Холодный свет

      День шёл за днем, мир медленно вращался, сводя с ума своей серостью и безысходностью. Годы безвозвратно уходили из жизни, время от времени напоминая о себе в виде ночных кошмаров, рождающихся из нестихающего крика внутреннего одинокого ребёнка.       В холодной и пустой квартире, где даже спустя несколько лет проживания нет признаков жизни, проводит свои ночи Кэйя. Мужчина приходит домой поздно ночью и уходит рано утром. Иногда, в особо удачные дни, в его постели оказывался кто-то, чьего лица на утро было уже не вспомнить. Это были случайные люди, с которыми у него не было ничего общего и которые сразу же пропадали в безразличном и малосимпатичном мире. Хоть мужчина изо всех сил старался не привязываться к людям, но маленький тлеющий огонёк надежды выжигал глубокую пустоту внутри.       Кофе обжигает горло, кофеин проникает глубоко в центр удовольствия, вызывая мгновение эйфории, из-за которого хочется сжаться и тихонько поскулить от нежности, а уже через миг это чувство растворяется, оставляя после себя лишь горечь.       Кэйя, с кружкой кофе в руках, выходит на балкон, запах пыли и дождя бьёт в нос. Мужчина потянулся к подоконнику, где предусмотрительно лежат сигареты, зажигалка и пепельница.       Он курит и смотрит вдаль — на улицы, озарённые вспышками дуговых фонарей, на многоэтажные дома, что сводят с ума своим однообразием и правильностью, наблюдает за бесконечным потоком транспорта, мчащегося сквозь рассвет. Взгляд постепенно затуманивается, в голове остаётся лишь сладкая пелена пустоты, которая, подобно облаку, тает в такт его дыханию.       Кэйя приходит в себя и бросает окурок в пепельницу, поправляет одежду и выходит с балкона. Сегодня на нём серая рубашка с глубоким вырезом и чёрные вельветовые брюки клёш. На запястьях висит несколько браслетов, а на мочке уха блестит золотая серёжка, похожая на павлинье перо, абсолютно неподходящее к образу.       С кухни доносится протяжный писк. Стоило Кэйи только закрыть дверь балкона и обернуться, как из-за угла на всей скорости выбежал котёнок. Маленький чёрный кот с умными жёлтыми глазами и хвостом-кисточкой. Котёнок налетел на Кэйю, чуть не сбив того с ног, животное извернулось таким образом, что зацепилось передними лапами за штаны мужчины, попытавшись укусить его за ногу.       Мягкая улыбка появилась на лице Кэйи, мужчина слегка наклонился и, мягко оторвав котенка со штанины, поднял его на руки. Кот заурчал, выгнулся, прижимаясь к груди хозяина сильнее. Маленькое существо прижало свои ушки, положило лапы на плечо мужчине и потёрлось о его рубашку. Кэйя закрыл глаза и прижался лицом к котёнку. Такое давно забытое чувство снова наполнило его грудь. Ощущение близости, давно утерянного тепла бушевали в душе, наполняя его сладостной и щемящей печалью.       Но, как и всё хорошее в жизни Кэйи, котёнок, уставший сидеть, вырвался из рук и ушёл в другую комнату. Мужчина проводил кота взглядом, после чего мягко пошёл в сторону прихожей. — Так, ключи, халат, чепчик, пропуск... Вроде всё на месте, — Кэйя взглянул на часы, они показывали полседьмого утра. На улице ещё темно, а лёгкий моросящий дождик лишь усугублял ситуацию, — Зонтик, — быстро проговорил мужчина. Благо искать предмет, долго не пришлось, тот предусмотрительно висел рядом с пальто. Кэйя накинул на себя верхнюю одежду, закинул на плечо рюкзак и, вооружившись чёрным зонтом, вышел из квартиры.       На улице стоит запах влаги и бетона. Небо свинцовое, кажется, что ещё чуть-чуть и оно упадёт на землю. Небосвод перекрыт грязными серыми облаками, сквозь которые где-то вдалеке виднеется красный рассвет. Его не могут скрыть даже самые тёмные тучи. Вокруг почти не было людей, лишь преданные своим питомцам собачники выгуливали зверей.       Кэйя шёл медленной походкой, наблюдая за проезжающими машинами, каплями дождя и яркими рекламными плакатами. Мысли перескакивают с одной на другую. Одна мысль тянет за собой вторую, третья — четвёртую. Мужчина не заметил, как дошёл до нужной остановки.       Вдалеке уже виднелся нужный трамвай. Звук приближающегося транспорта отдавал лёгкой вибрацией по земле. Кэйя отряхнул и сложил зонт в сумку, после чего ему на нос упала холодная капля дождя, заставляя зажмуриться. Транспорт подъехал, и пассажиры вышли из вагона. Кэйя не торопясь зашёл внутрь. — У трамвая нет двери… — Быстро пронеслось в мыслях у мужчины. Он даже не успел осознать понятое. Кэйя вздрогнул от поразившей его мысли. Как так, что у трамвая нет двери, почему? Мужчина стал внимательно осматривать заинтересовавшее его место. Может, двери просто забыли закрыть или… Нет, её просто не было. Кэйя впал в глубокую задумчивость. Встав максимально близко к двери, он сделал резкий выпад в пол и ударил ботинком по её вырезу. Из-под щели высыпалось, что-то чёрное, похожее на плесень и песок одновременно.       Кэйя хихикнул и, оторвав свой взгляд от разъёма, стал смотреть на быстро меняющийся пейзаж. Всё, на что он смотрел, становилось мутным и, по прошествии нескольких минут, стало казаться, что снято на плёнку.       Настроение сменилось с меланхоличного на маниакальное, в его разум заползла, словно мерзкий паразит, идея. Идея, как и паразит, способна истерзать своего хозяина до полусмерти: — Хочу спрыгнуть. Я — это я. Тогда я — это Ничто. Какой же смысл в такой игре? — мысли путались, а на лице появилась хитрая ухмылка, хотелось рассмеяться и, выполнив желаемое, красиво уйти из жизни, красиво выйти из неполноценного трамвая. Красиво закончить акт.

***

— Блять! — громкий и истошный крик, оглушающий собственное сознание, разлетелся по комнате, словно острые осколки хрупкой вазы, подобно которой сейчас рушится сознание Альбедо.       В этом вопле была и тоска, и бесконечная усталость, и прощальный салют уходящему времени. Вслед за сознанием юноши разбился и горшок с цветком, в который был запущен стул. Сосуд разлетелся на куски, которые, подобно огненным стрелам, по очереди поразили поникшие листья. Некогда, хоть и депрессивная, но уютная комната разрушалась под покровом ночи. Альбедо своими руками уничтожал всё то, что держало его в этой реальности. Словно пылающий факел, в его душе прогорал страх. — Почему. Почему. Почему. Почему! — С последним словом разбилась очередная ваза, один из осколков попал прямо в лицо Альбедо, оставив на щеке глубокую царапину. Кровь начала бежать незамедлительно, быстрым ручьём стекая по щеке и подбородку. Она смешивалась со слезами, превращаясь в ручеёк боли. Но Альбедо не замечал этого. В зеркало, которое юноша сам расписывал любимыми цветами, долго и кропотливо вырисовывая каждую жилку на листах, прилетел один из учебников, разбив столь ценный предмет. Альбедо слегка вздрогнул от осознание потери, но останавливаться не стал.       Вопли юноши становились неразличимы и постепенно переходили на жалобные всхлипы и полуслышные стоны. Волна разрушения постепенно затихала. Альбедо сел на пол и заплакал. Слёзы хлынули потоком, превращая все слова в неразборчивые звуки. Боль была такой сильной, что рассудок, очнувшийся от оцепенения, ослабил контроль. На несколько секунд юноша потерял нить существования и почувствовал себя совсем маленьким и никому ненужным. Хотелось сбежать, спрятаться или избить себя и того, из-за кого все эти чувства появились, до полусмерти.       Альбедо свернулся в позу эмбриона, его трясло, пробивала крупная дрожь. Слёзы душили, и, чтобы не захлебнуться в них, он с силой сжал зубы. Голова раскалывалась, а дышать было все тяжелее. Эта дрожь, сводящая всё тело, и мокрые волосы, которые противно прилипли к шее, придавали ощущениям сюрреалистичность и какую-то липкую театральность происходящему.       Взгляд, размытый слезами, упал на картину драконьего хребта. Картину, которая не даёт покоя юноше уже не первый месяц. Картина, которую хочется изрешетить топором, после чего собрать и склеить все обрезки во что-то абсолютно новое и абстрактное, в то, что изменит всё.       Альбедо кое-как подполз к холсту, он разглядывал все эти мазки, все те эмоции и чувства, что так старательно передавал через картину. И всё это вызывало в его душе такое знакомое волнение, что он даже зажмурился от воспоминаний. Сейчас хотелось их уничтожить. Уничтожить всё. И начать жить дальше так, чтобы не бояться чувствовать, не бояться любить и не бояться бороться.       Ещё около минуты Альбедо, весь потный, в грязной одежде, с засохшей кровью и слезами на лице, смотрел на своё творение. Пейзаж казался ему совершенно бессмысленным, бессмысленным и злым. Всё такое… Белое и красное, где-то даже синее, цвета абсолютно не сочетаются, и тени кривые…       Альбедо потянулся за канцелярским ножом, лежащим в куче мусора на столе. Скрип старого лезвия отдавался приятной дрожью. В голове юноши остался лишь туман с желанием все изменить. Он стоял на коленях перед пейзажем, идея превращалась в мысль, а мысль в деяние, пронизывающее наше сознание. Осознание собственного бессилия пришло, и нет более смысла противиться желанию.       Холст терял изначальную форму и покрывался неровной сеткой зазубрин, напоминающих кривые пальцы отрубленной кисти. Вот и первый кусочек ткани вырезан, теперь второй, третий. Ничего не осталось от прежнего холста. Лишь много маленьких обрубков, которые предстояло склеить, бережно и аккуратно собирая новый, странный и причудливый рисунок, который бы смог принять себя, свою странность и свои чувства.