«Любить — значит видеть чудо, невидимое для других». Ф. Мориак.
Маленькая комната мрачная и тёмная. Где-то капает вода. Дженис стоит над раковиной в белом платье. Она поднимает голову и замирает. В зеркале не только её отражение. Кто-то стоит сзади неё. Её реакция и движения становятся до жути медленными. Дженис пытается убежать, но тщетно. Она словно стоит на месте, хотя чья-то тень приближается к ней с невероятной скоростью. Цепкие пальцы хватают её, царапают кожу. Его когти такие острые, что на месте его прикосновений появляются раны, которые сразу же кровоточат. Из горла рвутся истошные крики о помощи. Но никто не помогает, никто не спасает её. Чёрное безликое существо, похожее на человека, вселяет дикий страх. Его худые, но сильные руки раздвигают ноги девушки. Она умоляет его прекратить. Но снова лишь молчание и боль. Одно резкое движение внутрь. Девушку словно рвут на части и убивают мучительно. Во рту металлический вкус крови. Маленькое тело лишь беспомощно барахтается на скользком полу. Через череду адских агоний, всё заканчивается. Резкий толчок заставил Дженис открыть глаза. Она обнаружила себя в комнате Жана. Лёгкая темнота. Дождь прекратился и луна показалась из-за облаков. Мокрое, но горячее тело дрожит будто в лихорадке. Опять. Всё время один и тот же кошмар. Она надеялась, что хотя бы сегодня уснёт спокойно. — Дженис? Перед ней сидит Жан и смотрит настороженно. В его зрачках виден страх, словно он понял, что ей снилось. Её глаза горят, потому что девушка плачет сама того не понимая. Почему она всё время испытывает ту боль, даже во сне? Пальцы со всей силой сжимают края одеяла. Воздух поступает в легкие с неимоверной сложностью. — Хочешь, я… — Жан осторожно протянул руки. Дженис молча кивнула. Он сел ближе, и его крепкие руки коснулись её бережно, прижали к себе, пока пальцы заботливо гладили по волосам. Его объятие дарило ей тепло и забирало боль. Молчаливое понимание. Никаких слов. И Дженис осознает, что впервые за долгое время не испытывает страха и отвращения из-за чужих прикосновений. Наоборот, ей хочется, чтобы это продолжалось как можно дольше. — Пришла в себя? Жан взглянул на неё и подушечками больших пальцев вытер солёные дорожки слёз на её лице. — Прости. — Хочешь покурим? — Да. Нацепив толстовку, Дженис вышла на балкон, где её ждал Жан. Прикурив сигарету, она зажала её между губ. Руки покрылись мурашками из-за прохлады. Но тепло парня, стоявшего рядом, однозначно согревало встревоженную душу. Достаточно близко, чтобы ощущать его тело. Запах его крепкого Marlboro смешивался с запахом её Winston, создавая горькую смесь, от которой веяло отчаянием. Жан молчит и, оперевшись о перила, смотрит на пустую, жёлтую (из-за одинокого фонарного столба) улицу. Проехала машина, тоскливым образом оставила после себя эхо колес и рычание двигателя. Окна соседних домов окутаны во мрак. Вокруг стоит такая всепоглощающая тишина, что кажется, будто весь мир спит, кроме этих двоих. После кошмара остался едкий осадок. Однако страх и тревога за будущее были забыты на неопределенное время. — Мне кажется, я больше никогда не буду прежней, — её тихий голос нарушает затишье, и в нём не слышно боли. Лишь покорное смирение. — Да. — Жан переводит на неё взгляд спокойных глаз. Дженис кажется, что в темноте они становятся ярче, хотя днём такие тусклые. — Ты не будешь прежней, но ты станешь сильнее. Он словно знаком с этим. Хотя возможно и так. Она ведь не знает о нём почти ничего. И это, в какой-то степени, очень обидно, словно Эвин не заслуживает его доверия. — Если жизнь состоит из бесконечных испытаний, то в чём смысл бороться? — Его нет. — Ты не знаешь, почему ты живёшь? — Дженис удивлённо посмотрела на него, бросив окурок в пепельницу. Улыбнувшись, он пожал плечами. — А ты? — У меня есть мечты, я живу ради них. Нет уверенности, что они исполнятся. Но о смерти я… не думала. — Что будет, когда твои мечты исполнятся? Ты будешь искать новые цели, новые причины, чтобы продолжать существовать. Люди, сами того не осознавая, всячески пытаются выжить. И у всех разные способы. — Жан подмигнул и, сделав последнюю затяжку, тоже положил окурок в стеклянную пепельницу. — Часто тебе это снится? Дженис сухо кивнула, пытаясь не вспоминать то, от чего пыталась убежать. Она надеялась, что Жан проигнорирует данный инцидент. Но он, кажется, не собирался оставлять это просто так. — Может, нужно принять то, что произошло, как бы трудно это ни было? — Да. Она пыталась. Пыталась думать о хорошем, как советуют банально люди, подвергала себя бессчетным медитациям, читала психологические книги, рекламирующиеся на каждом шагу. Это не помогало. Многие диванные критики считают, что стоит понять и простить человека, на которого держишь злость, якобы негативные эмоции ни к чему хорошему не приводят. Но Дженис не собиралась прощать ни своего отца, ни своего насильника, которые напрочь растормошили её жизнь, испортив и сломав в ней всё, что было возможно. Жан лишь посоветовал не отторгать произошедшее, остальное теперь стояло за её решением. Постояв ещё несколько минут на балконе, Дженис поблагодарила Жана и отправилась в комнату. Этот ночной разговор засел в её голове, и она всю ночь обдумывала сказанные слова. Ей удалось заснуть ближе к утру, когда мозг выдал свои выводы.***
Дженис в очередной раз копалась в сайте, исследуя анкеты работодателей, когда у неё зазвенел телефон. Положив ноутбук в сторону, она вышла на лестничную площадку. Около двери квартиры стоял молодой человек, широкоплечий и высокий, — мастер отделочных работ, которому Дженис вчера звонила. На вид ему можно было дать от двадцати пяти до тридцати лет. — Мистер Галлиард? — Дженис не собиралась протягивать ему руку, но сделала это случайно и крепкая мужская ладонь осторожно сжала ее. Она ожидала увидеть обычного работника в поношенном, привычном комбинезоне, но никак не интеллигента в бежевом пальто и туфлях, которые, вероятнее всего, по стоимости равнялись её одной зарплате. — Для вас просто Порко, — он широко улыбнулся, сверкнув зубами. — Дженис? — Ага. — Девушка отпёрла свою квартиру и жестом пригласила его внутрь. — Проходите. Несмотря на его воспитанный вид, Дженис прошла последней и, на всякий случай, оставила дверь приоткрытой. Находится наедине с незнакомцем в одной квартире всё ещё доставляло огромное напряжение. Но Порко не проявлял лишнего внимания в ее сторону, а ходил по комнатам, оценивая пострадавшие части. Вытащив из кармана блокнот, он чиркал заметки, задумчиво покусывая кончик карандашика. Открыв окна для проветривания, Эвин уселась на кухне, чтобы не мешать Галлиарду. Она успела соскучиться по своему дому и теперь тоскливо смотрела на родную мебель, гладила их царапины и вдыхала запах любимой лаванды. Дом Дженис и дом Жана отличались в буквальном смысле, как белый и чёрный. Здесь царила светлая атмосфера, навевающая домашний уют. Вон носок валяется под диваном, а на кофейном столике забыты фантики от шоколада и журналы. Даже свои цветы имеются в вазе, хоть и искусственные. В то время как у Жана абсолютно каждая комната была серого цвета, с тусклыми лампами и блестела от безупречного порядка. Вроде бы художники люди, любящие творческий беспорядок, оставляющие за собой грязные следы от красок и бумаги, но Жану никак не имел к этому отношения. Мольберт в своем уголке, краски и кисточки хранились в шкафчике рядом. Испачканная одежда в немедленном порядке отправлялась в стиральную машину. Ни тебе вонючих носков по всему дому, трусов Calvin Klein под кроватью, крошек от чипсов или банок от пива. Мифы о мужской природе — порой и вправду просто мифы. Около него Дженис чувствовала себя полной растяпой, не имеющей значимых способностей. Сегодня утром она попробовала приготовить яичницу. Если не учитывать то, что оно не дожарилось, это кулинарное чудо можно было съесть, макая хлебушком в желток. Но без глупостей не бывает и Джен перепутала соль с сахаром. Злость — на саму себя — пронзила её каждую клеточку тела, а совесть заставила мучаться еще несколько часов. Хотела как лучше, а вышло как всегда. В итоге Жан попросил её ничего не готовить, якобы сам будет кормить их. Наверное он рассердился на нее за лишний расход продуктов. Когда они сидели в гостиной, жуя бекон и смотря телевизор, упавшая духом Дженис долго размышляла о том, есть ли у Кирштейна хоть какие-то минусы. Ну не может человек быть таким идеальным! После завтрака Жан ушёл по делам, и девушка ходила по дому в поисках пыли, чтобы не сидеть зря. Но тщетно. Даже на страничках стареньких романов, хранившихся на книжной полке, не было ничего. В уборной крышка унитаза всегда опущена, принадлежности личной гигиены в отдельном ящичке. — Я всё. — Галлиард закончил осмотр и сел напротив Дженис. — Проблема не так велика, но потолок, как и пол, изрядно испорчены. Думаю мебель в гостиной тоже подвергалась влаге, но это не слишком заметно. Будете менять? — Не знаю. Я подумаю. — Хорошо. — Порко пожал плечами и, облизнув палец, перевернул страницу блокнота. — А через сколько всё будет готово? Порко нахмурил густые брови, чиркнул что-то карандашом и бесстрастно выдал: — Ну-у, минимум через месяц. Рабочие будут здесь каждый день, с десяти утра до пяти вечера. — Что? — воскликнула Эвин, приподнявшись со стула. — Я думала, что хватит нескольких недель. — Это смотря, каков урон от потопа. В спальне пострадали потолок, стены, пол и ваш шкаф. В гостиной почти то же самое. Должно пройти где-то десять дней, пока мебель не обсохнет и держать окна открытыми. Пол менять придётся. У вас тем более линолеум. Обои тоже. — Мне нужно будет выехать? Порко утвердительно кивнул и следом сообщил: — Предоплата пятьдесят процентов. — Во всех фирмах так? — со скептицизмом в голосе спросила Дженис. — Некоторые люди отказываются от ремонта после того, как наши работники завершают часть работы. Мы решили изменить правила. Попросив подождать, Дженис зашла в спальню, открыла платяной шкаф, где хранила деньги для билета и достала кошелёк. Она посмотрела на толстый рулончик с тоской, которая царапала душу, но не посмев сомневаться, вытащила несколько купюр. Положив кошелёк в карман штанов, она вышла к ожидающему её Порко. Заплатив ему половину суммы, Дженис вручила также дубликат ключа от своей квартиры. — Только пообещайте, что из моей квартиры ничего не пропадёт, — произнесла она, состроив как можно более строгое лицо. — Обижаете, мисс Эвин. — Порко опять слащаво улыбнулся. — Мы даже пылинку отсюда не вынесем. Кивнув, Дженис подписала необходимые подтверждения и документы.***
Проводив мистера Галлиарда наружу, Джен вернулась в квартиру Жана, которая встретила её тишиной. Он всё ещё не вернулся. Тем лучше. Ей нужно время, чтобы принять какое-то решение насчет проживания. Возможно Жану не понравится, если Дженис будет жить у него целый месяц. Это в лучшем случае, в худшем придётся ещё больше. Она до сих пор не знает, что он в целом думает о ней. Может он согласился терпеть её в своём доме только из-за вежливости. Дженис села на диван и вытащила из кармана деньги. Если она потратит эти их на аренду временного жилья, то на следующий билет придется копить год. Ей давно пора купить его. Так чего она ждет? Ведь понятно, что экзамен она не прошла. И всё же внутри, где-то прямо в сердце горит надежда, освещая маленьким лучиком туннель. Наивная вера в невозможное чудо. Люди говорят верить в лучшее, уповать молитвы в небеса и считать, что хорошее произойдет. Но это лишь сплошное притворство. Жестокий самообман и внушение разума. Дверь открылась и наконец появился Жан. Сняв куртку, он сел рядом. — Ты чего так сидишь? Дженис взглянула ему в глаза. А хочет ли она уехать? Хочет ли оставить его? — Мне сказали, что ремонт закончится через месяц. — И что? — безразлично спросил Жан, откинув голову на спинку дивана и блаженно закрыв веки. — Дженис, живи здесь сколько захочется. Да хоть вечность. Вроде бы обычные слова. Но внутри появилось чувство, разлившееся внутри теплым и приятным током. Оно вызвало улыбку, которую невозможно было сдерживать. — Спасибо. — Хватит всё время благодарить. — Жан посмотрел на неё серьезно, сменив свой привычный тон. — Если бы я не хотел видеть тебя здесь, я бы это сказал. Просто расслабься. — Хорошо.***
Свадьбы — это замечательно. Но когда они у твоих друзей, это ещё лучше. Дженис открыла конверт молочного цвета и вытащила пригласительное письмо. Прямо в центре находилась фотография жениха и невесты, которая то ли выходила, то ли выпрыгивала из торта почти в человеческий рост. Заглянув внутрь, Жан усмехнулся. — Весьма креативно, — он едва сдерживал рвущиеся наружу смешки, кулаком прикрыв рот. — Да, очень, — протянула Дженис и выдавила улыбку. — Я знала, что вам понравится. — Саша радостно улыбнулась, пихнув под бок Никколо и доказывая ему, что её идея была вовсе не глупой. Он с неприкрытым возмущением терпеливо стоял в сторонке и хранил смиренное молчание. Вечер так и прошел бы дома в безмятежном отдыхе, если бы Жану не вздумалось организовать внезапную прогулку. И Дженис не могла понять, почему они приехали именно в «Магнолию». Припарковав мотоцикл, он повел её внутрь. Хотя она от чистого сердца желала остаться снаружи. Пересекаться с господином Аккерманом жутко не хотелось. И Джен испустила облегченный вздох, когда Конни сообщил, что «хоббита» нет. Кофейня была вся та же. Никаких изменений или новых работников, так что бедняга Конни справлялся со всем один. Босс обещал найти ему напарника, но прошла неделя, а всё никаких новостей. После того, как Энни подала Дженис и Жану латте, к ним подошли Саша и Никколо, немного поговорив о пустяках, будто растягивая резину, Браус хотела ошеломить подругу грандиозной новостью. И у неё это, кстати, получилось. Дженис небольшими глотками пила кофе, когда Саша выпалила, что выходит замуж, после чего горячий напиток резко устремился в гортань. — Мы будем очень рады, если ты придёшь со своим парнем. — Она подмигнула, уже собираясь уйти на кухню. — Вообще-то… — Спасибо, мы обязательно там будем, — пообещал Жан и краешком губ улыбнулся Эвин. Она не смогла произнести ничего. Просто не захотелось. Может потому что мозг подсознательно желал, чтобы это осуществилось в реальность. Дженис не врет людям, только самой себе. Поэтому промолчав, она с неким волнением увела взгляд в сторону. К тому же совсем не верилось, что Жан пойдет с ней вместе на свадьбу. Сложно представить этого человека с множеством татуировок и пирсингом в элегантном костюме и приглаженными волосами. Кирштейн словно угадал по её скептическому выражению лица, о чем она подумала, но ничего не сказал в ответ. Показалось, что в его глазах блеснула загадочная искра и так же быстро исчезла.***
«Жизнь всегда была к ней жестока, но вслед за своими пакостями предоставляла второй шанс. Может, на их семейном роду проклятие или сама девушка родилась под несчастливой звездой…»
Утро понедельника ничего не предвещало. Хотя день выдался солнечным и не прохладным. Чувство единого умиротворения, словно в пустыне появился богатый оазис. Это было не счастье, а его отголоски. Вроде бы всё замечательно, проблемы вдруг кажутся не такими страшными, имеющими точный выход, тревоги испаряются под лучами ободряющего солнца, а голубое небо вселяет радость. Серость и мрак отступили на некоторое время, предоставив этому странному ноябрьскому дню возможность в последний раз запечатлеть на лицах людей улыбки. Но человеку не может быть слишком хорошо, потому что за этим удовольствием следует расплата, например, ещё большая беда. Запах выцветших страниц одурманивал разум, пока пальцы сжимали корешок «Дамы с камелиями». Дженис обычно не читала Дюма (была поклонницей Вирджинии Вульф и уважала ее взгляды), но так как Жан настоятельно посоветовал ей хотя бы взглянуть и ознакомиться с этим французским писателем, она не смогла отказать. Вроде бы пока было неплохо. — Начитаться своих феминисток всегда успеешь, — хлебнув из кружки, Жан что-то печатал за клавиатурой ноутбука. — Ты имеешь что-то против феминисток? — еле заметно нахмурилась Эвин, покачав головой. — Ничуть, дорогая женщина. О, кстати, результаты экзаменов вышли. Проверь свою почту. Кровь застыла в теле, вцепившись в стенки сосудов. Неистовое замешательство ударило в голову. Что-то щекотало нервы, подергивая за ниточки. Глаза несколько раз проходились по одной и той же строке, хотя не улавливали ни единого смысла. — Дженис, ты меня слышишь? — Да. Нехотя вытащив из кармана телефон, она открыла почтовый ящик. Заветное письмо с названием университета. Большие буквы выглядели и внушали трепет. Такое Эвин в последний раз испытывала еще будто недавно, когда поступала в университет. Вздохнув, она открыла письмо. Глаза наконец дошли до последней буквы. Прочитали всё, до самой незначительной строчки. После чего, в голове воцарилась тишина.