***
Столовая сегодня не слишком многолюдна, за что Дженис премного благодарна. Причиной этому послужило электричество, которое вдруг отключилось. Свет, проникающий сквозь большие окна, не слишком то и разгонял полумрак внутри помещения, учитывая облачную погоду. — Вот. Пей. — Жан поставил перед ней маленький бумажный стаканчик и сел рядом. — Прозвучало как приказ, — промолвил Марко, не отрываясь от чтения недавно найденного на столе журнала. — Наверное это и есть приказ, — Дженис улыбнулась ему и небольшими глотками отхлебнула горячего чая. Жан пропустил их подколы мимо ушей, притворяясь занятым рассматриванием новых плакатов над дверью. — Я не удивлюсь, если это он приказал тебе начать ходить в универ. Кстати, чего тебя так долго не было? Ты даже не отвечала на сообщения. Дженис замолчала, не зная, что ответить. Хотя отлично заметила, как Жан пнул Марко под столом, после чего тот изумленно посмотрел на категоричное лицо друга. Она не собиралась говорить ему правду. Зачем? Поделиться с ним о том, как её грязно отымели, после чего она впала в состояние апатии и наплевала на всё вокруг? Марко ей не друг, просто приятель. В прочем если бы был другом она никогда не сказала бы об этом. Даже Хитч и Энни не знают о произошедшем. Только Жан. Эта грязная тайна сохранится внутри. Дженис не знает, растворится ли это воспоминание как остатки изувеченного кошмара, но она хочет приложить все усилия, чтобы хотя бы притвориться, будто в ее жизни проживаются все те самые обыденные да скучные дни. Чувствуя на себе эти пристальные взгляды, она не может сказать хоть что-то, будто эти глаза, излучающие туманную растерянность, заставили её оказаться в немом ступоре, приковав к прохладному металлическому стулу. Вернув малые части контроля, Джен посмотрела на Марко и улыбнулась. — Простуда всему виной. У меня не было никаких сил смотреть на телефон. Кстати, — она сделала изумленное лицо, будто вспомнила то, что её волновало уже давно, — не поможешь мне с учебой? По доверчивому лицу Марко невозможно было понять, заметил ли он, как девушка отошла от темы, напоминая про то, с чем ей требовалась помощь. Ведь экзамен должен состояться уже через неделю, а вероятность того, что Эвин успеет догнать программу, сходится почти к нулю. Всем это понятно, но сдаваться раньше времени, не попытав удачу, никому не хочется. — Конечно же помогу, но… Ты же понимаешь, что это будет нелегко? — Ты ей помоги, с остальным мы решим. — Жан окинул их странным взглядом. Он не отличался лишней болтливостью, но сейчас едва произносил несколько слов. И это Дженис настораживало. Ей было неловко смотреть на него, сидеть около него и чувствовать на себе его внимательный до иголок взгляд. С каких пор возникли эти ощущения, щекочущие разум, что приносили до боли приятную ипохондрию, которая засасывала в свои спирали? Больше всего Дженис боялась позволить ему узнать то, что творилось внутри нее. Каждый день она задавалась вопросом. Правильно ли всё это? Столько всего произошло с тех пор, как Джен поняла о той своей увлеченности к Кирштейну. Хотя если подумать, ей иногда кажется, что все ее эмоции вянут как мартовские гортензии, лишенные света и воды, вянет то, что приносило ей трепет и тепло. Это её пугает.***
Дженис стоит перед небольшим зданием, которое когда-то успело стать ей родным и привычным. Возможно это неправильно, в какой-то степени нагло, что она пришла сюда сейчас, но как же хочется послушать Кирштейна и вернуть вещи на свои прежние места. Открыв двери, она вошла внутрь и первым делом увидела господина Леви, сидящего в уголке. На столе, рядом с его фетровой шляпой, лежали бумаги и расчетные книжки. Дженис медленно подошла к нему и произнесла: — Можно присесть? Аккерман уже знает, кого это привела к нему жизнь, поэтому молча указывает на стул напротив, не удосужив взглянуть на гостью. По его нахмуренному лицу Дженис понимает, что он не спал уже несколько дней. Все наслышаны о бессоннице босса. Уж о чем только не говорят синяки под его глазами и потрепанный, но на удивление солидный вид. — Заявилась всё-таки. — Леви вздохнул и отодвинул бумаги в сторону, весьма недовольный тем, что его отвлекли от дел. Светлые глаза строго смотрят на Эвин, требуя разъяснений. Глубоко набрав воздуха в легкие, Дженис нервно заметила, что слегка подзабыла то вранье, которое подготовила по дороге сюда. Придется импровизировать. — Я пришла извиниться и попросить второй шанс, даже если я его не заслуживаю. — Почему тебя не было? — Я… Мне было плохо, болела сильно. Не могла сообщить кому-то. Леви ждал, чего еще скажет Дженис. Но она молчала, не собираясь больше продолжать. — И это всё? — Да. — Хорошо. Ты свободна. — А вы не возьмете меня на работу? — С какой стати? Что бы с тобой ни было, мне плевать. Ты подвела всех. В особенности саму себя. Мои надежды на тебя закончились. Я больше поражен тому, что ты даже не умудрилась придумать правдоподобную ложь. На что ты вообще рассчитывала, а, Эвин? Всё, не занимай моё время. — Простите. Поднявшись, Дженис посмотрела на барную стойку, откуда за ними наблюдали Энни и Конни. Она была уверена, что не вернется на работу. Зная характер Леви Аккермана, это было глупо.***
Небольшая дорожка ведет прямо вниз к пляжу, к морю, куда и идёт Дженис. Садится на скамейку и смотрит вперед. Серое небо, серый океан. Всё такое однотонное и пустое. Ослабевшие пальцы шарят в кармане куртки, прикасаются к гладкой коробочке. Из-за влажного и игривого ветра, благодаря которому спутываются волосы, сложно зажечь сигарету, хотя кое-как удается. Дженис отмечает внутри, что в последнее время слишком часто курит. Почти каждый день. И ей всё равно. Ей впервые плевать на то, сколько сигарет выкурит за раз, сколько получит отравы, на сколько будет близка к смерти. Тупое безразличие. Где-то пронзительно кричит чайка. Уносится вдаль. Превращается в чёрную точку. Такое ощущение, будто Дженис осталась на Земле одна, наедине с океаном и мягкими волнами, что бьются о скалы, камни и берег. Разбиваются, пенятся. Хочется нырнуть в воду, чтобы она обняла тебя своим холодом и унесла вниз, подальше от этого бренного мира. Вниз, где кроме темноты, которая когда-то пугала, и неизвестности — ничего нет. Дженис думает. Она отстала от своих однокурсников, пропустила столько уроков, что теперь едва может сидеть на лекции и понимать о чём речь. Через неделю сдавать экзамен. Вряд ли она сможет сдать хоть что-то. За такой короткий промежуток времени, она ничего не успеет. Не успеет догнать. Кажется, это её последние дни в этом универе, куда Джен поступила своим трудом и знаниями. Конец всему. Даже работа потеряна. Дженис проработала там всего несколько месяцев, но успела привязаться к своим коллегам, к своей работе, к этому фартуку, пахнущим кофейными зернами и сладкой корицей. Как она найдет себе нормальную работу? Всё в её жизни разрушено, как и песочный замок, оставленный маленьким ребёнком на пляже. Воспоминание прозрачным туманом пробуждается в мыслях. Несколько месяцев назад она сидела на этом же месте, летней ночью, ела мороженое с сиропом надежды, что теперь её жизнь будет замечательной. Ведь она поступила в отличный университет, купила уютную квартиру, нашла работу по душе. Что еще надобно для счастья? В какой момент всё пошло не так? Неправильно? Жизнь оказалась не такой лёгкой. Она была обманчивой, шептала добрые слова, обещала исполнить мечты, но затем забрала всё и отвернулась. Почему? Если Дженис не сможет сдать экзамены и будет отчислена, она должна уехать к матери. Здесь ее ничего не держит. Даже Жан. Никто, абсолютно никто не нуждается в ней, в такой изувеченной и лишенной всего. Это определенно будет отчаянная попытка побега от проблем и суровой реальности. Враньё самой себе — вот что убедит девушку начать дорогу сначала. Новое место, новые люди изменят всё. Какая смешная ложь. Свободной рукой Дженис коснулась шеи, в которой стоял ужасный ком, причиняя боль. Из-за него сложно дышать или глотать. Хочется вынуть его, чтобы стало легче. Но глаза такие сухие, без намёка на слёзы. Почему у Джен не получается высвободиться?***
Всю оставшуюся неделю Дженис усердно готовилась к предстоящим проблемам. Но самым большим испытанием оказалась подготовка к экзамену. Дело было не в процессе и не в Марко, который оказался вполне хорошим учителем, ведь всю информацию преподносил легкими и профессиональными этапами. На каждой их встрече в библиотеке обязательно участвовал Жан. Он никак не мешал им, но его присутствие немного напрягало Эвин. В особенности из-за того, что он притворялся читающим книгу, хотя в это время исподтишка наблюдал за ней и Марко. Порой совершая ошибки, Дженис сразу поднимала глаза на Кирштейна. Зная о его начитанности и хорошей успеваемости, ей не хотелось выглядеть около него тупой. Однако Жан не обращал внимания на её промахи, лишь поправлял недочеты. Однотонная жизнь Дженис никак не изменилась. С одного ежедневного процесса, она перешла в другой. Утро, учёба, дом, учёба, сон. Никакого спорта или работы. Тело так ноет, словно все мышцы постепенно тлеют и сгорают. Поэтому для лишних упражнений у Дженис нет ни капли сил. Даже с рутиной она справляется с трудом. За каждой выполненной работой следуют слова обещания, что она постарается расслабиться, когда всё закончится. Только вот от исхода событий тоже многое сейчас зависело. Время проходило изумительно быстро и сегодня Эвин уже должна была сдавать свой экзамен. Стоя со своими однокурсниками, она нервно кусала ногти. Когда у неё успела появиться эта привычка? Глаза следили за толпами, переходили от лица к лицу в поисках Ботта, которого нигде не было. Уж не мог он опоздать сегодня. — Не знал, что ты сосёшь пальцы. Опустив руку, Джен посмотрела на Жана, оказавшегося рядом так незаметно. Сегодня волосы он собрал в маленький хвост. Но больше всего интересно другое. Когда он перестанет так подкрадываться к людям? — Я не сосу, — выпалила Эвин. Уголки его губ приподнялись в нахальной улыбке. Глаза смотрели весело. Кажется у кого-то хорошее настроение. Редко его можно таким увидеть. — Выключи свою грязную фантазию, пожалуйста. Где твой друг? — Опаздывает. — Жан посмотрел на свои наручные часы и прислонился к стене. Дверь зала открылась и вышел профессор. Уже проверенные на отсутствие гаджетов и шпаргалок, студенты заводились внутрь. Из-за угла выскочил запыхавшийся Марко, получив замечание от ректора, он присоединился к остальным. Дженис взглянула на Жана. Тот лишь ободряюще кивнул, в этот раз его лицо выражало передающееся спокойствие. Он не сказал ничего, не пожелал удачи, но Дженис успела заметить в его глазах рябь легкого, едва уловимого волнения. Даже если Кирштейн ничего не молвил, одно его присутствие наполнило её аурой самообладания. «Будь что будет», — решила она и вошла внутрь. Огромный зал, отдающий эхом из-за большого пустого пространства и тишины, готов был поглотить нервничающих молодых людей. Дженис казалось, что здесь не сотни, а тысячи столов и стульев. Заняв свое место, она сжала кулаки под столом. Руки предательски дрожали. Наверное потому что знали, что сегодня она не выиграет. Логичный исход. Ассистенты раздали по два листка. Один бланк с тестами, другой для ответов. Собрав волосы, будто готовясь к важной битве, Джен заглянула на лист и похолодела. — Это полный провал, — прошептала Эвин. Из всех заданий она могла решить только парочку, да и то с грехом пополам. Время стартовало. И студенты автоматом взялись за ручки, зашуршали бумагой, кто-то шептался. Можно было смело сказать, что Дженис сражалась до конца. Когда до окончания трехчасового теста осталось несколько минут, она не решалась поставить ручку в сторону и сдать бумаги. В конце концов остальные задачи она сделала наугад и, кусая пальцы, вышла наружу. Кажется уже стоило искать билеты на ближайший рейс, ведь даже без результатов можно было понять, что всё идёт наперекосяк.