Агнец

Джейк сидел на балконе второго этажа, на ледяной оливковой плитке, что растрескались паутинкой и протянула к нему свои руки. Он читал книгу, одну из тех, что смог найти в семейной библиотеке Сону, с потрёпанными желтыми страницами и мятыми уголками. Время от времени он подчеркивал интересные выражения черной гелиевой ручкой, оставшееся время крутя её между пальцев. Раньше для подобных целей он использовал остро заточенный карандаш, но Джей посоветовал перейти именно на ручку: так, говорит, глазу приятнее. Ещё пару лет назад Джейк считал, что писать в книгах сродни с самым жестоким убийством, но всё изменилось, стоило поступить в университет. Сейчас же, засиживаясь допоздна с книгами по педагогике и пытаясь разобраться с устройством братской школы и принципами обучения, Шим подчеркивал чуть ли не целые абзацы, расписывал вес поля и писал заметки, в которых злился от того, что программированное и модульное обучения слишком похожи. В то прохладное утро шёл дождь. Несколько капель падали на незастекленный балкон, прямо к ногам Джейка. На плитке они расплывались, становились вовсе не заметными. Джейк кинул взгляд на свои разноцветные носки: один синий, другой голубой – идеальное сочетание. Он принципиально предпочитал носить непарные носки: так, считал Шим Джеюн, мир становился чуть веселее. Он отложил книгу, задумался. Мысли снова и снова возвращали его к Сонхуну. С последней встречи прошло два дня, а они почти не пересекались на занятиях. Пак словно специально опаздывал и занимал самые отдаленные места, тем самым и отдаляясь от Джейка. Шим уже начал думать, что в тот вечер сделал что-то не так, даже поговорил об этом с Сону, как и хотел, но друг витал далеко в своих мыслях. Без особого энтузиазма, откусывая мятное мороженое, купленное для него Джейком, Сону в пол-уха слушал переживания друга. Джек не понимал, что беспокоит Кима, как и не понимал, почему он не может с ним поделиться. Только в тот момент Джейк наконец осознал, что Ким Сону всегда был таким: сколько бы они с Джеем не рассказывали о своих проблемах, даже самых незначительных, как двойка по тесту по географии, Сону всегда предпочитал отмалчиваться. – Ты до этого замечал за Сону такое? Джейк спустился на первый этаж и заваривал листья мяты, чтобы снизить тревогу, возникшую в груди. На столе, выполненного из черешчатого дуба по заказу матери Сону, Джей успел разложить душицу и чабрец – и теперь дом заполнил пьянящий аромат трав. Шим не знал, когда именно друг стал таким хозяйственным, однако спросить не решался. Пак утопал в диване, как обычно, что-то рисуя в блокноте. На часах едва стукнуло девять, дождь постепенно прекращался, а горячий чай обжёг горло. – Замечал что? Джей не собирался отрываться от рисунков, даже взгляд на Джейка не поднял. Почти сточенный карандаш прорисовывал быстрые неровные линии на белоснежной бумаге. Шим лишь пару раз видел рисунки Пака в средней школе, и даже тогда они показались ему слишком неразборчивыми. Джей будто за мгновение пытался уместить на бумагу все хаотичные мысли, что, будто привязанные к жернову, крутились в его голове. Джейк отставил раскалённую кружку. Постучал пальцами по столешнице, заполняя тишину, прерываемую лишь звуками штрихов в блокноте. – Он никогда не делится своими переживаниями. Даже в тот раз, когда мы узнали, что над ним несколько месяцев издевались старшеклассники. Сону не сказал нам ни слова. Он просто отмахнулся, словно в этом нет ничего серьезного, помнишь? Конечно, Пак Джей прекрасно помнил. Как помнил и то, что потом безрассудно бросился в драку, чуть не сломав и себе, и другим нос. Дело почти дошло до исключения, но благодаря свидетелям, которые подтвердили травлю со стороны старших, всё обошлось. Но даже тогда Сону не сказал ни слова. Он сидел, плотно сжав губы и будто прирос к стулу. Джей не помнил, чтобы когда-либо видел друга настолько взволнованным. Сону не говорил им, потому что не знал, с чего начать, или он не доверял им? Никто из них не знал. И от этого становилось лишь хуже. – Может быть, он всегда и хотел сказать нам что-то, но просто не мог себя пересилить. После того как молчишь так долго, не просто признаться. – Что ты имеешь в виду? Карандаш замер, не доходя до бумаги. Джей нахмурил брови. Боковым зрением он чувствовал пристальный взгляд, направленный прямо на него, следивший за каждым его действием. Жить во лжи тяжело, Пак Джей. Как и тяжело жить в неведении. Наверное, поэтому Пак отложил блокнот и повернулся к Шиму. Пелена застилала ореховые глаза в пепельном переливе, а любопытство заполняла в нём дыру, каждый миллиметр вокруг шрама. – Дождь закончился, — отрешённо сообщил Джей. – Ты разве не собирался в библиотеку сегодня? Джейк моргнул, словно выходя из транса. Он чувствовал это, как и Джей. Он знал, что над ними нависла плотная завеса лжи, связывающая руки. На развороте блокнота размашистым витиеватым почерком бросалась в глаза надпись, обведенная несколько раз и перечеркнутая, словно автор писал её, не осознавая отчёта своим действиям. «Обещание».

***

В библиотеку он добрался почти под вечер. Приехал на автобусе, слушая музыку в запутанных проводных наушниках и представляя себя в одной из тех популярных мелодрам. Коричневая вельветовая куртка, накинутая наверх на черную футболку, запах крепкого насыщенного кофе впитался в одежду, а приятная тяжесть в нагрудном кармане напоминала ему, что он всё ещё уверенно шагает по земле. Спрятавшись за мраморными бюстами в окружении стопок книг и свечей, Джейк углубился в чтение. Он знал, что из этого ничего не выйдет, поэтому даже не пытался готовиться к предстоящему семинару. Дело быстрым темпом двигалось к практике, чего парень ждал с нетерпением. Конечно, ещё полноценные занятия он вести не будет, но сможет вновь оказаться в школе, углубиться в атмосферу, проконсультироваться с учителем. Больше всего из корейской школы он запомнил веселье с друзьями, а сам процесс обучения давно вылетел из головы. А теперь ему вновь предстоит возможность насладиться этими школьными буднями, но уже в качестве практиканта. Джейк не спеша листал толстые тома по психологии, часто прерываясь на античную мифологию. Он взял этот курс, заранее зная, что посвятит ему особое внимание. И всё же было нечто в античной культуре такое завораживающее, что заставляло сердце Джейка биться быстрее. Может быть, дело в мифах и легендах, что звучат слишком необычно и красиво, чтобы быть правдой; но каким-то образом притягивают к себе, запрещают сосредотачиваться на другом. // Сонхун выкурил третью сигарету, когда понял, что не может больше стоять здесь как идиот. Он зашёл в библиотеку с твердым намерением отключиться от реальности, но, увидев силуэт Шима среди бесчисленного количества книг, с лохматыми волосами и этой улыбкой, что появляется, стоит увидеть нечто волшебное, сразу вышел. Пак Сонхун всегда был трусом. Вот и сейчас он не решился даже объясниться за своё поведение по прошествии двух последних дней. Не так-то легко объяснить человеку, который тебе небезразличен, что ты вообще-то параноик. А Шим Джеюн ему точно не безразличен. Хотя бы в одном Сонхун был уверен. Мысли о Джейке отвлекли его от внезапного появления Минхо, от воспоминаний, что нахлынули бурным потоком. И, увидев Шима в библиотеке, его охватило внезапное чувство стыда. Почему так тяжело просто поговорить? Но, в таком случае, с чего начать? Сонхун решил подождать снаружи, когда парень покинет здание, но время слишком затянулось. Кажется, Шим Джеюн решил заночевать внутри. Хун достал пачку сигарет, проклиная себя за слабость и думая о том, что пора давно бросить. Обычно он курил вместе с Ёнджуном после проведенной ночи. Но сейчас он курил, думая о Джейке, возвращаясь к его бархатному голосу, словам, которые всегда добирались до сердца, сильным рукам и умению слушать. С Шим Джеюном даже молчать было комфортно. С этой мыслью Пак затушил последнюю сигарету и поёжился от холода. Сырость пробиралась через одежду, стаей мурашек пробегала по позвоночнику. Мальчик-птица расправил крылья. Полёт обещает быть волнительным. // Когда перед ним появился горячий стакан ароматного кофе, Джейк наконец вынырнул из-под книг. Сонхун в черной толстовке и в такого же цвета джинсах стоял возле него, переминаясь с одной ноги на другую. В волосах блестели капли дождя – видимо, он всё-таки начался снова; пока Джейк утопал в старинных фолиантах, что достал в самых глубинах библиотеки, и со вздохами дотащил до стола под цокот недовольной работницы. – Я взял кленовый латте с большой порцией корицы. Подумал, что ты слишком долго здесь сидишь, и, наверное, устал. Свой кофе я выпил по дороге. Вышло не так плохо, с тем учётом, что я впервые беру кофе навынос. «Впервые беру кофе для кого-то». Сонхун говорил и говорил, в то время как Джейк внимательно слушал, не перебивая и не задавая вопросов. Джейк будто помогал Сонхуну раскрыться, смотрел на него с такой надеждой и верой, что Сонхун чувствовал, как кровь течет по венам. И Шим так и не спросил, как долго Сонхун стоял на улице, и не желает ли он объясниться. Джейк видел, как из-за разниц температур бледные щеки Хуна покрылись румянцем, а сам он будто задыхался. Пак присел напротив, тяжело дышал и наконец поднял взгляд на Шима. Синие глаза его туманились необычной грустью, такой привычной и в тоже время притягивающей. – Спасибо за кофе, Сонхун. И я правда рад видеть тебя. Не знаю, что ты сейчас чувствуешь и переживаешь, но уверен, что для всего есть своя причина. Например, моя причина быть здесь – это подготовка к семинару, которую я, если честно, вообще не выполняю. Гораздо интереснее читать книги другого плана, чем вдаваться в подробности по методике преподавания. Хочешь взглянуть? Сонхун обошел стол и сел рядом. Его ресницы едва трепетали, стоило Джейку прислониться своим плечом к его, раскрывая книгу на нужной странице. На них смотрело изображение Аида, владыки царства мертвых и хозяина трехглавого пса, Цербера. – Ты веришь всему, что написано здесь? – внезапно спросил Сонхун, перебегая глазами описание бога. Фолиант оказался неимоверно старым, в три, а то и в четыре раза старше их обоих. Сам Сонхун мифологией не увлекался, однако страсть Джейка заставила его углубиться в чтение. – Мифология – дело спорное, – ответил Шим, плавным движением переворачивая страницу. – Ты никогда не знаешь, действительно ли так было, или всё это лишь воображение людей. Одно я знаю точно: делить богов и людей на «хороших» и «злых» ошибочно. Каждый из нас совершает столько проступков каждый день, что идеального «хорошего» просто не существует. Иногда читать это забавно, временами абсурдно, а ещё чаще – увлекательно. Они шелестели страницами, рассматривали иллюстрации, вчитывались в мелкий шрифт и пытались разобрать древний, совершенно незнакомый им язык. Джейк допил кофе, оторвал лист бумаги и продумывал варианты для разгадки зашифрованного послания на обороте книги. Сонхун не отрывал от парня взгляд, пытался подстроиться под его темп и принес все словари, которые только смог уместить в руках. Воскресным вечером в окружении свечей, что норовят погаснуть при малейшем дуновении ветра, их головы так низко склонились над книгами, так быстро бились их сердца, что со стороны парни почти стали одним целым. Тепло их тел, мимолётные улыбки, стоило кому-то из них приблизиться к разгадке, лёгкие касания пальцев, будто невзначай – всё это заставляло Сонхуна забыть о реальности. С Джейком он словно погрузился в другой мир, такой непохожий на его серые, однотипные будни. Шим дотрагивался до страниц – и буквы на них оживали, плясали по коже, загорались так же, как и вспыхивали их глаза. Сонхун чувствовал привкус золота на языке, аромат шампуня Джейка, когда тот наклонился чуть ниже, чуть ли не носом рисуя линии на столе. Пак не мог понять, почему ему так сильно хочется заключить Джейка в свои объятия, провести пальцами по запястью, и эти мысли сводили его с ума. Ему было страшно. Страшно, что подобное никогда не случалось с ним до этого, а теперь он просто не знает, что делать. Неизвестность пугает, как и пугают её последствия. – На полках должны быть ещё несколько книг, – Джейк взглянул на наручные часы. – До закрытия время ещё есть. Пойдем? Думаю, мы почти приблизились к разгадке. Это немного абсурдно, да? Мы же можем воспользоваться интернетом или эта надпись не будет иметь никакого значения, но подобное заставляет меня вспомнить о собственной важности. Будто никто другой не способен перевести ту надпись, кроме нас. Кто знает, может, это к чему-нибудь и приведёт. Сонхун не отвечал. Он последовал за Джейком к высоким стеллажам, как последовал бы куда угодно. Парни бродили между полок, искали нужные книги и пугали друг друга, внезапно выглядывая между книжных полок. Охваченный чувством полного спокойствия, Сонхун впервые так свободно смеялся, позволяя себе полностью проживать моменты юности. Джейк цитировал Оскара Уайльда, сравнивал сегодняшний вечер с давно забытой историей, что крутилась на задворках памяти, и улыбался, улыбался, улыбался, ставшей такой знакомой сахарной улыбкой. В конце концов они присели прямо на пол, согнув колени. Ни один из них не нашел ничего стоящего и, каждый думал о том, что это уже и не важно. У Сонхуна давно пересохло в горле, а тело било мелкой дрожью. Они сидели бок о бок, рука к руке; чувствовали жар, исходящий от тел друг друга. Пак не осмелился поднять взгляд, смотрел куда-то под ноги, вслушиваясь в биение собственного сердца. Слова застряли пробкой в горле. Впервые в жизни Сонхун боялся, что показался Джейку слишком холодным по отношению к нему. Чувство тревоги сжирало его изнутри, но он так и не смог произнести ни слова. «Что ты чувствуешь ко мне, Шим Джеюн? Я нравлюсь тебе? Я правда нравлюсь тебе?» И как бы не думал об этом Пак, он не мог понять, что особенного нашёл в нем Джейк, почему всегда так добр к нему. Сонхун чувствовал, как тонет в водовороте собственных мыслей, несбыточных мечт, что лавиной проносились в голове. Казалось, они сидели так слишком долго и каждый ожидал первых слов. Сонхун решил уже подняться, как внезапно горячая пальцы Джейка коснулись его руки. Пак медленно перевел взгляд с их рук, что при свете тусклых светильников казались такими нереальными, на лицо Шима. Тот всё также сидел, подбородком касаясь груди, даже не пытаясь скрыть глупую улыбку. Она играла на пухлых губах, будто музыкант, что давно не видел свой инструмент; расцветала, словно цветок, что растили в любви и заботе. В тот момент Джейк точно не видел, как Сонхун смотрел на него. В его глазах Шим Джеюн был не просто его одногруппником, не просто другом Джея. Для Пака он был кем-то намного больше. Особенным человеком. Своим. Каждый раз, стоило Хуну взглянуть на него, как он не мог скрыть восхищения. Сначала неловкость в общении с совершенно незнакомым человеком и его дружелюбие, открытость этому миру, пугала Сонхуна. Но позже, стоило этим «случайным» встречам повториться, стоило Джейку увидеть нечто в парне, чего он и сам не видел, как Пак совершенно точно понял, что перед ним его человек. Он испытывал новое, незнакомое ранее чувство. С Минхо ему потребовалось некоторое время, чтобы сблизиться, однако с Джейком он нашёл язык сразу же. Точнее, он понял его. Понял, какой на самом деле Шим Джеюн. И понял то, что этот самый Шим Джеюн принимает его со всеми странностями. И Сонхун просто не понимал, как Джейк может быть таким. Как он может вмещать в своё сердце столько любви и искренности, как может быть таким замечательным. Пак отвернулся, стоило слезам появиться на глазах. Прикосновение Джейка ощущалось как лето в середине зимы, как первые лучи солнца мрачной осенью, как глоток воды после долгой пробежки. Большим пальцем Шим водил круги по ладони парня, рисовал какие-то фигуры, писал своё послание, адресованное только Сонхуну. И если бы Сонхун только знал, что абрикосовая косточка приведёт его сюда, поможет ему встретить Джейка, то непременно сделал бы это снова. Прикасаться к его рукам, играть с пальцами и переплетать их ощущалось как молчаливое признание в любви, как разговор, что никто не мог услышать, кроме них. – Сонхун, – голос Джейка наполнился лихорадочно-вибрирующим жаром, – ты знаешь, почему я ношу сапфир с собой каждый божий день с тех пор, как ты подарил мне его? Он заставляет меня вспоминать, кто я, что я всё ещё здесь, крепко стою на земле. Этот камень будто подсказывает мне, что нужно делать дальше, когда мысли наполняют голову, как толпа непрошенных гостей. Когда я в замешательстве, я просто кручу его в руках, пытаясь найти ответы на свои многочисленные вопросы. Я слишком много думаю и поэтому не знаю, что делать. Сонхун смотрел на парня из-под длинных ресниц. Приятное тепло растеклось в груди при упоминании камня. Пак и правда был рад, что сапфир не стал очередной забытой побрякушкой, которую люди обычно кладут в ящик стола и благополучно забывают. Джейк носит его каждый день. Джейк находит в нём утешение. Джейк дорожит вещью, которую дал ему Сонхун. Если тогда, в приюте с Минхо, он сомневался, стоит ли давать парню камень, ведь для Сонхуна это означало проявить свою привязанность, раскрыться с самой слабой стороны. То с Джейком он не сомневался. Джейк будто был самым подходящим человеком на всём свете, которого сапфир выбрал сам. «Не человек выбирает камень, а камень выбирает человека» – уж это Сонхун запомнил. – И что камень подсказывает тебе сделать сейчас? Вопрос слетел прежде, чем Сонхун осознал это. Джейк смотрел на парня некоторое время, когда внезапно наклонился и коснулся горячими ладонями лица Сонхуна. Глаза, выцветшие под солнцем и дождем, переводили взгляд с парня на обветренные губы. Шим рассматривал Сонхуна, будто видел его впервые: его синяки под глазами, тонкая кожа под веками, под которой пролегали вены, словно хрустальные ручейки, были поцелованы луной. Джейк прижался губами к губам Сонхуна, медленно, словно боясь, что тот сейчас же испарится. Тело налилось свинцом. Стоило Сонхуну отойти от ступора и ответить на поцелуй, так неумело и неловко, как Джейк улыбнулся сквозь поцелуй. Он целовал его, пока губы не распухли, лишь останавливаясь, чтобы вдохнуть полной грудью. В такие моменты Сонхун не смотрел прямо в глаза и не знал, насколько его щёки налились румянцем. Джейк целовал и целовал Сонхуна, его щёки, подбородок, мочку уха, словно от этого зависела его жизнь. Словно это и была его жизнь: целовать искусство перед искусством. Сонхун откинул голову назад, томно вздыхая и застыв в одной из тех поз, что со страниц книг смотрели на Джейка. Библиотека будто опустела, оставив время лишь для них двоих. Джейк собирался поцеловать парня, когда тот опередил его. Сонхун не знал, можно ли быть настолько счастливым. И ему было страшно, что это счастье может длиться недолго.

***

Джей забыл, когда в последний раз ночевал вне дома Сону. Каждый день, ещё до приезда Джейка, он уверял себя, что вот-вот уйдет, однако дни тянулись, а он так и не ушел. Наверное, это была одна из тех причин, почему он всё-таки пригласил Ёнджуна и Сонхуна, хотя и не был с ними особо близок: чтобы не чувствовать себя настолько одиноко. Джейк покинул дом около трёх часов назад, и за это время Джей лишь приготовил кастрюлю разбухшего рамёна с яйцом и овощами. Всё оставшееся время он рисовал, ломая карандаш о бумагу, и наблюдал за тем, как его пальцы постепенно приобретают темный цвет. Раз за разом он пытался выбраться из порочного круга мыслей, но карандаш, как зачарованный, выводил знакомые черты лица, до ужаса похожую улыбку и такие же глубокие глаза. От осознания, кого он снова рисует, Джей перечеркнул портрет и захлопнул блокнот. Он не признается, что каждый раз, стоит ему схватиться за карандаш, как тот снова и снова рисует одно и то же лицо, будто на задворках памяти больше ничего не осталось. Он чертовски скучает. Джей смутно помнил их первую встречу с Ким Сону. Обычно, он был уверен, подобные вещи навсегда остаются в памяти, но не в случае с Джеем. Может быть, он точно не помнил, они встретились в школе, но заговорили не сразу. Сону всегда был солнечным лучом в их компании, но лишь Джей помнит, насколько друг был неразговорчивым и закрытым в первое время. Он хотел казаться дружелюбным, словно выдавливал из себя притянутую за уши улыбку, но Джей заметил, насколько тот печален. Ким Сону являлся человеком, которого хочется оберегать, защищать от невзгод этого жестокого мира. Но у Джея не вышло. И это разбило их обоих. Так же сильно, как он дорожил Джейком, Пак Джей искренне и неподдельно любил Сону. Он любил наблюдать, как Сону становится счастливым, стоило Джею купить ему дешёвую еду из школьного автомата или мраморную говядину в лучшем ресторане. Позволял ему списывать домашнее задание, приезжал на другой конец города, чтобы вручить ему пакет с едой, потому что Сону снова забыл поесть. Каждый день Джей провожал его до дома, слушал, как Сону снова и снова рассказывает невероятные факты из истории, и покупал мятное мороженное. Сону был единственным, кому он показал свои рисунки, всего лишь наброски чего-то большего, к чему Пак стремился всю школьную жизнь. Сону был единственным, кому Джей позвонил посреди ночи, заливаясь слезами из-за страха перед будущим. Сону был первым и единственным, кому Джей рассказал о том, как каждую ночь засыпает под крики и ссоры родителей. Сону был единственным, кому Джей смог настолько открыться. Как и был единственным человеком, в кого Пак Джей был безостановочно и действительно влюблён.