***
Повесив куртку на вешалку в прихожей, Дженис прошла за Жаном внутрь дома. Комната, в которую они вошли, совмещала в себе гостиную и кухню. Падал полутёмный густой свет от ламп. Открытая дверь балкона впускала холодный воздух, который мигом растворялся в теплой комнате. Дженис не знала, что ожидала увидеть, но её удивил дом Жана. Не было никаких фотографий на тёмных стенах, лишь мрачные пейзажи украшали их. Ни цветов, ни статуэток, которые люди обычно получают на дни рождения или праздники. У Дженис таких было полно, и половину из них она либо передаривала другим, либо украшала ими пустые полки в доме. Она осторожно села на голубой диван небесного цвета и в неловком молчании принялась осматривать помещение, пока Жан что-то готовил на кухне, не обращая внимания на девушку, словно её вообще тут не было. На столике напротив дивана были разбросаны бумаги с эскизами и карандаши разных форм. Если обратить внимание, то можно было уловить слабый запах масляных красок. Художник? По нему сложно было сказать, что это так. Дженис поднялась, подошла ближе к картинам на стене и заметила небольшую фотографию в рамке. По ней было видно, что она обрезана. На фотографии изображены изящная женщина и маленький мальчик, похожий на Жана, но с более короткими растрёпанными волосами. На их лицах едва заметная улыбка. Она будто ненастоящая. Поддельная. Обычно семейные снимки излучают добрую и приятную энергетику, но эта фотография выглядела такой безрадостной и неуютной. — Что с твоими штанами? — Жан стоял совсем рядом и смотрел на Дженис. — А что с ними? Неловко поставив фотографию на место, она принялась осматривать одежду и потеряла дар речи, когда обнаружила красное пятно на задней стороне своих классических бежевых брюк. — Ты пялился на мою задницу? — спросила она, придя в себя, хотя ей стоило бы сейчас думать о другом. Жан одарил её холодным, скептическим взглядом. — Извини, но это пятно привлекает внимание. Дженис проигнорировала его слова и подбежала к дивану, на котором только что сидела, и увидела на обивочной ткани красное пятно. Почему именно сейчас? Она никогда не считала дни, потому что ее период мучений являлся не циркулярным, не носила с собой прокладок, как должна была. Но теперь эта её безрассудность обернулась против неё. Уши покраснели, вдруг стало очень жарко и невыносимо стыдно. Хотелось провалиться сквозь землю. Если бы машина времени существовала в реальной жизни, Дженис не задумываясь вернулась бы на несколько часов назад, чтобы предотвратить этот позор. Она не стыдилась того, что у неё были месячные, а того, что она испачкала диван Жану, который сейчас собственноручно вышвырнет её на улицу. Наверное он уже жалеет, что вообще впустил её. Виновато взглянув на него из-под полуопущенных ресниц, Дженис поникшим голосом пролепетала: — Прости, пожалуйста, прости. Я сейчас всё уберу. Обещаю. Жан подошел к дивану и, осмотрев его, окинул взглядом Дженис, которая стояла нервно покусывая губы и сжимая крестик на шее. Она будто была готова расплакаться. Её тёмные глаза стали влажными, но не проронили ни слезинки. — Успокойся. У тебя нет ничего с собой? — равнодушным голосом спросил он. — Нет. Я не знала. — Отлично. Вздохнув, Жан направился в прихожую и накинул куртку. — Куда ты? Дженис посмотрела на него испуганно и непонимающе. Жан впервые видел её такой. Растерянной и будто бы беззащитной. — Сейчас приду. Посиди пока, — кинул он и был таков. Обескураженно застыв на месте, Дженис стояла в ступоре. У неё болело всё тело, но она боялась садиться куда-либо и испачкать мебель ещё больше. Её охватили страх и тысяча вопросов. Куда ушёл Жан? И главное, зачем? Дженис миллион раз пообещала самой себе, что больше никогда не будет терять свои вещи и начнёт обращать внимание на даты. Ибо этот день она запомнит раз и навсегда. Через некоторое время раздался щелчок двери. Джен вздрогнула и увидела Жана с белым пакетом в руках. Сняв куртку, он с таким же равнодушным видом сел на чистую половину дивана и открыл пакет. — Не знал, чем ты там пользуешься. Поэтому взял тампоны. Прекрасно, потому что она не умеет пользоваться тампонами. Жан протянул фиолетовую коробочку. Дженис неуверенно взяла её, а затем глухо произнесла: — Почему именно они? — Мне сходить поменять? — Жан удивлённо приподнял брови. — Нет. Значит пришло время научиться. Она сжала губы в тонкую линию и начала крутить коробку в поисках инструкции. Дженис знала, куда нужно вставлять их, но была не уверена, что сделает всё правильно. В какой-то степени её руки росли не из того места. Она никогда не пользовалась такими средствами личной гигиены из-за страха. Когда она училась в школе, была наслышана об истории про одну старшеклассницу, которая слишком глубоко засунула тампон и потеряла его в недрах своей вагины. С тех пор это впечатление слишком глубоко отразилось на ее восприятии. Насмешливо вздохнув, Жан достал телефон из кармана и загуглил в Интернете, как правильно пользоваться тампонами. — Так, — прищурившись, он начал читать бесстрастным голосом: — «Аккуратно нужно ввести его, проталкивая во влагалище сначала вверх и потом по диагонали к спине. В процессе следите за тем, чтобы шнур оставался снаружи». Вроде бы ничего сложного. Дженис глотнула и молчаливо кивнула ему, затем попросила показать ванную. Но Кирштейн остановил её. — Подожди. Ковыряясь в пакете, Жан достал из него розовые трусы с пандами и протянул Дженис, которая стояла разинув рот, уставившись на его безразличное лицо. В мире столько разных нормальных трусов, а он выбрал именно такие — розовые с пандами? — Я ошибалась, когда думала, что у тебя нет чувства юмора, — вымолвила она, хватая трусы. Жан улыбнулся ей. Впервые. Кажется Дженис точно запомнит этот день. Показав ей ванную, Жан вышел. Дженис сразу же сняла с себя одежду и стояла в одном белье, когда он неожиданно пришёл с полотенцем и своей футболкой. Она не смутилась, не вскрикнула, а с легким недовольством выхватила мягкое полотенце с его рук. Кирштейн растерянно, но с мимолётным восхищением посмотрел на неё и быстро вышел. — Тебе помочь или как? — раздался его насмешливый голос за дверью. Дженис без всяких сомнений могла сказать, что сейчас он улыбался. — Спасибо. Обязательно позову, если понадобишься, — язвительно ответила она. Закончив с процедурой, она с усмешкой надела розовые трусики и футбоку Жана. С размером он не прогадал, одежда сидела на Дженис как платье. Когда она вышла на кухню, Жан позвал её за маленький стол, где дымились две кружки с изумительным запахом какао. Они сели друг напротив друга. Немного погодя, он положил рядом с ней шоколадный батончик и белую пилюлю. Джен ощутила в груди такое теплое чувство, как у маленьких детей, получающих угощение после ужасного дня. Только её мама знала, чего ей хотелось в такой период. Было вдвойне приятно из-за того, что Жан, спустя столько времени, помнил, что она любит какао. — Спасибо, — она широко улыбнулась, взглянув в его красивые светло-карие глаза. Подперев щетинистый подбородок, Жан сидел в одной водолазке, обтягивающей его стройное, не слишком накаченное тело. Он молчаливо думал о чём-то своём и казался спокойным, умиротворенным. Его слегка длинные, стриженные по бокам, волосы падали на лицо. С восхищением Дженис смотрела на его руки в татуировках. На них красовались крылья птиц, надписи, кресты. Кажется у этих рисунков был свой смысл, но их главной задачей было скрывать многочисленные шрамы на запястьях и предплечьях, которые со временем стали едва заметными, будто бы тусклыми. — Ну и долго ты будешь разглядывать меня? — неожиданно спросил Жан, усмехнувшись глазами. — Прости. Очень интересные татуировки. — И шрамы тоже? Дженис молчит. Не знает, что ответить. И только тихо спрашивает: — Было очень больно? Они оба понимают, что речь не о физической боли. Но Жан ничего не ответил. Он не привык делиться самым сокровенным. Для него это трудно. Да и смысл вспоминать и предаваться тем дням, ушедшим и потерянным? Поэтому он снова надевает маску безразличия и меняет тему. — И каковы ощущения? — Кирштейн кивнул ей, указав на живот. — Будто пробка в жопе, — шутит Джен и смотрит на Жана в надежде вызвать у него смех. Сверкнув зубами, он улыбнулся, так тепло и дружески, в его глазах пропала печаль. Дженис облегченно радуется. Ей нравятся его эмоции. Они настоящие и неподдельные. Не как у того мальчика на фотографии. — Кажется твой друг сегодня не придет. Можешь полежать у меня в комнате, — промолвил Жан, убрав пустые кружки. Дженис чувствует, как её голова налилась свинцом. Болевые ощущения прошли после выпитой таблетки. Ей ужасно хочется спать. Но она чувствует неловкость. Ведь никогда еще не спала в чужом доме. Даже не ночевала у подруг. Однако Жан не вызывает у неё страха и он прав. Конни кажется не придет сегодня. Спальня Жана небольшая. Широкая кровать такая мягкая, у черного одеяла приятный запах. Запах Жана, мяты, яблок, зеленой травы. Напротив темный шкаф с его одеждой. Ни одного яркого пятнышка. Дженис ложится, смотрит на ночное небо через большое окно и через несколько минут чувствует, как её глаза закрываются.***
Жан стоит на балконе. Курит сигарету. Marlboro. У неё нет капсулы. Он думает, а перед глазами её облик. Она влияла на него. Около неё он чувствовал себя живым. В нём просыпаются давно умершие эмоции, которые он убил своими руками и думал, что безвозвратно закопал. Но, оказывается, ошибался. Жан не чувствует к ней теплоты. Его даже бесит ёе наглое поведение. Но сегодня она заставила его улыбаться. Он не чувствовал тягучей боли, сверлящей душу. Забыл о непрекратимом желании. Его мысли прервал звонок телефона в гостиной. Жан потушил сигарету о стеклянную пепельницу на столе и посмотрел на экран. «Конни». Затем снаружи послышался стук о чужую дверь. Жан заглянул на лестничную площадку и увидел запыхавшегося парня в шапке и джинсовке. — Конни? — вопросительно обратился Кирштейн к нему. Тот изумлённо повернулся и посмотрел на парня. — Да. — Дженис у меня. Она спит. — Я принес ключи. Не передашь ей? — он протянул их и с сокрушенным выражением лица добавил: — И передай ей, что мне очень жаль, пожалуйста. — Хорошо.***
Дженис скорчилась в постели, ощутив резкую боль в животе. Она нехотя открыла глаза, почувствовав незнакомый запах. Вскочив с места, она сонно и шокировано огляделась и не поняла, где вообще находится. Вместо привычной комнаты с белыми обоями и кремовой мебелью, Джен увидела мрачную спальню, похожую на холостяцкую берлогу. –Что за чёрт? — сорвалось у неё с губ. И потом воспоминания медленным потоком начали возвращать её в реальность.