***
Ликс очнулся на земле и тут же попытался вскочить. Рука его нащупала тёплый мягкий мех. Обернувшись, он уставился на лисью морду, утыканную чёрными вибриссами. Испугавшись, юноша, припал ухом к приоткрытой пасти. Чонин дышал размеренно. Он не умер! Экзорцист ничего не помнил из того, что случилось с ним после того, как он разбил горный хрусталь. "Придётся позаимствовать новый у Чонина. Я знаю, что у него их много хранится. Всё-таки он — известный коллекционер Джин Я́кут". Сейчас это казалось юноше таким смешным: они случайно встретились в Смурри, но оказалось, что там Чонин его и поджидал, охотился за ним три года и настиг, а теперь он согревает его своим израненным телом. Горячие капли упали за белый пушок манишки. - Прости! - Ликс уткнулся в мягкое пузо Лисёнка. - Прости, что пришёл так поздно. Слезами горю не поможешь. Главное: найти укрытие и обработать эту ужасную рану. Феликс не хотел оставлять Чонина одного, но в тоже время ему нужно было осмотреться. Тут он заметил, что под боком у него лежит какое-то странное подозрительное яйцо. По белой скорлупе пошли трещины. Юноша взвизгнул: он подумал, что они случайно упали на гнездо со змеями, и сейчас эти твари покусают малыша-лиса. Скорлупа рассыпалась, Ликс приготовился атаковать, но вместо скользкой твари на свет явился крохотный жёлтый птенчик. Его маленькие крылышки так смешно поднимались и опускались, словно он хотел взлететь. Потянувшись, птичий ребёнок наклонился вправо и влево, а потом посмотрел на экзорциста. - Фух! - прямо сердце упокоилось. - Что же ты за чудо? - Боккари-пи! - пропищал птенчик, прыгая по животу лиса. - Боккари-пи! - повторил он, глядя на нового хозяина. - Боккари? - Ликс поглядел на шнурок, висящий на шее. На нём больше не было кунцита. Ворох мыслей пронёсся в голове экзорциста, поэтому он решил кое-что проверить. Протянув птенчику руку, он предложил ему взобраться на раскрытую ладонь. Малыш согласился. Он радостно чирикал, когда оказался совсем рядом с лицом юноши, тогда Феликс поцеловал его жёлтое нежное пёрышко. Так он смог узнать, что Боккари на самом деле — это его фамильяр. Странное чувство радости и грусти, перемешанных друг с другом, посетило душу экзорциста. Ещё никогда он так сильно не ощущал себя колдуном. Раньше он мог сказать, что просто заимствует силу у кристаллов, или что он просто уникальный человек. Но теперь, получив самый настоящий фамильяр, он мог, наконец, навсегда попрощаться с церковью и должностью экзорциста, сбросить это тяжкое и горестное бремя. - Ты можешь присмотреть за Чонином? - в ответ птенчик кивнул ему головкой и соскочил на животик лиса, чтобы удобно устроиться в меху.***
Местность Ликсу была незнакома. Сознание подсказывало, что он сам виноват в том, что они потерялись. Спустя примерно половину часа он заметил темнеющее в глубине леса, спрятанное за ветками старое строение. Почему он подумал о воспоминаниях из Хэлдсворта? О детях, которые впервые пришли в домик на окраине деревни. Хотелось бы Феликсу сказать, что теперь он испытал те же чувства, что и Чонин. Дом несколько лет стоял заброшенным. Хорошо, что сохранился очаг, установленный прямо на земле в центре комнаты. Крыша казалась целой. Феликс сделал вывод, что сможет принести сюда Чонина. Рядом в лесу даже скопилось много сухих веток. Лисёнок еще не пришёл в себя; он спал, дёргая передними лапками. Боккари беспокойно пищал, прыгая по мягкому меху. - Спасибо, что присмотрел за ним. Поднимая лиса на руки, Феликс подумал о том, что следует устроить ему разгрузочные дни. Птенчик хлопал крылышками и чирикал, привлекая к себе внимание. Он ещё не мог летать, поэтому юноша поднял и его тоже и положил в карман плаща. Идти пришлось намного дольше. Ликсу казалось, что силы вот-вот покинут его, и тогда он уронит драгоценную ношу. Кристаллы полностью истощились и теперь тянули его собственную энергию. - Помоги мне немного, а то ты слишком тяжёлый. Чонин, конечно, ответить не мог, но Ликсу казалось, что если он болтает с лисом, то дорога становится не такой трудной. Он рассказал ему историю про Никиту и Мариама, рассказал про семерых демонов, охраняющих ворота в Ад. А еще он сказал, что те косые пирожные с вытекающей начинкой были сухими, но вкусными. Уложив раненного на свой плащ, Феликс отправился за хворостом. Нужно было найти какие-то лекарственные травы, но юноша в них ничего не смыслил. Однажды он ночевал в лесу, из провианта тогда ничего не осталось, и Феликс решил, что красные ягоды съедобны, ведь из них варят варенье. Те сутки были страшными, мучительными. Если бы юноша не носил с собой перстень с гранатом, не смог бы нивелировать действие яда. Сейчас Феликс мог только развести огонь и вскипятить горячую воду, чтобы смыть с шерсти кровь, но, когда он вернулся, то на плаще уже лежал человек. Глаза Чонина были открыты, а рука покоилась на кровоточащей ране. Этот дурак вытащил стрелу сам, и теперь пытался остаться в сознании. - Дурак! - уронив ветки, юноша бросился к колдуну. - От дурака слышу, - прошипел волшебник, закатывая глаза. - Запоминай, что нужно делать, - говорил он тихо, потому Феликс вслушивался в каждое слово. - Найди кору ели или сосны. Собери хвою. Можешь взять зелёный и белый мох. Сначала провари в воде немного коры и промой котёл. Выбрось кору. Затем провари хвою и остуди. Выпей сам, я чую, что ты тоже ранен. В твоей сумке остались бинты. Смочи бинты в отваре и приложи к ране. Усиль магическим полем. На пару́ подержи мох, - дальше шло что-то неразборчивое, а потом Чонин снова заснул. Выполнив все поручения колдуна, юноша вернулся в избушку. Костёр он развёл довольно быстро и радовался тому, что не забыл этот навык. Бренча осколками горшков, он отыскал в дальнем углу жуткий чёрный котел. Ух, и знатное же варево получилось у бывшего служителя церкви. От таких ароматов, заполняющих избушку, очнулся Чонин. Боккари запищал, махая крыльями. "Готовить обед придётся мне", - он вновь смыкал глаза, которые слезились от ядовитого дыма, слышал сквозь сон стук упавшей крышки и тихое ворчание. Чонин знал, что Феликс не будет сквернословить. "Интересно, какое ругательство он произнесёт первым?" Минхо-хён всегда ворчал, когда готовил. Особенно, если из еды были только очистки от картофеля, купленные у слуг из богатого дома. У Минхо одинаково хорошо получалось готовить и варить лекарства. Он был очень аккуратным, и уж если и бывало, что глиняный горшок разбивался, хён всегда винил Чана. Чонин вспоминал, как однажды повредил руку, и хён заставлял его сидеть дома, в то время как Сынмин играл на улице и строил злобные рожицы, пробегая мимо окна. Лисёнок тогда ужасно злился на старшего брата. Один раз он даже укусил его, за что потом получил от всех остальных по подзатыльнику. Пришлось идти плакаться в объятия к Джину. Теперь Чонин ужасно этого стыдился. Словно ядовитые шипы, все плохие воспоминания разом вылезли наружу. Юноша был рад, что его братья живы. Он очень хотел поскорее встретиться с ними, обнять и снова стать любимым ребёнком. Но почему-то рядом, будто скользкий змей, поселился страх. Что если братья его не поймут, не простят? Что если Чан посмотрит на него с укором? Что если Минхо больше никогда его не пожурит? Ведь если они от него отвернутся — жизнь перестанет иметь смысл. И главное: как смотреть в глаза Хёнджину, чей облик он нагло использовал эти три года? - Больно? - сквозь сон Чонин услышал голос Феликса, отжимающего бинты. - Терпимо. Парень уже убрал кровь и остановил её, используя один из кристаллов. Повязку он наложил очень криво. Почти так же криво, как Чонин делал рисовые пирожки, только немного хуже. Теперь он сидел рядом и напевал. - Что ты поёшь? - Псалмы. Я, наверное, ужасно их пою, поэтому ты проснулся. - Не ужасно, - Чонин снова закрыл глаза и пробормотал. - Мне нравится твой голос. Феликс уже довольно долго наблюдал за ним. В этом мальчишке особенно всё: прекрасные глаза и странные мысли. Говорил, что вздумается, поступал, как хотел, не переживая о последствиях или чувствах других. Вот и сейчас своими словами он нанёс сердцу Ликса глубокую рану.