голос: – Я надеялся, что твои приступы уже прошли. Не думал, что встречу тебя так. Тени не разговаривают. Они засасывают, ничего не спрашивая. Сонхун сощурил глаза и поднимался, всё так же придерживаясь за стенку. Сонхун думал, что больше никогда его не увидит, что больше никогда их пути не пересекутся. Надеялся, вспоминая сказанные на прощание слова. – Раз ты здесь, значит ничего не вышло, да? Тень печально ухмыльнулась.