Моя награда

      Чонин резко проснулся и подскочил, и спина тут же отозвалась болью. С волос по лицу стекали капли холодной воды. Солнце всё ещё ярко светило, и потому окружающие объекты расплывались перед глазами. На него вылили ведро воды. Это значит, что его всё-таки спасли. И он снова продолжит борьбу за жалкое существование.       - Пришёл в себя?       - Да, - тихо ответил Чонин, оглядываясь по сторонам.       Его глаза смогли различить рядом несколько теней. В луже, образовавшейся после импровизированного купания, лежала кирка. А ещё что-то его сильно тревожило, словно кто-то смотрел ему в спину, не мигая. Юноша обернулся и в тот же миг на него с лаем и визгом бросился щенок.       - Ты... - он и не знал, что в долине есть такое милое пушистое существо.       - Хватит, Бинки! - надсмотрщик схватил животное и бросил в сторону. - Он внезапно забеспокоился и залаял, а потом рванул к тебе. Так что благодари щенка за своё спасение.       - Спасибо, - прошептал юноша, ещё до конца не осознавая произошедшее.       Голос стражника был ему не знаком, и от него не пахло костром. Скорее всего, он работал в другой части долины или наверху. Чонин попытался подняться, но ладони скользнули по размокшей глине, и юноша растянулся вновь.       - А вы чего столпились? Работы нет? - прикрикнул другой надсмотрщик, разгоняя кучку зевак. - Слышь, парень. Кто тебя надоумил стучать киркой по потолку? Совсем жизнь не дорога?       "Не дорога," - мысленно ответил Чонин. Он перевернулся на живот, а затем встал на четвереньки. Голова немного кружилась. Юноша хотел направиться к своему гроту, ведь свой ужин он так и не заработал, но грубая рука его остановила.       - Тебя ждёт начальник. Если пришёл в себя, то поднимайся наверх. На сегодня твоя работа закончена. И да, - стражник будто бы вспомнил о чём-то и на несколько секунд задумался, - возьми мешок. Заберёшь хлеб и будешь раздавать сегодня.       Чонин хотел было спросить, что случилось с тем калекой, что вчера таскался с мешком, но вовремя остановил порыв. Сейчас у него была задача поважнее — забраться на гору. К домикам вела крутая каменная тропинка, довольно узкая, шириной не больше локтя. Одно неверное движение и можно было прощаться с жизнью. Но почему-то теперь Чонин знал, что вот так странно и нелепо он точно не умрёт. У судьбы ещё были на него какие-то планы. Поэтому он ступал по шершавой поверхности уверено, даже если едва различал её.       Наверху дул приятный прохладный ветерок. Парень был мокрым с ног до головы, но ничуть не боялся простыть и шёл, улыбаясь, навстречу заходящему солнцу. Искать дом начальника и вовсе не пришлось. "Выскочка," - сквозь зубы проворчал юноша. Он кинул мешок для хлеба на широком крыльце, устланном коврами, и постучал в дверь, украшенную витражным окошком с изображением какой-то святой.       - Войдите, - ответил липкий холодный голос.       Чонина даже передёрнуло. Он и рад был развернуться и убежать. Да только бежать было некуда: кругом голая сухая равнина с редкими травами. Высохшие длинные дороги тянулись вереницей к горизонту. А до ближайшего леса пол дня пути, не меньше. Шансы на побег призрачны как тепло от света луны.       - Это ты?       В комнате было накурено и царил полумрак. Но даже сквозь пелену дыма, Чонин чётко видел перед собой мужчину среднего роста. Голову его покрывали залысины, на щеках отросли седеющие бакенбарды. И вроде лет ему было не так много. Под тёмным бархатным пиджаком скрывалось пузо, перетянутое ремнём. Сквозь ткань даже были видны две складки.       Мужчина тоже успел изучить представший его взору объект. И сделал свои вывод. Тощий долговязый мальчишка, жилистый. Прямой нос и широкие угольно-чёрные брови на бледном чуть зеленоватом лице. Внимание начальника привлекли и глаза юноши, узкие, вытянутые будто у антилопы, глубокие чёрные, поглощающие душу. От этого стало не по себе. Особенно, когда юноша смотрел прямо, ни капли не смущаясь. В нём не было робости, благоговения. Такие объекты всегда опасны.       - Как зовут?       - Ян Чонин, - он сказал своё имя ровно, на одном дыхании, хоть в этот момент и гордился тем, что может ещё раз его произнести.       - Что ж... Ян Чонин, - он сделал паузу, словно бы обдумывая следующую фразу, но продолжал наблюдать за изменениями в лице юноши. - Ты проделал великолепную работу, - и снова замолчал.       Он ждал, что мальчишка начнёт перед ним заискивать, что-то просить или благодарить за милость, но парень продолжал просто смотреть на него — ни один мускул не дрогнул на юношеском лице. Он ничего не собирался отвечать. Это спокойствие взбесило господина Доу, но вспышку он подавил. Ещё не время. Нельзя торопиться.       - Как ты узнал, что в своде грота есть порода?       Теперь на лице Чонина отразилась тень удивления. Он немного прикрыл пугающие глаза, перевёл взгляд с лица мужчины на ковёр, потом на лампу, которая давала совсем немного приглушённого света. Наконец, сухие красные губы, запачканные в глине, дёрнулись.       - Я слышал когда-то на рынке, что иногда драгоценности можно найти и в таких местах. Решил попробовать.       Но господин Доу в это не поверил. Этого наглого мальчишку хотели обвинить в колдовстве, он якшался с колдунами и явно знал намного больше. Начальник каторги хотел выяснить всё. Теперь он решил действовать более осторожно. Нацепив приятную улыбку и смягчив тон голоса, он сказал:       - Ты не переживай. Я твоей работой очень доволен. Мне ещё не попадались такие сообразительные юноши. Плохо лишь то, что ты пострадал при обвале.       - Меня спас Бинки, - мальчик улыбнулся.       Тогда Доу решил, что этого ребёнка он легко сможет разговорить, а уж там доберётся до секретного колдовства и тогда точно сможет разбогатеть и выбраться из этой дыры.       - Да. Если бы щенок не побежал к завалу, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Как ты себя чувствуешь? Голова, наверное, всё ещё кружится. А хочешь кофе? Ты когда-нибудь пробовал кофе?       В чёрных глазах проснулся огонёк интереса. Конечно, воришка нигде не мог попробовать столь редкий напиток, доступный лишь аристократам. Хотя Хёнджин рассказывал про него. Уж ему-то многое довелось испробовать. Но в восторге он не был. Говорил лишь, что это необычный напиток. И тогда Чонину стало любопытно: что же такое доставляют из-за моря, на что люди тратят горы золота.       Господин Доу отодвинул стул и пригласил юношу сесть. Чонин сперва просто окаменел. Он не знал, куда ему деваться. Он грязный, оборванный и сядет на такой красивый стул, подушка которого и спинка были расшиты вручную. В их доме, конечно были стулья, но просто деревянные, даже не покрытые лаком. Бин, кстати, делал. Теперь же юноша стоял и переминался с ноги на ногу, не зная, что сделать: отказаться, убежать или всё-таки испачкать произведение искусства.       Мужчина пришёл в восторг. Этот испуганный взгляд едва не заставил его улыбнуться во весь рот:" Правильно, так и надо этому проходимцу".       - Не бойся, проходи, - теперь в его голосе проскальзывал не только повелительный тон, но и даже снисхождение.       "А почему я должен отказываться или убегать? Он сам это предложил, пусть сам и пожинает плоды. А если начнёт бить, то не страшно. Мне уже ничего не страшно," - внезапно пришла мысль Чонину же в голову.       Выпрямив спину, он прошествовал к столу, и снова взгляд чёрных глаз стал пугающим. Мальчишка сел и выжидающе посмотрел на начальника каторги. Он словно бы требовал подать ему кофе.       "Какая дерзость!" - мужчина едва не сорвал с себя маску добряка и всё с той же фальшивой улыбкой, поставил перед Чонином маленькую фарфоровую нежно-салатовую кружку с изящной витой ручкой. Над чёрной как ночь поверхностью поднималась тонкая струйка молочно-прозрачного дыма. Она изгибалась, танцевала и поднималась к носу юноши. В ноздри ударил неприятный запах: он был слишком резким, непонятным и заполнял всё вокруг. Чонин не удержался и чихнул. Он не видел, как наблюдавший за ним начальник каторги брезгливо поморщился.        - Молоко, сливки, сахар? - юноша мог только кивнуть.       Отпив один глоток, он почувствовал горечь, жжение и вяжущие послевкусие. И даже предложенные добавки не сделали его лучше. То ли дело выпить горячего молока с мёдом или отвар из диких ягод, приготовленный Ханом. На глаза едва не навернулись слёзы.                    - Что с тобой?       - Горячо, - ответил юноша и отставил в сторону неприятный напиток.       - Я же говорил, что ты сегодня хорошо поработал. Поэтому решил, что ты отлично справишься на другом участке. Утром отправишься в северную часть долины, а пока можешь отдыхать и набираться сил.       - Спасибо, - выдавил из себя парень, быстро поднялся и вышел за дверь.       - Пожалуйста, - задумчиво ответил Доу, глядя на остывающий кофе. - Эй! Выбросите это.       Удивительно, но Чонин отчётливо слышал каждое слово, хотя теперь их с начальником каторги разделяли стены дома и по меньшей мере десять метров. А ведь он ничуть не сомневался в том, что этому типу что-то было нужно. Тяжелее всего было просто молчать. Чонин несколько раз порывался спросить, зачем он был нужен и зачем его позвали, но молчал, потому что если бы показал свои эмоции заинтересованность, то его тут же бы взяли в оборот. Чан и Хёнджин учили его быть осторожным, не доверять людям. Все проходимцы довольно болтливы и сами всегда рассказывали цель, с которой встретились с Чонином, и ещё ни разу не было так, что какой-то хороший человек решил сделать для него добро. Тут почему-то в голове возник образ лиса.       "Чармер? Но ведь он не совсем человек, да и подошёл он из корысти, хотел свои проблемы решить. Да и скорее всего он мне лишь привиделся. Забудь".       Вспомнив о мешке, юноша вернулся, поднял его с шершавой поверхности ковра, отряхнул, словно бы он пропитался миазмами, сочащимися из-под двери. Пройдя мимо двух маленьких домишек, он направился к тому, у которого на крыше была широкая кирпичная труба. Пахло хлебом. Таким свежим, тёплым, приятным. Этот запах окутывал Чонина, будто одеялом. Минхо плохо ладил с тестом, потому хлеб они покупали. В последнее время Хан выползал из своей лаборатории только лишь за тем, чтоб наведаться в пекарню на краю города. Иногда он и братьям приносил какие-то вкусности, но в основном всё сжирал сам. Но главное, что он приносил вкуснейший белый хлеб к завтраку. Парни собирались за столом. Минхо разрезал булку на кусочки. Чану всегда доставалась хрустящая корочка. И Чонин завидовал хёну. Зато только ему в редкие моменты своего появления Джин намазывал кусочек маслом и посыпал сахаром. Тогда в глазах Хана появлялась ревность, но потом быстро гасла.       - Ты за хлебом? - спросила его бледная высокая женщина.       Чонин вспомнил, что она шла сюда вместе с ним. Шла всегда позади и молчала. Юноша и раньше думал, что она очень сильная. Из трёх женщин, оправившихся в упряжке из города, выжила только она. "Красивая", - подумал он, глядя в голубые глаза. Длинная чёрная коса заправлена за пояс, красная юбка в пол, рукава рубашки закатаны. И в свете лампы на руке Чонин заметил синий след от пальцев. Женщина проследила за его взглядом и слабо улыбнулась. Она уловила в тёмных глазах маленькую каплю грусти.       - Я рада, что ты остался жив, - женщина протянула ему наполненный хлебом мешок. - Держи, - и вложила в другую руку половинку ломтика хлеба. - Жуй, пока никто не увидел.       Чонин с жадностью набросился на него, запихал в рот, но сразу проглотить не мог, когда к горлу подступили слёзы. Но плакать нельзя. Надо идти вниз. С трудом он протолкнул мякиш и быстро слизал с грязных пальцев три крошечки. Затем медленно опустил голову, выразив свою благодарность поклоном, и удалился.