Моя награда

      "Теперь точно всё кончено, - думает Чонин. - Тьма, глубокая тьма подступает со всех сторон. А... нет, она уже поглотила меня. В ней нет ничего и никого. И если адское пламя не появится, то она просто раздавит меня".       И оно появилось, яркой вспышкой, жаром, иссушающим кожу и кости. Чонин прикрыл глаза, но, подумав, что это бесполезно, вновь отрыл их, желая ощущать всё до последнего момента. Даже невыносимую боль, ведь так ему ещё казалось, что он жив.       Внутри бушующего огня появился Чармер — огромных размеров лис, ступающий по гладкой тёмной поверхности. Его оранжево-красные глаза смотрели прямо на мальчишку, пытающегося улыбаться.       - Так рад меня видеть? - колдун уже успел соскучиться по этому глубокому завораживающему голосу, наполненному спокойствием.       - Я рад, что именно ты решил проводить меня, - пламя всё ещё бушевало, его жар нисколько не ослаб, но оно словно замерло на месте, там, где стоял лис. - Ведь я имел удовольствие вести беседу с древним божеством.       Чонин был готов поклясться, что видел улыбку, скользнувшую по усатому рту, очерченному чёрной полосой. На миг в пасти сверкнул белоснежный зуб.       - Мне только интересно, кого я встретил тогда в лесу три года назад. Тебя или Чармера?       - Меня, - самодовольный смех его напоминал уханье филина, он не был чем-то противным или пугающим, но ужасно раздражал. - Я не соврал, когда сказал, что привык к этому имени. Но, быть может, юный колдун знает настоящее.       - Ты Лис, укравший луну — Рейнард, - ответил Чонин. Белая шерсть вокруг усов вновь зашевелилась, лис запрокинул голову и прикрыл глаза, будто погрузился в эйфорию.       - Как же приятно слышать это спустя столько лет!       Если бы Чонин мог, он бы рассмеялся. Своё открытие он сделал ещё в доме старика Хуна. Читая дневник и следуя мыслям алхимика, юноша сильнее убеждался в том, что как бы сильно с годами ни менялся человек, его стрежень, его внутренние я придерживается определённого образа. Люди могут совершать ошибки, могут пытаться стать кем-то другим, надевать маски и лукавить, но душа, отражающаяся в глазах, не сможет измениться. И даже если человек искупается в грехах и покроет её пятнами, она не изменится.       Три года он жил, следуя этому завету. Он заглядывал в душу каждого, чтобы решить: можно ли использовать этого человека или лучше оставить в покое. Окунувшись в воспоминания, спрятанные в гроте, юноша убедился в своей правоте. Хун всегда был одержим лишь одним желанием: вновь встретить свою любимую Ён. Он жил ради этого, дышал, врал, совершал ошибки и страдал.       Если бы их с Рейнардом пути не пересеклись, он так и умер бы в надежде на то, что она ждёт его на том свете. Сделка с лисом дала ему силу и возможность полностью изменить свою судьбу. Сейчас Чонину казалось, что хитрый бог хотел использовать того человека, навязав ему безумное желание.       Встреча с Финистом стала спасением. Он писал в своём дневнике, что в его жизни не было и не будет более чистого человека. Его искреннее желание воскресить друга стало той каплей света, способной смыть с души чёрные пятна. Жизнь ради его счастья и показала Чонину истинную форму души Хуна. Она никак не соотносилась с образом коварного лиса, являющегося ему в минуты опасности.       - Ты достиг этого знания самостоятельно. Это достойно уважения.       - Но это знание мне счастья не принесло. С тех пор ты больше не являлся предо мной. Ты так и не исполнил моё желание.       Рейнарду доставляло истинное удовольствие говорить с этим ребёнком на равных. Он гордился мальчиком так же сильно, как гордился собой. Выбор, что он сделал, был самым правильным.       Чонин вновь вспомнил пламя костра, согревающего его замёрзшие пальцы. Отдав фамильяр, который ему так и не довелось использовать, он загадал желание, которое переполняло его мысли. Мальчик пожелал прожить всю жизнь рядом с любимыми хёнами. Это было голосом его души. Именно оно согревало его ночами, а не месть, оно не давало ему погибнуть, оно вело его вперёд сквозь преграды.       Чонин не мог решить, какие чувства испытывает к Рейнарду. С одной стороны, он понимал, что не зашёл бы так далеко, если бы не получил от него силу, что умер бы ещё тогда, оставшись без желания бороться за жизнь. С другой — он заключил сделку, однако так и не исполнил свою часть договора. Но ведь и лис вернул ему не всех братьев, так что юноша не чувствовал себя обманутым или ущемлённым. Каждый остался при своём.       - Наш разговор затянулся.       - Ты вновь торопишься умереть.       - Разве уже не умер? - усмехнулся колдун, вновь оглядывая сгустившуюся тьму.       - Я бог, от моего желания зависит, умрёшь ты или будешь жить, - наконец, голос Чармера наполнился новой краской, она сделала его более живым, более приятным.       - Теперь мне жаль Ликса. Он возносил молитвы, ранил своё сердце надуманными грехами. Но ни одно из его слов не достигло твоих ушей, - лис фыркнул, будто бы мальчишка сказал глупость.       - Каждый волен верить, во что хочет. Его бог живёт внутри него, спасает и помогает. Я же рождён этой землёй и не завишу от людских сердец.       - А жаль. Тогда ты хотя бы имел совесть.       - Ну хватит, - его глаза превратились в узкие щёлочки. - Не следовало создавать тебя таким высокомерным. Не хватало ещё, чтобы отражение поучало оригинал.       Юноша не выдержал и рассмеялся. "Так вот в чём было дело. Его жизнь никогда мне по-настоящему не принадлежала, и эта сделка — всего лишь его очередная прихоть. Способ развеяться многовековую скуку". Чонин, наконец, нашёл ответ на вопрос, почему он вместо силы земли использует лисий огонь, превращается в него и выглядит как он.       Напротив него стоял уже не рыжий зверь, а он сам. Чонин глядел на молодого самодовольного типа, играющего резной флейтой. Красный огонь сменился холодным синим пламенем, окрасив волосы Рейнарда и глаза. И тем забавней выглядел тот факт, что последний фамильяр принадлежал стихии земли. Управлять всем живым мог лишь бог.       "Мои родители, мои добрые хёны, мои мысли и мечты — всё это было иллюзией. И даже Феликс", - теперь Чонин ещё сильнее жалел о том, что судьба свела их, о том, что он возомнил себя его другом. Каким жалким выглядело теперь желание защищать его и поддерживать.       - И ты хочешь оставить его одного? - Рейнард усмехнулся, всё так же покачивая в левой руке флейту. - Сейчас он находится в руках врага. Хоть этот маленький феникс и приглянулся мне, но вмешиваться в судьбу я не хочу. Если ты сейчас умрёшь, то никто не сможет его спасти. Хотя ты думаешь, вероятно, что сможешь встретить его в загробном мире.       - Я не смогу это сделать, - вздохнул юноша.       - Конечно! Ведь он продолжит цикл перерождений, а ты вернёшься ко мне. Так не лучше ли вырваться отсюда и мчаться изо всех сил?       Он вновь использовал тот же приём: шантажировал Чонина любовью к близким. Но юноша боялся, что плата за это желание окажется слишком дорогой.       - Я выполню твоё желание. Я дам тебе силу, способную вернуть братьев. А после ты сможешь прожить остаток жизни в тишине и спокойствии в окружении дорогих людей.       Сердце колдуна сжалось так сильно, что готово было разорваться от невыносимой тоски. Этот гад обещал ему то, что юноша так сильно желал. Он уже грезил картинами прекрасного будущего, растворялся в смехе и улыбках, его душа мчалась навстречу новому мирному дню.       - Ты мог бы просто приказать мне, - вздохнул Чонин. - Ты стал бы мной и утопил императорский дворец в крови. И всё же стоишь здесь и уговариваешь меня.       "Всё так же как и тогда, три года назад. Он уговаривал меня жить, цепляться за любую возможность".       Рейнард вздохнул, он поглядел на свою флейту, затем протянул её глупому мальчишке, сотканному из его собственных желаний и надежд.       - Возвращайся.       Поначалу Чонину казалось, что лис хочет уничтожить всё в этом мире, что обладает магией, любыми её проявлениями. Эти башни, жестокие гонения, экзорцисты — всё это он сотворил. Но теперь юноша нашёл новый смысл во всём этом. Старик Хун много раз ошибался и поступал неправильно, но Рейнард всё же позволил ему упокоиться с миром: руками Чонина он отправил его душу в круг перерождения. На самом деле, вся загвоздка в том, как эту силу используют. Если растрачивать силу попусту, играть ей и смеяться над теми, кто её не имеет, зачем же тогда жить?

***

      Минхо свернул свой алхимический круг. Он протянул руки, чтобы обнять отяжелевшее тело. Прижимая голову Чонина к груди, мужчина проливал невидимые слёзы. Он так и не смог ничего сделать. "И вовсе это не дар, а сущее проклятие. - думал мужчина. - Так зачем было давать мне его? Мой драгоценный ребёнок умирает, а я могу лишь смотреть!" Чёрный веер пересекал бесплодную пустыню. Небо, осыпанное сотнями звёзд, наблюдало за братьями, страшащимися нарушить тишину.       Когда тюрьма начала рушиться, Хёнджин незамедлительно пустил в небо столп искр. Яркими цветами они озарили тёмноту. Раздались оглушительные взрывы — Сынмин и Чанбин уничтожили орудия на оборонительных башнях.       - Хён, отправляемся, - Сынмин тут же призвал Пима.       Возле входа в пещеру никого не было, даже стражников, которые должны были спать. Но Мин не сдавался: он направил веер в город. Внизу мелькали огни. Чанбину казалось странным, что люди в панике бегут по дороге. Они словно бы старались спастись. Спустившись чуть ниже, братья заметили разрушенные фасады домов и вырванные из земли плиты мостовой.       Они забрали Хёнджина с колокольни и отправились дальше, следуя за разрушениями. Сынмин прижал руку к чёрной поверхности, его сиреневый круг продолжал пылать. Юноша наращивал скорость. Вскоре они настигли Либит, которая мчалась за пределы города. Фиолетовая кошка разносила все препятствия на своём пути, будь то дома или крепостные стены. На её спине сидел Минхо, и она что-то сжимала в пасти. Люди же, завидев чудище, в панике бросались наутёк.       Так продолжалось довольно долго, даже когда огни Эндина растаяли на горизонте. Сынмин устал, и веер начал потихоньку снижаться. Хёнджин вспомнил о том, что Ликс использовал одну из печатей, чтобы поддерживать силы Чонина. Применив её, он смог передать часть своей энергии младшему брату. Чёрная платформа выровнялась, но расстояние меж ней и фиолетовой тенью увеличивалось. Чанбин не выдержал и, призвав, Твэкки, швырнул её в землю, преграждая кошке путь.       Либит остановилась и Сынмин смог приземлиться.       - Хён, что происходит?       Опустившись на лапы, она аккуратно положила на землю свою ношу, которую всё то время бережно сжимала, будто котёнка. Минхо тоже спустился. Он на мгновение замер, закрыв глаза. Как же он не хотел смотреть в ту сторону. Он хотел бы не видеть, не знать, что случилось с его Чонином. Но разве мог он, целитель, стоять в стороне?       Прикоснувшись к холодным бледным пальцам, он едва не лишился чувств. Он не мог поверить и не хотел верить в то, что всё уже кончено.       - Ин! - закричал Чанбин, но тут же зажал рот ладонью, скрывая вырывающиеся рыдания.       - Лисёнок, - тихий шёпот сорвался к губ Хёнджина.       И только Сынмин позволил себе реветь во весь голос, прячась за средним братом, чтобы не видеть крови, которой было залито тело его лучшего друга.       "Что же это такое? Как же так? Чан, он умирает! - взмолился целитель. - Чан, я не смогу спасти его один! - Минхо не знал, с чего начать, его печать больше походила на пальцы, пытающиеся остановить утекающий песок. - Пророчество же не исполнилось. Он не может погибнуть здесь. Что мне делать, Чан?"       "Успокойся, - голос, такой знакомый, проник в сознание; голос, что поддерживал его все эти три года. - Я верю в тебя. Ты сможешь его спасти, Минхо!"       Как бы ни было тяжело, какие бы монстры не осаждали башню, второй хён не боялся. В его сердце Банчан всегда был с ним. Эта связь стала для них спасением и проклятием. Они оба чувствовали и боль, и радость друг друга, но не могли ни увидеть, ни коснуться, ни поговорить. Хо лишь знал, что хён жив, ведь его руки и ноги болят, ведь его организм борется с жутким, взявшимся из ниоткуда, холодом.       Это и стало настоящей платой за печать отступника — жизнь Банчана. Потому целитель так и не уснул, даже когда заклятие пыталось сковать его бесчисленное число раз. Башню обустроили так, что монстры, обитавшие в пустыне, наведывались сюда всякий раз, когда голод скрючивал их животы. Не только гигантские жуки были порождением неумелой магии: стрекозы, размером с лошадь, и ядовитые змеи едва не оборвали жизнь Минхо. Если бы он находился под действием заклятия, никто не пришёл бы к нему, никто не посетил бы пустую башню.       Мужчина прятался в развалинах, из последних сил отбиваясь от голодных жителей пустыни, а после сжимался от боли и жара, охватывающих тело хёна, противостоящего ядам и пыткам Хана. Их волосы поседели одновременно, их сердца замирали одновременно, их мысли сливались и путались.       И, когда, учуяв запах крови, в башню пришла Либит, Минхо уже не надеялся спастись. Грозный сильный монстр не боялся магии, она на него не влияла. Целитель так до сих пор и не понял, чем приглянулся этой загадочной кошке, которая не раз делила с ним добычу.       Теперь же она по своему желанию помчалась в тюрьму и вытащила из-под завалов едва живого Чонина.       - Мин! Сынмин! Ты нужен мне, - юноша утёр слёзы и бросился к хёну. - Чонин потерял много крови, если я восполню часть, быть может...       - Хён, Сынмин измотан. Давай я, - но гневный взгляд тут же остудил порыв Хёнджина.       - Только Сынмин может это сделать.       "Только Сынмин может это сделать. Только Сынмин может спасти Чонина", - звучал голос в голове юноши. Вот он шанс, вот его судьба. Именно он и должен спасти колдуна. Выхватив из ножен, прикреплённых к левой ноге Джина, кинжал, Сынмин разрезал ладонь, и капли алой крови засочились из раны.       Печать хёна жадно впитывала все капли, и сама пылала так, будто это Чонин призвал её, а не Минхо. Его собственная кровь тоже исчезла с лица, с одежды и собиралась внутри. Порезы и царапины от камней постепенно затягивались, но взгляд целителя оставался таким же мрачным.       Мин понимал, что у него кружится голова, что земля перед глазами двоится; он уже не различал символы в печати, но не сдавался. Он всем сердцем верил, что сможет спасти Чонина, даже если придётся отдать всё, до последней капли. И, падая в руки Хёнджина, он лишь просил невидимого бога не забирать у него лучшего друга.       Целитель стиснул зубы. Он не мог выбирать между двумя детьми. Как он мог пожертвовать жизнью одного ради жизни другого? Но крови всё ещё было недостаточно — циркуляция не восстанавливалась.       - Хён, возьми и мою кровь, - рыдал Чанбин.       - Твоя кровь убьёт его. Как и моя, - сердце разрывалось на части.       Сняв печать, Минхо обнял Чонина. Он бы хотел обменять свою жизнь на его. И Чан сделал бы то же самое. Сейчас они оба были готовы сделать это, лишь бы ребёнок открыл глаза.       - Вернись ко мне, малыш. Вернись, наш Лисёнок! - шептали пересохшие губы целителя, словно бы постаревшего в один миг, склонившегося над бледным юношей.       Небо над пустыней начинало светлеть, скоро в этот мир должно было явиться солнце. И его лучи вновь были так немилосердны.       - Джин-хён, ты не мог бы немного подвинуться и закрыть меня. Слепит.