Агнец

Кружки с недопитым чаем остались стоять на столе рядом с нетронутым домашним заданием по философии и упаковкой магния, потому что «больше уже нет сил». Специально по просьбе Сонхуна Джейк добавил в напиток листья мяты и оставил её на подоконнике, чтобы быстрее остыла. Конечно, о чашке тут же забыли спустя каких-то десять минут, стоило парням зайти в комнату Джейка. Если Джей придерживался идеального порядка и не позволял никому касаться его в совершенстве расставленной коллекции одинаковых черных кожаных курток, то Джейк предпочитал «небольшой творческий беспорядок». Правда, на предпочтение это мало походило: просто Шим не успевал опомниться. Вещи из шкафов вдруг стали перемещаться на расстеленную кровать, а стол заполнился предметами первой необходимости: мыльницей, недавно заказанной в интернет-магазине, гелем для волос, открытой пачкой сухариков, что на вкус напоминали солому, и горой исписанных шариковых ручек. Комната Шим Джеюна несла в себе целую историю его жизни от самого рождения и до сегодняшних дней. Он провел свои лучшие годы в этой комнате, ложился спать на этой кровати, предаваясь мечтам и строя безграничные планы, будучи точно уверенным, что для него открыты все дороги. Сонхун никогда не имел ничего из этого. Поэтому и вещей столько у него не было: никогда не знаешь, когда придется переезжать. Они лежали вдвоем на кровати, держась за руки. Сонхун примостился на груди Джейка, внимательно слушая истории Шима про мифы Древней Греции и бесконечные теории заговора. Вскоре Шим заснул, неожиданно выключился, словно жил по расписанию, а Сонхун так и остался лежать с широко распахнутыми глазами. Он переводил взгляд с губ парня – своего парня – на длинные ресницы – и так повторялось бесчисленное количество раз. Бесчисленное количество кругов, бесчисленное количество мыслей и бесчисленное количество непроизнесенных слов. «Я хочу поцеловать тебя. Я хочу сильнее прижаться к тебе. Я хочу, чтобы ты коснулся меня». Собственные мысли заставили его смутиться. Может ли он просить о таком? Желание разрывало на части, он внезапно почувствовал себя ужасно одиноким. Пак спрятал лицо в ладонях, благодаря древнеримских богов, что Джейк не видел его сейчас. Пак Сонхун боялся произнести вслух, как сильно ему не хватало прикосновений Джейка. И он всё еще чувствовал себя неуверенно, осознавая, что такой парень, как Шим Джейк, действительно выбрал его. Люди, которых никогда не ставили на первое место, склоны так думать. Засыпать в чужой постели должно казаться для Сонхуна привычным делом, ведь он столько раз ночевал в домике в лесу рядом с Ёнджуном, но в ту ночь с ним был Джейк. Джейк, который посреди ночи прижал его ближе к себе, обвил худое тело теплыми руками и успокаивающе сопел во сне. Сонхун почувствовал себя так, словно был укрыт самым теплым одеялом. Сонный, не отдавая отчет собственным действиям, он ближе прижался к парню, уткнулся носом в макушку и пытался сдержать слёзы отчаяния. Нелегко принимать тепло, когда всю жизнь получал лишь холод. На утро Пак проснулся один. Открыл глаза в девятом часу, давно проспав первую пару. Растрепанный, наполненный сомнениями, Хун огляделся. Место рядом пустовало и давно утратило тепло. Во рту вдруг резко запершило. Это происходит снова? Сонхун поднялся, свесил ноги с кровати и низко склонил голову, вырисовывая круги на мятой простыне, словно перед ним была рука Джейка. Загнан в угол, ущемлён и с дырой вместо сердца – примерно так ощущал себя Пак. Насчет последнего он был не сильно уверен: всё-таки в анатомии разбирался на уровне профана. – Ты уже встал? – Джейк только вышел из душа. С полотенцем на плечах и творожными сырками в руках, один из которых он кинул парню, он широко улыбался. Немного застенчиво, как показалось Сонхуну, но из-за накатывающих слёз Пак мало что мог ясно видеть. – Не хотел будить тебя. Думаю, пара по физре не такой уж и важный предмет. Не знал, что ты разговариваешь во сне, кстати. – И что я говорил? Сонхун звучал как никогда жалостливо. Ёнджун бы даже выразился «жалко». Шим заговорчески подмигнул, сбросил полотенце на стул, который уже несколько недель выполнял обязанности шкафа, и вплотную приблизился к Хуну. Когда его лицо оказалось в паре сантиметров, такое бледное и растерянное, Джейк нежно коснулся губ Пака. Всё напряжение Сонхуна тотчас испарилось, стоило Джейку запустить руку в его волосы и начать гладить по голове. – Я правда просил об этом во сне? – позже произнёс Сонхун, когда ладонь Шима легла на его лицо. Он смотрел на Пака так красноречиво и ожидающе, что любой бы понял: Шим Джеюн влюблён. Влюблён самой искренней и чистой любовью. Влюблён так сильно, как никогда раньше. – Я правда сделал это? – Или, может быть, этого хотелось мне, — Джейк прикусил губу, пытаясь скрыть поддразнивающую улыбку. – В любом случае, я уверен, я выразил общее желание, правда? Сонхун, что с тобой? Я сделал что-то не так? Мне не стоило целовать тебя? Извини! Хун... Сонхун уткнулся макушкой в плечо Джейка и разрыдался от внезапно нахлынувших чувств. Подумать только, он уже и правда решил, что Джейк его бросил! Он правда решил, что Шим Джеюн способен на это! Пак с трудом сглотнул ком в горле и обхватил туловище парня руками, сильнее прижимаясь, будто тот может исчезнуть в любую минуту. – Не уходи больше. Пожалуйста, не делай так. Джейк обнял Хуна одной рукой, а другой заботливо гладил по голове, пытаясь успокоить. – Прости меня, Хун. Я виноват, правда. Я понял тебя. Я приготовил нам завтрак, хочешь? Пришлось сходить в магазин, но я купил нам кимбап с рисом и рыбные пирожки. Ты же любишь рыбные пирожки? Сонхун улыбался сквозь слёзы. Отныне рыбные пирожки станут его любимой едой.

***

Пять лет назад, средняя школа Сеула. – Сону, ты меня слышишь? В тот день было невыносимо душно. Сону помнил это, ведь постоянно поправлял неудобный воротник рубашки. Наверное, психолог заметила это, ведь то и дело анализировала жесты Кима: как он заламывает пальцы, хотя и пытается этого не делать, как не переставая держит на губах ту самую приветливую улыбку, будто говоря, что всё под контролем. Его поза – ровная спина и расправленные плечи – говорила о том, что с Сону всё в порядке, он уверен в себе и своих действиях, так что волноваться здесь не о чем. Но почему-то именно в это знойное утро, когда голова мальчика трещала от боли, психолог решила провести с ним беседу. Если честно, он её почти не слышал. Головная боль пульсировала во всех частях, а особенно сильно досталось вискам. Ким Сону продолжал улыбаться – это он прекрасно умел. Мальчик достаточно умён, чтобы не задавать глупых вопросов, которые сразу укажут на его нервозность. – В ежегодном опроснике ты написал, что увлечен учебой. Какой предмет тебе нравится больше всего? Сону с облегчением выдохнул: это всего лишь безобидные вопросы насчет бесполезного тестирования, что проводятся каждый год в самом начале семестра. Ничего такого, что могло бы заставить взрослых волноваться. Он прекрасно помнил свои ответы. Конечно, он помнил их. – История. Больше всего мне нравится именно этот предмет. Женщина, на вид чуть за тридцать и с отросшим маникюром, сделала пометку в блокноте. Сону расслабился. – Ты можешь ответить, что именно тебе нравится в этом предмете? Ким нахмурился и в задумчивости склонил голову: ровно на тридцать секунд, для пущей убедительности он даже отсчитал время. – Мне нравится возможность узнавать скрытые факты, исследовать жизнь людей и иметь некое превосходство. Когда ты изучаешь историю, то понимаешь, что можешь с уверенности анализировать многие события. Считаю, именно это мне и нравится больше всего. Ещё одна пометка в блокноте. Ещё один самодовольный смешок. – Тогда ты собираешься сдавать историю? Думаешь насчет юриспруденции? Собираешься в Сеульский? – Это и правда звучит очень хорошо. Я должен упорно стараться, чтобы поступить в престижный университет. Все мои ровесники в этом возрасте начинают думать про это. Неожиданно психолог захлопнула блокнот, впервые заставив Сону вздрогнуть от неожиданности. Теперь она смотрела на него испытующе, поправляя очки в толстой оправе на носу. – Расскажи про свои жизненные планы. Ты правда собираешься поступить в престижный университет, как ты выразился, ученик Ким Сону? Вопрос заставил Сону напрячься. Он не помнит его, не помнит даже приблизительно похожего вопроса в том проклятом опроснике. Мысленно возвращаясь к тестированию, он корил себя за то, что подготовился недостаточно. Почему она вдруг задала подобный вопрос? Его голос звучал убедительно, а улыбка не сходила с лица всё время. Он даже сделал вид, будто задумался! Ну же, Ким Сону, ты же прекрасный актер, что же тебя выдало? – Я... Я не заглядывал так глубоко в будущее. Я просто изучаю историю и хорошо учусь. Разве не этого желает каждая школа и любой родитель? Женщина устало вздохнула, сняла очки и отложила их на стол, словно без них она сможет лучше разглядеть мальчика напротив. Психолог опустилась на стул рядом и смерила Сону внимательным взглядом сосредоточенных зелёных глаз. – Я не говорила про школу или родителей, Сону. Чего хочешь ты? В чём заключается твоя мечта? Мечта? Его мечта? – Я не понимаю, о чём вы. Моя мечта – стать человеком, которым будут гордиться. – А будешь ли ты собой гордиться? – Сону нервно почесал ладонь, почти раздирая ёё, а когда опомнился, женщина уже разглядывала его ладонь. Чёрт! Всё пошло не так. Не по плану! Идеальный образ Сону, который он так долго и старательно выстраивал, вдруг рухнул. – Сону, я провожу с тобой эту беседу и задаю те же вопросы, потому что ты беспокоишь меня. Все твои сегодняшние ответы идентичны ответам полугодовой давности. Разве такое возможно? Ким поджал губы. – Я просто не меняю своё мнение. – Они одинаковые слово в слово, — она потянулась до блокнота и, достав оттуда листок, положила его перед мальчишкой. Взгляд блондина упал на собственную анкету и подчеркнутые карандашом ответы. Он и правда воспроизвёл их слова в слово. И что в этом такого? – У меня хорошая память. Психолог помотала головой. Длинные ногти цвета глины стучали по краю стола, начиная выводить Сону из себя. Головная боль усиливалась с каждой минутой нахождения здесь, но он даже не рассматривал вариант ухода домой или похода к медсестре. Он не слабак. Он не собирается подставлять себя. – Твои ответы звучат так, словно ты их заучил. Но зачем такому ученику, как ты, заниматься таким? Это же просто опросник. Думаешь, он выставит тебя в невыгодном свете? Или ты хочешь подражать кому-то? – Самому себе. Сону кинул взгляд на погрызенные ногти. Он должен перестать этим заниматься, пока не стало слишком поздно. И он уже сболтнул лишнего. Ему стоило молчать или сказать что-нибудь из стандартных фраз, но мальчишка отчего-то решил открыться. Эта женщина стала первой, кто обратил внимание на его поведение. – Что это значит, Сону? Что значит «самому себе»? Ты хочешь стать лучшей версией себя? Но саморазвитие не происходит таким образом. Есть много разных способов и техник... – Я должен оставаться лучшим, миссис Юн, — он старательно улыбался, надеясь, что улыбка не показалась вымученной. Если эта женщина позвонит его родителям, то у Сону будут большие проблемы. Никто не должен узнать об их беседе. Никто не должен знать, что он был здесь сегодня. А если Джейк и Джей начнут задавать вопросы, он просто... – Покажи мне свои руки. Просьба миссис Юн вдруг обрела смысл. Ким с ужасом уставился на неё, ещё не понимая, что давно себя выдал, и пытаться вернуть всё назад уже нет смысла. Он по привычке спрятал руки под стол, но, смутившись, вновь положил их на колени. В этот раз ноги дрожали. Чего он боится? Он в безопасности, он будет в порядке. – Позволь мне сделать это, хорошо? – она встала, медленно подходя к мальчику и касаясь его худой костлявой руки. Сону поморщился, когда она оттянула рукав рубашки и замерла в ужасе. По всему предплечью тянулись синие гематомы.

***

В стенах университета Сонхун с трудом пересекался с Джуном или Джеем. Их лица едва мелькали на совместных семинарах или в столовой, но никто из них не произносил ни слова. Всё, что видел перед собой Сонхун, - был Джейк. Джейк, который отдал ему свой кашемировый шарф, чтобы тот не мёрз. Джейк, который купил ему сэндвичи на обед и угостил горячим чаем с ноткой цитрусовых. Джейк, который отныне постоянно находился рядом, словно так всегда и было. Лекция по философии тянулась целую вечность. Теории происхождения государства волновали Сонхуна чуть меньше, чем расписание футбольной секции. Когда преподаватель, мужчина в возрасте с монотонной речью, от которой бросало в сон, упомянул теорию общественного договора, Сонхун окончательно выбился из сил. Тетрадь с исписанными полями и почти закончившаяся черная гелиевая ручка – свидетели заинтересованности студента – притягивали внимание больше, чем бессмысленные лекции ранним утром. Сонхун покрутил ручку между пальцев, мысленно возвращаясь к воспоминаниям о прошедшей ночи. Он кинул быстрый взгляд в сторону Джейка, что всё ещё пытался делать хоть какие-то записи быстрым заострённым почерком, — и внезапно смутился. Одного взгляда на Шима хватило, чтобы вспомнить поцелуй на губах, горячие прикосновения к ледяной коже и томное дыхание. Сонхун прикусил губу, хватаясь за ручку и попытался воспроизвести профиль Джейка. Взглянуть на него он так и не решился, предпочитая полагаться на собственную память: сначала появилась ровная линия профиля, очертания носа, наметилась форма пухлых губ. Пак и не помнил, когда в последний раз рисовал что-то также заинтересованно, с наслаждением. Чётки оттягивали карман, напоминая о днях в лавке. Но тогда это были камни – разной формы, драгоценные, со своей текстурой. Другое дело рисовать портрет человека, в которого безоговорочно влюблён – это ощущалось по-другому. Лишний раз боишься не так провести линию, сильнее, чем обычно, надавить на бумагу, или, не дай Бог, размазать чернила. Когда рисунок вдруг начал приобретать едва различимые сходства, на ногу Хуна опустилась горячая ладонь, сжимая внутреннюю поверхность бедра. Чёрт тебя побери, Шим Джеюн! Сонхун чуть не испустил утробный стон, но вовремя остановился: навряд ли бы преподаватель оценил его многозначительную реакцию на рассказ о классовой теории Карла Маркса. А Джейк сидел, как ни в чём не бывало, и лишь плохо скрытая улыбка выдавала его. Сонхун перехватил его руку в свою ладонь, дыша при этом так, словно пробежал марафон. Прикосновения Ёнджуна даже во время близости не вызывали в Паке такую реакцию. Но что случилось, если бы на месте Чхве был Джейк? Заниматься сексом с Шим Джеюном... Сонхун чуть не упал в обморок. Через мгновение он почувствовал тело Джейка рядом — тот придвинулся ближе, наклонился и заговорчески произнёс: – Я очень – очень – хочу поцеловать тебя, Пак Сонхун, и я правда еле держусь, — одного движения губ Джейка рядом с шеей хватило, чтобы Сонхун схватился потными пальцами за столешницу. Шим Джеюн, парень в разноцветных носках и в коричневой вельветовой куртке, купленной где-то на барахолке, лукаво усмехнулся, явно довольный собой. // Туман, как дымка, окутывал окрестности. Влажность в воздухе достигла своего пика — и волосы Сонхуна начали завиваться. Он слышал звук собственных шагов по траве, прислушивался к неравномерному сердцебиению. Невесомые капли срывались с деревьев, прокладывая дорогу из слёз и сожалений. Сонхун в одиночестве брёл по кампусу: Джейк пообещал потренироваться с Джеем в баскетбольном клубе. Хун мог бы остаться и понаблюдать, но отчего-то его тянуло в общежитие. Сехун попросил по дороге купить несколько упаковок сырного рамёна, пополнить запасы лучшей в мире еды, и кто такой Пак Сонхун, что отказать? Стиснув в кармане байки баллончик, он вышел за пределы университета, ступал по безлюдной улице, словно все студенты решили остаться в спортзале. С одной стороны, ему нравилась эта тишина. Он привык к ней. До знакомства с Шимом он даже не предполагал, что может быть иначе. Он снова и снова прокручивал в голове заливистый смех Джейка, будто любимую песню, его сладкий, медовый голос. А без него Сонхун отчётливо чувствовал ту пустоту в груди, что разрасталась многие годы. Удивительно, как Джейк за такое короткое время сумел её заполнить. Но Сонхун ещё не понимал, что становится зависимым. Его пугала неизвестность. Он боялся, что его нынешняя жизнь лишь один из тех редких счастливых снов, что можно по пальцам пересчитать. Но в тех снах никогда не появлялся Ли Минхо. Тот стоял в паре метров от Хуна и выводил носком ботинка следы на сырой земле. Хоть он и натянул капюшон на глаза, закутался в безразмерную серую куртку, а плечи его поникли, Сонхуну потребовалась лишь доля минуты, чтобы узнать его. Это всё ещё был Ли Минхо, его первый друг. Это всё ещё был Ли Минхо, которому он отдал свой первый поцелуй. И последний человек, который предал его. – Хун! – Ли слегка качнул рукой в знак приветствия и неуверенно замер на месте. И сколько бы Сонхун не просил его так называть, тот никогда не услышит. Ли Минхо неисправим, упрям и поступает так, как считает нужным. Поэтому он и явился сюда, несмотря на слова младшего. – Я хотел поговорить. Я не могу исчезнуть, пока мы не поговорим. Я знаю, какого ты обо мне мнения, но выслушай меня, пожалуйста. Это причина, по которой я искал тебя. Ты должен выслушать меня, Хун. – Умение исчезать у тебя не отнять, — Сонхун всё ещё сжимал баллончик, не собираясь отпускать. Ёнджун бы назвал его действия паранойей, а Сехун устало прикрыл лицо ладонью, но сам Пак не знал, чего ожидать. Он не был уверен, а знал ли вообще когда-нибудь Ли Минхо. Каждое его слово превращалось в ложь, стоило старшему открыть рот. Пак Сонхун окончательно запутался. – Говори. Я слушаю тебя не потому, что ты так настаиваешь. Я просто хочу, чтобы мы покончили со всем этим. Говори всё, что хотел сказать, и убирайся, Минхо. Забудем о друг друге так, как было все прошедшие годы. Я думаю, у тебя это отлично выходило. «Чего ты от меня хочешь, Минхо?» – Хорошо, я... – отрывисто начал хён, но остановился. Он откинул капюшон с головы и почесал затылок. Темные непослушные волосы тут же подхватил ветер, запуская в них свои холодные пальцы. – После интерната я жил в Кванджу. Работал на рынке и всё такое. Не слишком многообещающе, знаю, но я никогда и не думал о колледже. Мне пришлось вернуться в интернат, чтобы забрать кое-какие документы, поэтому я провёл некоторое время в Сеуле. В паре кварталов от интерната есть закусочная с токпокки, помнишь? Мы когда-то сбегали туда, и тётушка подкармливала нас и местных котов остатками с кухни. Сонхун отлично помнил те времена: он ещё не работал, денег от подработок Минхо едва хватало, чтобы купить фрукты, ведь никто не хотел полагаться на сироту. Бедные, без гроша в кармане, зато вместе – такими те времена казались для Минхо? Правда ли ему нравилось получать объедки и пытаться прокормить ещё одного сироту? Сонхун был мальчишкой, что цеплялся за Ли, как за последнюю надежду. Но он должен признаться, что в дни сильного голода, когда желудок сводило настолько, что он еле мог передвигаться, Ли был единственным, кто заботился о нём. Сонхун научился пропускать мимо ушей насмешки одноклассников о его материальном состоянии и обносках. Перестал замечать, как в столовой они глазеют на него, в то время как Хун набивал щёки едой, а оставшуюся порцию нёс для Минхо. Сожаления и бедность выдавали их с лихвой, но только благодаря Ли Минхо Пак смог продержаться всё то время. – И я решил зайти туда. Представляешь, в этот раз даже смог оплатить порцию, — Минхо с гордой улыбкой взглянул на Хуна, ведь тот был единственным, кто мог понять это чувство. И как бы Пак не ненавидел себя, ненавидеть Минхо было ещё тяжелее. – Полная порция такая же вкусная, как и те полтарелки, что мы получали. Но это не совсем то, о чём я хотел тебе рассказать. Закусочная не пользуется особой популярностью из-за невыгодного месторасположения, но я часто видел, как одна женщина заходила туда. Она никогда не заказывала поесть, просто могла сидеть часами, а потом, будто ужаленная, начинала приставать к прохожим или к и без того редким посетителям. В общем, я не сильно обращал на это внимание и старался держаться в стороне. Но в последний день, когда я выходил из интерната, она стояла на входе с двумя амбалами, ростом с платяной шкаф. Выглядела она... мягко говоря не очень. Растрепанные волосы, грязные поломанные ногти, макияж неизвестной давности. Короче, не внушала доверия. – К чему ты ведешь? Минхо перехватил взгляд Сонхуна. – Она подошла ко мне. Подбежала и, как сумасшедшая, начала биться в истерики. Я еле смог понять, что она от меня хочет, ведь всё это походило больше на шутку. – Я всё ещё не понимаю. Какое это имеет отношение ко мне? Ли устало вздохнул, словно всё это время нёс непосильную ношу. Наконец он встретился взглядом с Хуном. – Она искала своего ребёнка, пропавшего несколько лет назад. Этого ребёнка зовут Пак Сонхун, мальчик из интерната.