***
Нелёгкая задачка — расплавить пулю. Огнестрельное оружие было слишком редким и дорогим. Ружьё могло делать лишь один выстрел и в бою уступало арбалету, луку и даже кинжалам. К тому же оно было слишком массивным. Профессиональные убийцы им не пользовались. На чёрном рынке его в основном покупали аристократы, и то для охоты. Хан обычно покупал для своих зелий галенит и сам очищал дома. В такие вечера лучше было ночевать на улице или оставаться в городе. Это было дешевле. Получив все необходимые предметы, Чонин подкинул дров в печь. Хлеб уже испекли, ещё оставались раскалённые угли, так что на получение зелья можно было потратить меньше времени. Селитру принесли старую, смешанную с порохом. Юноша вздохнул: сперва нужно было очистить белый порошок от сажи и серы. Проще всего было нагреть и растворить селитру, а сажу и серу слить. И пока горячий раствор стекал через бумажную воронку в один из стаканов, Чонин ещё раз обратился к своей памяти, чтобы вспомнить последовательность действий.***
В ту осень Сынмин сильно простыл. Вообще, болел паршивец редко, но метко. Сопли, если и приставали к мальчику, спустя день-два бесследно проходили. В этот же раз у него был сильный жар. Хёны не могли бросить свою работу. Минхо, как назло, уехал в соседний город, чтобы раздобыть редкие травы. Ещё он сказал, что там у него назначена встреча с клиентом, и вернётся он только через неделю. Сынмина уложили в кровать Минхо ближе к печи. Он сильно кашлял, и иногда, находясь в бреду, звал родителей. Чонина это очень сильно пугало: он боялся, что эта дождливая осень станет для брата последней. Дурные мысли не давали покоя, и их не могли прогнать даже домашние дела. Как юноша ни старался, а управиться с куриным супом он не мог. Если Чанбин приносил уже убитую, ощипанную птицу, всё было проще, но вот живая... Она бегала по крохотной кухне, взлетала на шкаф и пряталась под скамейкой, а Чонин как дурак носился за ней с ножом в руках. Сынмин снова кашлял и не спал, поэтому на время Чонин оставил птицу в покое. Он снял с очага котелок, затем залил приготовленное Ханом лекарство. Мальчик заметил, что сделано оно небрежно. У Минхо все листики всегда были скручены в аккуратные комочки, а сушёные лепестки были похожи на свежие. Если того требовал рецепт, хён размалывал их до однородного состояния. Хану же лень было молоть листья, поэтому в чашке среди зелёного порошка попадались кусочки кореньев, шипы репейника, твёрдые семена яблока и даже целый сырой лист какой-то редкой травы. Но ничего другого в доме всё равно не было. Отвар, кроме всего прочего, нужно было пропарить, а затем остудить. Курица продолжала грозно кудахтать, наблюдая за врагом из-под лавки. Оставалось только тяжко вздыхать и поглядывать в окно, где на фоне серого неба грустили унылые деревья. Чонин мечтал о том, что кто-то из хёнов вернётся, и доме хотя бы будет с кем поговорить. Мальчик потормошил своего самого младшего хёна. Вообще, Чонин никогда не относился к Сынмину, как к старшему. Язык не поворачивался называть его "Сынмин-хён". Этот милый Щеночек больше походил на младшего. Все в семье его обожали, лелеяли и баловали. Он с детства ходил хвостиком за Минхо. И даже став старше, он иногда выползал из гамака, спускался с чердака вниз и забирался в его кровать. А ещё он часто скулил во сне. Эта его черта бесила больше всего. Он никогда не мог самостоятельно принимать решения, и даже если внутри семьи шёл спор, Сынмин безоговорочно принимал сторону Минхо. Чонин считал его подлизой и плаксой. Ещё было обидно, когда его посылали колоть дрова, пока Щеночек оставался дома, при кухне. А на день рождения хёны всегда дарили ему клубнику. Даже Хёнджин. Чонин специально хотел всё испортить и дарил самые кислые лимоны, которые находил на рынке, ну или воровал в саду у местного судьи. И вот теперь, склонившись над кроватью, Чонин осторожно потряс Сынмина за плечо. Долго злиться на такого милого щеночка было невозможно. Даже когда они были маленькими и дрались практически каждый день, Лисёнок первым шёл мириться. Он не мог смотреть на то, как Мин плачет. В такие моменты сердцу становилось так больно. Больнее, чем расцарапанным рукам. - Выпей лекарство, - попросил Чонин. Глаза Сынмина чуть приоткрылись. Такими большими они не казались уже давно. Однако всё тело младшего хёна моментально сотряслось, а из горла вырвался душащий кашель. Кровать ходила ходуном, одеяло подпрыгивало, приступ всё никак не проходил. Чонин осторожно приподнял мальчика и сунул ему в руки стакан с зелёным варевом. У Сынмина просто не было выбора: он выпил горькое лекарство и сполз обратно под одеяло. - Молодец, - Чонин погадил его по голове, мягкие каштановые волосы чуть спутались, чёлка прикрыла раскосые глазки. Разве мог Чонин сопротивляться этому очарованию? Спустя какое-то время Щеночек мирно засопел, и мальчик вновь остался в одиночестве. За окном поднялась настоящая буря. Про куриный суп можно было забыть. Если бы Чонин продолжил воевать с курицей, то снова разбудил бы Сынмина. Оставалось только спуститься в подвал и понаблюдать за действиями Хана. Обычно хозяин лаборатории был против внезапных визитов. В доме он мог творить всё, что угодно, баловаться, подшучивать над Сынмином, тянуть его за уши. Ещё мог слопать ужин, предназначенный Чану. Но, спустившись под землю, он становился совсем другим человеком. Сосредоточенным, аккуратным и очень одиноким. Хёнджин заходил к нему, но лишь затем, чтобы положить руку на плечо другу, а затем молча уйти. Этот ритуал нарушался лишь в те дни, когда Джину приходилось оставаться в таверне Грю до самого рассвета. Между ними была настолько прочная связь, что порой Чонину казалось, будто эти двое так и не стали до конца частью их семьи и доверяли только друг другу. Но он прогонял эти навязчивые мысли, ведь Хёнджин-хёна он обожал. - Сынмин уснул, - оповестил Чонин. - Печь до сих пор горячая? - но ответной реакции не последовало. Хан склонился над какой-то серой лужей и наблюдал за тем, как огонь свечи отражается от блестящей металлической поверхности. Чонин просто ждал. Он успел даже вздремнуть, стоя, прислонившись к дверному косяку. Внезапный вопрос Хана вернул его в реальность. - Прости, что ты спросил? - Печь ещё не остыла? - повторил младший. Хан кивнул головой и продолжил смотреть на лужицу. - Я поднимусь с тобой, - у Хана был такой задумчивый вид, что Чонин побоялся сбить его с мысли. - Подойди. Чонин послушно приблизился. Он же не подозревал, что исследователь полоснет его руку тонким стилетом. В тот же миг на ладони возникла алая полоска, и капли крови вырвались за края раны. - Хён, ты чего?! - вскричал мальчик, прижимая ладонь к груди. Хан схватил его ладонь, приложил её к своим губам и слизал капли. Это произошло так быстро, что Чонину оставалось только моргать, смахивая выступившие слёзы. Он отпрянул в сторону, когда горячий язык перестал касаться пореза. - Хан-хён! - Посмотри на меня, - Хан повернул перед ним лицом сначала одной стороной, затем другой. - Есть изменения? Да что ты плачешь! Всё заживёт. Я изменился? - он снова покрутил головой. - Ты злой, хён! - Прости меня, - Хан понимал, что так просто его прощал только Сынмин. - Иди сюда. Иди, пожалею. Юный зельевар притянул сопротивляющегося Лисёнка к себе и потрепал малыша по волосам, попутно разыскивая склянку с мазью, которая заживляла раны. - В качестве компенсации можешь задать мне вопрос. Но только один. Чонин перестал плакать и задумался. Нельзя было упускать такую возможность. Если он спросит, над чем работает Хан, то всё начнётся по новой. Он так много всего хотел спросить у старшего. Хан — это имя или фамилия? Если фамилия, то какое тогда имя? Кто его родители и где семья? Но он решил, что важнее всего другой аспект его жизни. - Хён, как ты попал в дом колдуна? Маленький хитрец думал, что алхимик расскажет ему историю своей жизни и ответит на все вопросы, но Хан тоже был тем еще обманщиком. - Проиграл себя в кости. - Что?! Ты? - мальчик встрепенулся и отпрянул, чтобы посмотреть старшему брату в глаза. - Проиграл себя? Он просто не мог в это поверить. Долгие зимние вечера братья частенько коротали за игрой в кости. Их в дом принёс именно Хан. Простые, деревянные кубики с кривыми точками на гранях. Конечно, играли они не на деньги, а на щелбан. За всё время не было ни одного раза, чтобы Хан проиграл — он всегда веселился больше всех. Вряд ли человек, который попал в рабство таким образом, будет смеяться и веселиться за игрой, и главное — продолжать играть. - Обманщик! Хитрый подлый врунишка! - мальчик вырвался из объятий и убежал. - Но ведь так оно и было... - вздохнул Джисон и продолжил свои исследования.***
Всё было готово. Свинец расплавился и можно его было спекать с селитрой. Печь нагрелась идеально, оставалось только выждать нужное время и залить водой. Чонин проводил все манипуляции в первый раз, но в их семье он славился самой лучшей памятью, поэтому сейчас точно воспроизводил все действия Хана. Хён, конечно, предупреждал, что наилучший эффект достигается, если смешать антидот с кровью. Однажды он пытался разрезать вену Сынмину, пообещав конфетку. Тогда его вовремя остановил Минхо. Всё же это было очень и очень опасно. Сахар и так уменьшил дозу яда в организме, так что это лекарство по сути было просто дополнением, чтобы уничтожить все следы, но Доу об этом знать было не обязательно. Начальник каторги сморщил нос при виде стакана, на дне которого плавали остатки свинца. Чонин лишь пожал плечами, давая понять, что это выбор мужчины: пить и прожить чуть дольше или не пить и сгинуть в этой дыре вместе с заключёнными. Юноша слышал, что с Востока на чёрный рынок привозили острые иглы и с их помощью можно вводить лекарство быстрее. Но зачем это было применять к Доу? И так выживет. - Нужно выждать половину часа, прежде чем снова выпить или съесть что-то, - предупредил узник, когда увидел, что рука Доу тянется за стаканом с водой. Скорчив мину, полную злобы, мужчина прекратил движение. Он вновь стал задумываться о мотивах Чонина и, наконец, решил всё выяснить. - Чего ты хочешь? - прямо спросил он, но юноша молчал. - Ты предлагал мне сделку. На что ты хочешь обменять лекарство? - Предмет сделки не в этом, - загадочно произнёс Чонин. - Тогда в чём же? - услышанное пробудило в Доу такой интерес, что сердце его забилось раза в два быстрее, а кровь гулко застучала в венах. - Я предлагаю вам сбежать отсюда, прихватив с собой уйму рубинов.